Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
– Держи!! Хватай!!! – слаженный мужской вопль, полный охотничьего азарта, грянул за спиной, и я понеслась вдвое быстрее, петляя между деревьев, словно перепуганный заяц… Да, да, я снова влипла по самые уши. Впрочем, как и всегда. А начиналось все тоскливо и серо…
***
Богатая, багряная осень день за днем окутывала все вокруг. Казалось, даже высокие терема и едва видные от земли избы темнели, золотились или краснели вместе с окружающими их лесами. Небо опускалось все ниже. Дни становились короче, а ночи холоднее. Рано поутру в полях тянулись широкие полосы белесого тумана.
Я не привыкла к такой осени: пахнущей свежестью, мокрым деревом, перегноем и хвоей. И к тишине. В будущем звуки и шум городов никогда не утихали. Наоборот, с приходом холодов люди начинали прятаться от темноты и одиночества за ярким электрическим светом, громкой музыкой и гудками машин. Здесь, засыпая после захода солнца, я могла слышать, как скрипят половицы на другом конце терема или потрескивает пламя в светце, а утром, открывая глаза, вдыхала морозную свежесть и прислушивалась к шелесту листьев за окном. И мне становилось очень грустно. Я уже ничего не могла изменить.
Раньше я начала бы так: «Привет, я Ольга, здешний толмач!» Но чуть меньше месяца назад моя жизнь сделала очередной крутой поворот, и толмачом отныне никто меня не называл. Я стала княжной Изборска, богатой, завидной невестой из древнего, могучего рода словенских правителей. Моей матерью была Милорада, младшая дочь князя Гостомысла, моим отцом – князь Добронрав, владевший обширными землями к востоку от Изборска…
Но что было, то прошло. Мои родители спят в могильных курганах. Отец погиб в ту ночь, как отправил меня в будущее, а мама умерла по весне, отравленная кем-то, кто не желал, чтобы мы вновь увидели друг друга. И у меня остались лишь четверо братьев, сыновей сестер моей матери: Рарог, Синеус, Трувор и Вадим. Они князья, правят на Руси, и отныне их мечи защищают меня. Хотя, собственно, как защищают… Положим, Рарог готов за меня голову сложить, Трувору я нравлюсь, хоть он и переживает, что я Изборск себе обратно потребую. Синеус обо мне еще понятия не имеет, а Вади-им… Ну, Вадим вообще хочет от меня всего-то двух простых вещей на выбор: или чтобы я в его пользу Камень переписала, или чтобы сдохла где-нибудь поскорее, чтобы не мешала от Рарога избавляться. Если бы не мои друзья – дружинные князя, Вадим давно бы провернул один из двух вариантов. У него энергии хоть отбавляй и фантазия садистская. Хорошо хоть, Вадима Рарог временно отправил посадником в Ладогу, пока сам не вернется.
Я накинула теплый меховой плащ и села у окна, положив подбородок на руки, чтобы в очередной раз бессмысленно глядеть на золотящийся вдалеке лес. В светелку задували порывы сырого ветра с капельками дождя, но мне было все равно.
Мои друзья-воины, похоже, теперь тоже остались в прошлом. Рарог из опасения за мою жизнь повелел мне носа из терема не высовывать. Он довез меня до Новограда и умчался собирать дань и гонять разбойников перед долгой зимой, прежде наказав ключнице и паре боярынь породовитее научить меня уму-разуму. Те взялись со старанием, раз уж им сам князь приказал. И тут мне потребовалось все мое терпение. Расшитые в несколько слоев парчовые наряды, тяжелые украшения, жемчужные нитки бус… Таскать на себе столь неудобное сооружение мне быстро надоело, но плохое только начиналось. Мне отыскали самый лучший в граде станок и стали обучать ткать холсты, а заодно стежкам и петлям. О, боги, боги… Ненавистнее иголок и ниток оказались только бесконечные наставления, как мне теперь подобает себя вести. Чтобы князь радовался, на сестрицу глядючи. Чтобы муж, коего мне вскорости братья изберут, доволен остался. Если я стану такой, какой боярыни хотят меня видеть, христианские святые позавидуют моей кротости и смирению, а Рарог решит, что я спятила. Князь трезво смотрел на вещи и имел неплохое чувство юмора, в отличие от бояр и их дородных жен.
Несмотря на преотвратнейшее настроение, я не сдержала смешка. Надо же мне было княжной уродиться. Да во мне кротости столько же, сколько в охотниках диких племен, прячущихся по лесам от Руси до Китая. Ни один нормальный муж такую жену не потерпит. Хоть я и пообещала себе стать нормальной княжной и брата больше не сердить, но перековать собственные привычки и характер оказалось гораздо труднее, чем я думала.
И вновь оказался прав Сокол, когда втолковывал мне не торопиться искать свою семью. Дружинный понимал меня лучше всех в княжестве. Может быть, даже лучше меня самой. И всегда защищал. Но Сокол теперь тоже остался в прошлом, и все из-за меня. С того вечера, как он холодно пожелал мне счастья, я его больше ни разу даже мельком не видела.
Меня поедом ела тоска. Мое сердце было отдано этому смелому, спокойному воину, я безумно скучала по нему… и не могла простить. И за то, что он поверил худому обо мне, и за поцелуй, которым наградил Желанну. Я часто вспоминала увиденную сцену. Я не дождалась развязки, рванулась прочь. Порой мне казалось, что мне все примерещилось от злости и усталости, но как он держал ее за плечи, я уж точно видела. И как наклонился к ней близко-близко, тоже. И как она сладко зажмурилась в ожидании… Теперь он, конечно, женится на Желанне, а я даже не смогу подойти и попросить у него прощения – оскорбленная гордость не позволит, да и наедине меня теперь с дружинным никто не оставит – княжне на выданье так поступать не должно.
– Вдругоряд, княжна, что ль, не ложилась? – заворчали у меня за спиной.
Это ключница, баба суровая, но добрая, вошла ко мне и увидала, что постель не разложена и не смята. А что я могу поделать, если мне от тоски выть хочется и сна ни в одном глазу? И еда поперек горла стоит. Даже на самую вкусную и глядеть-то невмочь.
– Трапезничать тоже откажешься? – ключница недовольно уперла руки в бока, не дождалась ответа и рассерженно добавила. – Помереть вздумала раньше срока? Фигушки тебе!
Хлопнула тяжелая дубовая дверь. Я расстроенно вздохнула. Довела добрую женщину до угроз, она же из-за меня и головы лишиться может. Надо взять себя в руки как-то…
Дверь скрипнула вновь. Не дают одной побыть. Провалились бы они с их нарочитой заботой, трапезой и вышивкой. Будто гуся к ярмарке готовят!
– Ты что ж, дочка, – раздалось за моей спиной с легкой укоризной, – взаправду от голода порешила слечь?
– Стоян!!!
Я кинулась обниматься, уронив скамью. Стояна я тоже очень долго не видела. Он берег меня наравне с побратимами с того самого дня, как повстречались мы с ними в Ладоге, поднимал в мою защиту меч в поединке Правды, учил и наставлял, и до сих пор ласково звал дочкой, будто чуял, как ненавистно мне обращение “княжна”.
– У меня тоже имеется, что к словам ключницы добавить, – неласково произнес рядом…
– Леший! Ты жив!! – кажется, от моего вопля подпрыгнул весь терем.
Хазарин не смог сдержать ответной улыбки. Смелый воин, верный друг, умелый знахарь и прирожденный ведун оказался сыном старого Кагана и мог запросто получить весь хазарский каганат в безраздельное владение, коли б захотел. Но Леший считал Русь своим домом, а Рарога – единственным правителем, которому стоило служить. Его младший брат Бабай таких простых истин уразуметь не мог и попытался от Лешего избавиться. Кстати, практически преуспел. Леший был тяжело ранен, но сейчас стоял передо мной живой и, вроде бы, совершенно здоровый. Я думала, завизжу от радости!
Я повисла на шее дружинного знахаря.
– Натворила бед? – невесело усмехнулся тот, отстраняясь. – Предупреждал я тебя.
– Но, Леший…, – смутилась я.
– Пойдем-ка перекусим чего, – хазарин положил мне на плечо тяжелую руку, я поняла, что протестовать бесполезно. – А за трапезой и перемолвимся. Рарог повелел нам разобраться, отчего ты зачахла тут совсем. Молвил, чтоб к приезду его румянец на щеках сестры вновь заиграл, а то разгневается.
– Это шантаж!
– Что за чудный зверь такой, не ведаю, – и ухом не повел Леший. – А как знахарь могу твердо молвить – лепше ешь сама, а не то я тебе горьких настоек наделаю, не обрадуешься.
Я скривилась – отвар из мухоморов еще был слишком свеж в памяти.
Повинуясь кивку Стояна, челядь быстренько накрыла на стол. Дружинные, сложив на лавки алые плащи, шлемы и оружие, наминали за обе щеки так аппетитно, что я тоже взялась за ложку.
– Так-то лепше, – улыбнулся Леший, подавая мне кусок хлеба потолще.
– А как вы узнали-то? – между делом прочавкала я.
– Ключница гонца к Рарогу отправила, – пояснил Стоян. – Боярыни ни за что б не рискнули шеями, а она баба толковая. Оттого князь тебя ей и доверил. Написала, что гнетет тебя что-то. Не ешь, не спишь, целыми днями у окна сидишь да вдаль смотришь. Эдак и слечь недолго. Ну, князь и повелел нам поехать да помочь тебе, чем сумеем.
– А Сокола не послал? – кривовато усмехнулась я.
Дружинные понятливо переглянулись.
– Сокол молвил князю, что не желает твоей смерти от руки своей. А потому негоже ему рядом с тобой быть. Он вместе с князем всборе вернется. Может, и увидишь его.
Я расстроенно опустила голову. Все верно, Сокол не станет называть истинную причину Рарогу, но ко мне теперь и близко не подойдет – я столько гадостей ему наговорила.
– Ты из-за него тенью обернулась? – вдруг прямо и жестко спросил Леший.
– Леший! – я пораженно вытаращилась на знахаря, но того смутить оказалось непросто.
– Говорил я тебе! – рассерженно откликнулся он. – Ты ради меня в один день и его, и вольную жизнь потеряла. Стоило оно того?!
– А что, нужно было дать тебе погибнуть?! – я вспыхнула.
– Так и есть!
– Не гневайся, брат, – Стоян неспешно положил руку Лешему на плечо. – Мы не можем изменить судьбу, что ткут нам боги. Ольга сделала выбор и вряд ли о том сожалеет. Так ведь, дочка?
Я кивнула, глядя в пол. На сей раз молчание затянулось надолго. Потом заговорил Леший:
– Прости, княжна, – искренне повинился он. – Не хотел я тебя обидеть. Но я наемный воин, умру – ничто не изменится, а вот ты и Сокол – дело иное. Случится что с вами, врагам куда легче станет к рукам земли словенские прибрать. Ты здесь зачахнуть решила, Сокол как во сне ходит. Выполняет, что велено, да и только. Что меж вами случилось, сказывай давай, коли не страшная тайна. Может, и помочь чем сумеем.
Я воровато огляделась. Дружинные поняли меня с полунамека.
– Идем, – велел Стоян, поднимаясь. – Рарог молвил, с нами ты вольна идти, куда захочешь. Вот и подышим воздухом, на корабли посмотрим. Последние ведь до зимы. Любава! Принеси княжне одежу попроще, мы не на пир собрались!
Ключница молча и быстро достала одежду, теплую и добротную: расшитое серебристыми листьями платье по щиколотку, подбитый мехом темно-синий кафтан, небольшую шапочку с меховой опушкой, узорчатые сапожки. Все дорогое, но при этом не помпезное. Переодевшись, я стала выглядеть как обычная родовитая боярышня.
– Давно заготовила, – довольно проворчала ключница, помогая мне застегнуть все пуговицы. – Наконец хоть пригодилось.
– Теперь иное дело, – довольно заключил Стоян, когда я вернулась к дружинным. – А то разодели тебя, будто идола. Прикажи, и они не посмеют тебя в каменья и золото рядить. Идем, что ль.
На улице моросил легкий холодный дождь. Осень вышла ранняя и промозглая. Новоград притих, спрятался от тумана и сырости. Мы встретили по дороге к пристани всего нескольких человек, да и те спешили по делам. Потом дружинные свернули в сторону и поднялись на высокий холм у поворота реки. Здесь, кроме нас, не было ни души.
– Сказывай, Ольга, – напомнил Леший.
Я знала, что могу довериться и ему, и Стояну во всем, но сперва говорилось мне тяжело. Это чуть погодя слова полились потоком. Я начала с того момента, как Лешему всадили нож в спину. Рассказала, как оказалась у Бабая в шатре, почему от одного рывка шелк рассыпался на полотна. Как я ударилась головой и потеряла сознание, а когда пришла в себя, увидела Сокола. Как после врал лучнику Елислав, и что я наговорила Соколу в ответ на его обвинения. И как вечером в шатре он целовал чернявую дочку купца Афигена.
– Я бросила в лицо Соколу, что я его ненавижу, – горько заключила я в конце. – А он холодно пожелал мне долгих лет и счастья. И я ушла, чтобы принять волю Рарога и стать примерной княжной. Утром мы с князем ускакали в Новоград. Сокола я больше не видела.
С холма над Волховом мы глядели, как из-за поворота реки один за другим выплывали тяжело груженые корабли с надутыми разноцветными парусами. Дружинные долго молчали, я тоже притихла. Воспоминания воскресили душевную боль, но теперь я была не одна и знала, что меня не предадут.
– Елислав Соколу за унижение отмстил, – вдруг сурово проговорил Леший. – Порешил ударить в ответ, да побольнее. Почуял, что Ольга побратиму дорога, да ты еще и княжной обернулась. Из зависти на подлость пошел. Он приврал малость, но в самом главном. Оттого все с ног на голову встало. Может, он и не желал, чтоб вышло так гадко, да не ведал, что Бабай из мести измыслил подобную же ложь, а Сокол видал тебя с ним.
– Елислав не признается, что соврал, – вздохнула я.
– Верно молвишь, – зло прищурился Леший. – Потому как тогда выгонят его из дружины с позором. У парня дороги назад нет. А он ищет ведь, как поправить содеянное, сам видал. Да только что уж теперь.
– А Желанна вещицу золотую Соколу не вернула, – неожиданно добавил Стоян. – Я сам видал, как она от того шатра летела, будто злые ветры ее гнали. Раскрасневшаяся вся. В кулаке что-то сжимала, Бериславу отдала. Мельком разглядел, что небольшое что-то, блестящее, тончайшей работы. И уехали тотчас же купечьи люди.
– Коли б Сокол ее целовать удумал, она б ему не только ту вещицу тайную возвратила, но и от себя бы горячих поцелуев добавила, – невесело усмехнулся Леший. – И ни за что не уехала бы так споро.
– Так что же, выходит, я зря на него взъелась? – убито пробормотала я.
– Былой день не вернешь, дочка, – участливо вздохнул Стоян. – Коли ты ошиблась, Сокол тебе о том бы молвил. Не кручинься, утро вечера мудренее. Брат, а ежели ты поведаешь ему, как дело было?
– Пробовал уже, – нехотя ответил знахарь. – Но Сокол и слышать ни о чем не желает… Очень уж сильно княжна ему словами поспешными залепила, – он задумчиво потер переносицу и вдруг вскинул брови в сильнейшем изумлении, глядя мимо меня. – А что это Хула тут позабыл?!
Я обернулась. Леший во все глаза смотрел на реку, по которой величаво плыл огромный, покрытый золотом и парчой корабль. Словно елочная игрушка, случайно оброненная в воду.
– Глянь-ка, кто за ним следует, – негромко произнес Стоян.
Корабли шли цепочкой один за другим. Волхов имел коварный нрав. Суда скапливались у Ладоги, брали местного кормчего и далее осторожно продвигались вперед, стараясь держать нос строго за кормой впереди идущего.
Я присмотрелась. Следом за золотым кораблем шла красиво расписанная лодья с гордо изогнутым носом и изображением встающего из волн солнца на парусе. За нею тяжело переваливалась с боку на бок широкая черная посудина под темным парусом с рисунком воющего на луну волка.
– Мыслится мне, отныне мы позабудем про покой, – Стоян еще раз внимательно вгляделся в плывущие корабли и инстинктивно положил руку на меч. – Идем-ка, поближе поглядим на гостей дорогих.
Пока мы спускались к пристани, дружинные коротко объяснили, кто явился нежданным в Новоград.
– Первый корабль Хуле принадлежит, – на ходу говорил Леший. – Тот высоко сидит в Царь-граде, жесток, но ленив, и ежели в такую даль забрался, то неспроста. На зиму глядючи с Рарогом ему договариваться выгоды нет да и не по гонору его, а гляди-ка, все ж приплыл. Мыслю, ведаю я, что он здесь ищет. Коли найдет, случится беда.
– Так не пускайте его.
– Мы с Царь-градом не воюем. Нет у нас повода ему дорогу заказать, а стоило бы – василевс не прочь всю Русь под себя подмять, никакими делишками не гнушается ради столь жирной добычи. Им Рим возродить охота. Однако в том Царь-граду князья Арконы поперек горла встали. Флот у них могучий, корабли греческим не чета, воинов умелых хватает, а Черномор правит мудро. Клацнет зубами Царь-град, Аркона его не помилует. Хоть и желают хранить мир князья на Буяне, а своих тронуть не дадут. Потому Хула давно на Аркону нацелился, а Черномор и Финист во всеуслышание поклялись с людьми василевса союзов не заключать, торговых дел не вести и ни о чем никогда разговоров не разговаривать. Их клятва дороже золота. О том весь словенский мир наслышан. Торговать на Буяне цареградцы торговали, но великому князю и племяшу его на глаза старались не попадаться. Мыслю, Черномор и нынче их не жалует.
– Но Финист-то пропал…
– Пропал али нет, не нам судить, – мрачно усмехнулся Леший. – А вот ежели он к людям василевса в полон попадет, там ему конец и наступит. Хула уж подсуетится, чтоб смерть у князя была до-о-олгая.
– И погляди-ка, – кивнул Стоян. – Вторая лодья аккурат с Буяна. Неужели их случай свел? Вот уж не верится.
Леший задумчиво скрестил руки на груди и объяснил для меня:
– Вслед Хуле идет боевая лодья Финиста, самая быстрая и опасная в наших водах. В княжестве Рарога ей делать нечего. Да и без ведома хозяина своего кто бы взять ее посмел. Кто-то важный на ней сюда пожаловал, кто гнева Финиста не боится. Неспроста ведь.
– Может, сам Финист? – предположила я.
Леший расхохотался:
– Занятный вышел бы сказ, коли он разом в двух местах очутиться б сумел!
– Тогда Черномор?
– Черномор бы сюда заявился сразу с десятком лодий и войском, – хмыкнул Леший. – Нет, тут иное.
– Ну хорошо, а с волком кто? Во-он тот, третий по счету.
– Третий корабль из франкского царства, – взял слово Стоян. – Владеет им барон Хельмут, человек он скрытный и страшный. Держись от него подальше.
Мы прошли по блестящим от дождя доскам пристани. Запахи речной воды, мокрого дерева, рыбьей чешуи, многочисленных бочек и тюков с товаром буквально резали нос. А еще вокруг купеческих кораблей и боевых лодий Рарога чувствовалась свобода, которой, может статься, у меня больше никогда не будет. Я глубоко вдохнула ветер с реки и загрустила.
Корабль из Царь-града пристал к берегу первым, но как можно дальше от всех. Сходить на твердую землю из него никто не торопился.
Вторым подошло к пристани судно с Буяна. Я еще не видела таких красивых лодий. Длинный остроносый корпус неизвестные мастера покрасили в белый цвет с яркими узорами всех цветов радуги. Нос венчала соколиная голова, перья волшебной хищной птицы переходили в поблескивающую золотую чешую. На белоснежном парусе огненный солнечный шар неспешно вставал из бирюзовых волн, покрытых розовой пеной.
Едва команда закрепила канаты, на пристань сошел невысокий худенький человек средних лет в теплом тяжелом плаще. Он щурился от дождя и немного смущенно оглядывался кругом.
– Парацельс – знахарь княжеского дома Арконы, – обреченно вздохнул Леший. – Осень выдастся жаркая.
– А когда у нас, брат, выходило иначе? – хмыкнул Стоян.
Леший как в воду глядел, но даже он не мог предположить, насколько в тот день оказался прав.
Тем временем знахарь с Буяна нас заметил.
– Стрекача что ль дать, – невесело пробормотал Леший, глядя, как Парацельс быстрым шагом идет к нам. – На что спорим, что тотчас же расспросы начнет?
– Поглядел бы я, как ты убегать от щупленького знахаря станешь, – с улыбкой заметил Стоян. – Такого еще не бывало.
– Мыслю, вскорости случится, – едва слышно пробормотал себе под нос Леший.
– Здравы буди, княжьи люди, – приветствовал дружинных подошедший Парацельс с легким поклоном, посмотрел на меня. – И тебе долгих лет, девица. Уж прости, не ведаю твоего рода-имени.
– Перед тобой Ольга, княжна Изборска, младшая сестра князя Рарога, – степенно ответил за меня Стоян. – Земно кланяйся ей да немедля.
Парацельс учтиво поклонился, но глаза его хитро поблескивали при этом – знахарь с одного взгляда понял, что мне его земные поклоны вовсе не требуются, с дружинными у нас отношения дружеские, а Стоян просто-напросто следует традиции и проверяет гостя, умеет ли тот себя вести.
– А я помню тебя, храбрый воин, – обратился к Лешему Парацельс, как хазарин и предсказал, сразу же переходя к сути. – Ты плавал с князем Рарогом, когда тот заходил со своими лодьями к нам на Буян.
– Плавал, – невозмутимо кивнул Леший.
– И ты был со своим князем, когда он отправился Финиста и Радимиру из беды вызволять. С разбойниками морскими в бой вступил.
– Было и такое, – вновь кивнул Леший.
– О тебе Радимира потом хлопотала, – продолжил Парацельс, настороженно приглядываясь, чтобы не упустить неправды, коли Леший решит соврать, – когда топор разбойничий тебе по боку прошелся. Запал ты ей тогда в сердце.
– То дело давнее, – нехотя отвечал хазарин. – А тебе я благодарен буду до конца дней своих за то, что жизнь мою сохранил.
– Быть может, ты, храбрый воин, из благодарности молвишь, не ведомо ли тебе, куда после того Финист со своей сестрой исчезли? Ведь уплыл Рарог, и их след тоже простыл.
Леший помолчал, поглядел на небо, на плотные дождевые тучи. Гость его не торопил.
– Ты мне, знахарь, жизнь пять лет назад спас, – наконец неспешно проговорил хазарин. – Негоже мне тебе врать, не по-людски это. Отвечу тебе, но лишь то, что спросил. И в расчете мы будем.
– Так что ж?
– Ведомо, – коротко произнес Леший.
– Вижу, более ни слова не вымолвишь, – улыбнулся Парацельс, ничуть не обидевшись. – Сам сыщу, чего уж.
– Почто тебе наследный князь? – подозрительно прищурился Леший. – Черномор тебя за ним послал? Лодьей приманить велел?
– Не без того, – пожал плечами знахарь с Буяна. – Да только Черномор мыслит, что прикажет он, и Финист тотчас же домой заявится, коли жив. А Финисту и дядька не указ. И коли уж он бросил все, что сердцу дорого, то неспроста. Финист волю ценит всего более. Коли по приказу Черномора вернется, то, дабы жертвой в храм к Свентовиту не попасть, придется ему дядьке подчиниться всецело. Финист горд, он не станет ни перед кем спину гнуть.
– Так чего ж ты приплыл, коли ведаешь, что князь с тобой не поедет?
– Черномор голубем письмо из Новограда получил, что Финист у Рарога в княжестве прохлаждается, позабыв про род свой и долг перед пращурами. Черномор разгневался сильно и мне повелел племяша вернуть до зимы. Лодья у Финиста быстрая да к волнам устойчивая, и в непогоду обратно пройдет. Взял я ее, дабы успеть первым сюда заявиться до иных незваных гостей. И все ж почти опоздал.
– Ты о чем это? – нахмурился Леший.
– Да ты ж лепше меня о том ведаешь, воин, по глазам твоим вижу, – вздохнул щупленький знахарь. – Али догадываешься. Что Финиста защищаешь, мой тебе низкий поклон, но нынче его никто, окромя дядьки, защитить не сумеет. Письмо то до Черномора к василевсу попало. А от него к франкам. Теперича и Хула, и Хельмут здесь. Неужто торговать приплыли? Уж не головой ли Финиста? Воин он умелый, да только там, где правят подлость и золото, его сила и ловкость не помогут. А его бесстрашие лишь злую шутку с ним сыграть может.
– Хочется мне тебе верить, знахарь, – задумчиво отвечал Леший. – Да вот помню, что ты Свентовиту предан безоглядно. Почто мне знать, что правду молвишь.
– Финист с Радимирой на моих руках выросли, – казалось, даже оскорбился Парацельс. – Рази ж я им худого пожелаю? Коли встретишь их, воин, молви, не сочти за труд, что я зимовать здесь стану. Беда нагрянет – пусть помнят, что я сюда ради них приплыл.
Он откланялся и неспешно направился по улице, с любопытством и некоторой неуверенностью оглядываясь по сторонам.
– Ты ему веришь, брат? – задумчиво провел рукой по усам Стоян.
– Кто ж ведает, что у Парацельса на уме, – в тон ему откликнулся Леший. – Грек он и есть грек. Да и что он поделать сможет, коли Финист взаправду в беду попадет. Но одно он молвил правдиво – упредить князя надобно.
– Беда одна не ходит, так, брат? – вздохнул Стоян. – Коли моя помощь потребуется, не молчи уж.
Леший коротко кивнул.
По деревянным настилам затопали десятки ног. Дружинные обернулись навстречу новым гостям. На сей раз с черного драккара. У меня брови поднялись вверх – к нам со всей возможной помпезностью двигалась целая процессия.
За двумя худенькими знаменосцами шествовала приметная пара. Высокий худой мужчина с узким остроносым лицом и под руку с ним изящная девушка в европейском наряде. Девушка была красива: невысокая, бледнокожая, с классически правильными чертами лица. Ее спутник напоминал уставшего странствующего рыцаря неопределенного возраста. Мне он совершенно не приглянулся, наоборот, я поняла, что интуитивно его опасаюсь.
– Здравы буди, гости дорогие, – низко поклонились оба дружинных.
– Воины князя русов, – надменно произнес рыцарь, не удосужившись даже голову наклонить в ответ. Говорил он на словенском чисто и без малейшего акцента. – Я – барон Хельмут, верный слуга короля Людовика. Все должны быть наслышаны о его силе и мудрости.
Я едва сдержала смешок – ага, ага, я особенно в курсе. Да я даже не знаю, где в 9 веке границы Франции пролегают, а уж о мудрости их монарха и подавно не слыхала.
Хельмут неодобрительно зыркнул на меня и продолжил:
– Перед вами принцесса Гизела, средняя дочь нашего короля. Принцесса находится под моим покровительством и прибыла на Русь, чтобы стать женою князя Рарога.
– Добро пожаловать в Новоград, принцесса, – вновь низко поклонился Стоян. – Князя нынче нет дома, но вернется он всборе. Отдохните покуда в тереме княжеском. Устали, поди, с дороги дальней.
– Спасьибо, – сильно коверкая слова, лучезарно улыбнулась девушка. – Я очшень рада быть с десь. Увьерена, фаш Рарок мьеня польюбит!
Хельмут пристально глядел мне в глаза. Я разозлилась и упрямо отказалась опускать взгляд. Будто чувствовала, что с этим человеком нельзя показывать слабину – загрызет. Барон не сдавался. Молчание подзатянулось.
– Принцесса, – напрямую обратился к Гизеле Стоян, первым заметивший происходящее. – Перед тобой княжна Ольга, младшая сестра князя Рарога.
– О, дорокая сьестра! – обрадованно всплеснула руками девушка, оттолкнула Хельмута и поспешила заключить меня в объятья. Схватка взглядов прервалась, но чувство холода у меня в душе осталось. Правильно Стоян сказал: барон – страшный человек. Если он когда-нибудь найдет мое слабое место, вцепится, не раздумывая. К сожалению, слабое место у меня имелось, да такое, что не промахнешься…
Стоян, как старший, пригласил гостей в княжеский терем. Возвращаться мне не хотелось, но пришлось, что поделаешь. Принцесса болтала, не умолкая, всю дорогу. Ее радовало и удивляло все вокруг. А мне хотелось дойти до светелки и рухнуть на постель, не раздеваясь – я, наконец, ужасно захотела спать. Я улыбалась Гизеле из последних сил и только гадала, выйдет ли, и правда, за моего брата эта девушка. Ведь альтернативные историки в один голос твердили, что женою Рарога станет сестра Вещего Олега, а не франкская принцесса. Но если Рарог не бездушный чурбан, от Гизелы он не отвернется.
В тереме я оставила гостей на попечение всполошившейся ключницы, наскоро распрощалась с ними и с наслаждением плюхнулась на широченную кровать под резным балдахином. Терем обставлял Вадим, а тот любил европейский комфорт.
Утомительная вышла прогулка. А Леший, оказывается, знает, где искать пропавшего князя. Никогда бы не подумала…
Я вытащила из ящика письмо матери и перечитала его, наверное, уже в сотый раз. Письменный язык вспомнился легко, и я вновь и вновь вчитывалась в начертанные слова. Мама перечисляла мне мои права и владения, моих родных и пращуров, давала советы, кому доверять или нет, и постоянно просила прощения за то, что отпустила меня от себя на долгие годы в неизведанный мир.
«Милый мой цветочек-василек! – писала мама. – Коли читаешь ты эти строки, то ушла я в Небесный Ирий вслед за твоим отцом. Истинный воин, он защитил тебя в ночь, в коею Громовой Перунов знак спрятал тебя в неведомых нам мирах, хоть и ценой своей жизни. Прости, родная, иной доли мы для тебя измыслить не сумели. С того дня, как молвили волхвы, будто ты – толмач ведовской, тебя трижды пытались убить и несколько раз выкрасть, где бы мы ни прятались. Волхвы поклялись жизнями своими, что вернешься ты через пятнадцать долгих зим. Они обещалися, что поведают тебе все, что нужно, и сохранят тебя. Мы с твоим отцом порешили, что то к добру. Глядишь, за то время и умрет от старости враг наш докучливый, а коли нет, тебя закроют собой повзрослевшие братья. Слыхала я, что Рарог в боевых искусствах силен и сердцем чист. Трувор же по стопам брата идет. А еще тебя защитит твой муж. Наследный князь Арконы Финист тебя своей женой назвал. Дал он нам с твоим отцом слово, что приедет в Ладогу и даст вено за тебя, когда придет для того время. Он поклялся тебя защищать, как самое дорогое в жизни своей. Его слову я верю. Не откажи князю, Василек, прошу тебя. Ты полюбишь его, как полюбили мы. Прощай, Василек! Долгих и спокойных тебе лет.”
Мама подобрала мне достойную пару, чего уж скрывать, но она не могла предвидеть, что я полюблю простого дружинного. Приняла бы она мой выбор? Вряд ли. Теперь уже неважно. Сокол на меня больше не взглянет, князь Финист пропал, а кого мне в мужья выберет Рарог, оставалось только гадать.
А Сокол, эх, Сокол… Я подумала, что давно не видела его сестру и успела сильно соскучиться по доброй женщине. Нужно будет обязательно съездить к ней в гости, но завтра… все завтра… И сон окончательно меня победил.
***
Я беспробудно проспала до утра, а когда встала, поняла, что сильно проголодалась. Психотерапия, проведенная накануне дружинными, начинала давать свои плоды. Мир вокруг все еще оставался хмурым, но уже не казался лишенным даже самых блеклых красок.
Франкские гости все еще изволили почивать, и я решила пройтись до торга, поглазеть на заморские товары. Рарог должен был вернуться со дня на день, поэтому стоило поспешить. Вдруг опять в тереме запрет от беды. Гм… кстати, и правильно бы сделал, с моей-то везучестью на неприятности. То, что я стала княжной, не сыграло для последующих событий никакой роли. Как раньше находила приключения на копчик, так и теперь не удержалась. А началось все вполне мирно…
Я тихонько прокралась по пустынным коридорам терема, выскользнула в двери и наткнулась на сидящего на перилах крыльца Лешего. Хазарин задумчиво покусывал травинку и сперва словно меня и не заметил.
Я сделала шаг со ступеней.
– И куда ж ты собралась? – насмешливо раздалось у меня за спиной, Леший потянулся и спрыгнул на землю. – Проспорил мне Стоян. Он-то решил, что ты ума набралась, остепенилась и брата не ослушаешься.
– Я ж на торг только…
– Одна?
– Нну… Как бы…
– Добро, но со мной пойдешь, – решил Леший, отряхнул ладони и подобрал с перил свой алый плащ. – Народец на торгу разный случается. А твои умения мне лепо знакомы.
Спорить я не стала – Леший во всем был прав. Да и спокойнее под его защитой было на порядок.
– А сам Стоян-то где?
– Домой пошел, своих проведать, – одобрительно улыбнулся Леший. – Он их давненько не видел.
Новоградский торг шумел, пожалуй, даже сильнее, чем раньше. Торговцы суетились как пчелы перед зимней спячкой и едва ли под ноги не кидались, предлагая самый лучший товар. Правда, настырничать никто из них не рискнул – нарочито суровый вид следующего за мной дружинного удерживал назойливость купцов на расстоянии.
Каково же было мое изумление, когда у одного из лотков я увидела Милу с объемной корзиной в руках. Женщина увлеченно торговалась за расписные валенки и нас не заметила. Зато ее вслед за мной углядел Леший. Хазарин замер на долю мгновенья, пораженно моргнул, а после быстрым шагом направился к Миле. Выражение на лице Лешего ничего хорошего сестре Сокола не обещало.
Мила отошла от лотка, обернулась и практически уткнулась носом в кольчугу знахаря.
– Ты что это в Новограде потеряла? – тихо и грозно поинтересовался Леший. – Брат же строго-настрого тебе запретил!
– Брат мой неизвестно где с Рарогом бродит уже четыре седмицы! – вспыхнула Мила. – Зима вот-вот нагрянет. Запасы пополнять кто станет, ежели не я?!
– Ты на пристани не была ли? – зло и все так же тихо произнес Леший. – Неприятностей ищешь? Давеча к Рарогу в гости разом Парацельс с Буяна, Хула из Царь-града и барон Хельмут из Франкии заявились. Слыхала про таких?
Мила нахмурилась:
– Что мне до Рароговых гостей? Мне ради них припасы не готовить? А волки по снегу рыскать начнут, безопаснее станет в Новоград добираться? Вас же с братом только и видели – ни одну зиму по избам еще не зимовали. Все мечами машете!
Леший обреченно вздохнул и все же рискнул спросить:
– Ты не одна хоть?
– Одна, – Мила недовольно передернула плечами. – Я корзину и сама донести сумею.
– Ежели приключится с тобой что, Сокол разума от горя лишится.
– Да что со мной случиться может, Леший!
Хазарин помолчал, только желваки на скулах ходили. Мила терпеливо ждала.
– Ты все купила ли? – неожиданно покладисто спросил воин. Мила оторопело кивнула – она, как и я, ждала взрыва. – Я тебя до селения провожу. Ольгу лишь доведу до терема, чтоб никуда не свернула от томления душевного.
– Леший! – окончательно потерявшая терпение Мила поставила на землю корзину и уперла руки в бока. – Ты мыслишь, я до полудня в Новограде прохлаждаться буду? Не стану я ждать, пока ты обернешься. До селения недалече, волки меня пожрать не успеют. Иди уже, охороняй княжну, коли взялся!
И сестра Сокола гордо пошла восвояси, даже головой мне не кивнув. Мы с Лешим растерянно глядели ей вслед. Дружинный не смел оставить меня одну, но и позволить Миле возвращаться без охраны через лес тоже не мог – опасностей на лесных дорогах хватало. А я не могла понять, отчего Мила злится на то, что я сделалась вдруг княжной. Ну не завидует же она?
– Я сама обратную дорогу отыщу, не волнуйся, – предложила я нахмурившемуся знахарю. – Ну что со мной в центре Новограда случиться может? А Миле, и правда, одной бродить незачем.
– Добро, – нехотя согласился Леший. – Но ежели в беду внове попадешь, мне голову брат твой не отрубит – запросто руками оторвет. Медленно.
– Ложкой отковыряет, так больнее, – вспомнила я фильм из далекого будущего. – Чепуху не придумывай, ладно? Беги уже, а то Мила улизнет, – я подтолкнула дружинного под локоть, и он поспешил за быстро удаляющейся женщиной.
Наверное, мне следовало спокойно дойти до терема, приказать истопить себе баньку, позавтракать, наконец. И в первую очередь ради того, чтобы Лешему, и правда, никто голову не вздумал рубить. Но судьба решила иначе.
На самом краю торга я неожиданно встретила Твердяту. Купец распоряжался разгрузкой подвод и хмуро чиркал на берестяном листе. Обоз купца выглядел так, словно побывал в крепкой заварушке – из мешков с товаром торчали стрелы, кое-кто из мужиков ходил со свежими повязками, а щеку самого Твердяты украшал глубокий, наскоро зашитый порез.
Твердята обрадовался, увидав меня, крепко обнял и ненавязчиво поинтересовался, как идут мои дела в Новограде. Мне оставалось только сознаться, что у меня все отлично, а князь выходит мне братом.
– Чего только на белом свете не случается, – добродушно хмыкнул в бороду Твердята. – Что ж, добро!
Фу-ух, ну хоть кто-то еще в княжестве не торопится звать меня княжной и бить земные поклоны. Остались еще адекватные, понимающие двоякость моего положения люди.
– А на вас кто напал?
– Волянда, – зло сплюнул купец. – Чтоб провалиться ему, где стоит. Еле отбились. Пол обоза пропало.
Я приподняла бровь – имя ничего мне не сказало.
– Разбойнички под Новоградом вновь шалить стали, – пояснил Твердята. – По весне они здесь вольготно бродили, подводы грабили, людей в холопы продавали. Главарь их, Волянда, до чего хитер был. Рарог повелел Добрыне шайку отыскать и проредить полепше. Дружинные со старанием за дело взялись. Слыхал я, Сокол, дружинный княжий, многих тогда стрелами своими уложил, да сам был ранен. Еле вытянули его с Лебединой дороги. О Волянде же с тех пор никто не слыхал. А вот поди ж ты, выжил он, и новую шайку набрал. Мстительная он тварь – не иначе, с воинами Добрыни поквитаться желает. Будет обозы грабить и на людей нападать, покуда дружинных князь внове по его следу не пошлет.
Мила и Леший!
– Где он напал на вас?! Когда?! – я в сильном волнении схватила Твердяту за рукав.
– Да вот только недавно. Тут недалече, – удивился моему беспокойству купец.
Я бегом бросилась по улице. Твердята с беспокойством смотрел мне вслед.
За воротами Новограда царила пряная осенняя тишина. Я догадалась степенно пройти мимо стражей и до поворота дороги, пока меня уже никто не мог видеть, и тогда уже продолжила путь где быстрым шагом, а где и бегом.
Леший с Милой неспешно шли по лесной дороге. Дружинный тащил корзину и все пытался ускорить шаг, но сестра Сокола вышагивала будто пава, нога за ногу. Лешему ничего не оставалось, как тяжело вздыхать и сбавлять темп.
– Фуух, – я сделала последний рывок и остановилась за спинами колоритной парочки отдышаться.
Леший услыхал пыхтение, бросил взгляд на обернувшуюся ко мне Милу, потерявшую дар речи, и кротко поинтересовался:
– Ольга?
Мила молча кивнула. Леший резким движением развернулся ко мне.
– Добро, – устало произнес он. – Тебе в тереме скука смертная, но меня почто желаешь без головы оставить? Так тебе за ради того неприятности находить не нужно. Только брата попроси, он сестре не откажет.
Я махнула рукой – дыхание было никак не выровнять. Леший поставил корзину на землю и скрестил руки на груди в ожидании.
– Волянда, – кое-как сумела произнести я.
Честно говоря, я думала, что Леший или пальцем у виска покрутит, или рассмеется мне в лицо – что еще за Волянда такой. Но нет, дружинный отреагировал очень серьезно. Да и Мила отчетливо вздрогнула.
– Кто поведал? – строго спросил Леший, быстро оглядев окружающий нас лес и проверив, как ходит в ножнах сабля и все ли ножи на своих местах.
– Твердята, купец с Ладоги. Только сегодня с ними столкнулся. Говорит, недалече.
– Сей же час закроетесь обе в селении, – не терпящим возражений голосом приказал Леший, подхватывая корзину. – А я в Новоград вернусь за охраной.
– Отчего он внове сюда заявился? – тихонько вздохнула поникшая Мила. Она уже не пыталась спорить со знахарем. Значит, испугалась не на шутку.
– Твердята решил, он поквитаться с дружинными хочет.
– Отчего ж нет, – невесело хмыкнул Леший. – Помнится, он тогда грозил все. Сокол по весне знатно потрепал их своими стрелами. А мы ему чуток подсобили.
– Но вы же их не боитесь?
– Почто свору собачью бояться, – пожал плечами Леший. – Да вот только я нынче один, а со мной две упрямые да непослушные девицы, коих защитить должно. А потому лепшей защитой вам станут крепкие высокие стены.
Мы дошли до приоткрытых ворот селения. Тяжелая створка слегка покачивалась и скрипела от ветра. Мила шагнула вперед.
– А ну-ка, – Леший взял ее за плечо и отодвинул в сторону, – обожди. Нехорошие дела тут, мыслится мне, творятся.
Он вытащил из ножен саблю и осторожно прошел в узкую щель. Несколько ударов сердца длилась тишина, а потом створка ворот захлопнулась, воинственно взревели мужские глотки и сразу зазвенела сталь.
– Леший! Леший! – Мила забарабанила в ворота.
– Куда?!! – я с трудом оттащила упирающуюся женщину назад. – Они же сейчас…!
Договорить мне не пришлось. Створки вновь стали расходиться в стороны, и за ними кто-то нетерпеливо топтался. Волянда или нет, но, кажется, мы снова влипли.
Я стояла по центру дороги, мне прятаться было поздно. А вот Мила вполне могла еще успеть юркнуть в лес, если б захотела. К сожалению, у нее в ту минуту была только одна забота – как бы кто Лешего не обидел. Ей бы сковородку в руки – нападавшим пришлось бы несладко. «Ежели приключится с тобой что, Сокол разума от горя лишится», – вспомнились мне недавние слова Лешего. Ему мы теперь не поможем, на меня Соколу наплевать, а вот жизнью сестры лучник дорожит больше всего на свете.
Мысли веером промелькнули у меня в голове быстрее, чем сердце успело стукнуть пару раз. Я изо всех сил толкнула Милу в ближайшие кусты, чтобы разбойники, плотоядно скалящиеся меж открывающихся створок, не успели ее разглядеть, а затем бросилась бежать обратно в Новоград.
– Держи! Хватай!! – радостно взвыли за спиной, и я от страха припустила в два раза быстрее.
Разбойники изрядно попотели, петляя за мной между деревьев. Еще бы, когда за тобой гонится тяжело дышащая и ругающаяся орава нечесаных мужиков с длинными ножами наголо, тут и не так побежишь от страха, зайцы обзавидуются! Я бы даже спаслась, уверена, если бы не зацепилась носком сапога о прикрытую мхом корягу и не скатилась в овраг, треснувшись лбом о камень. В глазах разом вспыхнуло несколько сверхновых звезд, а потом наступила чернота.
***
Почему я не могу попасть в историю по-человечески? Мне нужно обязательно или получить по голове, или картинно потерять сознание на глазах у многочисленных зрителей. Второе, кстати, предпочтительнее, потому что после удара голова обычно сильно болит.
В лесу горел большой жаркий костер. Он разгонял ночной холод и отодвигал непроглядную шелестящую тьму за спины греющихся у огня разбойников.
Я сидела неподалеку, обхватив колени связанными руками. Висок ломило, к глубокой ссадине над бровью я старалась не прикасаться – боль сразу начинала пульсировать по всей голове. От засохшей крови начинала нестерпимо чесаться скула, но оттираться было нечем. Видок у меня был, уж точно, краше некуда. Надо же было так неудачно треснуться об тот чертов камень. И ведь нашла же его посреди всего леса, сумела!
С тех пор, как я пришла в себя в разбойничьем лагере, ни Лешего, ни Милы я не видела. Хотелось надеяться, что они целы и невредимы.
Разбойники сидели у огня, переговаривались и не обращали на меня ровно никакого внимания до тех пор, пока к костру не вышел из леса Волянда. Я догадалась, что пришел главарь, по перешептыванию его шайки. Появился же Волянда не один. Сопровождал его основательный, разнаряженный в парчу и золото мужчина с двумя суровыми охоронцами. По наряду так вылитый византийский купец. Нехорошо…
Они обогнули притихших разбойников и нависли надо мной.
Я решила не вставать. Много чести. Надо будет, наклонятся.
– Гляди, купец, – Волянда, не замечая демарша, вытащил у меня из ворота платья золотой медальон на цепочке – символ рода. – Она?
– Она, – довольно усмехнулся византиец. – Четыре золотые монеты.
– Всего-то?! – не сдержалась я. Обидно как-то. Он прекрасно понимал, кого покупает, но всего четыре монеты за сестру князя явственно попахивали аферой. Хотя, в общем-то, вся шайка Волянды могла безбедно жить на эти деньги едва ли не целый год.
– Три, – поправился купец. – Говорлива без меры.
– Тебе-то что? – поразился Волянда. – Тебе ж заплатят за девку вчетверо, ежели не более. За дурачков нас не держи, а то я не ведаю, кому ты ее повезешь.
– Вот сам и вези, коли умный такой, – обозлился купец. – Боишься?
– У меня других дел по горло, – хмуро буркнул Волянда. – Некогда мне через все княжество тащиться с девкой в поводу.
– Так и помалкивай, – купец наставительно поднял вверх палец, потом сжалился и решил. – А пусть, и верно, будут четыре монеты. Гляди, не жадный я до своих.
Волянда скривился, но кивнул, и они ударили по рукам. Обмен прошел легко и незатейливо. Волянда приложил вымазанный в чернилах палец к пергамену, разбойники получили монеты и устроили спор о дележе, а меня с двух сторон взяли под руки охоронцы купца и повели куда-то через лес. Я была еще не в себе после удара, иначе чем объяснить равнодушие, с которым я осознала, что меня только что продали и купили. Мне даже знать не хотелось, что случится дальше. Но купец объяснил сам.
Перед тем, как подсадить меня на коня, он крепко взял меня за плечо и проговорил:
– А теперича слухай сюда, княжна. Твоя беспечная жизнь осталась позади. Вот купчая, и по ней отныне ты – холопка. Пока не продам тебя хозяину будущему – моя, а дале рабыней у него станешь. На брата не надейся. Ежели бежать вздумаешь, тебя даже княжьи люди в обрат мне возвернут, а я в долгу тебе не останусь. Все поняла ли? Ну и лепо. А теперича паинькой будь, а не то мой кнут по тебе пройдется.
Возразить мне было нечего. Хотя, наверное, стоило поинтересоваться, кто ж такой прыткий успел нанять эту скотину для последующей моей перепродажи. Вряд ли даже в тереме успели заметить пропажу княжны, а купец уже тащил меня прочь по чьему-то хотению. Не многовато ли шустриков в княжестве у Рарога развелось?
Охоронец ловко примотал мои связанные руки к луке седла, и мы тронулись в путь. В небе светила яркая луна, дорога поблескивала после дождя в лунном свете, и лошади пошли легким аллюром, стремясь уйти от Новограда подальше. Я очень устала, хотела спать, в голове гудел невидимый гонг, но уснуть сидя в седле никак не выходило.
В небытие я смогла провалиться лишь под утро, когда всадники остановились передохнуть и попасти лошадей. Купец предложил мне воды и кусок хлеба с сыром. Лучше б что-нибудь от головы дал, мерзавец. Ссадина противно жглась и пульсировала, заставляя жмуриться от боли.
Купец, как я поняла, был уроженцем Царь-града, завершал свое путешествие по княжеству Рарога и торопился отвезти меня в обговоренное с нанимателем место, чтобы после поскорее нагнать свой обоз с рабами и товаром. Имя того, кто вскорости станет мне хозяином, он называть не спешил. Зато не забыл поменять мой дорогой кафтан на простенький плащ, чтобы лишнего внимания не привлекать – нервничал все же, подлец.
В путь мы двинулись ближе к вечеру – купец, сколько мог, пережидал в укрытии сильный ливень, зарядивший с утра. Но время шло, потоки с неба так и низвергались – пришлось путешествовать под дождем. Дорогу развезло, лошади скользили по грязи, и до ночи продвинулись мы вперед совсем ненамного. Купец сердился, охоронцы хмуро пожимали плечами – выключить дождь им было не дано.
Мы заночевали в какой-то избе, а утро встретило нас туманом и мелкой противной моросью, зависшей в воздухе плотной пеленой.
Я сидела на лошади нахохлившись, как и вчера привязанная к луке седла, и грустно размышляла, что от холопства меня вряд ли кто избавит теперь. Это не просто так украсть человека. Правда к рабству относилась серьезно. Даже дружинные и сам князь не имели никакого права напасть на купца, чтобы дать мне свободу.
Сперва я решила, что купец везет меня в Ладогу к Вадиму, но мы сворачивали южнее, и я вынуждена была признать, что на сей раз неугомонный братец тут был совсем ни при чем. У кого-то еще оказались длинные руки и неуемные амбиции. И этот кто-то должен был знать, что я побежала с торга в лес. Значит, следил. Впервые мне захотелось оказаться в тереме у Рарога, закрыться на все засовы в светелке и носа никуда не высовывать.
И без того серое небо затянуло черными тучами, полил дождь. Опять. Холод легко пробрался под плащ и платье, заставил стучать зубами. Эдак я до места не доеду, слягу от простуды. Если только раньше с ума от головной боли не сойду.
Мимо рысью проехали двое заляпанных грязью всадников. Какой-то знатный воин, одетый в кричащий византийский наряд, с полузакрытым от ветра и дождя лицом, надменно оглядел меня с ног до головы, приостановил коня и подъехал к купцу. Его охоронец в темном плаще с накинутым капюшоном остался чуть поодаль. Еще один из Царь-града, принесла же его нелегкая.
– Продаешь девку, купец? – услышала я властный голос на чистейшем греческом, и воин нетерпеливо указал на меня зажатым в руке хлыстом. Ну вот, этого мне только не хватало…
– Нешто купить хочешь? – подозрительно проговорил купец на том же языке. – Почто мне тебе ее продавать, я о тебе ничего не ведаю.
– Знамо мне, какова ваша порода, – презрительно процедил воин. – Вы мать родную продать не постесняетесь, было б кому. А я дважды предлагать не стану.
– Вы бы лучше меня спросили, – недовольно передернула плечами я. – Может, я против.
Византиец недовольно покосился на меня.
– Все еще купить желаешь? – хитро прищурился купец. – Девка говорлива без меры. Высечь ее следует.
– Товар портить только, – скривился воин и задумчиво облокотился на луку седла. – Хотя…
– Тебе-то что? Девка давно обещана другому, так что не продается.
– Неужто? А ежели я тебе вчетверо боле заплачу, чем за нее дают?
– Не врешь? – купец заинтересованно склонил голову. – Почто тебе девка словенская? Гляди, мокрая, замерзшая и головой стукнута. На любом торге лепше бабу отхватишь.
– Цену называй, и поглядим, вру ли, – рассердился всадник. – Да не тяни, глаза разуй – спешу я! А почто, то мое дело. Твоя девка мне подходит.
– На переплет пустишь? – подмигнул купец. – У княжны шкурка ценная. Подойдет.
Мне показалось, или воин едва не ударил купца? Да нет, дождь просто глаза залепил – почудилось. Однако купец тоже что-то такое почуял, потому что резко отпрянул и хмуро произнес:
– Барон Хельмут девку себе замыслил, золота посулил мешок. Нешто у тебя столько найдется?
– Так уж и мешок, – недобро рассмеялся воин. – Так назовешь ты цену против цены барона?
Купец кивнул, чуть подумал, смерил меня оценивающим взглядом и что-то тихо произнес.
– А ты не слишком ли жаден, купчишка? – грозно поинтересовался всадник. – Ведомо ли тебе, какие деньжищи немеряные ты за нее хочешь? Княжна али нет, а только чучело это мокрое столько не стоит.
– Я обещался барону, – набычился купец. – Или плати немедля, или проваливай.
Византиец махнул рукой охоронцу, и тот подвез ему длинный серебряный ларец. Крышка откинулась, и купец ахнул. В ларце мерцали и переливались драгоценные камни всех цветов радуги.
– За эти камни весь Новоград можно купить али большой дворец в Царь-граде, – надменно проговорил воин. – Ну так что, продашь? Али нам убраться подобру-поздорову?
– Э-эх, пропасть мне на этом самом месте, по рукам! – купец махнул рукой и жадно схватился за ларец. – Эй, вы, отдайте новому хозяину купчую на девку! Можешь, господин, ее с конем забирать!
– А не свалится ли она с коня? – недоверчиво прищурился византиец, бросив на меня еще один придирчивый взгляд.
Я бы тоже засомневалась на его месте – видок у меня был похуже даже того самого чучела.
– Ты ее, господин, поперек седла веревками примотай, – посоветовал купец, не выпуская из рук драгоценности. – Поумнеет, глядишь. Болтать меньше станет.
– Почто мне мертвая неболтливая девка, – натянуто хмыкнул всадник, получил купчую и подъехал ко мне.
Я уткнулась взглядом в конскую гриву, вот такого поворота событий мне еще только не доставало.
– В седле удержишься? – надменно спросил византиец, забирая у охоронца купца повод, ответа не дождался и велел. – А ну-ка, в лицо мне гляди!
– Да шел бы ты…, – прошипела я и уткнулась взглядом в холодные темно-серые глаза лучника воеводы Олега.
Не может быть! Его же не случилось в Новограде, когда на нас разбойники напали! Все, конец мне. Придушит и выйдет прав. Потом надает по шее и снова придушит…
– Удержишься, – усмехнулся Сокол, догадавшись, что я его наконец узнала и о чем сейчас лихорадочно размышляю. – А коли нет, на себя пеняй.
Он дернул за повод, объехал обалдевшего от счастья купца и пустил коней в галоп. Охоронец поспешил за нами.
Погода продолжала портиться, и всадники, посовещавшись, повернули к ближайшему селению, чтобы переждать непогоду. Мне, правда, было уже все равно – я страшно замерзла, голова болела нестерпимо, картинка перед глазами все время норовила куда-то поплыть. Наверное, Сокол неверно оценил мои силы, и я все же вскорости сползу с седла. Сокол и сам это понял, потому что придержал коня и поехал вровень со мной, чтобы подхватить, если соберусь падать. Хорошо хоть он мне руки не развязал – можно было за луку седла не держаться, иначе давно бы съехала вниз.
Мы въехали в небольшое селение под проливным дождем. В черном небе вспыхивали зарницы, завывал ветер. Я уже ничего не могла различить сквозь потоки воды и темноту, даже лай собак слышался отдаленно и глухо.
Потом веревки дернуло, охоронец Сокола снял меня с коня и поставил на ноги. От ветра капюшон отлетел назад, и передо мной предстал Леший, грозный и встревоженный одновременно.
– Леший, ты живой! – я вцепилась в его плащ, темнота вокруг продолжала сгущаться. Может, она только в моей голове? – Как же я рада…
– Нечего мне зубы заговаривать! – рявкнул хазарин. – На сей раз от выволочки не отвертишься! Мы уже и не чаяли тебя отыскать, бедовая твоя голова!
– Да, да, – старательно согласилась я, начиная тихонько сползать вниз. – Голова у меня точно… Я на все согласная… Только можно, я прилягу чуток…
Леший крепко взял меня за плечи, вгляделся в лицо:
– Где болит? – резко спросил он, не отрывая от меня напряженного взгляда.
– Голова… где ударилась, и в висок отдает…, – уже не очень связно пробормотала я. – Но это ничего… ты прав… меня давно пора выдрать…
И тут я ухнула в какую-то черную яму, а встрепенувшись, увидела, что мы уже в избе, в теплой полутьме у жарко натопленного очага. Я полулежала на лавке в чужой рубахе до пят, укрытая одеялом, а рядом сосредоточенный Леший аккуратно ощупывал мне голову.
– Жить-то буду? – я выдавила кривую улыбку.
– Не ведаю пока, – откликнулся знахарь и протянул мне ковш с горячим и терпким напитком. – На-ка вот, согрейся, замерзла совсем.
– Спасибо, – я с наслаждением глотнула, подержала ковш в ладонях, сделала еще глоток. – Леший, прости меня, я не хотела тебя рассердить…
– Я и сам хорош, – поморщился хазарин. – Не стоило мне тебя одну оставлять. Да и уж коли недоброе заподозрил, в Новоград вернуться следовало, а не в ворота лезть… Сглупил я знатно! Моя вина, что ж тут еще молвить. А тебе стоит выполнять, что обещано! Мы ж едва тебя отыскали, и лепо, что купец от жадности обо всем позабыл. Сокол так византийцем обернулся, даже я поверил. А коли б не сумел?
Я тяжело вздохнула и опустила взгляд – возразить мне было нечего.
– С Милой хоть все в порядке?
– Живехонька и здорова, лишь о кусты оцарапалась. Ее разбойники не заметили, торопились тебя поймать.
– Фигушки бы поймали, если б не та коряга, – вновь расстроенно вздохнула я.
– Не усомнюсь, так и есть, – хмыкнул Леший. – Волянда жаловался все, что ты его шайку едва не уморила, так улепетывала.
– А ты б не улепетывал? – я чувствовала себя полной дурой и не поднимала глаз.
– Будь на месте твоем – еще как бы! – со всей возможной искренностью согласился Леший.
Хлопнула дверь. Сокол, уже в одежде и кольчуге дружинного, принес скомканный тюк византийских нарядов и швырнул их в очаг. Вверх взметнулись искры.
– Княжество не спали, – буркнул Леший. – Зима уж близко.
Сокол не ответил – он явно был не в духе. Неужели он тоже злится из-за меня?
– Леший, – тихо попросила я. – Пусть Сокол меня стукнет наконец. Может, ему полегчает.
– Успеет, – недовольно откликнулся знахарь. – Лишь когда я позволю.
Лучник бросил на побратима осуждающий взгляд и так же молча вышел в дождь. Я загрустила.
– Сокол злится на тебя справедливо, – заметил Леший. – Перепугала ты нас знатно. Помысли, что еще князь скажет.
– Он знает?
– Князя еще нет в Новограде. Задержался он в пути, Сокола гонцом прислал и часть дружины с ним. Они аккурат мимо селения проезжали. Там их Мила встретила да поведала, что с нами приключилось. Дружинные разбойников перебили – тех, кто внутри селения оставался в засаде – освободили поселенцев да меня заодно, а после уже мы с Соколом по следам отыскали тех, кто за тобой в погоню убег. И потолковали с ними душевно. Не сразу нам удалось все вызнать, Волянду в пыточную волочь пришлось. Верещал он, что свин подзаборный, – хазарин поморщился от неприятных воспоминаний.
– Ну не отрубит же Рарог тебе голову из-за меня?
Леший бросил на меня осуждающий взгляд:
– Я в ответе за то, что содеял, и князю о том поведаю, едва он вернется. Что порешит, безропотно приму. А вот как он тебя по головке погладит за бездумную выходку?
– Может, не скажем брату?
– Не скажем? – едко заметил неслышно вернувшийся в избу Сокол. С его плаща и кольчуги ручейками сбегала вода. – Молвишь Рарогу, будто о лавку стукнулась? И кто ж тебя, княжна, столь лепо врать научил?
– Я ради вас же…
– А нам надобна ли твоя защита?
– Брат, остынь! – сурово проговорил Леший, но тут вскинулась уже я.
– Так я, значит, вру все время, да?! Это я тебе и про Бабая наврала?! Хочешь, прямо сейчас докажу, кто прав?
– Ольга!!! – Леший первым догадался, что я имею в виду, и так рявкнул, что посуда подпрыгнула, а перепуганная хозяйка избы, и так сидевшая в дальнем углу, вылетела за дверь. – Ты что плетешь?!
А что, идея, конечно, плохая, но не такая уж и идиотская, если подумать. Нет, все же идиотская… А если…
– Коли еще раз повторишь подобное, – до ужаса ровно произнес Сокол, вслед за побратимом сложивший два и два, – ты от меня боле ни слова не услышишь.
– А теперь я их слышу много?!
Леший положил мне на плечо тяжелую руку.
– Охолонись уже, – строго произнес он. – Хватит двух глупостей на два дня. Вот, глотни, легче станет.
Я послушалась и едва не задохнулась от едкого вязкого напитка.
– Что это т… такое? – меня мягко откинуло на лавку, в голове заклубился туман.
Леший не ответил, а вместо того быстро, коротко и точно полоснул по ссадине ножом. Я вздрогнула от резкой боли, но та скоро пошла на убыль, да и голова стала болеть все меньше и меньше.
– Легче тебе? Вот ведь попала ты к жадным остолопам, чуть княжну не уморили. А надо-то было всего-навсего вовремя рану промыть.
– От них дождешься, – я крепко зажмурилась, чтобы не видеть, что это горячее течет по щеке.
– К завтрему про боль позабудешь, – пообещал Леший, аккуратно перевязывая мне голову. – Всборе заживет все, небольшой след получишь на память, не обессудь уж. А теперь спи, сил набирайся. Утром в путь пора.
– А выдрать? – пробормотала я сквозь наваливающийся сон.
– Спи уж, тебе и так довольно на сегодня, – усмехнулся Леший. – А в Новоград вернемся, я прослежу, чтоб ты дня три лежмя пролежала. Прыгать станешь, князю пожалуюсь.
– Не надо ему говорить…
– Спи, я сказал! Уж сам решу, как поступить, без девичьих капризов!
Дважды уговаривать меня не пришлось, я повернулась на бок и тут же провалилась в теплый, сладковатый дурман.
Дружинные, решив, что сморило меня на совесть, сели за стол и завели тихую беседу. Я вроде и спала, но отчего-то слышала каждое слово. Или же мне все приснилось…
– Все ж любопытно мне, – устало проговорил Леший, – ежели купец догадается, как его провели, что замыслит?
– Побыстрее поспешит из княжества убраться, жив покуда, – мрачно усмехнулся Сокол. – Купчая на княжну у меня, самоцветы – у него. Коли понял бы, что мы князю служим, говорить бы с нами не стал, но ежели уж схватил ларец, обратно его не выпустит.
– Вот собачья порода, – тяжело вздохнул Леший. – Глядишь, и к добру. Барону проболтаться не успеет.
– Барон прознает, уж поверь. И не позабудет, кто ему удружил, – с легкой улыбкой произнес Сокол словно о чем-то неважном.
– Поостерегся б ты его, – не спешил разделять беспечность побратима Леший. – Парацельс молвил, он, как и Хула, приплыл за твоей головой. А ты ему тотчас дорогу перешел, будто в насмешку.
– Парацельс желает меня в жреческой кабале навек оставить, – поморщился Сокол. – Чем оно от смерти отличается? Почто мне ему доверять?
– Но молвил-то он верно – опасность вам с Милой грозит нешуточная. А барону, гляжу, еще и Камень переписать невтерпеж. Как бы беды непоправимой не вышло. Помысли-ка, брат, ежели он поймет, кто Ольгу защищает и отчего, как поступит?
– Еще не доставало мне от барона прятаться! – рассердился лучник. – Дела мне нет до его желаний.
– Купчую-то спалишь?
– Почто? – даже удивился Сокол. – Пускай у меня хранится. Княжне в назидание и ей же в защиту. Впредь умнее будет.
– Она лишь меня и Милу уберечь хотела.
– Не должно ей так поступать, – Сокол потер лоб, прогоняя усталость. – Она – княжна и толмач ведовской. Погляди, брат, что вышло. Барон едва в холопы ее не получил. Князь разгневается и вовсе воли ей впредь не даст. Я клятву страшную нарушил, великими бедами оно грозит моей земле.
– Брат, ты, как и она, по сердцу поступал, – ободряюще положил руку на плечо Соколу Леший.
– Сердцем чувствовать мне заповедано, – невесело усмехнулся лучник. – На иной чаше весов великий город стоит, защита словенских княжеств от таких, как эти стервятники – Хула да Хельмут.
