Чужестранка

Часть 3. В пути

Глава 11. Разговоры с юристом

Мы выехали из замка Леох через два дня, перед рассветом. Лошади осторожным шагом поднимались на каменный мост по две, по три и даже по четыре в ряд, вслед нам неслись громкие прощания и напутствия и крики диких гусей. Я все оглядывалась – до тех пор, пока громада замка не скрылась за полотном мерцающего тумана. Мысль о том, что я никогда больше не увижу ни это мрачное каменное здание, ни его обитателей, вызывала во мне чувство неожиданной утраты.

Стук копыт звучал в тумане приглушенно. Странно звучали в сыром воздухе и человеческие голоса: сказанное на одном конце колонны порой совершенно четко и ясно слышалось на другом ее конце, а слова, произнесенные совсем рядом, превращались в смутное бормотание. Казалось, мы едем по некоей призрачной стране, населенной духами. Голоса, будто отделившись от тел и начав самостоятельное существование, плыли по воздуху, то отдаляясь, то снова приближаясь.

Мне выпало ехать между вооруженным мужчиной, которого я не знала, и Недом Гоуэном, щуплым писарем, которого я видела в холле во время суда. Впрочем, как позже выяснилось, он не просто писарь, а по дороге, побеседовав с ним, я окончательно поняла его роль в жизни замка.

Нед Гоуэн был солиситором – так называют ходатаев по делам, поверенных, или адвокатов. Он родился, вырос и получил образование в Эдинбурге. Маленький немолодой мужчина хрупкого сложения, он носил сюртук из тонкого черного сукна, отделанный шелком, шерстяные чулки, полотняную рубашку с воротником, отделанным едва заметным кружевом, и штаны из материи, представлявшей собой удачный компромисс между потребностями жизни в дороге и профессиональным статусом. Тонкие очки в золотой оправе, опрятная ленточка, которой были перехвачены волосы, и шляпа из синего фетра дополняли образ. Он представлял собой настолько каноничного юриста, что я не могла смотреть на него без улыбки.

Он ехал рядом со мной на смирной кобыле, к седлу с обеих сторон были приторочены большие сумки из потертой кожи. Он объяснил мне, что в одной из них лежат его профессиональные инструменты – чернильница, перья и бумага.

– Для чего же предназначена вторая? – спросила я, посмотрев на сумку – в отличие от первой она казалась совсем пустой.

– Она предназначена для налога, собранного с арендаторов нашего лэрда, – отвечал поверенный, похлопав по сумке рукой.

– Очевидно, ожидаются крупные поступления, – предположила я.

Мистер Гоуэн благодушно пожал плечами.

– Не такие уж крупные, моя дорогая. В большинстве своем выплаты поступают в пенсах и полупенсах – в мелкой монете. Не секрет, что мелкая монета занимает больше места, чем деньги крупного номинала. – Он улыбнулся быстрой кривоватой улыбкой. – Но все же эту увесистую кучку меди и серебра легче перевозить, чем остальную часть дохода лэрда.

Он обернулся и бросил взгляд на две большие, запряженные мулами телеги, сопровождавшие нас.

– Мешки с зерном и репа обладают, по крайней мере, тем преимуществом, что они неподвижны. Я не возражал бы и против домашней птицы, если она в клетках и со связанными лапками. Даже против коз я ничего не имею, хотя они причиняют определенные неудобства своей всеядностью. Одна съела в прошлом году мой носовой платок, но тут я сам оплошал – кончик платка торчал у меня из кармана. – Тонкие губы растянулись в улыбке. – В этом году я, однако, поставил одно условие. Мы не станем принимать живых свиней.

Необходимость охранять сумки мистера Гоуэна и телеги объясняла сопровождение из двадцати вооруженных мужчин в походе за рентой. Все они ехали верхом, и еще в отряде были вьючные животные, нагруженные продовольствием для всех участников поездки. Миссис Фиц, провожая меня и щедро осыпая напутствиями, предупредила также, что условия путешествия будут самыми примитивными, многие ночи придется провести, разбив придорожный лагерь.