ОглавлениеНазадВпередНастройки
Добавить цитату

2

На следующий день он вызвал Джоанну Уинтерборн, и она пришла к нему на Харли-стрит. От ее тесно облегающей голову шляпки до светло-коричневых чулок и лакированных башмаков, она была всего лишь одной из хорошеньких молодых женщин в облачении современной моды. Но в ее лице была какая-то напряженность, какая-то смутная тревога, выделявшая ее из остальных. Эта тень должна была охватить ее целиком, если не удастся объяснить и рассеять ее.

– Как вы себя чувствовали с тех пор, как позорно обили меня в Биконсфильде? – спросил он.

– Отлично. Хотя, кто знает…

– Я надеюсь, что мы узнаем это сегодня утром, – заверил он ее, и внезапная волна доверия и надежды вызвала прилив крови к ее щекам. Он усадил ее в кресло около стола.

– Я хочу задать вам два или три вопроса.

– Начинайте, – сказала Джоанна.

– Когда был у вас этот припадок на яхте месье де Ферро?

– Три года назад.

– Понимаю. Это было после вашей последней поездки в Сент-Вирэ-ан-Прэ?

– Да, на год позже.

– И в этом же месяце?

– Да.

– Может быть, в то же самое число?

– Этого я не помню.

– Наверное. Давайте посмотрим. Вы уехали из Сент-Вирэ-ан-Прэ, – Брамлей старался говорить возможно небрежнее, – через день после того, как Шарль Педру умер на ферме. Вы этого не помните?

– Нет.

– Ну, это не имеет значения.

И действительно, день не имел значения. Существенным был тот быстрый, брошенный искоса взгляд глаз Джоанны, когда он упомянул имя Шарля Педру, и то своеобразное лисье выражение, которое вдруг заострило черты ее лица. Она точно вдруг подурнела. В другие времена он сказал бы, что она одержима дьяволом, так как перемена была ужасной. Ее миловидность, ее молодость вдруг исчезли. Ее взгляд оставался твердым, но он стал лукавым. Но даже и лукавство слишком почтенное слово для этого. Гнусная улыбка исказила ее рот. У Брамлея было чувство, что он борется за обладание душой этой девушки с каким-то злым стародавним духом. Дух как бы бросал ему вызов. Если когда-либо раньше он сомневался, что находится на правильном пути, то теперь все его сомнения исчезли.

– Джоанна, – сказал он мягко. Он наклонился и взял ее за руку. – Давайте вернемся к яхте.

– Да, – ответила она. Напряженность черт ее лица исчезла, она вернулась к своему нормальному состоянию, внимательно относилась к его вопросам, верила в его благожелательность. Дьявол оставил ее.

Она стала припоминать:

– Это было утро. Я была на палубе. В тот день мы должны были участвовать в гонках. Команда заканчивала приготовления. Почти над моей головой сидел моряк, прилаживавший новую веревку к блоку. Я помню, что кончик этой веревки стал скользить вдоль мачты, как змея. Я без всякой причины отчаянно испугалась и упала в обморок.

– Благодарю вас, – перебил ее Брамлей. – Мне больше нечего беспокоить вас с яхтой. Вы увидели веревку, которая шаталась около мачты, и вы лишились чувств. Отлично. Перейдем теперь к поломке автомобиля на альпийской дороге.

Джоанна наклонилась вперед.

– Ну?

– Вы все вышли из автомобиля на дорогу?

– Да.

– По другую сторону долины поднималась вершина Меж?

– Да.

– Это огромный горный массив с зубцами и ледниками, стекающими с него?

– Да.

– Но в эту минуту вы смотрели не на гору. Представьте себе то самое место.

Джоанна отклонилась в своем кресле и сосредоточилась, сначала с некоторой робостью, боясь, чтобы история, случившаяся с ней на дороге, не повторилась в кабинете Брамлея. Потом, так как ничего не случилось, она стала вспоминать свободнее.

– Меж была от меня налево, – соображала она медленно. – Это правда, я не смотрела на гору. Я глядела на туннель, из которого мы выехали. Передо мной был наш поломавшийся автомобиль. Из тоннеля выехала телега, которая должна была дотащить нас обратно до Ла Грав. Вожатый телеги прикреплял веревку к передней оси автомобиля. Я помню, что меня схватило то же ужасное чувство тошноты, и ужас ошеломил меня.

– Вот именно, – сказал Брамлей. Девушка была несколько бледна, но он весело ей улыбался. – Дело продвигается, не беспокойтесь.

Джоанна ничего не ответила словами, но глубокий вздох, который она испустила, показывал в достаточной мере, насколько ей было необходимо освободиться от этого страшного кошмара, затемнявшего всю ее жизнь.

– Каждый раз, как я перехожу дорогу, – сказала она, – я спрашиваю себя: здесь ли я погибну под колесами?

– На это мы найдем ответ, Джоанна, раньше, чем кончим этот разговор, – ответил Брамлей с видом полной уверенности. – Теперь посмотрим, что случилось в цирке в Сент-Этьен.

– Это не было так непростительно, – ответила Джоанна. – Акробат показывал фокус на трапеции, и одна из веревок лопнула. К счастью, он сидел на трапеции для отдыха, и ему удалось удержаться, так как другая веревка осталась цела. Но на мгновение это перепугало всех.

– Итак, во всех трех случаях есть одна общая черта.

У Джоанны был удивленный вид.

– Не вижу, какая… Веревка, конечно, но…

– Вот именно, веревка, – ответил Брамлей.

– Но когда я сбегала по лестнице в отеле, – быстро ответила Джоанна, – я не видела…

Она остановилась и закончила удивленным тоном:

– А ведь правда, там стоял человек в ливрее и держал веревку.

– Да, и это была очень важная веревка. Была потеряна веревка с красными нитями, которая обычно отгораживает место, отведенное для танца.

– Но я видела много веревок, – запротестовала Джоанна. – Они никакого впечатления на меня не производили.

– Погодите минуту, – ответил Брамлей. – Этот человек в ливрее был француз. Он принес свою собственную веревку – французскую веревку.

– Но почему имеет такое значение эта французская веревка? – спросила Джоанна.

– Потому что я ее купил, – ответил Брамлей. – И принес ее сюда.

– Да?

Секунду-другую Джоанна колебалась. Она отшатнулась. Брамлей не стал ее убеждать. Он хотел, чтобы она сказала нечто без подталкивания с его стороны. Джоанна собралась с духом. Она пожала плечами.

– Мне следовало бы взглянуть на нее, не правда ли?

Брамлей ответил:

– Да, если вы этого хотите.

– Я бы хотела, – ответила Джоанна.

– Отлично.

Брамлей вскочил с места и пошел к своему шкафу.

– Это просто веревка, сплетенная на французский манер. Сейчас она никак не может вас взволновать. Она ничего вам не сделает, и вы к ней подготовлены.

Пока он говорил, он достал из шкафа пакет в коричневой бумаге, принес его на свой стол и развязал перед Джоанной. Движения его рук были отчетливыми и точными, как у хирурга. Всякий драматический элемент был тщательно удален. Он даже не глядел на Джоанну, хотя чувствовал всякое ее движение. Он развернул пакет, как будто бы это была обыкновенная коробка конфет. Но сердце его ускоренно билось, и он не глядел на свою пациентку, чтобы страх не выразился на его лице. Страх на этот раз был на его стороне.

– Веревка? – сказала Джоанна. В ее тоне теперь выражались только любопытство и недоумение.

Брамлей раскрыл свой пакет.

– Вот она.

Джоанна протянула руку, отдернула, затем взяла веревку между пальцами, пощупала ее, поглядела на нее удивленными глазами, наморщив лоб.

– Ничего особенно страшного, не так ли? – сказал Брамлей. – Но заметьте, как она сплетена. Английские веревки скручены спиралями, а в этой веревке волокна перекрещиваются друг с другом, образуя маленькие ромбики. Это французская манера. Вот почему вам она напоминала змею, скользящую вниз с мачты.

– Да, я понимаю.

Джоанна разглядывала веревку, наклоняя над ней свою голову.

– Но почему, ради Бога, я или какая-нибудь другая девушка станут падать в обморок при виде веревки, скрученной таким образом? Выходит, что я совершенная дура.

– Да, почему? Вот это я и хотел бы, чтобы вы мне рассказали, – ответил Брамлей. Он взял обе ее руки в свои и прямо посмотрел ей в глаза. – Что случилось на ферме Нарцисса Педру в Сент-Вирэ-ан-Прэ в ночь перед тем, как вы уехали?

Ее руки напряглись в его руках. Она слегка дрогнула. Она покачала головой.

– Что вы видели после того, как вы и Мэри Коль расстались на ночь?

Темнота внутри нее была потревожена. Напряжение ее пальцев ослабело. Проблеск света мелькнул в ее глазах и затем снова угас. Она отняла свои руки от Брамлея, снова взяла веревку и начала ее вертеть. Глаза Брамлея ни на мгновение не отрывались от ее глаз.

– Бариль… – начала она, запнулась и снова попыталась продолжить. – Барилье. Да… – она погладила веревку. – Веревка Барилье. Они заняли ее.

– У Барилье, у мясника?

– Да.

– Они послали за ней, не так ли?

– Да.

– Там был амбар?

– О!

Джоанна ахнула. Она вдруг поглядела на Брамлея, глаза ее блестели, кровь прилила к ее щекам и отливала от их. Точно дверь открывалась, закрывалась и снова открывалась в ней.

– Амбар, – повторила она. – Да, там был амбар.

– Где был амбар?

– Позади фермы.

– Так что, ваши окна выходили на него?

– Да.

Джоанна была на грани страшившего ее разоблачения. Она поглядела на веревку, закрутила ее и вытянула снова. Брамлей не решался двинуться. Он говорил тихим, ровным, монотонным голосом, но вся его воля сосредоточилась в его словах.

– Как умер в ту ночь Шарль Педру, Джоанна?

В ту ночь природа пришла на помощь Джоанне. Она похоронила страшное впечатление глубоко под поверхностью ее сознания, но оставила одно звено. Ради спасения своего рассудка она теперь должна была схватиться за это звено и вернуть пережитое. В комнате долго не слышалось ни звука, кроме тиканья часов на камине. Потом она подняла голову и сказала:

– Великое преступление свершилось в ту ночь.

И, наконец, эта повесть была рассказана.