Капитан. Возвращение

Прощайте, горы, вам видней

Кем были мы в краю далёком…

«Каскад»

Родина, еду я на Родину

«ДДТ»

Присаживайся, капитан! Политруки и особисты не смогли тебя посадить в своё время, а я вот предлагаю тебе добровольно сесть на стул, – комбриг широко улыбнулся и сделал гостеприимный жест рукою, – садись, пообщаться надо.

Честно говоря, меня покоробило от упоминания о событиях полугодичной давности. Тогда, возвращаясь из пустыни после выполнения задания, мы никак не могли оторваться от преследования душманов и мне пришлось принимать трудное решение: вести подразделение к точке прибытия вертушек, или остаться с арьергардом, обеспечивающим отход отряда. Я выбрал второй вариант и остался с группой, поручив сержанту-срочнику вести людей к площадке подскока. Нам повезло, комбат, нутром понявший, что отряд попал в беду, сумел убедить командование в необходимости вылета вертушек на час раньше контрольного времени. В результате боя с моджахедами арьергард понёс потери и это стало причиной возбуждения уголовного дела против меня, однако комбриг встал горой на защиту и добился снятия с меня всех обвинений и, кроме того, назначил на освободившуюся должность замкомбата. Впрочем, два месяца мне всё же пришлось прожить в статусе подследственного и за малым делом чуть не лишиться и звания, и партийного билета.

Наверное, подполковник увидел в моих глазах нечто такое, что заставило его слегка смутиться. Закурив сигарету, он примирительным тоном сказал:

– Извини, капитан, не хотел напоминать. Считай, что глупо пошутил. Не обижайся. Присаживайся, в ногах правды нет.

– Спасибо. За что мне на вас обижаться? Если бы не вы и не комбат, то сейчас лес бы валил где-нибудь под Иркутском.

Глаза бригадира потеплели:

– Да ладно, тебе, брось. Я же знаю, что ты не мог поступить иначе. Да и я бы принял точно такое же решение. Это особистам тогда потребовалась жертва, вот они и вцепились. Давай закроем тему, сейчас не об этом.

Я присел на стул и попытался угадать тему беседы. Вообще-то, вызов в штаб бригады случай неординарный, тем более что серьёзных поводов вроде бы и не приключилось. Начальство редко приглашает для того, чтобы похвалить, гораздо чаще на ковёр вызывает, а тут даже борт прислали. Пятьдесят минут, и я уже сижу перед комбригом. Значит, событие, как говорится из ряда вон, не для воспоминаний же о былом вызывали? Пауза слегка затянулась, видимо командир бригады решал, с какого конца приступить к главной теме. Я решился помочь начальству:

– Товарищ полковник! Наверное, что-то сверхважное случилось? Или опять кто-то переживает, что я служу, да ещё и с партбилетом в кармане?

Бригадир оценил мою помощь и, затушив сигарету, заговорил спокойным тоном:

– Да нет, капитан. Ничего серьёзного, потеха одна. Даже не думал, что в один час столько хрени уместится может. Я-то тебя вызвал, чтобы предложить продлить срок командировки и официально принять батальон. Рассчитывал, что твой комбат поступит в академию, но пока ты летел в бригаду, позвонил Андреич и сказал, что успешно сдал все анализы, а вот арифметику провалил. Короче, не поступил он, и через пару недель будет на месте. И твой заменщик из Прибалтики завтра будет здесь. Так что встречай его, передавай дела, должность и дуй домой. Считай отслужил своё, пора и честь знать. Шутка. И это ещё не всё. Вместе с твоим заменщиком прилетают новые начальник штаба батальона и командир четвёртой роты. Так, что поедете в Союз в тёплой дружеской компании. На моей памяти это первый случай, чтобы в батальоне сразу три начальника менялись, но моя позиция в этом вопросе будет железобетонной: никого держать не буду, всему свой срок. Завтра же в батальон улетите, вертушка к вашим соседям запланирована, вот на ней и отправитесь. Команду я уже дал, вас возьмут на борт. Вопросы есть?

Я понял, что разговор закончен, поднялся с места и спросил совсем не по уставу:

– Я свободен, Виктор Анатольевич?

Комбриг уже с видимым безразличием кивнул:

– Иди давай. Отдыхай. Сегодня Розенбаум прилетает, концерт даёт. Приходи к клубу ближе к вечеру, – уже в дверях догнал меня вопросом, – слушай, капитан, а если бы у комбата всё сложилось с академией, ты остался бы ещё на полгода? Только честно.

Я повернулся к нему в пол-оборота:

– Конечно.

Выйдя из прохладного кабинета командира бригады, я направился в дежурку. Остановившись у стеклянной перегородки и выждав, когда майор обратит на меня внимание, нагнулся к окошку:

– Слушай, Равиль, не подскажешь, когда борт из Кабула прилетает?

Дежурный устало улыбнулся и ответил вопросом на вопрос:

– Что, пехота, заменщика ждёшь?

Я пожал плечами:

– Если бы только одного, а то сразу троих встречать придётся.

Майор кивнул головой:

– Уже знаю. Надо же? Сразу трое на замену… счастливчики! Мне ещё год трубить.

– Так, что с бортом? Или не в курсе?

В комнате раздался зуммер радиостанции, дежурный рефлекторно схватил трубку гарнитуры и кинул уже через плечо:

– Завтра в одиннадцать встречай…

В курилке у штаба сидели начальник клуба с комсомольцем бригады и горячо обсуждали какую-то проблему. Вообще-то, у Александра должность имела более серьёзное и длинное название: помощник начальника политотдела по комсомольской работе, но в войсках прижилось только короткое, «комсомолец». Мы редко с ним встречались, но чувствовали взаимную симпатию. Так бывает. Достав сигарету, я направился в курилку:

– Привет, капитаны! О чём разговор?

Офицеры одновременно повернули ко мне головы. Александр дружелюбно улыбнулся и, поднявшись, протянул мне руку:

– Здорово, заменщик! Сам-то, как?

В отличие от товарища, начальник клуба не стал утруждать себя приветствием, а вытянув ноги, недовольно буркнул:

– Дела у нас, важные. Хотели с глазу на глаз обсудить.

Комсомолец досадливо отмахнулся:

– Хватит, а, Серёга? – повернувшись ко мне продолжил с азартом в глазах, – представляешь? Через четыре часа Розенбаум концерт должен давать, а тут выяснилось, что клуб всех желающих вместить не может! Начпо сказал, что если не решим проблему, то он Сергея отправит на самую дальнюю точку. Вот мы и думаем, как тут быть?

«Да, у каждого свои проблемы, – думал я, усаживаясь на лавочку, – кто-то в рейд собирается, а кому-то концерт нужно обеспечить». Прикурив сигарету, я поймал на себе заинтересованный взгляд начальника клуба, так смотрят люди, надеющиеся на спасительную соломинку. Мне почему-то захотелось помочь заносчивому культработнику. Конечно, было бы любопытно посмотреть, чего он стоит как замполит роты на «самой дальней точке», но слишком уж много надежды светилось в его глазах. Я перевёл взгляд на Сашку, и заговорил как бы для самого себя:

– В отпуске я встречался с ребятами, которые служили в Шинданде, Баграме, ну и ещё где-то. Так вот, кто-то мне рассказывал, что сам Кобзон выступал на сцене из двух Камазов. Борта откинули, сдвинули корма к корме, сверху массеть натянули от солнца, и сцена вполне приличная получилась. Да, что там Кобзон, даже Пьеха на грузовике пела, она-то женщина, а Розенбаум – мужик, ему наплевать, где стоять, лишь бы зрителю его песни в душу запали. Или я что-то не то говорю?

Я не успел закончить свои воспоминания, как оба офицера уже вскочили со скамьи. Александр махнул рукой и торопливо проговорил:

– Спасибо, дружище. Мы сами должны были додуматься, факты-то известные. Давай, до встречи на концерте!

Я посмотрел вслед убегающим парням и крикнул вдогонку:

– А концерт-то, во сколько?

Уже издалека ветер донёс до меня слабые звуки:

– К пяти часам подходи…

В гостиничный модуль идти не хотелось, меня поселили в комнату со сломанным кондиционером и провести полдня в парилке было равносильно добровольному согласию на пытку. Выкурив вторую сигарету, я вдруг вспомнил, что в госпитале до сих пор служит мой земляк Борис, доктор, вылечивший меня в своё время от непонятной лихорадки. Он согласился остаться в госпитале ещё на полгода, которые плавно переросли в полноценные десять месяцев пребывания за речкой. «Надо бы попрощаться с Борей, – думал я, прикидывая, где можно разжиться спиртным, – с пустыми руками идти неудобно, жаль с собой не захватил литруху, не знал, что пригодится. Ладно, разберусь. В конце концов, часок посидим и на концерт успею». Согласившись со своими же доводами, я решительно направился к гостинице.

У входа в модуль сидел молодой прапорщик, который выдавал мне ключ от комнаты. Наверное, он являлся комендантом, или ещё каким начальником, по крайней мере, вид у него был надлежащий. Парню явно было скучно, но увидев моё приближение, он сразу же придал лицу задумчиво-важное выражение, достал из нарукавного кармана блокнот и начал его листать, демонстрируя свою занятость.

– Жарко сегодня, – нарочито легкомысленно проговорил я, присаживаясь рядом и доставая пачку уже опостылевшего курева, – того и гляди, откажется петь Розенбаум из-за пекла.

Прапорщик заинтересованно взглянул на меня:

– Какой Розенбаум? Александр, что ли? – в глазах собеседника загорелась искра, – откуда ему здесь взяться?

Я спрятал сигарету в пачку и с напускным равнодушием продолжил:

– Не хочется курить… От жары даже вкус табака перестал ощущать. Меня комбриг сегодня вызывал, ну и по ходу беседы проговорился, прилетает мол, артист сегодня и сразу концерт будет давать. Тебя как зовут-то?

Парень спрятал блокнот в карман:

– Семёном кличут. У меня три кассеты с песнями Розенбаума записаны, – было видно, что перспектива увидеть певца вживую, слегка выбила его из колеи повседневности, – душевные у него песни! Мы когда собираемся на посиделки, всегда ставим его кассету. Под водку классно идёт.

– Под водку? Хорошо живёте. Мы в батальоне самогонкой пробавляемся, двойной очистки правда, но, всё равно…

Прапорщик искоса взглянул на меня:

– Вы из какого батальона? – услышав ответ, снисходительно продолжил, – оно и понятно, откуда в пустыне «Столичная» или «КВВК»? Разве кто из отпуска привезёт, или по замене. Здесь, другое дело, за чеки или афошки всё купить можно. Это всё равно что Москву с Рязанью сравнивать. Другой уровень, другое снабжение.

Я понял, что попал в цель и решил развить локальный успех:

– Так уж и всё? Ну, а если мне сию минуту бутылка нужна?

Парня было уже не остановить:

– Да в чём проблема-то? Двадцать пять чеков за «Пшеничную» или «Столичную», ну и пять за услуги, – увидев в моих глазах замешательство, слегка смутился и продолжил с меньшим пылом, – такса такая, товарищ капитан, ничего не поделаешь.

Тряхнув головой, я поспешил успокоить собеседника:

– Всё в порядке, Семён. Такса, так такса. Только мне и впрямь, бутылка сейчас нужна, сию минуту, – достав деньги, я отсчитал купюры и протянул их прапорщику, – я здесь подожду?

Тот поднялся с места и заговорщицким шёпотом подвёл итог переговорам:

– Я быстро обернусь, через десять минут ждите, – уже выходя из курилки, остановился и как-то по-детски спросил, – а насчёт концерта шутка была, или как?

– Не переживай, Семён, всё в силе. Начклуба с комсомольцем сейчас сцену устанавливают. Так что вечером ещё пару кассет сможешь записать. В живом исполнении.

Казалось, Борис совсем не удивился, увидев меня на пороге своего кабинета. Сняв очки, он легко улыбнулся и поднялся навстречу:

– Заходи, земеля, присаживайся. Какими судьбами? – пожав мою руку, кивнул на топчан, – присаживайся говорю. Не заболел ли часом? А то за два года лишь третий раз удостоил дружеским визитом.

Я почувствовал себя неловко:

– Боря, ну ты ведь знаешь, что из батальона в бригаду не наездишься. Да и не так часто я сюда выбирался. А ещё эти два месяца, вообще из колеи выбили. Ну, ты знаешь, – достав из пакета бутылку, взглянул на товарища, – вот, попрощаться приехал. Заметь, к тебе первому…

Доктор не отреагировал на мою последнюю фразу. Взяв бутылку в руки, и повертев её, поставил на стол:

– Надо же? Целых два года, а как один день! Я ещё не забыл тех нахлобучек, что получил по твоей милости, и вот, ты уже прощаться пришёл. На замену, или как? Прости, дурацкий вопрос, – Борис поднялся со стула и начал освобождать стол от бумаг и каких-то медицинских приборов, – я ведь давно уже дома должен быть, но сглупил, согласился на продление. Теперь не знаю, когда вырвусь отсюда.

Я почувствовал, как уходит неуверенность и пересел с топчана поближе к столу:

– На замену. Сегодня с утра комбриг вертушку за мной прислал, хотел мне предложить батальон принять, но, пока я был в полёте, обстановка кардинально изменилась…

Борис махнул рукой:

– Погоди, сейчас Светке скажу, чтобы закуски из столовой принесла. Тогда и присядем.

Я посмотрел на часы:

– Хорошо. Мне ещё на концерт хотелось бы успеть, сегодня Розенбаум выступает, вся бригада на ушах стоит. Надо же? Он ведь уже прилетал в Кандагар, но из батальона никому не удалось попасть. Оказии не было, а мне под замену подфартило.

Приятель рассмеялся:

– Действительно везёт. Только вот я не уверен, что и в этот раз тебе удастся его лицезреть, – увидев мой вопрошающий взгляд, пояснил, – вчера приказ пришёл, я теперь целый майор медицинской службы. Так что придётся ещё и звание моё обмыть. Заметь, с тобой первым! А вот и Светлана подошла…

Бутылка закончилась довольно быстро. Алкоголь снял напряжение и расслабил наши души. Борис взглянул на меня и хитро улыбнулся:

– Всё вспоминаю «лекарство» имени твоего старшины, запамятовал как его по батюшке… Знатная штука! Он-то, давно заменился?

– Давно. Уехал Виктор Романыч в свои Печи, писал первые месяцы, но потом перестал. Его заменщик из отпуска приехал, рассказал, что всё у него нормально, просто ждёт выхода на пенсию, а может уже и пенсионерит у себя на огороде. Время не стоит на месте.

Доктор поднялся с места и, чуть покачиваясь, подошёл к стеклянному шкафу. Достав из него банку с прозрачной жидкостью, вернулся к столу:

– Чистый, самых высоких градусов, – поставив ёмкость на стол чуть подслеповато посмотрел мне в глаза, – знаешь, я ведь никому не рассказывал, а тебе расскажу. Ну, если, конечно, интересно…

Я поднял глаза и увидел, как посерело лицо товарища:

– Конечно интересно, зачем спрашиваешь? Я ведь тебя больше года не видел. Когда узнал, что ты рапорт написал на продление, то удивился и обрадовался одновременно…

Борис помахал ладонью перед моим лицом:

– Погоди… Ты знаешь, как правильно пить спирт? – он опустился на стул и, улыбнувшись, продолжил, – надо сделать несколько глубоких вдохов-выдохов и задержать дыхание....

Я перебил товарища:

– Хорош, лекции по употреблению читать. Ты мне что-то чрезвычайное поведать хотел, если уже не передумал.

Тот как-то обречённо кивнул:

– Никому не рассказывал, но чувствую, что если и дальше держать в себе буду, то с ума сойду, – в его глазах вспыхнула такая боль, что мне стало не по себе, – так, выслушаешь исповедь?

Я положил ладонь на его руку:

– Борь, тебе просто надо выговорится, легче станет, ты мне поверь, я-то, знаю…

– Давай по пятьдесят? За твою замену и моё звание. Единовременно, так сказать.

– Уже выпили: и за замену, и за звание. Давай о главном…

Борис снова взглянул на меня, как бы удостоверяясь, что я говорю не ради праздного любопытства. Помолчав несколько секунд, он всё-таки решился:

– Да не собирался я здесь оставаться. Начальство уговаривало, но я ни в какую, жутко домой хотелось, к семье. Срок подошёл, а заменщика нет, уж не знаю, по какой причине. Ну, мне и предложили, мол, слетай домой на пару недель, успокой жену и сына, а там видно будет. Я и согласился на краткосрочный отпуск. Думал, отдохну две недельки, потом вернусь, передам хозяйство и назад, в Союз…

Я вклинился в монолог:

– Странно, впервые слышу о такой схеме замены.

Борис грустно улыбнулся и, покрутив в руках пустой стакан, немного снисходительно ответил:

– Это у вас, в линейных частях всё просто и почти без отклонений, по танковому…

– По пехотному…

Собеседник снова согласился:

– Ну да, извини, забыл, что тебя Пехотой зовут. У нас, спецов, всё сложнее. В госпитале и не такие варианты случались. Ну, так вот, порешал я текучку и в отпуск. Уже в Кабуле решил домой сюрпризом заявиться. В Ташкенте ни звонить не стал, ни телеграмму давать. Подарков накупил, еле в чемодан влезли. Рейс прибыл ночью, с такси проблем не было, сам знаешь, сколько их в аэропорту по ночам ошивается, хоть во Владивосток отвезут, только плати сверх счётчика. Хотел охапку цветов купить, да где их взять в три часа ночи? Таксист деловым оказался, говорит, мол, пять рублей сверху, и я тебе такой букет организую, королеве английской впору будет дарить. Остановились у Ботанического сада, через десять минут возвращается с огромным букетом свежих роз. На центральной площади, с главной клумбы нарвал. К дому подъехали, я рассчитался с парнем и бегом на пятый этаж. Звонить не стал, мне жена ключ от квартиры на цепочке как амулет повесила, сказала, чтобы снял только когда вернусь. Открываю дверь, осторожно прохожу в спальню, свет включил, а там… Короче, не одна она спала. Меня как будто молния в мозг ударила, стою, смотрю на них и понять ничего не могу… Жирный такой мужичок, наверняка гипертоник… Что-то говорила мне, ахинею какую-то, только я уже ничего слышать не мог, поставил чемодан с подарками на пол, сверху букет ворованный положил и назад, в аэропорт. Хорошо, что с билетом повезло, ночью, оказывается, легче купить… Так, что через три часа я уже в Ташкенте был.

Борис вздохнул, разлил спирт по стаканам и поднял на меня глаза, полные тоски и безысходности:

– Смешно получилось, правда, земеля? Как в старом анекдоте.

Честно говоря, я не знал, как быть в такой ситуации, мне показалось, что все мои слова сочувствия и поддержки, сейчас прозвучат фальшиво и неискренно. Приняв из рук товарища стакан, я молча выпил и, продышавшись, тихо спросил:

– Она писала тебе… потом?

Тот кивнул и также тихо ответил:

– Каждый день пишет и раз в неделю фотографию сына присылает. Только сына, сама не снимается. Не спрашивай о чём пишет, не знаю, не читал. Не могу, только карточки сына складываю. Уже почти пятьдесят карточек, считай целый альбом…

Спирт горячей волной вкатился в мозг, но не притупил мысли, а, наоборот, ускорил их течение. Закурив сигарету и стараясь не смотреть на друга, задал, наверное, самый глупый вопрос:

– Что дальше делать будешь, Боря?

– Не знаю… Со страхом жду замены. Понимаю, что вечно так продолжаться не может, ну, ещё от силы месяц-два и командировка закончится… Может ты, что посоветуешь?

Я затушил сигарету, поднял глаза и вздрогнул от неожиданности: передо мной сидел не тридцатилетний крепкий мужчина, а дряхлый, потерявший всякую надежду старик. Что я мог посоветовать товарищу? Но, что-то сказать всё же было надо. Слегка откашлявшись, чтобы прогнать видение, я осторожно заговорил:

– В Забайкалье в нашем полку служил командир танковой роты, капитан Сизёмин. Мы, молодые лейтенанты, считали его глубоким стариком, ему было где-то за тридцать, так вот, он говаривал, что главное, ситуацию вовремя пустить на самотёк. Мне кажется, что сейчас у тебя именно такой случай. Извини, если глупость сморозил…

Борис усмехнулся:

– Думается, прав был твой танкист. Давай, по последней и на боковую. Я тебя в соседнем кабинете устрою, там прохладно, кондиционер недавно отремонтировали. Утром автобус в бригаду поедет, на нём и доберёшься.

Уже в дверях он неожиданно остановился:

– А ты, мог бы простить?

Я ответил честно, глядя ему в глаза:

– Не знаю…

Рано утром меня разбудил шум за дверью, по всей видимости в отделении начинались очередные госпитальные будни. Я быстро привёл себя в относительный порядок, благо в кабинете были и туалет, и умывальник. Проведя ладонью по слегка заросшему щетиной подбородку, вяло подумал: «Надо было станок с собой захватить, чувствовал ведь, что одной бутылкой дело не закончится. Ладно, до встречи достаточно времени, успею ещё побриться». В комнату без стука вошёл Борис, спокойный, свежий и бодрый. Одобрительно кивнув, привычно приветливо улыбнулся:

– Уже на ногах? Молодец. Как спалось?

– Всё в порядке, Борис. Спал как младенец, я не опаздываю?

Товарищ мельком взглянул на часы:

– Нет. Ещё почти пятнадцать минут, – помолчав, как бы раздумывая, посмотрел мне в глаза и всё-таки решился, – ты ведь знаешь, о чём я хочу тебя попросить?

Я крепко сжал его ладонь:

– Знаю. Не говори ничего, и ни о чём не беспокойся. Проводишь до машины?

Борис благодарно улыбнулся:

– Пошли, ещё перекурить успеем…

Побрившись и собрав вещи, я вышел из модуля и направился к штабу бригады. Несмотря на раннее утро, в курилке уже сидели несколько человек и с жаром обсуждали вчерашний концерт. В дверях штаба показался Равиль, очевидно уже сменившийся с дежурства. Увидев меня, майор призывно помахал рукой и, не дожидаясь моего приближения, проинформировал:

– Тебе не надо встречать заменщиков в аэропорту, через полчаса их привезут. Так что сиди, кури и смотри на часы. Они уже включили обратный отсчёт. Такие вот дела…

– Спасибо Равиль. А вертушка когда вылетает? Комбриг сказал, что нас будут ждать.

Собеседник устало кивнул:

– Будут. Бригадир при мне лично распорядился. Дел-то у твоих немного, оформятся у кадровика и можно лететь. При хорошем раскладе обедать уже дома будете. Я на всякий случай в батальон сообщил, чтобы готовились.

Попрощавшись с товарищем и пожелав ему хорошо выспаться после дежурства, я направился в курилку. Среди коротающих время офицеров и прапорщиков сидел Александр, комсомолец бригады. Он поднялся со скамьи со счастливым выражением лица, приглашая занять место рядом:

– Ну, как тебе концерт? – его слова вызвали одобрительные возгласы соседей по курилке, – по-моему, просто фантастика!

Я пожал плечами:

– Даже не сомневался. Розенбаум не обиделся из-за сцены?

Казалось, комсомолец сейчас захлебнётся от восторга:

– Да ты, что? Только спасибо сказал, за то, что столько зрителей собрали. Я ему говорю: «Александр Яковлевич! Мы-то здесь абсолютно не причём, это ваши песни людей привлекают. Душевные они», а он, знаешь, что мне ответил? «Без вашего участия, тут всё одно не обошлось. Большое тебе спасибо, тёзка!» Представляешь? Меня, сам Розенбаум «тёзкой» назвал!

Я прикурил и тут же затушил сигарету, слишком поганое ощущение во рту после вчерашних проводов. Александр продолжал что-то говорить, совершенно не обращая внимание ни на меня, ни на сидящих рядом товарищей, казалось, что он рассказывает о событии самому себе:

– Каждую песню по три раза на бис! Особенно «Чёрный тюльпан» …

Один из офицеров перебил говоруна:

– Вообще-то, песня называется «Монолог пилота чёрного тюльпана» …

Сашку возмутила бесцеремонность встрявшего в разговор, пожалуй, он уже искренне верил, что является главным и единственным свидетелем концерта:

– Да какая разница? То же мне, знаток! Если хочешь знать, то он мне лично четыре кассеты подарил. С автографом!

Парень, сражённый таким аргументом, пристыженно затих. На несколько секунд в курилке повисла пауза, которую прервал старший лейтенант с артиллерийскими эмблемами:

– Мужики, а помните, как взбесилась медсестра из медроты? Та, которая напросилась певцу лысину после каждой песни протирать?

Все весело загудели. Я вопросительно взглянул на старлея:

– Что за история? Расскажи, интересно ведь.

Лица присутствующих синхронно повернулись сначала ко мне, затем к артиллеристу. Я мельком взглянул на комсомольца, тот выглядел обиженным и расстроенным, а, вот старлей, наоборот, почувствовав всеобщее внимание, поспешил закрепить сиюминутный авторитет:

– Он-то, концерт раньше времени начал, не захотел, чтобы народ на пекле ждал. Ну, когда поднялся на сцену, сестричка давай кричать, мол, Александр Яковлевич, я тоже из Ленинграда и тоже медик, можно я вам лоб буду протирать во время выступления, чтобы солнечный удар не случился? Мол, специально полотенце нулёвое с собой взяла. Куда артисту деваться? Разрешил, конечно. Она на сцену поднялась и после каждой песни лысину и промокала. Ну, а после концерта, суматоха поднялась, те, кто впереди стоял, за автографами полезли, видать, тогда полотенце или стырили, или затоптали. Жалко сестрёнку, она сначала всех матом крыла, разыскивая инвентарь, а потом разрыдалась.

Кто-то спросил рассказчика:

– Чем закончилась история?

Старлей вздохнул и подвёл итог:

– Успокоил её Розенбаум, поцеловал и тельник свой подарил. Прямо с себя снял и ей отдал.

Народ снова загудел, обсуждая поступок артиста и, в это время к курилке подъехал штабной автобус. В дверях показался помощник дежурного и громко объявил, ни к кому особо не обращаясь:

– Принимайте заменщиков и почту.

На вертолётной площадке нас встречали командиры рот и офицеры управления во главе с замполитом батальона капитаном Бабковым. Валентин месяц назад также прибыл по замене, но быстро освоился и влился в коллектив. Мне искренне импонировала его принципиальность, причём, в первую голову, по отношению к самому себе, а это качество не только ценное, но и довольно редкое, ведь мы часто предъявляем другим повышенные требования, но позволяем себе послабления, считая это нормальным.

Дождавшись, когда борттехник откроет сдвижную дверь и установит лестницу, я кивнул попутчикам, приглашая их следовать за мной и спустился на площадку. На мгновение солнце ослепило меня, и я вдруг понял, что майор по имени Равиль был прав, говоря об обратном отсчёте моих часов. Сердце внезапно сжалось от непонятной и, очевидно, неуместной тоски, но уже в следующую секунду я оказался в крепких объятиях Борисыча, начальника штаба:

– Ну, ты даёшь, командир! Улетал в неизвестность, а вернулся с такими «подарками»!

Бабков, стоящий в стороне, негромко добавил: