Шатов Иван Павлович - персонаж романа Ф.М.Достоевского "Бесы".

Шатов - бывший крепостной Варвары Петровны Ставрогиной (сын камердинера Павла Федорова), бывший ученик Степана Трофимовича Верховенского, бывший студент; брат Дарьи Павловны Шатовой. Хроникер Г–в, упомянув, что генеральша Ставрогина не любит Шатова, попутно рассказывает краткую историю его жизни, дает его полный внешний и внутренний портреты: «Шатов был прежде студентом и был исключен после одной студентской истории из университета; в детстве же был учеником Степана Трофимовича, а родился крепостным Варвары Петровны, от покойного камердинера ее Павла Федорова, и был ею облагодетельствован. Не любила она его за гордость и неблагодарность, и никак не могла простить ему, что он по изгнании из университета не приехал к ней тотчас же; напротив, даже на тогдашнее нарочное письмо ее к нему ничего не ответил и предпочел закабалиться к какому-то цивилизованному купцу учить детей. Вместе с семьей этого купца он выехал за границу, скорее в качестве дядьки, чем гувернера; но уж очень хотелось ему тогда за границу. При детях находилась еще и гувернантка, бойкая русская барышня, поступившая в дом тоже пред самым выездом и принятая более за дешевизну (речь идет о будущей Marie Шатовой. — Н.Н.). Месяца через два купец ее выгнал "за вольные мысли". Поплелся за нею и Шатов, и вскорости обвенчался с нею в Женеве. Прожили они вдвоем недели с три, а потом расстались как вольные и ничем не связанные люди; конечно, тоже и по бедности. Долго потом скитался он один по Европе, жил Бог знает чем; говорят, чистил на улицах сапоги и в каком-то порте был носильщиком. Наконец, с год тому назад вернулся к нам в родное гнездо и поселился со старухой теткой, которую и схоронил через месяц. С сестрой своею Дашей, тоже воспитанницей Варвары Петровны, жившею у ней фавориткой на самой благородной ноге, он имел самые редкие и отдаленные сношения. Между нами был постоянно угрюм и не разговорчив; но изредка, когда затрогивали его убеждения, раздражался болезненно и был очень невоздержен на язык. "Шатова надо сначала связать, а потом уж с ним рассуждать", — шутил иногда Степан Трофимович; но он любил его. За границей Шатов радикально изменил некоторые из прежних социалистических своих убеждений и перескочил в противоположную крайность. Это было одно из тех идеальных русских существ, которых вдруг поразит какая-нибудь сильная идея и тут же разом точно придавит их собою, иногда даже навеки. Справиться с нею они никогда не в силах, а уверуют страстно, и вот вся жизнь их проходит потом как бы в последних корчах под свалившимся на них и на половину совсем уже раздавившим их камнем. Наружностью Шатов вполне соответствовал своим убеждениям: он был неуклюж, белокур, космат, низкого роста, с широкими плечами, толстыми губами, с очень густыми, нависшими белобрысыми бровями, с нахмуренным лбом, с неприветливым, упорно потупленным и как бы чего-то стыдящимся взглядом. На волосах его вечно оставался один такой вихор, который ни за что не хотел пригладиться и стоял торчком. Лет ему было двадцать семь или двадцать восемь. <...> Старался он одеваться чистенько, несмотря на чрезвычайную свою бедность. К Варваре Петровне опять не обратился за помощию, а пробивался чем Бог пошлет; занимался и у купцов. Раз сидел в лавке, потом совсем было уехал на пароходе с товаром, приказчичьим помощником, но заболел пред самою отправкой. Трудно представить себе, какую нищету способен он был переносить, даже и не думая о ней вовсе. Варвара Петровна после его болезни переслала ему секретно и анонимно сто рублей. Он разузнал однако же секрет, подумал, деньги принял и пришел к Варваре Петровне поблагодарить. Та с жаром приняла его, но он и тут постыдно обманул ее ожидания: просидел всего пять минут, молча, тупо уставившись в землю и глупо улыбаясь, и вдруг, не дослушав ее, и на самом интересном месте разговора, встал, поклонился как-то боком, косолапо, застыдился в прах, кстати уж задел и грохнул об пол ее дорогой, наборный рабочий столик, разбил его и вышел едва живой от позора. <...> Жил он уединенно, на краю города, и не любил, если кто-нибудь даже из нас заходил к нему. На вечера к Степану Трофимовичу являлся постоянно и брал у него читать газеты и книги...».
Но еще более проясняется-открывается натура Шатова в его отношениях с Marie, вернувшейся к нему через три года и родившая у него в доме в день его убийства ребенка от Николая Ставрогина: «Три года разлуки, три года расторгнутого брака не вытеснили из сердца его ничего. И, может быть, каждый день в эти три года он мечтал о ней, о дорогом существе, когда-то ему сказавшем: "люблю". Зная Шатова, наверно скажу, что никогда бы он не мог допустить в себе даже мечты, чтобы какая-нибудь женщина могла сказать ему: "люблю". Он был целомудрен и стыдлив до дикости, считал себя страшным уродом, ненавидел свое лицо и свой характер, приравнивал себя к какому-то монстру, которого можно возить и показывать лишь на ярмарках. Вследствие всего этого выше всего считал честность, а убеждениям своим предавался до фанатизма, был мрачен, горд, гневлив и не словоохотлив. Но вот это единственное существо, две недели его любившее (он всегда, всегда тому верил!), — существо, которое он всегда считал неизмеримо выше себя, несмотря на совершенно трезвое понимание ее заблуждений; существо, которому он совершенно все, все мог простить (о том и вопроса быть не могло, а было даже нечто обратное, так что выходило по его, что он сам пред нею во всем виноват), эта женщина, эта Марья Шатова вдруг опять в его доме, опять пред ним... этого почти невозможно было понять! Он так был поражен, в этом событии заключалось для него столько чего-то страшного, и вместе с тем столько счастия, что, конечно, он не мог, а может быть, не желал, боялся опомниться. Это был сон. Но когда она поглядела на него этим измученным взглядом, вдруг он понял, что это столь любимое существо страдает, может быть, обижено. Сердце его замерло...
В центре романа — убийство Шатова «бесами» во главе с Петром Верховенским. Шатов, переменивший взгляды и попавший под сильнейшее влияние Ставрогина, намерен порвать с «нашими» и отдать им зарытую в парке типографию. Однако ж, Петр Верховенский вовсе не собирается его отпускать, а, напротив, задумал его кровью скрепить остальных членов организации. Убийство происходит именно тогда, когда Шатов с возвращением жены и рождением ею ребенка обретает, наконец, смысл жизни, отбрасывает свои колебания между «верой» и «неверием». Шатов, как и сам Достоевский, всю жизнь проходил через «горнило сомнений». На вопрос Ставрогина, верует ли сам Шатов в Бога, тот отвечает: «Я... я буду веровать в Бога...».
Фамилия героя — «говорящая» и поясняется черновыми записями в рабочей тетради Достоевского: «Шатость во всем двухсотлетняя», «шатость, сумбур, падение кумира», «об обществе: или равнодушие или шатание».

Основой трагической судьбы Шатова послужила судьба студента Петровской академии И.И. Иванова, однако ж подлинными прототипами этого образа можно назвать Н.Я. Данилевского и самого Достоевского. От автора герой унаследовал, в частности, отдельные черты внешности, религиозно-национальный пафос и автобиографичность отдельных сцен (восторг при родах жены, идолопоклонство и боль духовного подчинения в отношениях с прототипом Ставрогина — Н.А. Спешневым).