Настоящая фантастика – 2017 (сборник)

3. Боец

И когда ей уже казалось, что она никогда не доплывет до берега, колени касаются дна. Руки нащупывают твердь. Она встает. Делает шаг, другой. Голова кружится. Но Ариадна продолжает шагать. К берегу.

Темнота только кажется непроницаемой. Легкое свечение пронизывает все вокруг. Недостаточно, чтобы увидеть даль, но вполне хватает на близкие предметы. Плоские слоистые камни.

Вязкая жидкость океана последний раз пытается удержать, а потом с чавканьем отпускает.

Пустынный берег. Черные камни. Еле слышный шорох накатываемых волн. В который вплетается посторонний звук. Будто нечто трескается. Ариадна добредает до большого камня и тяжело опускается на плоскую поверхность. Смотрит туда, откуда вышла. И ничего не понимает.

Больше всего похоже на кадры, наложенные друг на друга. Будто кто-то фотографировал ее. Делал голограммы, а потом спроецировал. Вот она плывет. Вот она встает. Вот она идет. Десятки, сотни фигур. Овеществленные время и движение. Словно она покрыта сотнями пленок, и с каждым движением они слетали с нее и застывали. Точные копии. Которые сейчас разрушаются. Трескаются. Кренятся. Рассыпаются.

Где я?

Кто я?

Почему я?

Сидя на одном месте, ответов не добыть. Вставать не хочется, усталость уговаривает остаться, но Ариадна пересиливает себя. Когда рушится последняя копия, что застыла рядом с камнем на расстоянии вытянутой руки, она поднимается и делает первый шаг, затем другой, оглядывается. И опять видит застывшие фигуры самой себя. Этого не избежать. К этому следует привыкнуть. Даже забавно. И зеркала не надо – шаг вперед и поворот, и вот смотришь на себя, какой была мгновение назад. Можешь даже ткнуть в себя, субстанция еще не застыла, не стала хрупкой. Пальцы погружаются в нее, как в вязкую жидкость.

А затем – невероятное. Смещение, и вот ты опять внутри этого мгновения и смотришь на себя, которая пытается тебя потрогать. А если повторить? Повернуться к предыдущей фигуре и опять коснуться ее? И вновь – смещение. И ты еще на мгновение назад.

Ариадна смотрит на свои отражения, но возвращаться к камню, на котором застыла одна из ее фигур, не желает. Делает шаг вбок. Меняет направление движения. Время ветвится. Ряд отражений раздваивается. И вновь можно вернуться к развилке и опять изменить путь.

Только ли направление? Или это – время? Мир, в котором время пространственноподобно? Тогда каково здесь пространство? Времяподобно?

Не будь у Ариадны такого проводника, она бы ни за что не отыскала Телониуса в лабиринтах Лапуты. Нить провела ее на нижние горизонты атмосферного города, откуда с грузовых платформ стартовали беспилотники, тяжелыми стрекозами переваливали с края в бездну, туда, где бушевали сернокислотные атмосферные вихри, сквозь которые им предстояло прорваться, доставляя на поверхность партии оборудования. Топали голенастыми ногами погрузчики, загребали широкими лапами очередные порции, подчиняясь только одним им понятной логике и очередности, из-за чего порой им приходилось перекладывать множество коробок, добираясь до ящика, притаившегося на самом нижнем ряду. Люди тоже встречались, но они не обращали внимания на Ариадну и Нить, сосредоточенно размахивая палками-светляками, регулируя поток погрузчиков и распределяя их между стоящими в ряд беспилотниками. Почему это нельзя сделать централизованно, через управляющую машину, Ариадна не поняла, поэтому сделала себе мысленную заметку – разобраться.

Двухголовое тело с четырьмя руками, четырьмя ногами, огромным туловищем извивалось, топорщилось, скрежетало в желтой полутьме служебной палубы, освобожденной от грузов. Бойцовскую площадку окружали ящики и тюки, на которых наверняка располагались зрители, но сейчас битва происходила по гамбургскому счету. Две фигуры сходились, сливались, раздавались глухие удары, тяжкое дыхание и механический скрип. Затем единое тело распадалось, раздваивалось, будто чернильная амеба, и тогда на фоне блекло светящейся облачности, что вязко клубилась за пределами площадки, отчетливо прорисовывались тени. В одной из них Ариадна признала Телониуса, а вот вторая хотя и напоминала человека, но человеком не была. Огромная даже по сравнению с Минотавром, собранная из прямых линий и простых фигур, словно сошедшая с картин древнего художника Пикассо. И если в тишине бойцовской арены хорошо различалось тяжелое и хриплое дыхание Телониуса, то от загадочной фигуры исходило лишь странное гудение, похожее на шум включенного на полную мощь охладителя.

– Пан, – шепотом сказала Нить, о которой Ариадна почти забыла, в изумлении наблюдая, как фигуры вновь сходятся в центре площадки.

Минотавр резко выбрасывает вперед сжатую в кулак руку, другую, нанося в корпус противника страшные по силе удары, отчего тот делает шаг назад, чтобы не опрокинуться на спину, но потом пригибается, бьет в ответ, Телониус уклоняется, но второй кулак противника все же поражает его грудь, и человек тяжело отлетает, обрушивается на тюки и остается лежать.

– Вы – сумасшедший, – сказала Ариадна, оттирая тампоном кровь из рассеченной брови Телониуса. – Но меня больше интересует, как вам удалось обойти законы роботехники? Неужели эта… машина не понимает, что причиняет вам вред?

Телониус отвел руку Ариадны и сел. Морщась, потер бок.

Ариадна посмотрела на робота, который башней возвышался над ними. Невообразимо древняя модель, полностью бронированная, приспособленная для штурма Венеры, с ее кислотными облаками и дождями, парниковым эффектом и выжженной почвой. Теперь он служил спарринг-партнером для Минотавра.

– У вас могут быть сломаны ребра, надо сделать рентген.

– Я действовал с максимальной осторожностью, – голос у Пана оказался таким, будто разговаривал не робот, обладающий синтезатором голоса, а холодильник, модулирующий собственное гудение для имитации человеческой речи. – Мои удары соизмерялись с крепостью человеческих костей и упругостью мышц.

Минотавр отстранил Ариадну и неожиданно ловко, одним движением оказался на ногах. Лицо и голый торс покрывали высохшие потеки крови из многочисленных ссадин. Ариадна поразилась сходству народного комиссара с мифическим чудовищем. Злоба и мощь. Мощь и злоба. И еще голод. Она с изумлением обнаружила в себе, что вид полуголого черного человека пробуждает в ней животные желания, в животе растекается тепло, и не хочется подниматься, будто коленопреклоненная поза принята ею не для оказания первой медицинской помощи, а для выражения покорности перед хозяином Лабиринта. Возьми и владей…

– Сумасшествие, – пробормотала Ариадна, теперь и сама не понимая, кому ставит диагноз.

Пан, словно фокусник, вытащил откуда-то огромное полотенце и перебросил Телониусу. Тот принялся яростно вытираться, кряхтя и фыркая.

– У вас такая манера ведения дел, Ариадна? Тайком наблюдать за объектом контроля?

– Объект контроля – не вы, – Ариадна встала. – Объект контроля – проект в целом.

– Скажите еще, что я для вас чересчур мелок, – усмехнулся Минотавр. – Ну да бог с ним. Хотите следить – следите, только под руку не попадайтесь. Рука у меня тяжелая. Да, Пан?

Пан издал протяжное низкое гудение, и Ариадна решила, что таким образом робот изображает смех. Но потом гудение прервалось, и робот сказал:

– Получен сигнал, Телониус.

Минотавр перестал яростно оттираться, замер, опустил полотенце на ближайший тюк.

– Ошибки нет?

– Беспилотники подтверждают сообщение. Район плато Первопроходцев.

– Добро. Пускай готовят машину, я сейчас буду.

– Что происходит? – спросила Ариадна.

– Мне придется вас оставить, народный комиссар, – Телониус направился к выходу с площадки. – Хочу прогуляться по Венере. А вы занимайтесь… занимайтесь, чем хотите.