Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
Глава 2
Когда начинается любовь?
В то мгновение, когда двое встречаются впервые? Когда обмениваются первыми любопытными взглядами? Впервые робко улыбаются друг другу?
Или это происходит намного позже, когда желания и потребности другого начинают преобладать над собственными?
Когда больше не надо самоутверждаться.
Когда страх, утратив свою силу, преобразится в смелость.
У Джулии это произошло раньше.
Любовь укоренилась в ней, когда она услышала историю жизни маленького Тхар Тхара.
Когда поняла, что́ значит быть нелюбимым ребенком.
Когда его одиночество затронуло ее душу так, как ничто и никогда не затрагивало.
Когда Джулия впервые увидела Тхар Тхара, он вовсе не был для нее чужим, незнакомым человеком. Она знала его историю и чувствовала в нем родственную душу. И тем не менее он оставался полным загадок.
А когда начинается конец любви? С первой лжи во спасение, сеющей семена недоверия, какими бы маленькими они ни были? С первой серьезной ссоры? Со второй?
Когда эго возвращает себе все бразды правления?
Когда смелость оступается, а страх разрастается, как плющ в сезон дождей?
Или только когда собственные желания и потребности снова занимают первое место, отодвигая желания и потребности другого?
Но эти вопросы начнут занимать их обоих гораздо позже.
В чайной Джулия оказалась едва ли не первой посетительницей. Кало только просыпался. Первые длинные вереницы монахов и послушников ходили от дома к дому, собирая ежедневные пожертвования. Над лугами и между холмами постепенно рассеивались клочья тумана. В синее безоблачное небо поднимались струи белого дыма. Отовсюду пахло дымом очагов и готовящейся едой.
Было холодно. Джулия поглубже натянула шерстяную шапку, закрывая уши и лоб. Перед ней стояли миска горячей шанской лапши и стакан бирманского чая. Рядом лежал ее открытый дневник.
Последняя запись, датированная вторым января 2007 года, состояла всего из двух слов:
ТХАР ТХАР?!
Ради него она сошла с самолета, готового взлететь.
Осталась с человеком, которого едва знала. С кем провела всего несколько дней.
И две ночи.
Две «полуночи».
Осталась с тем, кто, быть может, вовсе не хотел, чтобы она оставалась.
Будь что будет.
Это она-то, кто, как никто другой, боялась сюрпризов и не любила ничего оставлять на волю случая. Кому было трудно совладать с чем-то неожиданным. Она сама превратилась в большой сюрприз.
Между ее настоящей жизнью в Нью-Йорке и будущей жизнью в Кало или Хсипо лежали два океана, три континента и восемь тысяч миль.
И это если говорить о расстоянии, измеряемом в цифрах.
Можно ли за один день отказаться от собственного эго и поставить интересы другого выше своих?
Ей было тридцать восемь лет. Незамужняя. Как говорят, без привязанностей. Но что это значит? Можно подумать, в мире есть люди, совсем не привязанные к кому-то или чему-то.
Ей еще нет сорока. «Хороший и в то же время плохой возраст», – подумала она. Она была еще достаточно молода для перемен в своей жизни. И уже стара, чтобы начинать жизнь сначала. Метаморфозы хороши для животного мира. Мы не змеи, чтобы сбрасывать старую шкуру. И не гусеницы, способные превратиться в бабочек.
Если бы мы так могли.
Джулия думала о своем возможном будущем. Что оно могло бы ей предложить. Родом ее занятий была юриспруденция. Она специализировалась на корпоративном праве, международном авторском праве и правах интеллектуальной собственности. Окончила Колумбийский университет summa cum laude. Будущий партнер в одной из ведущих фирм Уолл-стрита. Клиенты высоко ценили ее эффективную работу, добросовестность и дисциплину. Она была амбициозной. Решительной. Целеустремленной. Сознательной. Очень требовательной к себе, равно как и к другим. Ее резюме и отчеты производили впечатление. Это в Нью-Йорке. А в Бирме? Здесь восторгов было куда меньше.
Человек, которого она полюбила, даже не знал слов «авторское право». Собственность, будь то интеллектуальная или другая, не играла никакой роли в его жизни.
Законов в его стране хватало. Это она поняла сразу. Но на юридические тонкости здесь обращали гораздо меньше внимания, а потому не было и острой потребности в юристах.
Бирме намного больше пригодились бы ее знания и опыт, будь она врачом, учительницей или инженером.
Если ей придется продать свою нью-йоркскую квартиру, у нее останутся акции и ценные бумаги. По бирманским стандартам внушительное состояние. Но она не знала, насколько ей здесь понадобятся деньги.
Честно говоря, она совершенно не представляла, что́ будет делать дальше.
Джулия отхлебнула чая и пролистала записи последних нескольких недель.
Тошнота, иногда со рвотой. Обычно по утрам. Типичные симптомы моего нервозного желудка. Здесь он ведет себя так же, как в Нью-Йорке.
Спала плохо. Ворочалась до рассвета. Боялась, что снова услышу голоса.
У Ба учит меня бирманскому. По часу в день. Говорит, что в бирманском языке нет такого выражения, как «самореализация». И «неуверенность в себе». Им эти понятия приходится перефразировать.
Поссорилась с братом. Впервые за все время. Пока он ходил на базар, я навела порядок в его хижине. Не могла дальше выдерживать этот хаос и пыль.
Я просто пыталась сделать ему приятное. По его мнению, я вначале должна была спросить разрешения. Из-за этого он не разговаривал почти весь день.
Испытываю ужас при мысли, что Тхар Тхар больше не захочет меня видеть и не позволит остаться в монастыре с ним и детьми.
Что тогда?
Написала Тхар Тхару длинное письмо и попросила при первой же возможности приехать в Кало.
Нам надо поговорить.
Каждый день отправляюсь гулять. Бо́льшую часть времени нахожусь наедине с собой, и все равно покоя это не приносит. У Ба считает, что в этом нет ничего удивительного. «Там, где дело касается любви, ставки всегда высоки».
Снился Нью-Йорк. Я ехала на слоне через Центральный парк, а потом по Пятой авеню. Впереди меня сидел молодой индиец-погонщик. Гудели машины, кто-то из пешеходов останавливался, разинув рот, и глазел на нас. Однако большинство не обращало никакого внимания. На Пятьдесят седьмой улице рядом остановилось такси, в котором сидели мать и моя подруга Эми. Посмотрели на меня, на индийца, покачали головой и поехали дальше. Мне захотелось слезть со слона, но без посторонней помощи я это сделать не могла. Я попросила погонщика остановиться. Он и ухом не повел. Тогда я стала кричать, зовя на помощь, но меня никто не слышал. Чем громче я кричала, тем быстрее двигался слон. Наконец У Ба меня разбудил. Оказалось, я громко кричала не только во сне, но и наяву.
Сожгла письмо к Тхар Тхару. Слишком боюсь получить его ответ.
Покинула хижину У Ба и теперь живу в отеле «Кало». Надеялась, что здесь почувствую себя лучше. Захотелось спать в нормальной кровати, а не на подстилке. Надоело черпать воду из бочки. Захотелось водопровода и горячего душа по утрам. И туалета со смывом вместо отхожего места во дворе. Брат говорит, что мой переезд его совсем не расстроил. Но он не верит, что в отеле мне станет лучше.
Живу как в пузыре. В Кало до сих пор радио и телевизоры являются редкостью. Здесь нет газет, сотовых телефонов и Интернета.
Что бы ни происходило в остальном мире, местных жителей это не интересует. Место без развлечений, живущее в своем временно́м поясе и в своем ритме.
Но мой ли это ритм? И если нет, станет ли он когда-нибудь моим?
У Ба мне не докучает. Он занят реставрацией старых книг. Он практически ничего от меня не ждет и почти ни о чем не просит. Такова его манера поведения, но мне она облегчения не приносит.
Я привыкла иметь дело с требовательными людьми.
Сколько еще я пробуду в Кало? Решила поехать в Хсипо, повидать Тхар Тхара. Но когда? Сообщить ему заранее о приезде, объяснить, что́ творится со мной? Или свалиться ему на голову? Не знаю.
Спросила, что думает У Ба. Он посоветовал не торопиться. Некоторые события в жизни нельзя подгонять. У любви свой ритм, свой шаг; то же касается и важных решений. Не каждый выбор является результатом тщательного анализа цифр и фактов, подведения баланса и утомительного подсчета так называемых за и против. «Иногда ответы приходят к нам сами по себе, – говорит У Ба. – Мы должны лишь позаботиться о том, чтобы они нас нашли».
Как мне это сделать?
И как я распознаю правильный ответ?
В отеле мне спится еще хуже. Тошнота усиливается, а с ней и моя внутренняя неразбериха.
Сердце учащенно бьется. Иногда я едва могу дышать. Ощущение такое, будто я вот-вот взорвусь.
Много думаю об отце. О том, каким расщепленным он чувствовал себя все эти годы жизни в Нью-Йорке.
Если бы отец был здесь. Хотя бы на один день.
Быть может, он бы услышал биение моего сердца.
И может, подсказал бы, как мне поступить.
Джулия захлопнула дневник. В долине все еще белели клочья тумана. Расплатившись за лапшу и чай, она вышла и двинулась по главной улице к базару, толком не зная, куда идет.
