Добавить цитату

Пролог

Серьги, подумала Линда Рюйсдал.

Серьги были на всех изображениях Саманты Блюм, имевшихся в досье. Изящные «запятушки»: темное золото, изумруды, бриллиантовая пыль. Других украшений, кроме серег, Саманта не носила. Для страховки инспектор Рюйсдал еще раз «пролистала» подборку снимков: все верно. В остальном госпожа Блюм напоминала гламурную синт-копию Регины ван Фрассен. Тип лица, прическа, фигура; возраст, наконец. Линда поймала себя на том, что составляет мысленное описание по служебному шаблону. Если же отставить шаблон в сторону… Не живой человек – манекен. Кожа слишком гладкая, загар слишком равномерный; ресницы слишком длинные. Движения скованы, лицо застыло маской.

В глазах – страх.

Страх – это естественно, и даже полезно. Мало кто из подозреваемых останется невозмутимым, попав в кабинет инспектора службы Т-безопасности. Линда продолжила изучать досье, «забыв» о госпоже Блюм. Пусть понервничает. Прием старый, как мир, но работает безотказно.

Тридцать два года, не замужем. Кавалерственная дама, закончила факультет психоэстетики Зальцкопфского университета. Работает консультантом в люкс-салоне «Херрлих». Эмпасс 2-й категории; средневыраженный уклон в эмпакта. Мощность напора… глубина проникновения… Ничего выдающегося. Нормальный средний уровень – насколько можно говорить о норме по отношению к менталам. Коэффициенты возможностей… Ну, тут вообще все по минимуму.

– Скажите, госпожа Блюм… В чем состоит ваша работа?

От звука ее голоса Саманта вздрогнула.

– Я… да, я помогаю клиентам.

– В чем именно?

– Помогаю выбрать… да, выбрать оптимальную модель одежды. Цвет, фасон, ткань. Отделка. Индивидуальные нюансы. Учитывая вкусы клиента, желаемый образ, тенденции моды…

Скатившись на заученные рекламные клише, Саманта немного расслабилась.

– При этом вы используете свои ментальные способности?

– Только пассивные… да, только!

– Верю.

– С письменного согласия клиента! У нас с этим строго…

– Верю, успокойтесь. С Эрнестом Хокманом вы познакомились в салоне?

– Да… – чуть слышно пролепетала Саманта.

– Когда это произошло?

Молчание – примерно с полминуты.

– Я… Он… да, он… Господин Хокман заказал смокинг для коктейль-пати.

– Давно?

– Год назад.

– Вы его консультировали?

– Да.

– Он сразу согласился на помощь ментала?

– Он сам… да, сам попросил! Сказал, что слышал очень хорошие отзывы…

– О вашем салоне?

– О салоне… и о консультанте…

– О вас лично?

– Да, обо мне.

– Господин Хокман остался доволен?

– Очень.

– Он пришел к вам еще раз?

– Да…

– Когда у вас завязались личные отношения?

– Когда он заказал клубный сюртук. И пригласил меня поужинать после работы.

– Вы согласились?

– Да.

– Он вам понравился?

– Да…

«Понравился, – тайком усмехнулась Линда, – не то слово. Ты, милочка, влюбилась как кошка. С первого взгляда. Никакой эмпатии не нужно – сразу видно…»

– Инициатором вашего сближения был господин Хокман?

– Да…

– Вы не применяли для сближения никаких ментальных воздействий?

– Нет!

На миг госпожа Блюм утратила образ растерянной простушки. Этого Линде хватило, чтобы укрепиться в своих подозрениях.

– Господин Хокман считает иначе. От него в нашу службу поступило заявление. Господин Хокман утверждает, что с вашей стороны было осуществлено не санкционированное им ментальное воздействие. Цель: привязать господина Хокмана к себе и впоследствии вступить с ним в законный брак. Вы это отрицаете?

– Нет.

– В каком смысле?

– Не отрицаю.

И тут Саманта Блюм разрыдалась. Линда ждала, не пытаясь ее успокоить. Наконец Саманта вытерла слезы и жалко улыбнулась. Сейчас в ней не осталось ничего от гламурной куклы.

– Рассказывайте. И снимите внешний блок. Я должна вас чувствовать.

Линда могла добраться до эмоций госпожи Блюм и без согласия последней. Но насилие – крайняя мера. А согласие сотрудничать зачтется подследственной.

– Да-да, конечно… я понимаю…

Хорошо, что она загодя поставила фильтр – «понижающий трансформатор», как шутил Фома. Чувства Саманты долетали до нее слабыми отголосками. Пыль – это тоска. Свинец – это безнадежность.

Страх исчез без следа.

– Он… да, он любил меня! Я знаю. Я… я была с ним без блоков. Понимаю, виновата…

– Продолжайте.

– Я некрасивая. Я застенчивая. В детстве заикалась. На психоэстетику пошла, чтоб выучиться нравиться. Не выучилась. Другим помогаю, а сама… Парни… мужчины… Они, когда со мной знакомились… Нет-нет, я не читала их мысли! Я и не умею толком. Но эмоции… Да вы и сами знаете. Им от меня одно было надо. Как же, менталка! Дураков это возбуждает. Я привыкла. Проверяла каждого: еще один кобель… А тут – Эрни. Он такой был… да, такой! Настоящий. Плевать он хотел, менталка я, или нет. Мы уже свадьбу обсуждали…

Отслеживая колебания эмо-фона, Линда копалась в досье. Кто тестировал эту самоедку на соцадаптацию? Надо же! Здравствуй, Фома, здравствуй, любимый… Способ проверки в досье не указывался, но это не имело значения. Проглядел ты Саманту, муженек. Схалтурил. Искра в ее боязливой душе… Тут любой мужчина дал бы промашку. Такую искорку раздуть до костра, до бешеного пожара – много трудов надо. Остается надеяться, что в дальнейшем госпожа Блюм, наученная горьким опытом, будет осмотрительней.

Не ломать же дуре жизнь из-за пустяка?

– …я с ним ни разу… да, ни разу! Зачем? Мы любили друг друга… А на прошлой неделе… Он мне встречу назначил. В «Черной орхидее»…

Саманта не лгала. Инспектор Рюйсдал могла это подтвердить лучше всякого «детектора лжи».

– …он сказал… да, сказал, что больше не имеет права со мной встречаться. Что свадьбы не будет. Его родители… влиятельные люди… Мама Эрни говорит, что мы – не пара. Ему и невесту уже подобрали. Он улыбается: хорошая, мол, девочка… А я чувствую: ему больно! Он меня любит… Я помочь хотела! Думала, он их убедит… Извините, пожалуйста. Ничего я не думала. Это я сейчас… Я не могла его потерять! Это мамочка заставила его написать заявление! Сам бы он никогда…

– Итак, вы осуществили эмо-воздействие на Эрнеста Хокмана с целью сохранить ваши с ним отношения?

Казенная формулировка остановила приближение истерики.

– Да.

– Картина ясна. Госпожа Блюм, как вы относитесь к содеянному?

– Я… Мне очень стыдно. Я не имела права.

– Закон в этом смысле однозначен.

– Дело не в законе. Нельзя так было с ним… да, с ним…

– Вы раскаиваетесь в содеянном?

– Раскаиваюсь.

– И не станете повторять подобные действия в будущем?

– Нет! Ни за что!

– Когда вы незаконным образом воздействовали на господина Хокмана, на вас были серьги?

– Серьги? При чем здесь…

– Отвечайте!

– Не помню. Кажется, нет…

– Кажется – или нет?

– В тот день я не надела серьги.

– Я так и думала. Что ж, учитывая, что вы действовали в состоянии аффекта… Могу учесть также чистосердечное признание, сотрудничество со следствием и ваше искреннее раскаяние…

Пауза. Чтоб лучше запомнилось.

– …я квалифицирую ваши действия как эмо-воздействие усиливающего характера. Вы же не пытались изменить чувства господина Хокмана к вам? Вы лишь усилили их. Верно?

– Да!

– Статья 19, пункт 2-а Закона «О допустимых ментальных воздействиях». Принимая во внимание смягчающие обстоятельства, служба Т-безопасности в моем лице…

* * *

Из задумчивости Линду выдернула трель уникома.

– Регина? Привет!

– Ты сегодня вечером как? Сразу домой, к Фоме – или?..

– У Фомы дежурство. Я свободна, как солнечный ветер!

– Хороший кофе? Пирожные? Капелька ликера?

– Искусительница! Ты же фигуру бережешь!

– Я-то ее, заразу, берегу. А она, зараза, не бережется… Ничего, лишний час на тренажерах помучаюсь.

– Му-ученица! Сейчас дело дооформлю и к половине шестого освобожусь.

– Что за дело?.. Извини, зря спросила. У вас сплошные секреты.

– А у тебя – врачебные тайны. Ерунда дело, чистый администрат. Строгач с занесением. Плюс дополнительный курс соцадаптации. Где встречаемся?

«И больше ничего о деле Саманты Блюм я тебе, подруга, не расскажу. Ты не услышишь от меня, что на Ларгитасе живет женщина, закомплексованная от пяток до макушки, чьи асоциальные порывы дают о себе знать, только если госпожа Блюм ходит без сережек. Полагаю, опытный психир – такой, как ты – мог бы вылечить бедняжку. Но принудительное лечение – не наш случай…»

– «Черную орхидею» знаешь?

– Знаю, – вздохнула инспектор Рюйсдал. – Теперь знаю.