Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
– Не вижу смысла в том, что ты вот так и будешь сидеть одна со своими мыслями. Высиживая неизвестно что, – говорила Митч. – Ну, умер Поль. Но ведь это когда было! Целый месяц прошел, пора бы уже и перестать терзать себя. Вечер у Джеймсона по случаю Рождества это то, что тебе нужно. И именно сейчас. Давай, Лайэл, настраивайся и пойдем.
Конечно, Митч – решительный человек. И даже очень. Глядя на нее и не подумаешь: с виду хрупкая блондиночка, с незабудковыми глазами и с копной пушистых, отливающих золотом волос. Что бы Лайэл без нее делала? Митч так добра, великодушна. Настоящий преданный друг. Любое горе, любые печали переживает как свои. И на работе ее ценят. Этот Джеймсон – ее патрон. Заправляет фирмой «Джеймсон и Электроника». Работая у него в бухгалтерии, нужно какую хватку иметь, а Митч и там как рыба в воде.
Еще никогда Лайэл не чувствовала себя так скверно. Поль… Только бы жить да жить! Всего лишь на три года старше ее. Красивый, добрый, внимательный… Ну кто мог подумать, что судьба в одно мгновение и с леденящей душу жестокостью сотрет с лица земли эту молодую жизнь?
В то утро Лайэл из газет узнала о его гибели. Потрясение было такое, что до нее не сразу дошел весь ужас случившегося. Она несколько раз перечитала свидетельство очевидца. Поль был еще жив и в сознании после того, как машина, в которой он мчался по автостраде, на полном ходу врезалась в опору пешеходного моста. Видимо, он был в шоке от удара и не смог отстегнуть ремень безопасности. Когда взорвался бензобак, все, кто были неподалеку, бросились на помощь. Но куда там… Такое бушевало пламя, а воздух вокруг так раскалился…
– Ну что, решила? – Митч не отставала. Лайэл покачала головой и в отчаянии прошептала:
– Я не могу… Я просто не могу.
– Можно было бы еще понять тебя, если бы ты его любила. – Митч стояла на своем.
– Если бы я его любила, то, возможно, этого бы не случилось.
– Ради Бога не начинай все сначала. Не могла же ты его любить только потому, что ему так хотелось. Теперь послушай меня. Завтра утром ты должна ехать во Френчем. Как челнок будешь мотаться все рождественские праздники от больничной койки твоего деда до своей койки и обратно. Но, по крайней мере, сегодня ты имеешь право развлечься немного или нет?
– Мне все равно это не доставит удовольствия, – попыталась Лайэл остаться дома.
– Да никто от тебя этого и не ждет. Ты только соберись с силами, и пойдем.
– Нет, я…
– Ты, наверное, хочешь, чтобы мне тоже было плохо.
Лайэл удивленно посмотрела на подругу.
– При чем тут ты? Я не понимаю тебя.
– А что тут не понять. Если бы не я, ты бы никогда с Полем не познакомилась.
Возразить, конечно, нечего. Хотя Митч откровенно манипулирует сейчас совестливостью Лайэл, но она же на самом деле хочет ей только добра, проявляет такое участие. Откинув с лица прядь темных шелковистых волос, Лайэл сдалась:
– Хорошо. Я пойду на вечер.
Митч, не теряя времени, перешла к следующему пункту программы:
– Надень зеленое платье. В нем ты будешь настоящая нимфа.
– Такая же мокрая? – У Лайэл с юмором было все в порядке.
– Более чем, – шутливо парировала Митч. Слава Богу, согласилась! Гора с плеч. – Займись прической. И поторопись с макияжем. Ровно в половине девятого за нами заедет Давид.
Конечно, приятель Митч – приятный молодой человек. Дружелюбный, приветливый. И хотя Лайэл прекрасно к нему относилась, ей не хотелось быть третьей лишней.
– Я лучше сама приду.
– Ну уж нет! Знаю я тебя. С моих глаз никуда. Лайэл покорно вздохнула. Сопротивляться бесполезно – на любое препятствие на своем пути Митч кидается, как терьер на крысу.
Лайэл оделась, причесалась, сделала макияж – настроения не прибавилось. Можно сказать, оно так и осталось на нуле. Поль, несмотря на молодость, занимал весьма солидное положение у Джеймсона, и именно с ним она должна была сегодня пойти на этот вечер. Но его уже нет! Ну что ж, нужно хотя бы подруге не портить настроение.
Лайэл вышла из своей спальни. Митч, осмотрев ее со всех сторон, сказала:
– Ну как ты причесалась? Ведь не на работу же идешь.
Подошла. Освободила несколько прядей, аккуратно заколотых в пучок, мягкими кольцами распределила завитки вокруг удлиненного овала лица.
– Вот так уже лучше! Нужно еще чем-то оживить твой наряд. Ну-ка принеси то ожерелье с зелеными камнями.
Лайэл вспыхнула. Нет давно уже этого ожерелья! И других украшений тоже. Слава Богу, что хватило денег от их продажи для оплаты аванса за квартиру. Как она тогда переживала! Дедушку скоро выпишут – где ему жить? Агент, спасибо, подыскал квартирку. И так удачно. И район, какой она хотела. И именно на первом этаже.
Увидев, как малиново разливается столь откровенный румянец, Митч решила подправить неловкость:
– Нет, надень лучше серьги из нефрита.
– Я их никогда не буду носить, – сказала Лайэл.
Эти серьги подарил ей Поль незадолго до своей гибели. Она тогда возражала и не хотела брать этот подарок. Как и прежде пыталась убедить его, что не нужно тратить на нее свои деньги, Он сначала расстроился, потом, как всегда, уговорил Лайэл, сказав, что пусть это будет его подарком к Рождеству. Вот и Рождество. А Поля уже нет в живых…
Митч умчалась и через мгновение вернулась. Протянула прелестные старинные серебряные серьги с жемчужными подвесками.
– Надевай. Они, правда, на винтах. Но я их ношу с тех пор, как проколола уши. Надевай – это то, что надо.
Возражать бесполезно.
Сама Митч, точь-в-точь наложница из восточного гарема в своем атласном голубом туалете с шароварами, отошла и издали любовалась творением, можно сказать, своих рук. Ну просто неземная красавица! Зеленое с жемчужным отливом, под стать зеленым глазам, шифоновое платье красиво облегает великолепную фигуру Лайэл. Локоны темных шелковистых волос смягчают строгость пучка, заколотого у основания шеи…
В дверь позвонили. Митч пошла открывать, бросив на ходу:
– Огня в глазах не вижу. Где огонь?
– Я постараюсь, – робко пообещала Лайэл.
– Привет! – сказал Давид, входя в комнату. Подойдя поближе, даже присвистнул. – Вот это да! Ну, успех гарантирован. Все мужчины будут сегодня у твоих ног.
– Всех не нужно. Пусть лучше один, – подала реплику Митч.
Лайэл показалось, будто подруга хотела вложить в эти слова какой-то тайный смысл.
Когда они вышли из кабины лифта на четвертом этаже огромного современной архитектуры здания, вечер был в самом разгаре. В центре искусно украшенного огромного холла-гостиной отливала серебром высокая стройная елка. Сверкание блесток, море огней, смех. Шум голосов, музыка – веселье шло полным ходом.
Как бы только не расплакаться! Лайэл унаследовала от бабушки силу воли, и сейчас это наследство оказалось как нельзя кстати.
Она стояла вроде бы в кругу друзей и коллег Митч, но как бы и с краю. Мысли ее были далеко, хотя она делала вид, что принимает участие в общем оживлении. Лучезарная маска, с улыбкой и с огоньком в глазах, была наготове, стоило Лайэл лишь заметить, что кто-то смотрит на нее.
Такой взгляд она почувствовала и отыскала его среди моря, лиц, сверкающий и прямо ей в глаза смотрящий. И мужчина понял, что она его заметила. Понял и улыбнулся. Улыбнулся удовлетворенной улыбкой, будто только и ждал, чтобы Лайэл посмотрела на него. И, глядя прямо ей в глаза, он пересек гостиную и подошел.
Смуглый, худощавый, широкоплечий. Загадочный – в безупречном вечернем костюме. Но не это было главное. Во всем его облике ощущалась первобытная, какая-то грубая, мужская сила и стать. Как башня возвышался он, стоя рядом с ней.
Вроде бы начало гамбита… В шахматах Лайэл разбиралась. Посмотрим, каков будет следующий ход? Задержав дыхание от вдруг охватившего ее непонятного волнения, она ждала. Ждала, что он пригласит ее танцевать. Карие глаза, мягкая улыбка и неожиданно: – Давайте уйдем отсюда. Поддерживая Лайэл под локоть, он, плечами прокладывая дорогу, повел ее к выходу.
На мгновение задержались у вешалки, пока она искала и не сразу нашла выходной серебристо-серый жакет из искусственного меха.
Много позже Лайэл прокрутит назад ленту памяти, ее поразит кадр этого вечера – как она могла позволить ему так распорядиться собой, не возразив, ни слова не сказав, будто под влиянием каких-то чар или даже… колдовства.
Он пропустил ее вперед себя в кабину лифта и нажал на кнопку. Лайэл окинула его взглядом. Густые каштановые волосы, за ушами и сзади, над шеей, слегка волнистые. Высокий лоб, ровные брови, светло-карие глаза, может быть даже золотисто-карие, с искрой, как… как у газели. И разрез глаз необычный – внешние уголки приподняты к вискам. Глубокая бороздка на квадратном подбородке. Да, но куда это они? Нужно вниз, а кабина скользит вверх.
– Куда это вы меня везете?
– В пентхаус. Нас ждет ужин, – ответил он. И так небрежно, будто они сто лет знакомы.
– Пентхаус – собственность мистера Джеймсона, а он сейчас в Штатах, – возразила Лайэл, повторив слово в слово то, что сама лишь недавно узнала от Митч.
– Нет, он не в Штатах, – поправил ее незнакомец.
В огромных зеленых глазах удивление и смятение.
– Вы мистер Джеймсон?
– Просто Джордан, прошу вас.
Как раз в это мгновение кабина лифта остановилась. Они вышли. Прихожая, конечно, роскошная. И тишина – ни звука. Он помог Лайэл снять жакет и отдал его человеку средних лет, который неизвестно как и откуда появился.
Прошли в гостиную. Одна стена – целиком из огромных раздвигающихся стеклянных панелей – выходит в сад. В центре сада – выложенный плитками «итальянский дворик». Вокруг живая изгородь из вечнозеленых деревьев и кустарников, искусно подсвеченных снизу. Из мраморного бассейна доносится легкое журчание падающей воды.
А вот и нимфа! В центре бассейна, и так уж мокрая, она все выливала и выливала воду и на себя, и в бассейн из переполненного до краев мраморного кувшина.
Мебель – обивка цвета спелой кукурузы с белым – только с первого взгляда простая. Так и должно быть, кто понимает, конечно! Подобрана и расставлена со вкусом. Паровое отопление. Но и камин конечно же… В широкой его каменной пасти на большой чугунной подставке весело потрескивают поленья. Беснуются языки пламени. Перед камином – два кресла и диван. Поодаль – овальный столик. Накрыт на двоих… Полумрак. В подсвечниках на столике горят свечи. В ведерке со льдом мерзнет бутылка шампанского. Ненавязчиво звучит тихая музыка. Антураж – вполне для обольщения… Классика, одним словом.
Хозяин с высоты своего роста внимательно наблюдает за гостьей.
– Что вы выпьете для начала? Лайэл покачала головой.
– Я полагаю, произошла ошибка? – Вы так думаете? Почему же?
Нервно пожав плечами, ответила холодно:
– По всей видимости, тот, кого вы ждали, не пришел.
– Напротив. Именно тот, кого я ждал, пришел.
– Не меня же вы ждали?
– Почему же я не мог ждать вас?
В тоне, каким все это было сказано, угадывалось желание подразнить ее. Ну что ж, пора дать ему понять, наконец. Лайэл взглянула на него и сказала:
– Послушайте, мистер Джеймсон…
– Джордан.
Даже не дал закончить фразу. Очень по-светски! Как бы не заметив этого, она продолжала:
– Это несерьезно! Вы даже не знаете моего имени. Вообще ничего обо мне. Вы до сегодняшнего вечера меня даже в глаза не видели. Так что вряд ли вы могли ждать меня.
– Все не так, – сказал он и подошел. Пальцами правой руки взял ее за подбородок, приподнял голову. Его лицо – совсем близко. А она? Она просто остолбенела.
– Вы – Лайэл Саммерс. Вам двадцать два года. Последний год работаете в небольшой фирме, специализирующейся в оценке и продаже вещей с аукциона. У Дана, одним словом. Вы снимаете квартиру вдвоем с мисс Митчелл. Она работает у меня в бухгалтерии. Впервые я вас увидел три дня назад, когда вы с ней встречались в офисе перед обедом. Так что я ждал именно вас. И при этом я весьма серьезен. – Говорил он это, глядя Лайэл в глаза.
Небольшое замешательство. Но посмотрим, что он скажет теперь:
– Вы никак, тем не менее, не могли меня ждать. Я на этот вечер и идти не хотела!
Он широко улыбнулся, обнажив в улыбке белизну ровных зубов. Как идет ему улыбка! Колдовским образом притягивает, завораживая. Сердце Лайэл встрепенулось и сильно забилось.
– Я договорился с мисс Митчелл и был уверен, что она вас уговорит.
– Но почему? Зачем я вам?
Он по-прежнему держал ее за подбородок, пальцами поглаживая скулы. Прикосновение его пальцев заставляло ее трепетать. Она смотрела на него, а он любовался ее лицом. Классический овал, миндалевидный разрез зеленых глаз, длинные ресницы, красивый изгиб губ…
– Вы само совершенство! – Голос мягкий, вкрадчивый.
В глазах его вдруг вспыхнул огонек. Какая газель? Просто тигр. Тигриный взгляд – опасность! Она резко отшатнулась.
– У меня нет намерения соблазнить вас, Лайэл, – сказал он.
– А у меня нет намерения позволить вам это, – ответила она довольно холодно. Не без труда, конечно, но ей удалось справиться с волнением.
– Ну вот и хорошо. Значит, мы договорились, – сказал он и подошел к бару. Обернулся, взглядом приглашая скрепить этот договор. – Так что вы выпьете?
Лайэл помедлила. Может быть, ретироваться? Или все-таки продолжать игру с огнем? Выбрала второе – это в ее характере. Итак, она остается. Что дальше? Он вроде бы открытый человек. Но и сказать, что он весь как на ладони, тоже нельзя. Какая-то опасность от него все же исходила, и было не по себе. Но и выглядеть перед этим светским тигром, львом – или как там? – провинциальной дурехой, улепетывая по-заячьи, пожалуй, не стоит. Да и вообще нужно же выяснить, зачем он затеял все это. Не просто же так?
– Может быть, сухой мартини?
– Пожалуй.
Взял стаканы, налил мартини, добавил джин, бросил кубик льда, положил ломтик лимона. Подал ей стакан.
– Вам необходимо расслабиться. – В голосе опять насмешка. – Спаивать я вас не собираюсь. Не собираюсь и совращать ни под каким видом.
– Тогда что же вы собираетесь делать? – спросила Лайэл, стараясь, чтобы прозвучало посмелее и потверже.
– Собираюсь ужинать в обществе красивой женщины.
– Почему же вы остановили свой выбор на моей персоне? Полагаю, у вас знакомых красавиц предостаточно.
– Красота – не столь широко распространенное свойство, как вы себе, по всей видимости, представляете. Во всяком случае, я красивых женщин еще не встречал. Последние полгода я провел в Штатах и вернулся в Англию за день до того, как увидел вас, – сказал он, и его взгляд снова скользнул по ней. Да, грацию и изящество ни с чем не спутаешь!.. – На следующий день я увидел вас и навел справки у мисс Митчелл.
Лайэл нахмурилась.
– Она мне об этом ничего не говорила.
– А я ее попросил не делать этого.
– Но почему?
Он слегка улыбнулся.
– Я хотел вас удивить.
Интересно… Какие у него все же красиво очерченные губы! Вообще красивый рот. Что-то есть в рисунке рта сугубо мужское, какая-то чувственность и притягивает, и волнует.
– Может быть, перейдем к столу?
Лайэл быстро поднялась… и смутилась. Подумает еще, что она только этого и ждет!
– Я… я не голодна.
Он опять улыбнулся.
– Прошу к столу, и не будем испытывать терпение Уилкеса, – сказал он и, взяв из ее нервных пальцев стакан, галантно усадил за столик.
И тут, как джинн из бутылки, появился Уилкес, тот самый тип, который встречал их в прихожей. На подносе – две порции паштета с трюфелями и в белоснежной салфетке поджаренные ломтики хлеба. Лайэл сразу же принялась за паштет. А ведь и не собиралась! Колдовство какое-то. На Джордана она старалась не смотреть. Поймав наконец ее взгляд, он спросил как бы невзначай:
– У вас есть друг? Я имею в виду мужчину. Гигантская рука сдавила ей сердце…
– Нет.
– Братья, сестры?
– Нет, я – единственный ребенок.
Он привстал и налил в ее бокал шампанское.
– Родители?
– Я их не знаю, – сказала она с грустью и увидела, как высоко взметнулись его брови. Конечно, удивишься, услышав такое! – Они не были зарегистрированы. Папе было всего девятнадцать, когда его не стало. Он разбился на мотоцикле за шесть месяцев до моего появления на свет. Маме было семнадцать. Она умерла при родах. Меня вырастили и воспитали дедушка с бабушкой, – добавила Лайэл, и в ее голосе прозвучали и нежность, и любовь, и затаенная грусть.
– Где они живут?
– Во Френчеме. Но теперь у меня остался один дедушка. Бабушка погибла. Понимаете, они с дедушкой стояли на автобусной остановке, когда в очередь на полной скорости врезался грузовик. Что-то случилось с тормозами… – Лайэл справилась с охватившим ее волнением и добавила: – Несколько человек получили увечья, и дедушка в их числе.
В отблеске свечей почти янтарные глаза прищурились.
– Когда же это случилось? – Три месяца назад. – Лайэл тяжело вздохнула. – Дедушка был в критическом состоянии. А когда ему стало чуть получше, ему сказали, что бабушки нет, что она погибла сразу. Потрясение было такое, что у него случился инфаркт.
Лайэл наклонилась над тарелкой. Слезы чуть было не закапали на семгу. Боже, это были ужасные дни! Дедушка не хотел жить. Она не оставляла его одного ни на минуту, боялась, что он что-нибудь сделает с собой и отправится догонять бабушку. Лайэл со свойственным ей терпением и упорством возвращала его к жизни. И только тогда вернулась в Лондон и снова начала работать, когда убедилась, что новая страшная опасность миновала. Сделав несколько глотков шампанского и окончательно успокоившись, Лайэл продолжила:
– Теперь ему уже лучше, хотя он еще полностью не окреп. Я навещаю его, когда мне позволяют обстоятельства.
– Без машины это, должно быть, нелегко. Не лучше ли вам пока пожить там? – заметил Джордан.
– Френчем – маленький городок, и там невозможно найти работу.
Ему, конечно, и в голову не придет, что для нее главное в любом городе – возможность найти работу. Он снова наполнил ее бокал и спросил:
– Вам обязательно нужно работать?
– Конечно, – ответила Лайэл.
Ну вот, правильно она подумала. Он, наверное, считает, что она из обеспеченной семьи. Тогда дальше и распространяться уже не стоит. И уже более сдержанно она добавила:
– Дедушка всю жизнь работал главным садовником в поместье Лейтон-Холл. Они с бабушкой жили там, при поместье, в маленьком коттедже для обслуги.
И тут уже Джордан удивил ее:
– Мой дед так же начинал, пока не скопил маленький капиталец и не завел собственное дело. Он основал фирму по разработке и внедрению электроники. Обосновался поначалу в старом амбаре. А теперь фирма «Джеймсон и Электроника» – англо-американский концерн – мультимиллионер. И мы на этом не успокаиваемся, – добавил он многозначительно.
– Могучий дуб вырастет из маленького желудя, – вспомнила Лайэл любимую поговорку дедушки.
– Совершенно верно, – согласился Джордан.
Неслышно – в специальной обуви – подошел Уилкес. Сменил приборы. Принес десерт. На подносе – кофейник. Подбросил дров в камин и обратился к Джордану:
– Что-нибудь еще нужно, сэр?
– Нет, на сегодня все, Уилкес.
Лайэл забеспокоилась. Пока он их обслуживал, было как-то спокойнее. Он мог неслышно войти в любую минуту, и Джордан, наверное, поэтому сидел все время поодаль, даже коленями ее не коснулся ни разу, как это иногда случается, когда двое сидят за одним столом. А теперь?
Как только Уилкес – ну просто родной брат человека-невидимки! – вышел, Джордан, как будто угадав ее беспокойство, понизил голос:
– Почему вы занервничали? Уилкес живет на этом же этаже. Он услышит, если вы закричите.
Ах вот как! Он еще и язва порядочная. – Но еще неизвестно, придет ли он мне на помощь. – Ей удалось даже пошутить.
– Если он только явится, я его тут же уложу наповал, – подстроился Джордан под ее тон.
С десертом было покончено. Джордан, выразительно кивнув в сторону кофейника, спросил:
– Не согласитесь ли разлить кофе? – Вы какой кофе любите?
– Черный и без сахара!
Какие красивые чашечки! Лайэл разливала кофе, а он подошел к стереосистеме и сменил кассету.
Кофе они пили, сидя на диване у камина. Это он так захотел. Уютно, конечно. Мерцал умирающий огонь, поленья, рассыпаясь, брызгали яркими искрами. Звучала музыка. Что-то знакомое? Ах да! «Тристан и Изольда»… Тема любви…
Лайэл взглянула на Джордана. Опять он так странно смотрит на нее! Ею снова овладела тревога. И она, чтобы как-то подавить ее, решила, что не надо молчать, и попросила:
– Вы что-нибудь об Америке не могли бы рассказать?
– Конечно. Вам я не могу отказать. Тем более если вы проявляете такой интерес.
Понял… Она вспыхнула и опустила глаза. Слушала его, однако, с интересом. Рассказы его об американском образе жизни были действительно занимательны и комментарии забавны, правда, не без яда порой и несколько циничны. Напряжение понемногу ослабло.
А тут и мелодичный бой каминных часов случился очень кстати.
– Боже, уже полночь!
– Да, наступил канун Рождества!
– А я и не думала, что так поздно. Ну мне пора, – заторопилась Лайэл.
– Почему вы так торопитесь? Время, как говорится, еще детское.
– Но я же приехала с Митч и Давидом.
– Я знаю. Они вас не ждут. Я предупредил мисс Митчелл, что сам доставлю вас домой.
Боже, как он самоуверен!
– Тогда, пожалуйста, поехали сейчас. Мне рано вставать. Я не должна опоздать на автобус, который отходит в половине девятого утра.
– Куда отправляется этот автобус?
– Я уезжаю во Френчем. Рождество я встречу у дедушки.
– Вы водите машину? Я потому об этом спрашиваю, что не лучше ли взять напрокат машину?
– Да, вожу. Но… но я предпочитаю ездить на автобусе.
Не будет же она объяснять ему, что машина напрокат ей не по карману.
– Я вообще-то почему-то подумал, что ваш дедушка в больнице.
– Вы правильно подумали. Но больница маленькая. Персонал знает меня. Мне разрешат быть с дедушкой до вечера.
– Так. А потом? Где вы будете ночевать?
– Там, где раньше жил дедушка. В коттедже.
– Одна?
– Да.
– Нежилой коттедж – это не то место, где можно встречать Рождество.
– А я… – Лайэл запнулась на мгновение. – А я не хочу встречать Рождество в другом месте.
Вовремя спохватилась. Скажи она, что ей совсем не хочется встречать Рождество, он спросит почему, тогда она должна будет рассказать ему о Поле, а ей бы этого не хотелось.
– Вы, должно быть, очень любите дедушку?
– Очень! – Радостные огоньки вспыхнули в ее зеленых глазах. – Он для меня – все на белом свете.
– А вы – у него, я полагаю?
Она кивнула. Джордан поднялся и сказал:
– Тогда, конечно, лучше быть уверенным, что вы завтра не опоздаете на автобус.
В прихожей он помог ей надеть жакет.
На лифте они спустились прямо в гараж, огромное помещение под домом. Через минуту Лайэл сидела рядом с Джорданом в серебристо-сером «ягуаре», который спустя мгновение уже мчался по улицам полуночного города.
Странный вечер! Какой-то беспокойный, хотя волнения порой были приятные. Однако непонятно, зачем ему все это. Вот и сейчас, пожалуйста! Ведет машину – и ни слова, хотя бы из вежливости. Даже дорогу не спрашивает.
А вот и Бактон-плейс. Он затормозил. Машина остановилась под фонарем, прямо у подъезда. Дом, конечно, – уродина. И квартира у них с Митч на третьем этаже – скромная. Джордан вышел из машины, обогнул ее, открыл дверцу со стороны Лайэл, помог выйти.
Был легкий морозец. Луна в дымчатом чепчике время от времени выглядывала из облаков. Легкие снежинки торопливо неслись сверху, а потом плавно опускались на землю.
– Ангел пролетел, – прошептала Лайэл. Он посмотрел на нее удивленно.
– Когда я была маленькая, бабушка мне говорила, что снежинки – это перышки из крыльев ангела, которые он обронил, когда пролетал мимо, – объяснила Лайэл и улыбнулась ему.
Он тоже ей улыбнулся.
– А моя бабушка говорила мне, когда я был ребенком, что звезды на небе – это лампадки. И у каждого ангела своя лампадка. Если звезды светят ярко, значит, ангелы стараются, хорошо выполняют свои обязанности, а если они забывают поправить фитилек, то звездочки-лампадки начинают коптить и тогда появляются на небе тучи. Лайэл засмеялась и добавила:
– А если молоденький неопытный ученик зазевается, то лампадка падает вниз и мы говорим, что звезда упала.
– Ну вот, и у наших бабушек было много общего, – подвел итог Джордан.
Он стоял совсем близко и смотрел на нее. Лайэл опять почувствовала, как ее охватило волнение. Такого с ней еще не было. Вот она стоит и не пытается уйти… как под гипнозом.
– Большое спасибо за ужин, – заторопилась она.
– Было очень приятно, – заверил ее Джордан. – Я заеду завтра утром в девять. Хотя что я?.. Сегодня утром.
– Но меня уже не будет. Я же еду во Френчем, – возразила она.
– Я знаю. Я собираюсь вас отвезти туда на машине.
Лайэл стояла и не могла в себя прийти от этой приятной неожиданности. Ноги буквально приросли к тротуару. Но затем дверца машины хлопнула, «ягуар» рванулся и пропал.
В квартире – темно. Митч еще не вернулась. Спать ложиться? Об этом и речи быть не может. Усталости, беспокойства как не бывало. А все из-за Джордана. Лайэл варила кофе, когда хлопнула дверь подъезда. Шаги на лестнице. Ключ в замке. Вошла Митч. Одна.
– Кофе? Вот чего мне не хватает. А ты чего так рано? Я думала, что ты вернешься позднее, – сказала Митч. – Впрочем, нужно пораньше лечь спать, а то завтра вечером в гости. Давид сразу поехал домой, чтобы тоже выспаться. Ну, давай быстренько рассказывай, что у тебя?
– Митч, почему ты мне ничего не сказала? – спросила Лайэл и посмотрела на подругу укоризненно.
– Он просил не говорить. Да я и сама так решила. Ты бы ведь не пошла, если бы я все рассказала, – призналась Митч. – Ну, теперь, когда ты с ним познакомилась, согласись, что он потрясающий мужик.
Лайэл задумалась.
– Ну ладно. Он тебе понравился.
– Я не уверена, – Лайэл сомневалась. Слово «нравиться» не отражало тех эмоций, которые в ней вызвал Джордан.
– Ну ты даешь! На фирме нет ни одной женщины, которая не мечтала бы оказаться на твоем месте. Вы увидитесь?
– Он сказал, что утром заедет за мной и мы поедем во Френчем. Но я до сих пор не могу понять, зачем это ему нужно.
– Как зачем? Наверное, ты его покорила, – Митч театральным жестом приложила руку к сердцу. – Любовь с первого взгляда.
– У меня не возникло такого впечатления. – Лайэл покачала головой, выразив этим жестом свои сомнения.
– Это, возможно, потому, что он, как очень искушенный в сердечных делах мужчина, лучше других умеет глубоко прятать свои чувства. Других объяснений я не нахожу. Он позволял себе что-нибудь?
– Нет.
– Слава Богу! Именно это меня и беспокоило больше всего. Воображаю твою реакцию, если бы он полез. Мне рассказывали – он еще в Штаты не уезжал, – что он в этом плане б-о-о-льшой специалист. Уж если он положил глаз – то все. Ни одна еще не устояла. В том числе и те, которые даже и не смотрели в его сторону, – сказала Митч и, помолчав, добавила: – Уж если он отступил от своих принципов, это может означать только одно: он, должно быть, влюбился в тебя.
– А вот и он! – воскликнула Митч.
Она давно уже стояла у окна и, как и Лайэл, была возбуждена. Утро было солнечным, и яркие блики добавляли золота в ее белокурые волосы.
Лайэл, в шерстяной бежевой с белым юбке и жакете в тон, была давно готова. Рядом с чемоданом, который она обычно брала с собой на уик-энды, стояла еще и дорожная сумка, набитая всякой всячиной. Книжки, журналы, безделушки, трубочный табак – все это она покупала загодя и теперь везла в подарок дедушке на Рождество.
Лайэл сняла с вешалки плащ, перекинула через плечо сумку на длинном ремешке и подошла к подруге. Митч сразу забеспокоилась:
– Ну, смотри в оба!
– Но он же вчера ничего себе такого не позволял.
– Это еще ничего не значит. Может, он просто хотел усыпить твою бдительность.
Это что-то новое! Похоже, она уже и сама сомневается насчет любви с первого взгляда.
– Хотя амурные пассы на шоссе, да еще при свете дня маловероятны, – пошутила Митч.
Лайэл засмеялась. Взяв в руки багаж, задержалась у дверей и, бросив на подругу нежный взгляд, сказала:
– Счастливого Рождества! Передай мои поздравления родителям Давида.
Давид, талантливый физик, прилично зарабатывал, и у него была в Лондоне квартира, но на Рождество всегда уезжал в Хэмпшир, к отцу с матерью. В этом году вместе с ним едет и Митч. Как обычно, приедут многочисленные родственники из Корнуэлла и Шотландии. Лайэл всегда умиляется – так приятно, так радостно встречаться всем вместе. Столько тепла, любви, нежности сулит такая встреча!
– Ну конечно. Мы все очень рады. Потом с Удовольствием разъезжаемся по домам. На следующий год снова бросаемся друг к другу в объятия. Буквально задыхаемся от счастья, – заметил как-то по этому поводу Давид. Но вообще-то он немножко циник…
Лайэл спускалась по лестнице. Увидела внизу Джордана. Пусть видит, что у них на лестнице не лежат ковровые дорожки и она сама тащит багаж. И Джордан уже увидел Лайэл и, перепрыгивая через ступеньки, перехватил ее на лестничной клетке и взял из рук вещи. Одет он был обыкновенно: темные брюки, кремовый джемпер под горло, светло-оливковая куртка свободно свисает с широких плеч.
Лайэл удобно устроилась на переднем сиденье «ягуара». Шикарная машина! Конечно, каждый знает, кто может иметь такую. Не на конвейере собирается – ручная работа. Произведение искусства, можно сказать. И хозяин вполне соответствует! Покосилась на Джордана. Нос – и тот приводит в трепет. Такие носы только у настоящих мужчин. Четко очерченный профиль. Черты лица, конечно, крупноваты. Подбородок тяжеловат, да и скулы тоже. Нет, красивым его можно назвать с натяжкой. Но ведь до сих пор она никакому другому мужскому лицу столько внимания не уделяла! На лице печать той самой пикантной таинственности, которая так нравится женщинам… Но вот зачем он отрывает у себя время, создает себе неудобства? Зачем повез ее сам во Френчем? Ах да ладно! Как бы там ни было, этот его пока малопонятный жест избавляет ее от долгой и утомительной поездки на автобусе. И на том спасибо! Она ему так потом и скажет.
– Вы, должно быть, гадаете, почему это я решил отвезти вас во Френчем?
– Да, именно!
Скажите пожалуйста, он еще и мысли ее читает!
– Наверное, думаете, что из альтруистических побуждений?
– Нисколько. С какой стати?
– Когда узнаете меня получше, именно это и подумаете.
Он, кажется, собирается продолжать знакомство? Это почему-то обрадовало Лайэл. А с другой стороны – нужно ли ей все-таки принимать правила этой без сомнения опасной игры?
– Вы мне говорили, что у вас никого нет, – проговорил он вполголоса.
Конечно, он не мог не почувствовать, что ее что-то беспокоит. У нее никого нет, но и он ей не пара. Она решилась осторожно поставить точки над «i»:
– Мы с вами, как принято теперь говорить, из разных слоев общества.
– Мы же выяснили все про наших предков, – возразил он. – Я тоже провел детство в провинции и думаю, что ваше детство похоже на мое. У вас, кстати, в детстве были качели?
– Да, конечно, – обрадовалась Лайэл, – дедушка приладил их на старой яблоне, Я с них столько раз падала, что бабушка устроила дедушке скандал, и он их снял. До сих пор запах зеленки у меня ассоциируется с качелями, с детством.
Зачем он спросил о качелях? Может быть, ему вообще интересно знать, как она жила, какие у нее были друзья?.. И Лайэл предалась воспоминаниям. Вот только о Поле рассказывать не стала. Тяжело ей об этом вспоминать.
Лайэл чувствовала себя почти счастливой. Едешь себе, неторопливо беседуешь. Полный комфорт! Во всяком случае, давно она не ощущала такого тихого умиротворения.
Подъехали к деревушке. Низенькая гостинца с крышей, крытой соломой, и увитые плющом аккуратные домики гнездились вокруг озерца, в котором плескались утки. Джордан припарковал машину под каким-то деревом. Голые ветки широкими мазками проступали черным по ярко-васильковому фону неба.
– Не хотите ли немного пройтись до завтрака? – спросил он.
– С удовольствием.
Она чувствовала какое-то смущение оттого, что разоткровенничалась в машине, и теперь была немногословна.
– Ваши туфельки выдержат прогулку?
– Да, конечно. Не беспокойтесь.
Хорошо, что она надела эти светло-коричневые уличные туфли. И каблук удобный – не застрянет.
Было чудесное утро. Солнце почти не грело, зато – словно чувствуя эту свою вину – светило так ярко, что глазам было больно. Воздух бодрил и искрился, как молодое пенное вино.
Впереди была небольшая насыпь. Джордан взобрался наверх и протянул ей руку. И, как только ее пальцы коснулись его руки, Лайэл вздрогнула. – Да вы замерзли! – воскликнул он. Она попыталась тут же высвободить руку. Но он не отпускал. А потом обе руки, его и ее, грелись в кармане куртки Джордана. А сердце Лайэл так колотилось, будто чувствовало опасность. Шли молча по проселочной дороге. И молчали не потому, что нечего было сказать, а просто так хотелось. Припорошенные снегом холмы и взгорки, седые от инея кустики в низине… Прошли километра полтора. Джордан посмотрел на золотые часы и сказал:
– Нам пора возвращаться. Повернули назад. Шли, шли и набрели на таверну «Посудина, в которой варят грог». Неизвестно, как тут варили грог, но накормили превосходно. Уходя, взяли с собой хлеба и потом долго кормили прожорливых уток.
Когда подъехали наконец к больнице, Джордан сказал:
– Я хочу познакомиться с дедушкой.
Вошли в вестибюль. Дежурная сестра, приветливая толстушка, провожая их до палаты, говорила:
– Он будет рад. Двое его соседей выписались на Рождество, и он теперь один.
Вошли. Просторная комната, выкрашенная в светло-кремовый цвет. В дальнем ее конце спиной к ним в инвалидной коляске сидел мужчина. Это был Джо Саммерс, дедушка Лайэл. Он смотрел в окно. Ну кто бы мог сказать, что этот полупарализованный, очень худой и бледный шестидесятилетний старик еще недавно был полон сил и энергии и отлично выглядел? Всегда подтянутый, стройный, загорелый. Непокорный хохолок, бывало, забавно топорщился над высоким лбом. Вдруг он повернул голову, увидел Лайэл – глаза вспыхнули, лицо просияло.
– Дедушка, дорогой, здравствуй! – Лайэл поцеловала его, объяснила, что Джордан привез ее во Френчем, представила мужчин друг другу.
– Джеймсон… – повторил Джо и задумался. – Вы имеете какое-нибудь отношение к фирме «Джеймсон и Электроника»?
– Самое непосредственное. – Джордан улыбнулся.
Джо улыбнулся в ответ.
– Стало быть, девушка, которая снимает вместе с Лайэл квартиру, работает у вас.
Было заметно, что Джордан отнесся к Джо с большим почтением. Да и Джо проявил к Джордану заметный интерес. И не потому, что это был Джордан Джеймсон, а просто дедушка сразу оценил его как личность. Опасения Лайэл насчет того, что скромный садовник и светский супер-бизнесмен вряд ли найдут общий язык, были напрасны. Оказалось, что оба любят и литературу, и музыку, и тихую провинциальную жизнь, к животных, и оба эрудированны, и оба страстные Любители шахмат.
Вы в шахматы играете? – спросил Джордан у Лайэл.
– Да, играю. Но думаю, что настоящему игроку со мной неинтересно, – ответила она.
Лайэл сидела и внимательно слушала, о чем они говорят. И гордилась дедушкой. Он всю жизнь занимался физическим трудом и любил свою работу. Но он был человеком образованным, и даже сейчас, когда столько перенес и болен, было видно, какой у него живой и острый ум.
В беседе с Джорданом Джо проявил знание тончайших нюансов электроники, этого сложного дела. Внимательно и не без удовольствия слушал собеседника, который выдавал информацию, не скупясь на едкие реплики и злословие. Да и Джордан, похоже, с интересом слушал рассказы пожившего на белом свете человека о природе, о провинциальных нравах, о повадках братьев меньших.
– Когда я был ребенком, у меня был бульдог. Я назвал его Дракула, – сказал Джордан.
– Наверное, потому что у него были клыки? – спросила Лайэл. Тема была неопасная, легкая, и она решила поучаствовать в общем разговоре.
– Когда мне его подарили, он был уже старым. У него почти не оставалось зубов, а те, что были, шатались. Моя мама, когда готовила ему еду, проворачивала все через мясорубку. Но до самых последних своих дней этот собачий террорист наводил ужас.
Мужчины обменялись взглядами.
– Ну и чего было его бояться, он даже куснуть не мог? – не унималась Лайэл.
– Да, конечно. Но зато у него был чертовски мощный отросток!
Джо посмотрел на разгневанное лицо внучки и буквально зашелся от хохота.
– Что, попалась? Не будь настырной, моя девочка. Это – древняя истина.
Боже праведный! Дедушка хохочет… Значит, дело пошло на поправку? Ведь лечащий врач, наверное, это и имел в виду, когда говорил ей однажды: «Вопрос в том, хочет ли он вообще жить? А он, как мне кажется, не хочет. Все дело в этом». А сейчас он так заразительно смеется…
Где-то около четырех в палату вошла сестра, молодая и очень хорошенькая. Она вкатила столик. На подносе – огромный чайник, тарелка с хлебом, маслом, большой кусок торта. А Джордан ей подарил такую улыбку, что она в ответ чуть было не выронила из рук чашку с блюдцем.
Уже и сумерки сгустились, и свет зажгли, а Джордан, похоже, не торопился уходить. Время близилось к семи, когда Лайэл наконец отважилась спросить:
– Может быть, вы хотите вернуться домой?
– Я не тороплюсь. Я решил остаться и приглашаю вас на ужин, – ответил он.
– Отличная мысль! – одобрил Джо. – Вы, пожалуйста, ко мне не возвращайтесь. Нас рано укладывают. И больные от Сайта-Клауса уже не ждут ничего…
Он широко улыбнулся, обнажив зубы, свои собственные… и стал похож на мальчишку. А широкая щербинка между передними зубами и вовсе придала его лицу озорной вид. Он любил попыхтеть трубочкой. Старшая медсестра была женщина с понятием и разрешала Джо эту слабость: утром и вечером его выкатывали на улицу, и он, полуприкрыв бледно-голубые глаза, смотрел на мир через колечки струящегося дыма.
Лайэл была переполнена счастьем, смотрела на дедушку и улыбалась. Он даже и шутить пытается!
– Итак, тогда до завтра. Готовьтесь – сыграем с вами партию в шахматы, – сказал Джордан, прощаясь.
Они вышли из палаты, и, когда отошли на достаточное расстояние, Лайэл не удержалась и, не стараясь скрыть раздражения, сказала:
– Ну зачем вы ему наобещали так много всего! Он же вас будет ждать…
– И не будет разочарован. Уж не думаете ли вы, что я собираюсь вернуться в город, оставив вас здесь одну?
Выйдя из здания, они направились к стоянке, где оставили машину. После нескольких часов, проведенных в тепле, на холодном ветру было зябко. Лайэл, поёживаясь, сказала довольно сердито:
– Если вы воображаете, ну хотя бы на одну секунду…
– Я вообще ничего не воображаю, – не дал ей договорить Джордан. – Просто мы остановимся в гостинице. Разумеется, в разных номерах.
– Мне незачем останавливаться в гостинице. У меня есть где остановиться, – сказала Лайэл, проигнорировав его язвительную усмешку.
– Ну тогда и я с вами. Ничего себе! Каков?
– Ну уж нет. – В эти три слова Лайэл втиснула все свое раздражение.
Он небрежно передернул плечами и спокойно, как о деле решенном, сказал:
– За вами лишь право выбора. Или я – с вами, или вы – со мной.
– Вам там негде будет спать. Дедушка туда больше не вернется. – Голос Лайэл дрогнул. – Там и мебели нет почти. Только кушетка и кое-что в кухне.
– Но гостиницы-то пока еще существуют. Так не хочется об этом заговаривать, но придется…
– Останавливаться в гостиницах мне не по средствам.
– Я буду счастлив оплатить счет.
Лайэл резко остановилась, повернулась к нему и, глядя в глаза, произнесла:
– Всю жизнь мечтала, чтобы вы за меня заплатили!
Они остановились как раз неподалеку от уличного фонаря, и она увидела, как брови Джордана сошлись на переносице, а выражение лица просто испугало ее.
– А я всю жизнь мечтал оставить вас одну, в ночи, в пустом доме, и чтобы ни одной живой души по соседству!
– А я вот никак не возьму в толк, какое ваше дело? – не сдавалась Лайэл. Противник зашел с тыла:
– Неужели ваш дедушка не подумал о том, что вам оставаться одной опасно?
Прямое попадание! Лайэл закусила губу: дедушка на все лады уговаривал ее отказаться от ночевки в пустом коттедже…
Коттедж «Роза» стоял на отшибе. Правда, раньше, когда Лайэл приезжала, в соседнем коттедже жил владелец поместья Уильям Лейтон. Но он затеял ремонт и, решив все переделать на более современный лад, уехал и покатам не жил. Дом действительно стоял пустой. Но откуда это все известно Джордану?
– Ну так как, дедушка одобряет ваше решение?
Что касается дедушки, то возводить на него напраслину она не будет и должна говорить правду.
– Нет.
– Наверное, ему в общем-то вредно волноваться?
Ну что ж, он выиграл, подумала Лайэл и ничего не сказала.
– Побудьте пока в машине, а я схожу и успокою старика.
Через несколько минут Джордан вернулся и, довольный, сел за руль.
– Я сама заплачу за себя, – решительно заявила Лайэл.
Он покосился на нее.
– Очень хорошо.
И двух километров не проехали, как справа и слева замелькали игрушечные домики. Приехали в маленький провинциальный городишко. Вообще-то это был и не город вовсе, а скорее большой рынок: несколько раз в неделю сюда съезжались окрестные жители – кто продавать свой товар, а кто и за покупками. В центре городка-рынка Джордан остановился у скромного по виду коттеджа. Это была гостиница. Судя по вывеске, их ожидали комнаты в доме, где и сами хозяева жили. Да, дешевле уж вряд ли что и найдешь! Но сама же захотела за себя заплатить. Ну ладно – она. Но он-то наверняка никогда не останавливался в подобных гостиницах. Украдкой взглянула на него. Наблюдает… И ухмылка на лице. Решено! Он может руководствоваться какими угодно альтруистическими соображениями, а она за себя заплатит сама и быть у него в долгу не собирается…
«Не собирается», а вот на следующее утро, аккуратно уложив в сумку искусно упакованные красочные сверточки-подарки для дедушки, Лайэл подалась уговорам Джордана и взяла у него сверток, который он достал из «бардачка», когда они сели в машину. Рождественский подарок для Джо – прелестные дорожные шахматы! Отказать неудобно, но ведь видно же, что подарок дорогой. Лайэл была благодарна ему уже за то, что ей он ничего не подарил. Ей в ответ подарить было нечего, и она оценила его деликатность.
Сколько раз в ее жизни ей желали счастливого Рождества, и, пожалуй, только на этот раз рождественские пожелания почти сбылись. Почти… Трагическая судьба Поля не давала Лайэл покою, и подсознательно она все время об этом думала. А гостиница оказалась вполне приличной, даже с комфортом. И кухня была на уровне, и хозяева приятные и дружелюбные.
Джордан в Лондон возвращаться не собирался. Оба утра они гуляли после завтрака, потом навещали Джо. И вечера проводили с ним.
Уезжали в Лондон на второй день Рождества, поздно вечером. Лайэл на этот раз с легким сердцем оставляла дедушку. Да и Джо нельзя было узнать: совсем другой человек. Конечно, она делала все, что могла, что было в ее силах, но именно Джордан смог пробудить в дедушке настоящий интерес к жизни, сумел наполнить ее новым содержанием. Лайэл понимала это и была ему благодарна.
По дороге они останавливались и ужинали в какой-то придорожной гостинице, и, когда подъехали к дому, в котором жила Лайэл, было уже совсем поздно. Лайэл взглянула на свои окна. Света нет, значит, Митч еще не вернулась из поездки.
Все три дня, что они провели во Френчеме, Джордан вел себя, с ее точки зрения, безупречно. Не пытался ее обнять и никаких намеков хотя бы на легкий флирт. Волноваться вроде бы причин не было. Но, как только они оставались наедине, ей сразу становилось не по себе. Ощущение было такое, будто она идет, балансируя, по туго натянутому канату. Неужели он так ее волнует? Любовные игры, конечно, не по ее части, но поскользнуться можно в любую минуту. Тут-то он ее и цапнет! Недаром же так обхаживает, со всем своим благородством! Ну разве нет? Только что вернулся из Штатов – разных дел, должно быть, выше головы, а он провел Рождество у койки полупарализованного старика. Нет, определенно ему что-то нужно!
А она, как она на него реагирует!.. Он просто опасен, опасен для спокойствия духа. Сколько усилий она потратила, как напрягалась, чтобы сохранить хладнокровие, окончательно не потерять самообладания. Возводила какие-то оборонительные преграды, которые на поверку оказались ненадежными и хрупкими, будто из стекла. Небольшое усилие – и одни осколки. Не было у нее никакого желания приглашать его зайти.
Взяв ее чемодан, он поднялся следом и теперь стоял и ждал, когда она достанет ключи из сумочки. Повернувшись к нему лицом, Лайэл сказала:
– Вы были более чем добры. Не знаю, чем я вас смогу отблагодарить.
– Вы бы могли пригласить меня сейчас на чашку кофе.
Нет, это уж слишком! Ну что бы такое придумать?
– Вы знаете, Митч тоже не было дома, и я боюсь, что нет ни капли молока.
– Да я же и люблю как раз черный кофе, – отбил он пас.
– И в самом деле! Как неудобно…
– Я, понимаете…
– Вы будете в полной безопасности. Я постараюсь сдерживать первобытные инстинкты.
Он определенно потешается над ней. Вспыхнув и даже не взглянув на него, Лайэл протянула ему ключи. Пока он отпирал замок, ей удалось справиться с охватившим ее смущением. Распахнув дверь, Джордан шутливым жестом пропустил ее вперед.
В гостиной было прохладно. Лайэл, не присев, подошла к электрокамину, включила его и вышла из гостиной. В маленькой тесной кухне постояла некоторое время, размышляя, доставать ей с верхней полки кофеварку или не доставать. Но каков тип! Вынудил все-таки пригласить его в дом. Кофе хочет? Пусть пьет растворимый.
Поставив на подносик две чашки с кофе, вернулась в гостиную. Джордан стоял спиной к электрокамину. Она подошла, и он взял чашку. Лайэл взяла свою и, продолжая стоять, сделала глоток. Пусть постоит. Пускай поймет, что она рассиживаться с ним не собирается, а ждет не дождется, когда он уйдет.
А Джордан уходить и не собирался. Присесть не предложили, и он, отпивая из чашки, с любопытством прохаживался по уютной, но более чем скромной гостиной. Наконец остановился у колченогого старенького книжного шкафа.
– Это чьи книги?
– Мои. Митч не любит читать.
Так. Что за книги хотя бы на верхней полке? Томик стихов Джона Донна. Роман-чтиво, которое выпускает издательство «Миллс и Бун». А это что? «Ветер в ивняке». А это? «Я захватил замок». Интересно…
– Я смотрю, судя по книгам, у вас самые разнообразные вкусы, – заметил он. По тону можно было понять, что эта ревизия его позабавила.
– Я люблю читать то, что хорошо написано.
Ну вот, она еще и оправдывается перед ним.
Поставив чашку, Джордан взял с полки томик стихов. Длинные пальцы бережно перелистывали страницы, на некоторых он надолго задерживался.
– Вы любите поэзию?
Ну вот зачем опять так глупо подставилась? Неужели и так не понятно, что стихи, по его разумению, это литература для лиц женского, слабого, пола и для некоторых лиц противоположного, которые лишь по недоразумению попали в разряд сильного.
– Да. Я люблю стихи. Слова – ткань поэзии – будят мое воображение, будят и порой, бывает, завораживают. Вы читали Майкла Чайдлера?
– Нет, я даже не слышала о таком поэте, – призналась Лайэл и подумала, что и на сей раз попала впросак.
А Джордан продолжал:
– Он современный поэт. У него вышли всего лишь два тома, и о нем мало кто знает. Его воображение занимают не люди, а вещи, неодушевленные предметы. Он наделен даром находить слова, на которых задерживаешь внимание и предаешься воспоминаниям. Ну вот представьте себе, внутрь старинного пресс-папье кто-то когда-то вмонтировал стеклянный футляр, а в футляре «замурован» кусочек природы – зимняя снежная вьюга. Бесхитростный сюжет, но поэтический образ, я считаю, создан настоящим мастером.
Джордан поставил книгу на место и, обратившись к хозяйке, сказал учтиво:
– Благодарю вас за кофе.
Лайэл вдруг всполошилась. Какая же она свинья… Он столько сделал для дедушки, а она так плохо его приняла. Подойдя к Джордану, она сказала как можно теплее:
– Вы уходите? Я хочу вас поблагодарить…
– В этом нет никакой необходимости, – опять перебил он ее.
Она посмотрела на него умоляющим взглядом.
– Ну почему вы так говорите? В этом есть необходимость. Вы так были добры к моему дедушке… – Она заметила на его лице гримасу и торопливо добавила: – И ко мне. Мне, право же, неловко, я до сих пор не понимаю, зачем вы себе доставили столько беспокойства.
– Мне этого хотелось.
– Но ведь так просто вам хотеться не могло? Все-таки почему?
– Потому что я собираюсь на вас жениться, – сказал он это так, будто и объяснять тут нечего.
Уж не ослышалась ли она?! Переспросила растерянно:
– Что вы сказали?
– Я хочу на вас жениться.
Ну и шуточки у него! Замешательство быстро прошло. И вообще, как так можно?!
– Но мы, можно сказать, едва знакомы. Вы почти ничего обо мне не знаете.
– То, что мне нужно знать, я знаю, – заверил он.
Слов немного, но сказано вроде бы даже проникновенно.
– Но я-то вас совсем не знаю!
– Это поправимо. Есть чудесное средство. Если вы не против, может быть, мы поужинаем завтра вечером? – сказал он и улыбнулся.
Сердце встрепенулось, ноги – ватные, и уже будто и не кровь в ее плоти, а шампанское бурлит. Еле совладав с голосом, Лайэл прошелестела:
– Благодарю вас. Я не против.
– Ну вот и прелестно, – сказал он, повернулся, пошел к дверям, бросив на ходу: – Заеду за вами завтра в семь.
Если столь стремительный уход был его тактическим приемом, то цели он достиг. Разве так можно? Ушел – не поцеловал, не обнял… Ну мог бы ненадолго задержаться – поговорил бы с ней.
На следующий день он за ней заехал, и заезжал теперь каждый вечер. На уик-энды они вместе отправлялись к дедушке. И за все это время понять, что он за человек, докопаться до его сути ей не удавалось. Этот крепкий орешек был явно ей не по зубам. Чем больше Лайэл прикладывала усилий, тем неподатливее становилась скорлупа. Конечно, он добрый, великодушный, мог простить ошибку, но уж если замечал несправедливость, приходил в ярость. Любил природу, умел ценить красоту, во всем любил порядок. И даже, к ее удивлению, не лишен был сентиментальности. И небольшой жизненный опыт подсказывал Лайэл то, что уже давно известно всему миру: сентиментальные люди – порой очень жестоки.
Он дарил ей цветы, шоколад, ухаживал за ней. Именно ухаживал, и именно так, как будто прочитал не один рыцарский роман.
Вот уж этого она никак не ожидала! В общем, по современным меркам, он был неотразим. Правда, брачной темы Джордан не касался, но намерения его и особенно манера ухаживания были столь очевидны, что Джо только многозначительно посмеивался, особенно когда у Джордана проскальзывали собственнические нотки. Джо был более чем счастлив…
И Митч была рада.
– Ну, тебе здорово повезло! Он же сказочно богат, – сказала Митч и, подумав, добавила: – Я бы его у тебя отбила, если бы я, старая кошелка, была уверена, что у меня есть шанс.
Лайэл в ответ только улыбнулась. Митч обожала своего Давида. С ним было легко. Он открытый человек – весь на ладони. Да Митч и дня бы не стала терпеть Джордана, вернее его характер.
Приближался день рождения Джо. Накануне Лайэл отпросилась у шефа, и утром они с Джорданом поехали во Френчем. На обратном пути остановились перекусить в старинной таверне «Овечий хвост». Посетителей было немного, они сели за столик, который стоял в стороне.
Джордан, откинувшись на спинку стула и вытянув далеко вперед ноги, неторопливо потягивал лагер. Было видно, что ему все здесь нравится – и потемневшая от времени добротная мебель, и старомодная утварь, и то, что в этом тепле по-старинному спокойно и несуетно.
– Смотрю я на тебя и удивляюсь, – задумчиво произнесла Лайэл.
– Интересно! И почему?
Она осторожно выбирала слова, чтобы он ухватил ее мысль:
– Ты… такой городской человек, нет, не то. Ты в городе – как рыба в воде. Но я чувствую, что провинциальная жизнь, деревенский уклад тебе больше по душе.
– Да, в общем-то верно, но городской ритм жизни, сутолоку города я тоже люблю.
– Но одинаково быть не может. Чему же ты все-таки отдаешь предпочтение?
Он улыбнулся и вдруг стал похож на мальчишку.
– А мне везде хорошо. У меня такой дар – я радуюсь жизни. Живу и радуюсь всему каждую минуту и везде. Я люблю свою работу и целиком отдаюсь любимому делу. И тогда ничего другого для меня не существует. Вот сейчас я, например, о делах и не вспоминаю. Сижу, пью пиво, отдыхаю, радуюсь жизни, одним словом. Жить по принципу «вот завтра уж я поживу, а сегодня как-нибудь» не следует.
– Можно только восхищаться этой твоей философией. Некоторым образом я тоже ее разделяю. Как говорится, «мне весело, и я смеюсь».
Когда они уходили, вышла маленькая неловкость. Из рук Джордана выскользнул серебристо-серый жакет из искусственного меха и упал на пол.
– Ну что же ты так с моей норкой обращаешься! – пошутила Лайэл, когда он наклонился, чтобы поднять. Он подал ей жакет. Но это был будто не он – так изменилось в одно мгновение выражение его лица.
– Тебе нравится шуба из норки? – спросил он. И не дожидаясь ответа: – Я могу тебе купить. Все, что пожелаешь. Нет проблем. Что еще – наряды, драгоценности, меха?
Она буквально онемела. Покачала головой.
Последнее время ей было приятно бывать с ним. Они друг друга понимали, ладили. Похоже было, что их отношения наконец обрели гармонию.
В конце концов, кто дал ему право так с ней обращаться?
Джордан тоже почувствовал, что не должен был говорить то, что сказал, и что теперь лучше уж молчать и вовсе.
Подъехали к дому. Свет в окнах не горел. Лайэл уже успокоилась и, желая разогнать свинцовые тучи, которые нагромоздились на горизонте их отношений, пригласила Джордана зайти и выпить кофе. Когда они сидели у электрокамина и пили кофе, он спросил:
– Что доктор говорит? Будет ли дедушке лучше и сможет ли он когда-нибудь ходить?
– Доктор сказал, что он не сможет обходиться без инвалидной коляски.
– А что с сердцем?
– Говорит, что все наладится. И что нужно, чтобы он не волновался.
– Ну что же, если так, то через месяц могут и выписать. Какие у тебя планы на этот счет?
– Мне удалось снять небольшую квартирку на первом этаже. Тут рядом. Она освободится через месяц, в феврале. Не идеальный вариант, конечно. И ступеньки есть, и дверные проемы узковаты для коляски, но это все, что я смогла.
– И дедушка не будет возражать, если ему придется жить в Лондоне?
– Я его спрашивала об этом. Он согласился. А потом, у нас нет другого выхода. Я же не могу не работать.
– Ну и как же он будет целый день один, пока ты на работе?
Этот вопрос она задавала сама себе не раз. Лайэл вздохнула.
– Я пока не знаю. Но что-нибудь придумаем.
– Если ты выйдешь за меня замуж, то ничего не придется придумывать. Обо всем позабочусь я.
У Лайэл пересохло во рту, и она хриплым голосом сказала:
– Если ты собираешься поместить его в дом…
– Ничего подобного я в виду не имел, – перебил ее Джордан. – Его это просто убьет.
– Тогда что же?
– Ты хочешь, чтобы вы всегда были вместе?
– Да, очень.
– Тогда он будет жить с нами. Ты будешь всегда рядом с ним, а для всего другого я найму сиделку. Можно будет и на дому продолжить лечение дедушки. Ну, во-первых, чтобы его не мучили боли, а во-вторых, может так случиться, что со временем он сможет передвигаться самостоятельно.
– Боже мой! Джордан… – только и смогла она вымолвить. Глаза были полны слез.
– Ну, так ты согласна быть моей женой, хотя бы ради дедушки? – спросил он.
Показалось, что в тоне его не было обычной самоуверенности, и мускулы лица напряглись и застыли.
Сколько раз в мечтах Лайэл кто-то любящий ее, тот, кто не смог бы жить без нее и кого она сама полюбила и выбрала, делал ей предложение! Но в мечтах ей и в голову не приходило, что это будет сказано вот такими обыденными словами.
Хотя она и старалась выглядеть современной, но на самом деле была девушкой романтичной, даже старомодной. То, что ей предложили только что, по ее понятиям, было похоже скорее на сделку. Неужели ей придется отдать себя Джордану в обмен за услуги? Если не за «туалеты, драгоценности и меха» – то за удобства и покой для дедушки.
– Ну, Лайэл? – спросил он, и голос его дрогнул, Боже, что это? Два слова, всегда два коротких слова… Он же страдает… Он ждет ее ответа… Какая сделка? О чем это она?
– Да, – прошептала Лайэл, – я согласна быть твоей женой.
Она хотела еще сказать, что дедушка ни при чем. Она может из-за дедушки делать любую черную работу, но замуж за нелюбимого не пошла бы и ради дедушки. Застенчивая, стеснительная по натуре, Лайэл промолчала. И разве она только что не убедилась в том, с каким волнением он ожидал ее ответа? Да он просто скрывал свои чувства!..
Она самой себе не признавалась, что в первый же вечер его полюбила. Полюбила так страстно, что и не подозревала, что способна на такое острое чувство. А сколько было сомнений! Как она сама себя пыталась убедить, что они не пара, что она не его круга. Но вот полюбила…
Взглянула на него. Его лицо разгладилось: сомнения и страдания позади. Но почему же он не подходит к ней, неужели не хочет ее поцеловать? Целая вечность прошла, казалось, пока она сама не сделала шаг, другой, подошла и робко посмотрела на него.
Он обнял ее и поцеловал. Но разве так целуют, когда любят? Буквально через секунду он вдруг крепко обнял ее, прижимая к себе, и поцеловал страстно.
Лайэл пошатнулась и упала бы, не подхвати он ее вовремя.
– Как ты посмотришь на то, если мы поженимся через неделю, скажем, в пятницу?
– Может быть, лучше подождем, пока дедушка вернется из больницы?
Он опять обнял ее. Потерся щекой о ее щеку. И спросил:
– Ты на самом деле хочешь подождать?
– Нет, нет. Я только хочу, чтобы дедушка присутствовал на нашей свадьбе.
Поцеловал ее в шею. Возле уха. Коснулся губами ее губ. Сказал:
– Значит, в пятницу, как решили. А я подумаю, как все устроить.
Нежные поцелуи!
– Впереди – медовый месяц. Мы вернемся из свадебного путешествия как раз тогда, когда его можно будет забрать. Как ты думаешь, мы можем завтра вечером поехать к нему и сообщить о нашем решении?
Она кивнула, слова уже ровным счетом ничего не означали. Он обнимает ее… Он целует ее… вот если он сейчас обнимет ее и пойдет с ней в спальню, она и слова не вымолвит против, и пальцем не пошевелит… А он, отстраняя ее, сказал:
– Если я не уйду сию же секунду, мисс Митчелл будет в шоке, когда вернется!
Чмокнул ее в нос, попрощался и ушел.
Лайэл пошла в спальню. Разделась и легла. Она долго лежала без сна, смотрела в темноту. Тело помнило прикосновение его губ, рук и требовало новых ласк. Счастье как бурное море подхватило ее, несло куда-то и отпускало, сердце замирало…
Утром она никак не могла проснуться. Кто-то стучал в дверь. Потом Лайэл услышала голос Митч:
– Ты что, не собираешься идти на работу? Полусонная, она добрела до ванной. Долго чистила зубы. Встала под душ. Сидела на кухне в халате, пила кофе. Все делала механически, на автомате. Влетела, как будто не в себе, Митч.
– Он здесь! Приехал за тобой и говорит, что вам нужно срочно ехать покупать тебе обручальное кольцо.
– Покупать кольцо? – Лайэл сжала руками виски. – Но мне же нужно на работу.
– Вот уж это тебя теперь пусть меньше всего волнует. Но ты хороша! И мне ничего не сказала! Когда же вы обручились?
– Вчера. Все решилось вчера вечером.
– Я, конечно, видела, что все к этому идет, будь уверена, – заявила Митч с самодовольным видом. Взглянула на Лайэл и сменила пластинку. – Ну что ты сидишь? Поторапливайся. Не заставляй его ждать. У него вид, как у нетерпеливого юнца.
Ну да, Митч все знает-понимает… Да ничего подобного! Уж Джордан-то умеет держать свои страсти в кулаке. Кому, как не Лайэл, это знать.
Она оделась, быстро причесалась и вошла в гостиную. Увидев ее, он улыбнулся, поднялся из кресла. И вот опять – не подошел, не поцеловал ее… Наверное, потому, что Митч стоит и смотрит. Он ведь, в сущности, скрытный человек.
– Можем отправляться? – спросил Джордан.
– Но ведь магазины еще закрыты.
– Нас уже ждут. Я договорился. Если мы этим займемся сейчас, тогда вечером тебе не придется отрабатывать и задерживаться. Ты же собираешься пойти на работу?
Она бы и не пошла. И впервые – с радостью. Но мистер Дан всегда так добр к ней. Вчера он отпустил ее и слова не сказал. Она не может его подвести. И заявление об уходе лучше пораньше подать, чтобы он уже подыскивал замену.
– Да, обязательно. Я должна пойти.
Был час пик. Выбираясь из пробки, они еле ползли. Для разговора – самое удобное время.
– Лайэл, я все хочу у тебя спросить, какой брак ты считаешь идеальным?
Брак – это прежде всего союз двух товарищей, двух друзей. Союз, скрепленный любовью, страстной любовью. Каждый должен, однако, стараться сохранить собственное «я». В случае необходимости каждый должен поддерживать друг друга, не жалея сил. Так она считала и именно так она ему и ответила.
По лицу было видно, что Джордан ожидал услышать что-то другое. Он что, думает, что она из тех, которые сразу прилипают к мужу, обвивают как плющ и тянут соки?
Джордана нелегко порой понять! Временами Лайэл ловила на себе его восхищенный взгляд. А порой он становился таким холодным и как-то даже отдалялся, будто хотел сохранить дистанцию. Ну, наверное, так бывает! Не хочет быть рабом своей страсти. Спохватывается и прячет свои чувства поглубже, чтобы не утратить независимости. Ведь когда очень любишь, то обязательно подчиняешься любимому человеку. Наверное, некоторые этого боятся, не хотят допускать власти над собой.
Тем временем они подъехали к скромной с виду ювелирной лавке, расположенной на одной из тихих улиц Лондона. Респектабельный джентльмен лет сорока ждал их. Поздоровались. Он провел их в глубь магазина, в свой кабинет. Подошел к объемистому сейфу, открыл его и достал несколько плоских плато с кольцами.
Каждое кольцо помещалось в своем гнездышке, и каждое – глаз не отвести. Все это великолепие сверкало, играло и переливалось на черном бархате плато и захватывало дух. Лайэл растерялась. Она взглянула на Джордана. Он выбрал кольцо с очень крупным бриллиантом.
– Думаю, это подойдет, – сказал он. Взял ее левую руку и надел кольцо на средний палец.
Кольцо пришлось впору. Лайэл почти не дышала – какой ослепительный солитер!
– Нравится? – спросил Джордан.
Она помедлила с ответом. Это же целое состояние!
– Прелестное кольцо, но это же…
Джордан незаметно кивнул владельцу магазина.
– Прекрасный выбор, должен я сказать, хотя мне и не положено это делать, – правильно понял он Джордана.
Джордан вручил ему чек и взял пустой футлярчик. Лайэл заторопилась и стала снимать кольцо.
– Оставь его на пальце. Я бы хотел, чтобы ты носила его постоянно, – сказал он, понизив голос. – Я хочу видеть кольцо на твоем пальчике как знак того, что ты принадлежишь мне.
Когда они выходили из лавки, он обнял ее за тонкую талию. А Лайэл подумала, что во всем мире вряд ли найдется кто-нибудь счастливее нее. Но сама бы она была еще более счастлива, если бы он хотя бы прошептал, что любит ее.
Лайэл сидела на переднем сиденье своего, можно сказать, «ягуара». Вздохнула, подставляя свои красивые колени под струю теплого воздуха, идущего из обогревателя. Ни единого звука! Слышно лишь, как мягко урчит мощный мотор, хлопотливо снуют дворники, шуршат шины. Шум с дороги почти не слышен.
Зажглись уличные фонари. А Джордан, как глухонемой. Будто только и заботы, что эта дорога. В пятницу всегда напряженно. Все суетятся, обгоняют друг друга, одним словом, торопятся – спешат домой. Она посмотрела на него. Так хочется дотронуться до него. Провести ладонью по его щеке…
Взглянул на нее. Очевидно, почувствовал… Она улыбнулась. Впервые он не ответил на ее улыбку, а только скользнул равнодушным взглядом поверх ее головы.
Но что-то было в его взгляде такое, от чего она вздрогнула.
Лайэл стала смотреть вперед сквозь дуги, которые чертили на смотровом стекле «дворники».
Снег падал густыми хлопьями. Сильные порывы ветра раскачивали фонари на мачтах, и пятна света выхватывали из темноты то кусок пустынной лондонской улицы, то прохожих. Наклонив головы, они, бедняги, пробивались к дому сквозь снежную вату.
Снег повалил сильнее. Фонари на ветру – как светящиеся бесноватые призраки. Хлопья снега как мотыльки на свету не опускаются на землю, а клубятся в каком-то невообразимом танце. Вот уже и дорога побелела, и деревья, и земля… Огромный город, как невеста в белом наряде…
Мечтая, как и каждая девушка, о своей будущей свадьбе, Лайэл всегда видела себя в белом подвенечном наряде. Вот она в церкви. Опираясь на руку дедушки, идет по проходу между скамьями, подходит к своему жениху. Он, конечно, красивый голубоглазый блондин. А бабушка, в первом ряду, сидит и обливается слезами. На голове у бабушки шляпка. Шляпка украшена цветами. Вот так она мечтала. Конечно, кое-какие детали менялись, но все должно было происходить именно по этой схеме.
В жизни все оказалось по-другому. Джордан – красивый, но не голубоглазый. Бабушка – Царство ей небесное! – умерла. И венчания в церкви не было. Просто гражданская регистрация брака. Лайэл лишний раз, правда, убедилась в том, что деньги – это мощная сила. Джордану удалось поместить дедушку в лондонский частный пансионат для выздоравливающих. Оттуда его прямо в инвалидной коляске привезли на регистрацию их брака. Сейчас он уже, конечно, в пансионате.
Он будет жить с ними, в пентхаусе, когда через месяц они возвратятся с Озер. Сначала Лайэл этот вариант не понравился: несуразица какая-то – физически немощный старик, и так высоко! Но потом, поразмыслив, она успокоилась. А что в этом плохого? Жилые комнаты – все на одном уровне; никаких ступенек. Сад – на крыше, на лифте можно спуститься прямо в гараж.
У Джордана все получалось, ему все удавалось, как говорится, без сучка без задоринки. Можно было бы уже и успокоиться, расслабиться и наслаждаться счастьем. Но что-то было не то, что-то мешало.
Украдкой – чтобы не заметил – она посмотрела на него из-под опущенных ресниц. Она уже поняла, что ему нравится и что не нравится, какие книги он любит читать, какие не любит, какую музыку слушает с удовольствием, какую – нет. Скорее даже не поняла, а он ей сам дал это понять. Но то, скрытое в нем, глубоко запрятанное, куда ей так и не удалось проникнуть? Теперь он был ее мужем, но именно из-за этой тайной, внутренней его сути он оставался для нее, в некотором роде, незнакомцем. Она опять вздрогнула.
– Тебе холодно? – спросил он.
– Нет, – ей удалось улыбнуться. – Просто какое-то нехорошее предчувствие.
И ни слова, ни жеста – чтобы успокоить, приободрить. Крутит спокойно эту баранку! А какие у него руки… Пальцы такие длинные, ногти ухожены. Мускулистые запястья, и особенно смуглые на фоне белоснежных манжет рубашки. Представила, как эти руки будут ее ласкать… внутри все сжалось в комок.
На мизинце правой руки – тяжелый перстень-печатка. Ей так хотелось, чтобы они обменялись кольцами при регистрации. Но Джордан по этому поводу и не заикнулся. Она же не отважилась попросить об этом. И теперь жалела, что не предложила. Сейчас бы кольцо было перед глазами, а это уже кое-что.
Как-то трудно увязать все воедино. Она принадлежит ему – это ясно. Но вот принадлежит ли он ей – вот вопрос.
