Трактир

Глава 3. Долг платежом красен

Несправедливость не всегда связана с каким-нибудь действием; часто она состоит именно в бездействии. (Марк Аврелий)

Проводив посетительницу, Вероника вернулась на кухню. Но не прошло и десяти минут, как она выглянула оттуда, встревоженная.

– Рекс! Рекс, где ты?

Пёс выскочил из-за кресла: уши веером, длинная морда улыбается во всю пасть. Кот, последовавший было за хозяйкой, фыркнул и шмыгнул обратно на кухню.

– Вот как, значит, – проговорила Вероника, глядя на гарцующего перед ней сеттера, такого ослепительно рыжего, что огонь в камине тускнел рядом с ним. Затем повернулась в сторону коридорчика, уходящего вглубь дома, и позвала: – Марк! Похоже, намечается серьёзная мужская игра!

– Иду! – отозвался густой голос, а минуту спустя показался и его обладатель. Он шёл, вытирая руки тряпкой. – Эх, снова вымазался морилкой!

– Я положила тебе перчатки, но ты…

– Но я всегда о них забываю, да. Зато какой красивый цвет получился! Потом зайди, глянь – не комод, а сказка.

– Обязательно полюбуюсь, пока ты с гостями будешь разбираться, – и Вероника со значением кивнула на пса, который снова растянулся перед камином, выжидающе глядя на хозяина.

– Однако! – Марк подошёл к сеттеру и запустил пальцы в блестящую красноватую шерсть. – Давненько мы с тобой на охоту не ходили, дружище…

– Ладно, у меня там овощи на гриле, скажешь, когда подавать, – чмокнув мужа в курчавую бороду, Вероника снова скрылась на кухне.

Тренькнул колокольчик над парадной дверью. Марк ещё минуту постоял, засунув руки в карманы брюк, затем не спеша вышел во двор.

Изумрудно-зелёный «бентли» затормозил у самого входа. Стекло водительской дверцы опустилось, и молодой человек приветливо осведомился:

– День добрый! Нам бы перекусить. Тут как, неплохо кормят?

– Пока никто не жаловался, – ответил Марк. – Наоборот, то и дело норовят переманить к себе нашего повара.

– Нам повар ни к чему, – весело сказал водитель, выходя из машины и разминая плечи. На нём были светлые джинсы и короткая кожаная куртка поверх пёстрой футболки. – Нам нужен только обед, и желательно быстро.

– Как скажете, – отозвался Марк. – Добро пожаловать!

Последняя фраза была адресована второму мужчине, одетому в строгий деловой костюм. Он выбрался следом за водителем, недовольно хмурясь.

Хотя вряд ли парень в косухе был его водителем. Во-первых, шофёры солидных людей одеваются по-другому, во-вторых, они были очень похожи, даже при значительной разнице в возрасте. Родные братья, не иначе.

Марк открыл перед ними дверь, но младший брат перегородил вход старшему, пальцем указывая на девиз под вывеской:

– Глянь, падре! Оказывается, не ты один обожаешь латынь!

Старший поморщился.

– Я же просил тебя, Родион… – процедил он с досадой и первым шагнул внутрь, обойдя брата.

Тот лишь хмыкнул в ответ и проскользнул следом.

– Это обеденный зал, – Марк показала вправо. – Вот меню, ознакомьтесь, пожалуйста.

Он взял папочку с барной стойки и протянул её старшему посетителю, но тот молча качнул головой. Младший с готовностью перевёл:

– На ваше усмотрение, лишь бы побыстрее. У нас очень мало времени.

– Хорошо, я сейчас спрошу на кухне, что готово. А вы пока присядьте у камина, – Марк показал влево.

Гости направились было в левую часть зала, но застыли на полушаге: им навстречу шествовал Рекс, грациозно переставляя длиннющие мохнатые лапы.

– Ирландец! – первым опомнился Родион. – Ущипни меня, падре – я, кажется, сплю! Красный ирландский сеттер, мечта всей моей жизни!

– Ещё и сеттер? – старший криво усмехнулся. – Я думал, «харлей» – твоя мечта. Ты уж определись, пожалуйста…

– Не бухти, падре, – парень не сводил восхищённого взгляда с пса, а тот гарцевал перед ним, дружелюбно помахивая хвостом. – Ты только посмотри, какая красота!

Но старший брат равнодушно прошествовал мимо пса и уселся в кресло у камина.

– Рекс, иди отсюда, не мешай гостям! – сказал Марк, вернувшись из кухни.

– Он нисколько нам не мешает! – заверил хозяина Родион и похлопал сеттера по холке. – Рекс! Отличное имя для такого красавца…

Марк сообщил гостям, что обед будет подан через десять минут, и предложил напитки. Пока младший возился с собакой, старший вертел в руках стакан, неодобрительно косясь на брата. В конце концов не выдержал.

– Сядь, пожалуйста, Родион. Нам надо серьёзно поговорить.

– Зачем, Глеб? – парень даже головы не повернул. – Я знаю, что ты собираешься мне сказать.

– И? – Глеб раздражённо барабанил пальцами по подлокотнику. – Каков будет твой ответ?

– Всё тот же. Я не вернусь в университет.

– С ума сошёл? Всего ничего доучиться осталось, полмиллиона вложено…

– Но я не хочу быть юристом, – морщась, словно от зубной боли, перебил брата Родион.

– Хочу, не хочу! – передразнил его тот. – Детский лепет, право слово… Ты ведёшь себя как ребёнок!

– Я был ребёнком, когда на юрфак согласился.

– А что изменилось? – Глеб всем корпусом подался вперёд. – Хочешь сказать, ты повзрослел?

Родион наконец повернулся к брату лицом.

– Я понимаю, что ты имеешь в виду: деньги. Будешь попрекать меня квартирой, машиной, платой за учёбу. Что ты начинал с нуля, а я живу на готовом… Всё так, не спорю. Но разве это повод предавать себя?

– Это ты про бренчание на гитаре? – Глеб не удержался от злой усмешки.

Родион предпочёл пропустить её мимо ушей.

– Я собираюсь учиться, – твёрдо сказал он. – Буду поступать в консерваторию.

– Да ты музыкальное училище с трудом окончил!

– Дурак был. Но я подтяну гармонию и сольфеджио, подготовлюсь к экзамену – у меня есть ещё полгода…

– Надеешься, что я буду оплачивать репетиторов?

Младший набычился, но не успел ответить – хозяин трактира пригласил их за столик.

Яства, расставленные на белоснежной скатерти, благоухали так, что братьям стало не до споров. Едва покончив с чечевичным супом, они принялись за картофель с белыми грибами. Когда же трактирщик предложил десерт, Глеб снова помотал головой:

– Нет, спасибо, мы очень спешим.

– Всё настоящее – мгновение вечности, – не удержался Марк.

– Марк Аврелий… – по усталому лицу Глеба скользнула улыбка. – Ладно, тогда кофе, пожалуйста.

– Жена сейчас принесёт вам кофе. А я пойду погуляю с Рексом – волчком вертится у двери, непоседа!

– А можно мне с вами? – выскочил из-за стола Родион.

– Почему бы нет…

– Ты куда? – старший брат попытался остановить младшего.

– Погуляю десять минут, пока ты будешь пить свой кофе, – бросил тот через плечо, удаляясь вслед за трактирщиком и псом.

Выйдя за ворота, они повернули по широкой тропе в лес. Счастливый Рекс носился взад-вперёд, не менее счастливый молодой человек сначала бегал с сеттером наперегонки, а когда выдохся, пошёл рядом с Марком.

– Уф, наелся до отвала, не до бега… Ваш повар и вправду отлично готовит! – сказал он.

– Моя жена, – с гордостью уточнил Марк.

– Невеста Глеба тоже старается, даже на кулинарные курсы записалась, но получается пока не ахти…

– Дело в опыте.

– Позвольте не согласиться, – молодой бунтарь оказался на редкость хорошо воспитанным. А ещё ему явно хотелось выговориться. – Нужен ещё и талант… Зато моя будущая невестка – кажется, так называется жена брата? – обладает другим ценным качеством, в нашем случае куда более важным.

– И каким же? – участливо поинтересовался Марк.

– Терпимостью, в частности, по отношению ко мне, – Родион ласково потрепал за уши подбежавшего к нему сеттера, и тот, развернувшись, снова исчез в густом подлеске. А парень продолжил не без горечи: – Если б не святая Маруся, мы с падре давно бы разругались вдрызг!

Марк с любопытством глянул на собеседника:

– Если не секрет, почему вы так называете брата? Я сначала решил, что он католический священник, пока не заметил, как он реагирует…

– Ага, просто бесится! – кивнул Родион. – Я придумал ему это прозвище ещё в детстве. Понимаете, наши родители погибли, когда мне было всего десять. Меня вырастил Глеб. Учился, работал – и воспитывал меня, оболтуса. Он любит воспитывать, вы наверняка заметили. О женитьбе задумался, только когда я школу окончил. Отсюда и «падре»… Я прекрасно понимаю, чем обязан брату. Но разве это означает, что я всю свою жизнь должен прожить так, как он считает нужным?

Марк не стал отвечать – вопрос был риторическим. Лишь отметил про себя, что молодой человек действительно очень смахивает на сеттера: общительный, горячий, непокорный, но добродушный. А парень продолжал рассказывать, эмоционально жестикулируя:

– Меня всегда тянуло к музыке. Брат был не против – где-то вычитал, что игра на музыкальных инструментах развивает интеллект, и купил мне скрипку. Но когда я захотел сменить скрипку на гитару, разразился скандал! И пошло-поехало: Глеб попеременно махал то кнутом, то пряником, я бунтовал, но в конце концов сдавался… Поступил на юрфак, первый год даже пытался учиться, потом забил, чудом протянул ещё несколько семестров…Но больше не могу, честное слово, тошнит уже! Другое дело – музыка. Это… как дышать!

– Понимаю, – сочувственно покивал Марк. – Однако ваш брат считает это занятие малоперспективным?

– Блажь, которую я должен выкинуть из головы – так он считает, – Родион пожал плечами. – Не хочу с ним ругаться. Тем более, что действительно полностью завишу от него. Пока. Видимо, придётся становиться самостоятельным… prestissimo!

– Рано или поздно это должно произойти, – рассудительно заметил Марк. – Тут главное – не рубить с горяча, чтобы не испортить отношения.

– Думаете, я этого хочу – испортить отношения?

Так они беседовали, бредя по лесной тропе. Десять минут давно уже прошли. Парень, как это свойственно молодым, напрочь забыл о своём обещании. А Марк не стал напоминать. Знал, что старшему брату время ещё нужнее.

***

Глеб расслабленно смотрел на язычки пламени в камине, неторопливо попивая кофе. Принесла его хозяйка трактира, миловидная женщина. Представилась Вероникой. Держалась она просто, но в этой простоте не было ни капли фамильярности – скорее, заведомое уважение к каждому человеку, к себе в том числе. Она всего лишь поздоровалась с Глебом и спросила, чем ещё может быть ему полезна – но этого оказалось достаточно, чтобы он почувствовал неожиданный прилив уверенности в себе. Плечи сами собой расправились, разгладились даже вечные морщины на лбу!

Жаль, что таких женщин нечасто встретишь. Таких вот, способных вдохновлять одним своим присутствием. Зато снова вошёл в моду аристократизм – ему даже учат на курсах. Что ж, хорошим манерам можно научиться. А благородству, увы, никак – оно либо есть в человеке, либо его нет…

Он слышал, как Вероника прибирается за стойкой: звон посуды, шуршание полотенца – такие уютные, домашние звуки. Вероника… Хозяйке трактира удивительно шло её имя: если верить этимологам, это анаграмма от «icona vera» – «истинный образ». Да и первоначальная форма, «Ференике», то есть «приносящая победу», ей бы тоже подошла: такую женщину легко вообразить рядом с царём-воином, мудро правящую дворцом и столицей, пока муж защищает рубежи государства. Недаром его так любили Птолемеи: у ни царица, то Береника, на македонский манер…

Глеб сидел, погрузившись в раздумья. Кофе он допил, однако не спешил отставлять в сторону опустевшую чашку – любовался акантовым орнаментом, довольно редким в современном дизайне, хотя в античные времена акант считался символом триумфа и преодоления жизненных испытаний. Посему было очень приятно увидеть его заострённые лепестки в таком неожиданном месте – на кофейной чашке в придорожной гостинице. Глеб не был любителем кофе, пил его редко, по необходимости. Зато любил античность – историю, культуру, сам эллинский дух, такой разумный и одновременно наивный. Лет с двенадцати он стал заучивать наизусть сентенции античных мудрецов. И частенько мысленно сравнивал знакомых людей с известными мифическими персонажами. Маруся ассоциировалась у него с верной Пенелопой, которая двадцать лет ждала своего Одиссея. А брат виделся юным Икаром, которому страстно хотелось летать. Глеб даже крыльями его снабдил – пусть порадуется дитя. Сам он, считай, так и не вкусил прелестей юности: кто-то же должен был кормить их маленькую семью. И не только кормить. Родиона следовало обеспечить всем необходимым, чтобы строгие тётки из опеки не сдали его в детдом…

Лишённый родителей, малой рос, ни в чём остальном не зная нужды. И, как часто водится в таких случаях, особо не задумываясь, откуда вообще берутся деньги. Одиннадцать лет Глеб возился с братом, лишив себя личной жизни, – если бы Маруся сама не проявила инициативу, до сих пор ходил бы бобылём, – а в результате воспитал безответственного лодыря. Ну какой из Родьки композитор – блажь, да и только! Как говорил Платон, не прибавляй огонь к огню. Хватит тащить парня на себе. Денег не жалко, теперь он потянул бы целый полк юных оболтусов, но брату пора становиться взрослым…

Глеб с трудом подавил зевок, потом второй. Странный кофе у этой царственной Вероники: вместо ожидаемой бодрости вдруг потянуло в сон. И Родька, балбес, пропал куда-то, пошёл чужого пса выгуливать, а ты тут сиди, жди!

Хотя в последнее время так редко выпадают минуты передышки. Как там говаривал Цицерон? «Я никогда не бываю так занят, как в часы своего досуга» – да, именно так. Глубоко вздохнув, Глеб поудобнее устроился в кресле и закрыл глаза…

***

Его разбудил запах – терпкий, резкий, с примесью ароматов сырой земли, палой листвы и ещё чего-то горького. Он открыл глаза. Оказалось, это был запах дыма. Сизый дымок лениво вился над костерком из полусырого валежника, уходя в низкое, уже совсем зимнее небо. Последняя листва трепыхалась на ветках вяза над головой, почти не заслоняя солнца, которое ещё радовало, но уже не грело. Глеб, вернее, Джейкоб – да, теперь его звали Джейкоб Блум – полулежал, привалившись спиной к стволу дерева, глядел на раскинувшуюся впереди унылую вересковую пустошь и думал о том, что через неделю-две выпадет первый снег, а значит, утки наконец покинут своё излюбленное болото и улетят далеко-далеко. И это очень хорошо, потому что нет ничего глупее охоты, в особенности на уток. И плевать, что об этом думает Эдвард Стэнхоуп!

Костёр хищно затрещал: это Эдвард подкинул сухого хвороста, не поленился поискать. Роща, отделявшая болотистое озерцо от пустоши, была совсем редкой. Хороший строительный лес вырубил ещё дед Эдварда, отец же распродал плодородные земли, так что бедняга, считай, почти ничего не получит в наследство, кроме старого дома, утиного болота да титула. Баронет – тоже неплохо, но не для Милтонов: другие претенденты на руку и сердце мисс Глэдис куда более знатны и состоятельны.

Джейкоб знал о терзаниях влюблённого друга, в меру сочувствовал, однако ничем помочь не мог. До сего дня. Эд только что поведал ему свой план, специально ради этого выманив на охоту. Как будто нельзя было всё рассказать в тепле и сухости Экворт-холла, куда Джейкоб приехал по приглашению школьного товарища, надеясь воспользоваться богатой библиотекой его предков. Без пяти минут баронету наука была ни к чему, он грезил лишь о прелестной дочери владельца соседнего поместья, а вот Джейкоб мечтал получить в будущем место профессора античной литературы в Оксфорде.

– Итак, что скажешь, друг? – Эдвард опустилс на жухлую траву. Собаки – два спаниеля и красный ирландский сеттер, любимчик всего Экворт-холла – тут же пристроились рядом, готовые в любую минуту вскочить и нестись, куда прикажет хозяин.

– Скажу, что твоя затея весьма рискованна…

– Не рискуя, мы рискуем в сто раз больше! Разве не так говорил твой любимый Марк Аврелий?

– Говорил, не спорю. Но ты уверен, что вы с мисс Милтон успеете добраться до Шотландии и обвенчаться, прежде чем её отец и братья вас догонят? Ты представляешь, что вас ждёт в противном случае? Допустим, непослушную барышню просто по-быстрому выдадут замуж – за достойного кандидата… – тут Эдвард презрительно фыркнул, но Джейкоб продолжал, не обращая внимания на его гримасы: – А что они сделают с тобой, ты подумал? Ведь вполне могут и пристрелить: братья Милтоны – горячие парни!

– Пусть, мне без Глэдис всё равно не жить! – пылко заявил влюблённый, затем добавил поспокойнее: – Чтобы этого не произошло, я и прошу тебя отвлечь Милтонов.

– И каким же образом, скажи на милость?

– Ты явишься к ним в усадьбу поздно вечером и скажешь, что только что видел на пустоши двух волков, терзавших остатки овцы. Эта серая парочка с лета орудует в округе, уже с полдюжины овец зарезала. Милтоны со своими людьми помчатся, куда ты укажешь, и будут рыскать по окрестностям до первых петухов. А когда вернутся, уставшие и злые, завалятся спать. И до полудня никто в доме не хватится мисс Глэдис, ручаюсь. А мы с ней к тому времени будем уже на половине пути к Гретна-Грин! У меня всё готово для побега: лошади, кучер, экипаж. Нужен только помощник…

– Соучастник, ты хочешь сказать? Ладно-ладно, шучу! – быстро сказал Джейкоб, увидев, как вытянулось лицо друга. – Конечно, я помогу. Хотя и считаю твою идею с женитьбой неразумной…

– Это ещё почему? – ощетинился Эдвард.

– На что вы жить будете, если Милтоны вдруг возьмут и отрекутся от своей непокорной дочери?

– Отрекутся от Глэдис? Брось! Они в ней души не чают.

– Ну, или просто лишат её приданого…

– Пусть! Проживём как-нибудь, – отмахнулся Эдвард. – Главное обвенчаться, а там видно будет.

Джейкоб с сомнением покачал головой, но переубеждать приятеля было заведомо бессмысленно.

– Ладно. Когда?

– Этой ночью.

– Уже сегодня?!

– А чего ждать? – горячность молодого Стэнхоупа могла сравниться только с его упрямством.

– Тогда пора возвращаться: я намеревался сегодня ещё поработать над переводом одного малоизвестного трактата Цицерона. Ты в курсе, что в вашей семейной библиотеке собраны все его труды?

– В том шкафу, где самый толстый слой пыли? – вскакивая на ноги, рассмеялся будущий владелец сокровищницы, к которой не испытывал и десятой доли той страсти, что питал к лошадям и собакам.

Джейкоб тоже поднялся с травы, кряхтя и пыхтя – он был раза в два тяжелее товарища, да ещё ныли ноги, непривычные к высоким охотничьим сапогам. Эдвард свистнул собак, и охотники отправились назад в поместье обедать. Правда, не дичью – до неё дело так и не дошло. Разочарованные псы уныло поплелись следом.

После трапезы приятели разошлись: Эдвард в наёмном ландо покатил к Милтонам, в объезд, чтобы его никто не заметил, а Джейкоб остался в библиотеке ждать назначенного часа, когда, согласно плану, должен был скакать во весь опор туда же, но по прямой.

Речь великого римского оратора была настолько искусной и убедительной, а предыдущий перевод настолько дрянным, что время летело незаметно. И пролетело. Когда Джейкоб опомнился, было уже далеко за полночь. Сгорая от стыда, он ещё тешил себя мыслью, что Эдвард, не дождавшись переполоха, вернётся домой, и они провернут намеченное завтра. Однако утром в Экворт-холл доставили записку с сообщением, что молодой Стэнхоуп пойман при попытке похитить дочь соседей, и старый больной баронет был вынужден ехать к Милтонам вызволять сына, опозорившего его имя.

Как сложилась дальнейшая судьба приятеля, теперь уже бывшего – надо ли говорить, что Эдвард не смог его простить? – Джейкоб узнал уже в Оксфорде из письма общего знакомого. Как он и предвидел, прелестная Глэдис Милтон стала супругой знатного дворянина, третьей по счёту. Старый баронет скончался вскоре после того, как его единственный сын отправился в Китай на «опиумную» войну, чтобы доблестью смыть позор со своего имени. И смыл, надо полагать. Однако унаследованный титул носил недолго: не прошло и полгода, как Эдвард Стэнхоуп погиб в Шанхае. Как потом выяснилось, в тот же день скоропостижно скончалась и Глэдис – от внезапно проявившегося сердечного недуга.

Джейкоб Блум всю жизнь прожил один. Он стал самым молодым профессором в Оксфорде, однако его молодость никого не смущала, поскольку в тридцать с небольшим он был уже совершенно сед. Его уважали за бесспорный вклад в науку, но не любили – ни коллеги, ни студенты. А за что было его любить, если он живых людей ценил куда меньше, чем давно умерших, а то и вообще не существовавших…

***

Он очнулся от того, что кто-то тряс его за плечо, и открыл глаза. Лицо молодого Стэнхоупа маячило перед затуманенным взором.

– Эдвард…?

– Ты что, Глеб? Это я, очнись! – прозвучал взволнованный голос брата.

– Родион? Чёрт-те что, – Глеб помотал головой, прогоняя остатки сна. – Нечаянно задремал – и такой ужас приснился!

– Прости, брат, я не заметил, сколько времени прошло…

– Да ладно, – прервал Глеб его извинения. – Но нам действительно пора ехать: негоже опаздывать на собственную свадьбу.

– И зачем надо было устраивать её где-то в провинции? – уже не в первый раз возмутился Родион. – Почему не у нас в городе?

– У Маруси там полно родни, а нас с тобой всего двое…

– Целых двое! – уточнил Родион.

– К тому же это весьма приятно – исполнять мечты тех, кого любишь, – назидательно продолжил Глеб. – Повзрослеешь, поймёшь.

– Помнится, кто-то всего полчаса назад твердил мне, что я уже взрослый…

Глеб выпучил глаза:

– Кто мог сморозить такую чушь? Не-е, пока не женишься, ты ещё пацан. Или пока не выучишься на кого ты там хочешь.

– Как скажешь, падре… – пробормотал Родион, не веря своим ушам. – Ой, прости, вырвалось! Я постараюсь больше так тебя не называть.

– Да ладно, мне даже лестно… – неожиданно улыбнулся Глеб. – Родька, давай ты снова сядешь за руль. У меня что-то голова тяжёлая.

– Конечно! Ты отдыхай, а то явишься к невесте выжатый как лимон…

Подойдя к стойке, Глеб расплатился с хозяевами.

– Береника, Марк, спасибо вам за всё! – сказал он, слегка поклонился

обоим и направился к выходу. Цепкий взгляд делового человека скользнул по надписи над дверью, на губах мелькнула улыбка.

Младший брат вышел следом, ничего не заметив.

Когда ровный гул отъезжающего автомобиля затих вдалеке, Марк повернулся к жене:

– Береника?! Ну надо же…

– Ты тоже чуть не спалился… Аврелий! – невозмутимо парировала хозяйка, заправляя за ухо прядь светло-пепельных волос.

– Что-то я засуетился, – признался Марк. – Может, прогуляемся до озера?

– С непоседой сеттером? – усомнилась Вероника. – Чтобы он всех уток перепугал до смерти?

Она повернулась к двери на кухню, где оставался Рекс, и ахнула: огромный дог смотрел на хозяев с лёгкой укоризной.