Война Цветов

11. ПРОИСШЕСТВИЕ В «ПАРНИКЕ»

Мэри Ландыш, русалка по рождению, переносила влажность лучше, чем сухопутные эльфы, но этот душный вечер нагнал депрессию даже на нее, а посетители «Парника», как она чувствовала, были и вовсе не в настроении. Многолетний опыт хозяйки таверны подсказывал ей, что в такую ночь только и жди неприятностей. Она уже жалела, что не нашла замены полутроллю Коротышке, бармену и негласному вышибале, который сегодня сказался больным.

Клиентура была самая обычная: несколько выпивох из тех, которые всегда заходят в кабак по дороге домой (но домой так и не приходят); несколько служащих из района Сумерек, которые действительно отправятся домой, пропустив пару стаканчиков (автобус, идущий на Восточный Берег, останавливается как раз напротив); за одним из столиков компания молодых Цветков, для которых это лишь первый этап долгого ночного загула. Эти сильно шумели, но они провели в заведении уже час и ничего серьезного пока не натворили. Одним словом, вечер как вечер, но Мэри все равно было не по себе.

Поэтому, оставив ненадолго за стойкой старого Можжевельника, она, кроме сдачи с полученного золотого унага, достала из сейфа также и некий сверток. Удостоверившись, что в камере «кукушки» имеется железное, в бронзовой оболочке яичко и что предохранитель не снят, она снова завернула пистолет и сунула его в карман своего просторного платья. Мэри вручила клиенту сдачу, отправила старого зелено-шкура обратно на кухню и положила оружие на полку под кассой – поглубже, чтобы Можжевельник или кто другой случайно на него не наткнулся. Не успела она это сделать, входная дверь хлопнула так, что Мэри подскочила, затрепыхав крылышками.

Но время оправдаться дурному предчувствию, видимо, еще не пришло. Маленькая бурая фигурка, освещенная сзади только что зажженными фонарями, внимания посетителей надолго не задержала. Это был всего лишь гоблин, не очень-то здоровый и довольно несчастный на вид. Мэри вышла из-за стойки, собираясь наладить его отсюда, чтобы не докучал никому, но он уже шагал к ней сам, по-журавлиному переставляя тощие ноги.

– Дерева трясучие, это еще откуда взялось? – засмеялся кто-то из Цветков. Чиновники тоже посмеивались, но остальные пришельца полностью игнорировали – что, надо полагать, было для него делом привычным.

– Не вы ли будете хозяйка... этого питейного заведения? – Голос, жалобный, как у всех гоблинов, звучал, однако, с некоторым достоинством. Может быть, гоблин был под хмельком – это племя славилось своей любовью к крепким напиткам. Мэри нечасто приходилось обслуживать гоблинов, и на ее памяти никто из них не пил ничего крепче пива, но дыма без огня не бывает. Может, они ходят в свои таверны, где и напиваются.

– Да, хозяйка здесь я.

– Значит, я удачно попал, хм-м. – Гоблин дернул своим длинным носом и доверительно наклонился к Мэри, будто желая поделиться каким-то секретом. – Я в данный момент на мели, прекрасная госпожа. Ни гроша в кармане.

Мэри подавила улыбку. Слишком душно для того, чтобы принимать ухаживания такого рода.

– Если надеешься на даровую выпивку, поищи другое место.

– Нет-нет! Вы ошибаетесь. Я ничего не прошу даром, особенно выпивку. – Он потер нос, свернув его набок. Он был моложе, чем сначала подумала Мэри, даже не в средних годах, и очень опрятен для гоблина, но неизбежный мускусный запашок от него все-таки шел. – Я хотел только спросить, не могу ли я что-нибудь для вас сделать, чтобы заработать немного еды? Денег, как я уже сказал, у меня сейчас нет.

Мэри с прищуром оглядела его лохмотья и босые ноги. Первое ее побуждение – отослать его прочь – оставалось в силе. Этому способствовали гоблинский запах и неотвязное чувство, подсказывающее, что в такой вечер ничего вне привычного распорядка предпринимать не надо. С другой стороны, бедняга очень вежлив для гоблина (да и для кого бы то ни было). Видно, что дела у него в самом деле хуже некуда.

Что сталось бы с ней самой, если бы ее дорогой Симеллус не принял ее к себе в ту далекую ночь? Что бы она теперь делала? Обирала пьяных на берегу? Хорошо еще, если так.

Она определенно в долгу – если не перед этим жалким созданьицем, то перед памятью Симеллуса нюх-Мальвы, который приютил ее, беглянку, а со временем сделал хозяйкой и женой во всем, кроме имени.

– Хорошо, – сказала она. – Можешь подмести тут. Потом уберешь со столов, помоешь посуду и через час заработаешь себе ужин.

– Вы очень любезны, госпожа. – Он поклонился, хрустнув коленками. – Да будет благословен ваш кров и очаг.

– Спасибо. – На этот раз Мэри все-таки улыбнулась. – Как тебя звать?

– Мое имя... – Он призадумался, словно его попросили раскрыть тайну Вековых Дерев. – Наше клановое имя – Пуговица, на улицах этого блестящего города меня именуют Чумазым, а как я сам себя называю, большой секрет. – Он печально взглянул на Мэри своими яркими желтыми глазами. – Я умалчиваю об этом для вашего же блага, поверьте.

Для гоблинских загадок было чересчур жарко, и Мэри молча показала ему, где стоит метла.

Гоблин оказался очень неплохим работником. Молодые Цветки, сидящие у бильярдного стола, начинали на него поглядывать – заводилой у них, похоже, был юноша в черных с золотом цветах Дурманов, который уже довел одну из подавальщиц до слез, – но гоблин шуршал своей метлой как ни в чем не бывало. Чуть позже в таверну зашли знатные господа постарше, двое мужчин и дама, уже немного навеселе. Цветочная молодежь притихла после их появления, и Мэри вздохнула свободнее.

Пуговица закончил подметать, и она удержала его за тощий мохнатый локоть.

– Ты молодец. Может, сядешь и поешь прямо сейчас? Можжевельник приготовил вкусную крольчатину – я тебе рекомендую взять ее, а не крабов. В придачу я налью тебе эля.

Желтые глаза сверкнули, длинный нос дрогнул – теперь улыбку, похоже, сдерживал Пуговица.

– Благодарю, прекрасная госпожа. Если вас не затруднит положить еду в кулечек, я возьму ее с собой, когда закончу работу. Что до эля, то вынужден с благодарностью отказаться, ибо я не пью. Впрочем... мой друг, возможно, и не откажется. Нельзя ли и эль упаковать в кулечек?

– Вряд ли, но я придумаю что-нибудь. Ты все-таки сядь и поужинай, а с собой возьмешь, что останется.

Гоблин осторожно высвободил руку. Будучи значительно меньше Мэри, он удивил ее своей недюжинной, пружинистой силой.

– Нет, благодарствую. Никогда не ем на публике, такая уж у меня странность. – Он почтил Мэри забавным полупоклоном. – Я уберу посуду, с вашего позволения.

Мэри, пожав плечами, отпустила его. Через кухонное окошко она велела Можжевельнику положить жаркое в не пропускающий влагу пакет и дала ему бутылку «Орхидейного светлого», тоже на вынос. Вытирая стойку, она то и дело качала головой. До сих пор ей еще не доводилось беседовать с гоблинами по-настоящему. Интересно, они все такие чудаки?

Можжевельник с поникшими от жары крыльями принес упакованный ужин, но уходить не спешил. «Чего ему тут надо?» – с некоторым раздражением подумала Мэри, начищая краны. Может, ему не нравится, что гоблинам раздают пиво? Но это не объясняло внезапную тишину в зале. У Мэри душа ушла в пятки от этой тишины.

– Как бы чего не вышло, Мэри, – тихо промолвил Можжевельник.

У стола молодых лордов шла какая-то возня. Пуговица пытался удержать уставленный стаканами поднос, отпрыск Дурманов загораживал ему дорогу вытянутой ногой, прочая молодежь хихикала, предвкушая потеху.

– Посуда – собственность заведения, – нервно, но с достоинством говорил Пуговица. – Нехорошо будет, если я ее уроню.

– Для кого нехорошо – для тебя или для меня? – веселился юнец. Теперь Мэри ясно видела, что он из Дурманов – эти белые брови ни с чем не спутаешь. – Поставь их, если это так уж тебя волнует, – добавил он, бросив взгляд на хозяйку. – Я просто хочу, чтобы ты ответил на мой вопрос.

– Хорошо, отвечаю, – сказал Пуговица, не глядя ему в глаза. – Я действительно гоблин.

– Это мы знаем! – заявил Дурман.

– Нюхом чуем! – заржал кто-то из его приятелей.

– Настоящий ли ты гоблин, вот что мы желаем знать.

Пуговица снова попытался уйти, но Дурман ухватил его за руку своими длинными пальцами.

– Извините, я не понимаю...

– Довольно. – Мэри вышла из-за стойки. – Отпустите его.

Юноша лениво вскинул глаза, и Мэри вздрогнула, увидев, что они у него разные – один черный, другой зеленый. Он не просто родня Дурманам, это сам Ориан, сын и наследник одного из самых влиятельных лиц в Городе. Довольный тем, что все и каждый знают его в лицо, он усмехнулся.

– Я ничего плохого не делаю, уважаемая. – Уважения в его тоне не чувствовалось. – Вы ведь не собираетесь звать констеблей из-за обыкновенного разговора?

Больше всего на свете Мэри ненавидела хулиганов. Она достаточно их навидалась за свое детство в прибрежных трущобах Восточного Берега, но те брали одной только грубой силой. Эти тоньше и куда хуже – весь Город и так у них в руках, а им все мало, дай только покуражиться над слабым.

– Возвращайтесь к себе за стойку, – посоветовал Ориан. – Крошка гоблин расскажет нам сказку, только и всего. Ничего с ним из-за этого не случится. Настоящие гоблины всегда рассказывают сказки, ведь правда? – Он компанейски стиснул руку Пуговицы.

Гоблин перевел желтые глаза на Мэри. В них читалось чувство глубже его слов и куда сложнее, чем обыкновенный страх.

– Не волнуйтесь за меня, госпожа.

Мэри в нерешительности застыла на месте. Выгнать всю эту компанию было бы лучше всего, но без Коротышки с этим никто не справится. Допустим, у нее даже получится, а дальше-то что? Этот сопляк запросто отберет у нее лицензию, если захочет. Тогда ее мысли о том, что бы она делала без «Парника», перестанут быть праздными.

Она ненавидела себя за трусость, но у нее хотя бы хватало смелости признаться себе, что она боится.

– Отпустите его руку, – сказала она наконец. – Если он сам ничего не имеет против разговора с вами, то пусть говорит. – Она дождалась, чтобы юноша разжал пальцы, и удалилась за стойку с видом политика, разрешившего трудную ситуацию. Заняв место за кассой, она подумала, не достать ли пистолет, но это только ухудшило бы положение – ведь не собиралась же она всерьез застрелить Ориана или кого-то из его друзей. Это стоило бы ей не только лицензии, но и самого дорогого в жизни – свободы. По меньшей мере. Однако она держалась поближе к своему тайнику, уверенная теперь, что интуиция не обманула ее. Если бы этим душным вечером подул ветер, он принес бы беду.

Многие посетители, решив, что недоразумение улажено, вернулись к своим разговорам, но напряжение не проходило. Двое Цветков встали и принялись катать шары на бильярде за спиной у гоблина – вроде бы просто так, но на деле преграждая жертве своего вожака путь к отступлению.

– Итак, ты хочешь рассказать нам сказку, да? – сказал Ориан. – Настоящую гоблинскую историю? Правдивую? – Его шатнуло вперед; Мэри впервые заметила, как сильно он пьян, и ее обдало ужасом. Не надо ей было уходить. Она поискала взглядом Можжевельника, чтобы послать его за констеблями, но он куда-то исчез.

– Расскажи мне про отцов, – требовал Ориан.

– Зачем вам нужна гоблинская сказка, молодой господин? – Пуговица боялся меньше, чем ожидала Мэри – или просто хорошо скрывал свой страх. – Всем известно, какие истории рассказывают гоблины – они не для таких, как ваша милость. Все они о чем-нибудь да умалчивают.

– Хватит вздор молоть. Расскажи мне правдивую историю. Про отцов, которые зажились на свете.

Тенистые Дерева, подумала Мэри. Он то ли пьян до безумия, то ли в самом деле рехнулся. Просит, чтобы гоблин предсказал ему судьбу – ему или его отцу, что еще хуже. Народная мудрость, бездоказательная, но всеми признанная, утверждает, что гоблины способны порой предсказывать будущее. Но правда это или нет, совать нос в будущее члена Высокого Совета никому не дозволено, а Дурман старший в Совете, один из первых.

Некоторые из спутников молодого Дурмана тоже занервничали, но Ориана это, судя по всему, мало трогало. Сколько же он выпил? Возможно, перед этим он еще духовой травы накурился или нанюхался порошку.

– Говори, гоблин. Плевать я хотел на твои умолчания. Рассказывай.

– Будь по-вашему, – склонил голову Пуговица. Он набрал воздуха, не спеша начинать.

Все, кто сидел поблизости, перестали притворяться, будто не слушают.

– Давным-давно, – начал гоблин, – когда все еще было на месте, жил-был один глубокий старец. Был он скупец и не любил никого и ничего, кроме золота. В молодости он ненадолго взял себе супругу, и от этого брака родился ребенок, мальчик. Мать ребенка, расставшись с мужем, умерла в нищете, ибо тот никакой помощи ей не оказывал. С годами ему становилось все труднее обрабатывать свою землю и вести дом, но деньги он тратить не хотел и потому решил вернуть себе сына. Им руководила не любовь, а желание получить слугу, которому не надо платить. Многие в деревне видели это и говорили потихоньку, что чем скорее старик отправится на удобрение Деревам, тем лучше будет для всех, кто с ним связан.

Ориану сказка, как видно, пришлась по душе: он широко улыбался, откинувшись на спинку стула. За столом он остался один – все его друзья отошли к бильярду и тихо, встревоженно переговаривались между собой.

– Это точно, лучше, – прокомментировал он с ухмылкой.

– У сына к тому времени рос уже свой сын. Они вместе переехали к старику, и сын перепоручал мальчику самую тяжелую работу, так что тот не знал отдыха от восхода до заката.

Однажды внук нашел около дома нору, в которой жил гоблин. Еще не ожесточившись сердцем, как его отец и дед, мальчик делился с гоблином своей скудной пищей, оставляя у его норы корочку хлеба или коренья. Однажды и гоблин оставил ему кое-что взамен – игрушку, золотую птичку.

Мальчик показал птичку отцу и деду, и тех обуяла жадность. Дед заявил, что птичка должна принадлежать ему, поскольку гоблин живет на его земле. Отец оспаривал это, поскольку гоблина, в его понимании, перехитрил его сын, обменяв хлебные корки на золото. Они спорили, спорили, и наконец сын в приступе ярости убил собственного престарелого отца. Мальчику он сказал, что дед уехал и поэтому они должны трудиться еще больше, а после отослал его спать.

Сам же отец, решив выманить у гоблина побольше золота, прокрался при лунном свете к норе с мешком льняного семени, рассыпал семена вокруг, протянул дорожку к дому, а остаток высыпал на пол. Он знал, что гоблину, согласно Закону Вещей, придется пересчитать эти семена – а поскольку это станет возможно, лишь когда солнце встанет, тот волей-неволей войдет в дом и должен будет выполнить все требования хозяина.

Отец спрятался и вот увидел, как гоблин прошел мимо, уткнувшись носом в землю и считая семена. Отец дождался рассвета, вернулся к дому и вошел.

Сын его и гоблин, сидя вместе на коврике у очага, пили мятный чай.

После этого мальчик продал дом, накупил на вырученные деньги товаров, сделался богатым купцом, и обе золотые птички остались у него.

На этом Пуговица оборвал свою напевную речь и моргнул пару раз, словно пробуждаясь от сна.

– Тут и сказке конец.

За другими столиками начали перешептываться, послышался женский смех. Мэри встрепенулась – она тоже, несмотря на свое нервное состояние, успела погрузиться в какой-то странный полусон.

– Что за чушь? – Ориан вылез из-за стола и навис над гоблином. – Что это за история? В ней же никакого смысла нет!

Гоблин неожиданно расплылся в широкой острозубой усмешке.

– По мне, так очень даже есть, молодой господин.

– Почему они сидели и пили чай? И почему гоблин должен был пересчитать семена?

– Ночью мальчик встал, увидел рассыпанные на полу семена, испугался, что отец поругает его за беспорядок, и подмел их.

Молодой Дурман насупился, сделавшись гораздо менее красивым и взрослым.

– А с чего мальчик продал дом? Куда девался его отец, и откуда взялась вторая птичка? – Он сгреб гоблина за плечо, и тот, качнувшись, ответил:

– Таковы все гоблинские сказки. Разве вы не догадываетесь сами, что случилось с отцом мальчика, который хотел одурачить гоблина и потерпел неудачу? Не догадываетесь, откуда взялась вторая птичка?

Женщина засмеялась снова, и к ней присоединились другие, в том числе и Цветы средних лет. Ориан, бросив на них гневный взгляд, тряхнул гоблина.

– Думаешь, что выставил меня дураком?

Пуговица промолчал, но Мэри чувствовала, как потрескивает заряженный насилием воздух. Она достала «кукушку», развернула ее, сунула в карман и крикнула Ориану:

– Довольно!

– Ага! – торжествующе вскричал лорд. Друзья подались к нему – возможно, чтобы остановить, – и в этот самый момент под ноги гоблину скатился какой-то довольно тяжелый предмет. Ориан подобрал его и зажал в кулаке, который сразу загорелся дымным желто-зеленым светом. – Это что у тебя, а?

– Ничего. – Гоблин тщетно пытался разжать пальцы юноши, чтобы вернуть пропажу. – Всего лишь болотный огонек, чтобы освещать дорогу домой.

– Оставьте его, – сказала Мэри, но так тихо, что сама себя не расслышала.

– Да ну? По-моему, это очень напоминает оружие. – Дурман повернулся к своим друзьям и другим посетителям. – Что скажете? Разве указ Совета не запрещает гоблинам и прочим лишенным гражданских прав носить оружие? Сходи-ка за констеблями, – велел он одному из своих спутников, удерживая вырывающегося Пуговицу на вытянутой руке. – Думаю, они этим заинтересуются... – Внезапно он вскрикнул и затряс рукой, пытаясь освободиться от того самого пленника, которого так крепко держал. – Проклятый живогрыз! Он кусается! Убью! – В другой его руке сверкнул тонкий, но длинный кинжал.

Мэри выхватила пистолет, намереваясь только попугать буяна, в крайнем случае пальнуть в потолок, но тут в таверну ввалился необычайно длинный и тощий оборванец с глазами и ртом, широко раскрытыми от ужаса или боли. Мэри в растерянности опустила оружие. Оборванец, шатаясь и постанывая, брел прямо к Ориану и гоблину. Руками он сжимал виски, как будто кто-то наслал на него жестокую головную боль. Лорд отпустил гоблина, оглядывая пришельца. Усмешка на его лице говорила о том, что этого нового противника он всерьез не принимает.

– Никак гоблинский заступник? – осведомился он, подняв повыше свой нож.

– Стой! – крикнул неизвестный. – Оставь его! Уйдите из моей головы, вы все! – Его голос превратился в визг. Что– то грохнуло в зале, и ослепительно-белая вспышка сменилась полной тьмой.

На одно безумное мгновение Мэри подумала, что это она нечаянно нажала на спуск, но даже «кукушка» не производит такого грохота. Эхо, болезненно отдающееся в ушах, наконец утихло, но Мэри по-прежнему ничего не видела.

Стоя на коленях, она шарила руками по полу, неизвестно что отыскивая. Слышались крики – множество криков.

– Кто выключил свет, канальи? – Чья-то рука ухватила ее за ногу. – Кто здесь?

– Это я, Можжевельник. Значит, это просто свет погас? Я уж думала, что ослепла.

– Опять авария, чтоб ей.

– Хвала Роще. Я думала, у меня глаза вытекли.

Свет включился несколько минут спустя. Почти все, кто был в таверне, как ни странно, остались на месте – в том числе и Ориан Дурман. Он лежал на полу навзничь с перерезанным горлом, окруженный широченной лужей крови и пива. Рука, в которой он недавно держал гоблинский фонарик, вместо кисти заканчивалась черным обрубком.

Вид у трупа был крайне удивленный.

– Беда, – сказала Мэри Можжевельнику. – Хуже не бывает.

Гоблин и длинный, само собой, исчезли.

Беда нарастала медленно, но Мэри не сомневалась, что очень быстро она наберет скорость. Как-никак у нее в заведении убили сына советника, хотя никто не понимал толком, как это произошло. Даже полная ее невиновность и тот факт, что глупый молокосос сам напросился, мало что будут значить, когда государственная машина придет в движение. Впрочем, следователь, который ее допрашивал, казался не очень злым, и Мэри позволяла себе надеяться. Когда она рассказала ему все, что помнила о гоблине, он скептически скривил рот.

– Но у вас есть его имя, если он только не солгал, – заметила Мэри. – А гоблины, говорят, никогда не лгут.

– Лгут все, что бы там ни рассказывали о гоблинах. Суть не в этом.

В городе, объяснил следователь, находится сейчас двадцать или тридцать тысяч гоблинов из клана Пуговицы, и не меньше половины из них в какой-то период своей жизни прозываются Чумазыми. Это все равно что разыскивать кого-то по имени «эй ты».

Констебли, сняв показания со всей обслуги и посетителей, ушли, а Мэри с Можжевельником остались разгребать грязь. Лишь через несколько часов после того, как убрали тело молодого Дурмана, она сообразила, что гоблин, несмотря на поспешность своего бегства, успел не только прикончить Ориана, но и прихватить заработанные им жаркое и эль.