Дети капитана Гранта (адаптированный пересказ)

22. Наводнение

Решено было продолжать двигаться вперед вдоль тридцать седьмой параллели до встречи с «Дунканом». Осталось преодолеть совсем небольшое расстояние. Путешественники покинули форт Независимый, перевалили через горную цепь Тандиль и очутились на равнине, полого спускающейся к океану.

Что-то стало тревожить Талькава. Он часто останавливал лошадь и приподнимался на стременах. Высокий рост давал ему возможность окинуть взором обширное пространство. Время от времени он отделялся от отряда, отъезжал то к северу, то к югу и потом возвращался. Такое поведение проводника заинтересовало Паганеля и обеспокоило Гленарвана.

Индеец объяснил, что не понимает, почему земля сильно пропитана влагой. Он никогда не видел, чтобы почва была настолько зыбкой. Даже в период сильных дождей по Аргентинской равнине всегда можно было пробраться. К тому же на горизонте собирались свинцовые тучи, и Талькав опасался, что в скором времени начнется сильная гроза.

– Что нам делать, Талькав? – спросил Гленарван.

– Торопиться! – ответил индеец. —

Совет этот легче было подать, чем выполнить. Лошади увязали в зыбкой почве. Тем не менее, путешественники пришпорили коней и постарались покрыть за оставшееся до грозы время как можно большее расстояние.

Около двух часов дня на равнину потоками хлынул тропический ливень. Пончо всадников промокли насквозь, вода ручьями стекала со шляп, словно из переполненных водосточных труб.

Промокшие и продрогшие, к вечеру путники добрались до заброшенного ранчо и с трудом развели огонь. Костер больше дымил, чем согревал. За стенами ранчо продолжала свирепствовать непогода, крупные капли дождя просачивались сквозь прогнившую соломенную крышу. Паганель, как истый француз, изо всех сил старался исправить друзьям настроение и пытался шутить, но никто не смеялся.

– Очевидно, шутки мои подмочены, – заметил ученый и стал готовиться ко сну.

Ночь выдалась бурная, стены ранчо трещали, качались и грозили рухнуть при каждом сильном порыве ветра.

Утром путешественников разбудила Таука. Она ржала и сильно била копытом в стену ранчо. Отряд, не медля, двинулся в путь.

Шел небольшой дождь. Сырой глинистый грунт не впитывал скопившейся воды. Лужи, болота, пруды выступали из берегов, сливаясь в огромные водоемы предательской глубины. Паганель, взглянув на карту, сделал вывод, что Рио-Гранде и Рио-Виварата, реки, в которые обычно стекают воды этой равнины, вышли из берегов и образовали общее русло шириной в несколько километров.

Вода с каждым часом поднималась. Необходимо было выбираться на возвышенность, и побыстрее. Вопрос шел об общем спасении. Около десяти часов утра Таука начала проявлять признаки беспокойства. Она непрестанно оглядывалась на юг, протяжно ржала, раздувая ноздри, втягивала свежий воздух и вставала на дыбы. Талькав с трудом справлялся с лошадью.

– Что с Таукой? – спросил Паганель. – Пиявки?

– Нет, – ответил индеец.

– Значит, она чего-то испугалась?

– Она почуяла опасность.

– Какую?

– Разлив! – ответил Талькав и, пришпорив лошадь, помчался к северу.

– Наводнение! – крикнул Паганель и понесся следом.

Охваченные паникой, лошади мчались галопом, и всадники с трудом удерживались в седлах. Километрах в пяти на юге уже виднелся огромный водяной вал, превращавший равнину в океан. Путешественники пытались найти какое-нибудь пристанище, но во все стороны до самого горизонта простиралась водная гладь.

Наконец вода поднялась так высоко, что лошади поплыли. Их несло вперед стремительным течением. Время от времени то одна, то другая надолго исчезала подводой. Сомнений в том, что очень скоро и люди и животные утонут, не осталось ни у кого. Бороться со стихией не было сил.

– Дерево! – вдруг отчетливо произнес майор своим обычным невозмутимым голосом.

– Где? – завертел головой Гленарван.

– Вон! – отозвался Талькав, указывая пальцем на гигантское ореховое дерево «омбу», одиноко поднимавшееся из воды. Его огромный искривленный ствол уходил в землю толстыми корнями, придающими дереву особую устойчивость. Такой исполин устоял бы против штурма самых больших водяных валов.

Омбу достигало в высоту тридцати метров. От ствола в два метра толщиной отходили три массивные ветви. Две из них поднимались почти вертикально вверх. Третья вытянулась над водой, нижние листья уже скрылись в пенящемся потоке.

Люди вполне могли бы пересидеть на таком дереве, пока вода спадет, тем более, что течение несло их прямо к омбу. Лошадь Тома Остина глухо заржала и пошла ко дну. Пожилой моряк высвободил ноги из стремян и поплыл, мощно рассекая руками воду.

– Хватайся за мое седло, Том! – крикнул ему Гленарван.

– Спасибо, сэр, – ответил Том Остин. – Я справлюсь!

– Осторожнее! – закричал майор.

Он опоздал: огромный вал настиг беглецов и с шумом обрушился на них. Люди и лошади исчезли в пенящемся водовороте.

К счастью, все члены отряда отлично плавали. Люди быстро вынырнули и пересчитали друг друга. Все были живы, но лошади, кроме Тауки, утонули.

Вал оказал путешественникам невольную услугу – домчал их до омбу. Один за другим друзья полезли вверх по ветвям.

Таука, естественно, взобраться на дерево не могла. Привязать ее к стволу тоже было невозможно. Лошадь быстро увлекало течением прочь. Таука поворачивала морду к хозяину и протяжно ржала, словно призывая человека на помощь.

– Бросишь ее? – спросил Паганель Талькава.

– Ни за что! – ответил индеец.

Кинувшись в воду, Талькав вынырнул метрах в трех от дерева. Через несколько минут он уже уцепился за гриву Тауки, и оба они – лошадь и всадник – поплыли по течению в северном направлении.