Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
17. Блестящая проволока
Когда травы цветущий луг
Лишится, взор откроет вдруг
Дурные вещи;
И лес безмолвный за спиной
Обступит вдруг глухой стеной —
И «в клещи»!
Скрипит засов, а по дороге,
Скрипя, подкатывают дроги,
И вдруг
Приходят женщины, они черны.
Еще – прозекторы, все горбуны.
«Чик!» – и каюк!
Было холодно, было очень холодно, крыша была сделана из костей. Крыша из сплетенных тисовых веток – крепкие сучья качались туда-сюда, вверх-вниз, твердые, словно лед, усеянные тусклыми красными ягодами. «Пошли, Орех, – сказал Барабанчик. – Мы хотим отнести ягоды и съесть их в большой пещере. Если твои друзья хотят жить по-нашему, они должны научиться таскать все во рту». «Нет! Нет! – закричал Пятик. – Нет, Орех!» Но потом появился Шишак, качавшийся на ветках вверх-вниз, и рот у него был полон ягод. «Смотри! – сказал Шишак. – У меня получается. Я нашел другую дорогу. Орех, спроси меня „где?“! Спроси – „где?“! Спроси – „где?“!» Потом они бежали другой дорогой, бежали уже не к норам, а по полю, по холоду, и Шишак ронял ягоды – кроваво-красные капли, красные капли, твердые, словно проволока. «Нет, – сказал он. – Не надо их трогать. Они холодные».
Орех проснулся. Он был в норе. И трясся от холода. Почему рядом никого нет? Где Пятик? Орех сел. Дальше ерзал и ворочался Шишак, тщетно пытаясь прижаться к теплому боку. Песок на месте Пятика еще не остыл, а Пятик исчез.
– Пятик! – позвал Орех в темноту.
Но, не успев закрыть рот, он понял, что Пятик не отзовется. Орех ткнулся носом в Шишака, пытаясь его растолкать.
– Шишак! Пятик исчез! Шишак!
Шишак проснулся почти мгновенно, и, как никогда, Орех обрадовался его выдержке.
– Что ты сказал? Что случилось?
– Пятик исчез.
– Куда исчез?
– Он отправился наверх, на силфли. Только туда. Ты же знаешь, по этим норам бродить он не станет. Он их ненавидит.
– Вот ведь зануда. Из-за него-то я и замерз. Думаешь, с ним что-то случилось? Так, да? Хочешь, пойдем поищем?
– Да, хочу. Он огорчен, перенервничал, а сейчас ночь. Что бы ни говорил Земляничка, и сюда может забрести элиль.
В ответ Шишак понюхал воздух.
– Скоро рассветет, – сказал он. – А когда рассветет, мы его отыщем. Конечно, искать лучше вместе. Не волнуйся – далеко он уйти не мог. Клянусь королевским салатом! Но на этот раз, когда мы его поймаем, я за себя не ручаюсь.
– Ты поколотишь его, а я добавлю. Если только найдем. Пошли!
Они побежали вверх по тоннелю, но у выхода оба остановились.
– Если бы собрать наших, то можно было бы сначала разведать, вдруг там горностай или сова, а уж потом идти, – заметил Шишак.
В эту минуту из дальнего леса донесся голос совки. Услышав его, приятели инстинктивно сжались, замерли, слыша только удары сердца, и, когда досчитали до четырех, послышался второй крик.
– Улетает, – произнес Орех.
– Интересно, сколько полевок так говорили? Ты же знаешь, она только делает вид. На то и рассчитывает.
– Что же делать? – спросил Орех. – Пятик где-то там, и я должен его найти. А ты прав. Светает.
– Посмотрим сначала под тисом?
Под тисом Пятика не оказалось. В предрассветном сумраке проступало верхнее поле, но за дальней изгородью внизу, над ручьем, все лежало в темноте. Шишак спрыгнул на поле и описал в мокрой траве длинный полукруг. Вернувшись почти к самой норе, из которой они вышли, он подождал Ореха.
– Вон там его след, – сказал Шишак. – Еще свежий. От норы прямиком к ручью. Далеко не уйдет.
Когда на траве еще лежат дождевые капли, след заметить нетрудно. Кролики помчались в поле к изгороди за морковной площадкой, где бежал ручеек. Шишак не ошибся – след был свежий. Стоило им пролезть через изгородь, они увидели Пятика. Тот завтракал в одиночестве. Несколько огрызков моркови еще лежали возле ручья, но Пятик не прикоснулся к ним и щипал траву подле кривой яблони. Когда друзья подошли поближе, Пятик поднял голову.
Орех молча пристроился рядышком и принялся за траву. Теперь он уже жалел, что взял с собой Шишака. В предутренней тьме, не оправившись от потрясения из-за пропажи брата, он радовался поддержке. А теперь, рядом с Пятиком, таким маленьким и родным, не способным никого обидеть, не способным скрывать свои чувства, глядя, как он дрожит в мокрой траве то ли от холода, то ли от страха, Орех почувствовал, как злость проходит. Он жалел брата и думал, что стоит немного побыть с ним рядом – и Пятику станет легче. Убеждать Шишака говорить мягче поздно, остается только надеяться на лучшее.
Но, вопреки опасениям Ореха, Шишак и сам не сказал ни слова. Он, наверное, ждал, что Пятик заговорит первым, и теперь растерялся. Некоторое время все трое молча двигались по траве, тени тем временем стали четче, и далеко за деревьями заворковали лесные голуби. Ореху начало казаться, что все кончится хорошо, что натура у Шишака много тоньше, чем он думал, но вдруг Пятик сел, очистил мордашку передними лапами и впервые посмотрел на них прямо.
– Я ухожу, – заявил он. – Мне очень жаль. Я хотел бы тебе пожелать всего хорошего, Орех, но в этих местах ничего хорошего нет. Так что просто прощайте.
– Куда это ты уходишь, Пятик?
– Все равно. Если смогу, доберусь до холмов.
– Сам? Один? Ты не дойдешь. Ты погибнешь.
– У тебя нет ни одного шанса, старик, – сказал Шишак. – Попадешь к кому-нибудь на обед еще до ни-Фрита.
– Нет, – спокойно ответил Пятик. – Вы гораздо ближе к смерти, чем я.
– Ты что, хочешь напугать меня, ты, несчастный писклявый пучок мокричника?! – воскликнул Шишак. – Я не хотел…
– Подожди, Шишак, – сказал Орех. – С ним надо помягче.
– Ты же сам говорил… – начал было Шишак.
– Знаю. Но я передумал. Извини, Шишак. Я хотел, чтобы ты помог мне заставить его вернуться в нору. А сейчас… Мне всегда казалось, что в его словах что-то есть. Последние два дня я его и слушать не хотел, да и теперь мне кажется, что он просто устал. Но у меня не хватит духу силой тащить его обратно. Что-то и в самом деле в этих местах пугает его до смерти. Я пройдусь с ним немного, может, нам удастся поговорить. Не могу просить тебя идти на такой риск. Кроме того, остальным тоже надо знать, что происходит, но кто им скажет, если не ты? Я вернусь до ни-Фрита. Надеюсь, мы вернемся вдвоем.
Шишак не сводил с него глаз. Потом с яростью накинулся на Пятика.
– Ах ты, паршивый маленький таракан! – возмутился он. – Ты ведь так и не научился выполнять приказы! Все время «я, я, я». «О, моя пятка плохо себя сегодня чувствует!» А потому все должны теперь встать на голову? И сейчас – мы нашли прекрасное место, нас приняли даже без драки, а ты изо всех сил постарался испортить все! Лучший наш кролик вынужден рисковать жизнью, чтобы нянчиться с тобой, пока ты болтаешься по полю, как мышь под луной. Я скажу тебе просто: ты мне надоел. Я возвращаюсь, чтобы всем все рассказать. Будь уверен, они от тебя отвернутся – смотри не промахнись.
Он повернулся и исчез в ближайшем просвете между кустами. В то же мгновение с другой стороны произошло что-то страшное. Кто-то забился, задергался. В воздух взлетела палка. Взметнулись мертвые мокрые листья, полетели через просвет в изгороди и легли рядом с Орехом. Ходуном заходили кусты куманики. Орех с Пятиком переглянулись – оба боролись с желанием удрать. Что за враг оказался на той стороне? Ни шипения кошки, ни вскрика кролика – только треснули ветки да заколебалась трава.
Собравшись с силами, наперекор инстинкту, Орех выглянул в просвет между кустами, за ним – Пятик. Их глазам предстало страшное зрелище. Прошлогодние листья взлетели веером. Земля была голая, исцарапанная, изрытая. Шишак лежал на боку, лапы дергались. Длинная крученая медная проволока, прикрепленная к прочному, вбитому в землю колышку, тускло поблескивая в первых лучах солнца, обвилась вокруг шеи Шишака, оплетя и переднюю лапу. Затяжная петля туго впилась в шею. По плечу текли капли крови, красные, темные, как ягоды тиса. Несколько секунд Шишак лежал в изнеможении, задыхаясь, бока его ходили ходуном. Потом снова вскочил и стал рваться то вперед, то назад, дергаясь, падая, – до тех пор, пока не задохнулся и не затих.
В ужасе Орех выскочил из-за изгороди и сел рядом. Глаза Шишака были закрыты, губы раздвинулись, обнажив в застывшей ухмылке длинные передние зубы. Нижнюю губу Шишак прокусил, и теперь из нее тоже сочилась кровь. Губы и грудь покрылись пеной.
– Тлайли! – вскакивая, воскликнул Орех. – Тлайли! Послушай меня! Ты попал в силки! В силки! Как поступали в аусле? Давай – вспомни! Как тебе помочь?
Наступила пауза. Задние ноги Шишака дернулись еще раз, но уже слабее. Уши обвисли. Шишак открыл невидящие глаза – белки налились кровью, а коричневые зрачки вращались туда-сюда. Потом раздался глухой, слабый голос, на губах запузырилась кровь.
– Аусла… Плохо… Кусать… проволока. Колышек… надо достать… рыть… – По телу пробежала дрожь, он заскреб землю. Потом снова затих.
– Пятик, беги! Беги к норам! – закричал Орех. – Приведи Черничку и Серебряного. Быстрее! Иначе он умрет!
Пятик вылетел в поле, как заяц. Орех, оставшись один, попытался сообразить, что же делать. Что такое колышек? Как его «рыть»? Он посмотрел на страшное тело перед собой. Шишак лежал прямо на проволоке, которая тянулась у него из-под живота, исчезая в земле. Орех пытался превозмочь собственное невежество. Шишак велел рыть. Наконец до Ореха дошло. Он принялся подкапывать под Шишаком мягкую землю, пока вскоре не наткнулся на что-то гладкое и твердое. Озадаченный, он остановился и увидел рядом Черничку.
– Шишак только что говорил, – начал Орех. – Он сказал: «Вырыть колышек». Что это значит? Что делать?
– Подожди минутку, – прервал его Черничка. – Дай подумать и не торопи меня.
Орех отвернулся, глядя вниз по течению ручья. Далеко, между двух пролесков, стояла вишня, под которой два дня назад на восходе солнца сидели Черничка и Пятик. Он припомнил, как в высокой траве Шишак, забыв про недавнюю ссору, играл с Дубком в прятки, радуясь, что дошли. А теперь Дубок бежал к нему, а следом еще трое – Серебряный, Одуванчик и Плошка. Одуванчик обогнал всех, первым проскочил изгородь, остановился и сел, вздрагивая и тараща глаза.
– Что это, Орех? Что случилось? Пятик сказал…
– Шишак попал в проволоку. Не подходи, пока Черничка не скажет, что делать. И не давай подходить другим.
Одуванчик повернулся и побежал навстречу Плошке.
– Барабанчик придет? – поинтересовался Орех. – Он-то наверняка знает…
– Он не придет, – ответил подоспевший Плошка. – Он не велел Пятику говорить об этом вслух.
– Не велел что делать? – недоверчиво спросил Орех.
Но в этот момент раздался голос Чернички, и Орех бросился к нему.
– Вот оно, – сказал Черничка. – Проволоку держит колышек, а колышек – в земле. Вот смотри. Мы должны его вырыть. Давай рой сбоку.
И Орех снова принялся копать, отбрасывая мягкую влажную землю передними лапами, царапая твердый колышек. Он почти забыл о товарищах, сидевших рядом. Через некоторое время Ореху пришлось сделать передышку. На его место встал Серебряный, потом Алтейка. Они уже раскопали чистый, гладкий, отвратительный, пахнущий человеком колышек на длину кроличьего уха, но тот все не поддавался. Шишак лежал неподвижно. Он лежал прямо на проволоке, истерзанный, окровавленный, и глаза его были закрыты. Алтейка высунулся из ямы и соскреб с мордочки грязь.
– Сужается книзу, – сказал Алтейка. – Как морковка. Кажется, можно бы перегрызть, но зубы не достают.
– Пусти Плошку, – велел Черничка. – Он поменьше.
Плошка сунул голову вниз. Они услышали звук расколовшегося дерева – будто мышь заскреблась ночью в стене сарая. Плошка выбрался с окровавленным носом.
– Щепки колются, и дышать трудно, но почти догрыз.
– Теперь Пятик, – сказал Орех.
Пятик торчал в ямке недолго. Он тоже разодрал нос до крови.
– Разгрыз. Готово.
Черничка ткнулся носом в голову Шишака. Голова качнулась с боку на бок и снова откинулась назад.
– Шишак, – прошептал Черничка прямо ему в ухо. – Мы достали колышек.
Ответа не последовало. Шишак лежал неподвижно. Большая муха села ему на ухо. Черничка сердито прогнал ее, и она, жужжа, исчезла в лучах солнца.
– Кажется, все, – сказал Черничка. – Не слышно дыхания.
Орех присел рядом с Черничкой, его ноздри почти касались носа Шишака, но из-за легкого ветерка он никак не мог разобрать, дышит Шишак или нет. Ноги безжизненно вытянулись, живот вяло обвис. Орех пытался вспомнить то немногое, что ему доводилось слышать о ловушках. Сильный кролик может сломать себе шею, если станет рваться. А если проволока сдавила дыхательное горло?..
– Шишак, – позвал он друга. – Мы тебя вытащили. Ты свободен.
Шишак не двинулся. И вдруг Орех понял, что если Шишак мертв – а почему же еще может он лежать здесь в грязи и молчать? – тогда он, Орех, должен увести остальных раньше, чем они от горя лишатся мужества и присутствия духа, что неизбежно произойдет, останься они рядом с телом. Кроме того, сюда скоро придет человек. Может, даже уже идет – забрать несчастного Шишака – и несет с собой ружье. Надо уходить, а он, Орех, обязан добиться, чтобы каждый – и он сам в том числе – навсегда забыл все, что здесь случилось.
– Сердце мое взывает к Тысяче, ибо наш друг перестал бегать, – сказал Орех Черничке, вспомнив кроличью поговорку.
– Да, но ведь это Шишак, – возразил Черничка. – Как же мы без него?
– Нас ждут, – сказал Орех. – Мы должны выжить. Мы все должны помнить об этом. Помоги, я один не справлюсь.
Он отвернулся от тела и поискал глазами за спинами остальных Пятика. Пятика не было видно, и Орех побоялся спросить о нем, чтобы никто не заметил его слабости и не подумал, будто он ищет утешения.
– Плошка! – гаркнул он. – Ты почему еще не очистил нос, он у тебя весь в крови. Запах крови зовет врагов. Ты что, разве не знаешь?
– Да, Орех. Прости, пожалуйста. А Шишак…
– И еще! – с отчаянием произнес Орех. – Что это вы такое болтали о Барабанчике? Вы сказали, будто он велел Пятику молчать?
– Да, Орех. Пятик прибежал в нору и стал рассказывать о ловушке, о том, что бедный Шишак…
– Понятно. Дальше что?
– Барабанчик, Земляничка и все остальные сделали вид, будто ничего не слышат. Это было ужасно глупо, потому что Пятик всех созвал. А когда мы побежали, Серебряный сказал Барабанчику: «Ты, конечно, с нами?» Но Барабанчик повернулся спиной. А потом к нему подошел Пятик и очень тихо что-то сказал, я не слышал что, но зато слышал, что ответил Барабанчик. «Мне все равно, куда вы уйдете, в холмы или к Инле, но придержи язык» – вот что он сказал. А потом он замахнулся на Пятика и оцарапал ему ухо.
– Я его убью, – хрипло выдохнул за спиной Ореха прерывающийся голос.
Все подпрыгнули и обернулись. Шишак приподнял голову и попытался встать на передние лапы. Тело его вздрагивало, нижняя часть спины и задние лапы все еще лежали неподвижно. Глаза открылись, но под страшной маской, весь залепленный кровью, пеной, рвотой и землей, Шишак больше походил на какого-нибудь кроличьего демона, чем на кролика. Поэтому, вместо того чтобы вздохнуть с облегчением и обрадоваться, друзья перепугались. Молча они отшатнулись назад.
– Я его убью, – снова услышали они, глядя на слипшуюся шерсть и перепачканные усы. – Помогите, чтоб вам! Что, никто не может снять с меня эту вонючую проволоку? – И он дрыгнул задними ногами. И тут же упал и пополз вперед, волоча за собой по траве и проволоку, и болтавшийся на ней огрызок колышка.
– Отойдите! – крикнул Орех, потому что теперь все ринулись помогать. – Вы что, хотите его доконать? Дайте ему отдохнуть! Дайте отдышаться!
– Никаких «отдохнуть»! – прохрипел Шишак. – Я в порядке. – И с этими словами снова упал, но приподнялся на передние лапы. – Задние ноги… Не держат… Ох уж этот мне Барабанчик! Я его убью!
– Выгнать их из нор! – воскликнул Серебряный. – Что они за кролики? Бросить Шишака на погибель! Все слышали, что он сказал. Они трусы. Выгоним и убьем! Захватим норы и сами будем там жить.
