Кобра клана Шенгай

Глава 2

– А-а-а!

Я с воплем отлетела к стене.

– Отвратительно, – припечатала Аю. – Третий курс, а ты блокируешь атаки, будто никогда не училась в школе Годзэн.

– Это было неожиданно, – пропыхтела я, поднимаясь на ноги и потирая ушибленное плечо.

Летала по залу я уже около часа. Аю проверяла мою реакцию, силу и откровенно злилась, что я не могу управляться с полученной рёку. Получалась странная ситуация: дикарка раздобыла автомобиль, но как его завести – не имеет понятия. В итоге так и бегает кругами с воплями: «Уха-ха, уху-ху!» и ничего не может сделать.

После разминки Аю назначила мне тренировку в зале.

Отучившись кое-как, получив одобрение на каллиграфии и нагоняй от менталиста, господина Ячихаро, я на ходу перекусила, махнула подругам, что вечером всё расскажу, и помчалась к Аю.

Учительница, с виду больше похожая на танцовщицу, чем на бойца, наносила удары с недюжинной силой. Правду говорят: истинная сила кроется не в раскачанных мышцах.

Ладонь Аю окутал красный свет. За это время я успела разобраться, что красное – это клан Юичи, их рёку обладает только этим цветом.

– Нападай, – коротко приказала она.

Плетунья и прочие боги этого мира, помогите хоть не опозориться. Хотя умом я, конечно, понимала, что особо рассчитывать не на что. Тело у Аски не было слабым, но над ним следовало ещё работать.

Поэтому моя атака была встречена блоком. Аю извернулась, сделала подсечку и свалила меня на мат.

– Удар неплохой, – неожиданно одобрила она. – Концентрация загублена на корню. Скажи на милость, чем занимались ваши преподаватели, что ты не можешь собрать рёку в одной точке?

А я знаю? Хоть бы в глаза посмотреть этим преподавателям. Одно ясно: это была не Аю. Кстати, это уже интересно! Куда делись прежние учителя? Может быть, они тут как-то меняются?

Она опустилась рядом, приняла позу лотоса и задумчиво посмотрела на меня.

– Ты какое-то ходячее противоречие, Аска. То показываешь чудеса, то не можешь сделать элементарное.

Я насторожилась. Чудеса – это о чем сейчас было? Метнула взгляд на Аю, та улыбнулась уголками губ. Знает про спасение Мии больше, чем дозволено остальным? Или поверила словам малышки?

– Что скажешь в своё оправдание? – не дали мне как следует задуматься.

– Гормоны, нестабильность, мерзкий характер, – буркнула я.

Аю расхохоталась:

– Ого, как заговорила. Ну, раз так… ночь в храме тебе пошла на пользу. Смотри, в будущем только не задевай никого. Знать, что ты принадлежишь к клану, это повод для гордости, но говорить, что остальные в подмётки не годятся, уже перебор.

– Была дура, признаю вину, – не стала отнекиваться я.

В конце концов, мне тут ещё жить и выполнять задания Плетуньи. Именно это даст возможность разобраться с прошлым и не проворонить настоящее. А значит… Значит, соглашаемся, что разглагольствовать о кланах – неразумно.

– И правда храм… – под нос пробормотала Аю. – Хорошо, на сегодня хватит. Будем чередовать тренировку и медитацию, сейчас твои мысли скачут как бешеные цуми. Встаём.

Я поднялась следом за учительницей. Перед выходом обернулась и всё же спросила:

– А у вас много учеников?

Аю, кажется, удивилась вопросу, но ответила:

– Ты будешь десятой, Аска.

– Спасибо, – кивнула я.

Итак, десять – это много или мало?

В раздумьях я добрела до жилого корпуса и вошла в нашу комнату. Харуки не было, а Мисаки склонилась над листом бумаги и выводила иероглифы. Что у неё тут? Змея. Криво как-то…

Я замерла за плечом Мисаки, хмурясь и разглядывая линии. Подруга остановилась, задрала голову.

– Да-да, помню, как тебя сегодня Тэхико похвалила. А мне только строго указали, что надо работать усерднее.

Я улыбнулась:

– Мы все в чём-то хороши, а в чём-то как лягушки в пруду. Я вот ни цуми не могу в менталистике. Сама слышала, как Ячихаро меня отчитал.

– Слышала, – вздохнула она. – Этот старый хрыч занудный до ужаса. Тэхико нравом мягче. Если неясно, она будет объяснять, пока не дойдет до самого тупого. Даже Сату…

– А что Сату? – приподняла я бровь.

Мисаки захихикала:

– Ты что! Она же еле сдала каллиграфию. Насколько Сату хороша в технике рёку, настолько печальна в каллиграфии. У неё кандзи выходят мёртвыми и не хотят шевелиться.

Я позабыла, о чем только думала, пытаясь понять, что из услышанного поразило больше. Что Сату в чем-то бездарна или что кандзи должны шевелиться?

Недописанный иероглиф лукаво взирал на меня с бумажного листа. Руки буквально зачесались что-то попробовать написать. Тэхико говорила про наполнение символов рёку, так это, наверное, оно и есть?

– Встань, – попросила я.

Мисаки подозрительно покосилась на меня.

– Слушай, Аска, мне что-то не нравится твой взгляд. Обычно после такого у нас неприятности.

– Не будет неприятностей, – заверила я, плюхаясь на подушку и кладя руки на низкий столик. – Обещаю.

Иероглиф манил, притягивал, звал тысячей беззвучных голосов. Почему-то всё отошло на задний план. Была только одна цель: дописать нужные черточки, вдохнуть рёку, заставить написанное заиграть светом.

Я взяла кисть, покрутила между пальцев, словно художник, обдумывающий первый мазок. Поднесла к бумаге и поставила первую точку.

И тут во дворе что-то громыхнуло.

Мисаки кинулась к окну, но я не обратила внимания. Стояла задача: дорисовать кандзи.

«Вижу цель – не вижу препятствий», – шепнул внутренний голос.

Я провела кистью вверх. Макнуть в чернила, заметить, как вспыхивают в них синие искорки, словно кто-то опрокинул в чернильницу блёстки. Только вот сияют они чисто и завораживающе, никакого дешёвого эффекта. Линия, ещё одна линия. Закрутить хвостик, сделать пересечение ровно в том месте, где выходит короткий луч влево.

– Аска…

Мисаки что-то говорит, но я не слышу. Мне важно дописать этот кандзи и перейти к следующему. А ещё – следить за дыханием: выдох-вдох, выдох-вдох, выдох… не дышать, пока закручивается линия, вдох, потом затаить дыхание, чтобы черта была идеально ровной. Потому что от исполнения зависит результат.

Сердце начитает колотиться в груди как ненормальное. В ушах шумит. Всё пространство сужается до чуть желтоватого листа, на котором моя рука уже выводит второй кандзи. Чернила вспыхивают сапфировым пламенем.

Дышать становится труднее. Кажется, что кто-то просто кинул в комнату зажжённую спичку, и непонятно как вспыхнула вся комната.

Но я продолжаю выводить линию за линией, мышцы руки напряжены до предела. Мисаки прикасается к моему плечу и вскрикивает, резко отдёрнув руку.

«Что это значит? – дико мечутся мысли. – Змея. Клан. Но вот третий кандзи я не знаю. Это что-то непонятное. Ещё ощущение, что где-то видела, но где…»

Рука тем временем выписывает че́рты ровно и умело. В отличие от разума она знает, что делать. Стоит провести последнюю линию, как я едва не падаю на бумагу, будто в один миг лишившись всех сил.

Некоторое время царит тишина. Медленно возвращаются слух и зрение, практически ушло странное оцепенение, которое не давало заняться ничем другим, кроме написания кандзи.

Я обернулась. Мисаки замерла у двери. В её взгляде читались страх и непонимание.

– Что произошло? – хрипло спросила я.

А потом проследила за взглядом подруги и невольно вздрогнула. Из угла, где стояли наши кровати, медленно выползала змея. Раздвоённый язык мелькал в приоткрытой пасти, от шипения по телу пробежали мурашки. Её глаза были как чистейшие сапфиры, огромные и жуткие. Но страшнее всего то, что змея оказалась просто огромной. Такая сможет заглотить меня целиком и не подавиться. Её ведь раньше не было! Да откуда? Снова цуми?

Мисаки стояла, будто завороженная: ни шевельнуться, ни выдохнуть, ни развернуться и выбежать.

Я, стараясь не делать резких движений, осторожно и плавно поднялась. Змея следила за мной. Снова зашипела, изогнулась, и в этот момент до меня дошло, что за головой у неё капюшон, как у…

«Кобра! – пришло озарение. – Третий кандзи – это кобра!»

Меня накрыло облегчением, как будто нашёлся ключик к двери со сверхсложным замком. Змея. Кобра. Клан. Выяснить бы, какое это имеет значение, и почему у меня буквально отлегло от сердца.

– Аска? – донесся дрожащий голос Мисаки. – Что будем делать? Если она кинется, то костей не соберём.

Я прищурилась. Если…

– Надо сделать так, чтобы не кинулась, – ответила я совершенно невозмутимым тоном.

Если получилось с цуми, то и с большой змеёй тоже получится. Где-то на краю сознания мелькнуло, что я слишком самонадеянна, но… интуиция подсказывала, что всё выйдет.

Змея медленно поднималась. В какой-то момент её глаза оказались на уровне моих. Внутри будто что-то защекотало – чувство, которое когда-то было страхом. Теперь же оно трансформировалось в адреналин, азарт, жажду доказать всем и себе в первую очередь, что я не боюсь.

– Ты позвала её, – еле слышно выдохнула Мисаки. – А значит, она не уйдёт.

Змея двинулась ко мне.

Так, а мы ещё посмотрим, кто кого. Кровь забурлила в венах.

– Позвала-а, – четко и чуть нараспев произнесла я, будто читая какое-то заклинание. – Я позвала, и я же отправлю назад.

Змея дёрнулась, будто что-то почувствовала. Я поборола искушение выставить ладонь вперёд.

Нет, надо не так. Только глаза в глаза. Это не цуми. Это создание пришло по моему зову. Правда, пока ещё не разобралось, что ужина ему не светит.

В моём теле бурлила сила. Та же, которая была тогда при разговоре с Плетуньей.

– Ты исполняешь приказы, – ровно сказала я. – Призвали – пришла. Сказали – сделала. Исполнила своё предназначение – убралась восвояси.

Возмущённое шипение в ответ.

– Не с-с-спорить, – выдохнула я. – Тебе говорят – выполняешь.

Мисаки почему-то побледнела.

Змея хлестнула хвостом, потом сделала оборот вокруг своей оси, стрельнула на меня недобрым взглядом и снова поползла в угол, из которого появилась.

Не в силах пошевелиться, мы смотрели, как огромное тело исчезает в щели, втягивается чёрный хвост, а потом сама щель затягивается, будто её никогда не было.

Только когда вызванная тварь покинула нас, я сообразила, что руки мелко дрожат, к горлу подкатила дурнота, а колени того и гляди подогнутся. Я перевела взгляд на Мисаки, та смотрела на меня, как на чудовище.

– Что? – невольно сорвалось с моих губ.

– Кто ты, Аска? – в голосе Мисаки звенел ужас. – Кто ты такая, цуми тебя подери, и почему вместо благословенных Плетуньей человеческих слов ты издаёшь змеиное шипение?