Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
Глава VII
Первым признаком нежданной снежной бури было прозрачное белое облачко на чистом небе. Анна не подозревала о чувстве Рекса: впервые в жизни он не поделился с сестрой сокровенными мыслями, полагая, что она уже все знает. Точно так же, впервые в жизни, Анна не смогла поведать брату то, о чем постоянно думала. Возможно, ей было больно: ведь Рекс так рано полюбил другую больше, чем ее, – и чувство это отступило перед сомнениями и тревогой за его участь. Анна восхищалась кузиной, нередко с искренней простотой признавала: «Гвендолин всегда очень добра ко мне», – и считала, что должна неизменно подчиняться и исполнять все ее желания. Но в то же время она созерцала объект восхищения со страхом и недоверием, в замешательстве открывая черты невиданного прекрасного зверя, наделенного таинственной природой и способного, как предполагала Анна, без сожаления сожрать всех мелких существ, которых считала своими любимцами. И вот сейчас любящее сердце Анны переполняла тяжкая убежденность в том, что Гвендолин никогда не ответит Рексу взаимностью, – убежденность тем более гнетущая, что высказать ее она не осмеливалась. Все, что вызывало нежность и благоговение в ее душе, оставляло кузину равнодушной: было легче представить Гвендолин презирающей Рекса, чем разделяющей его чувства. К тому же мисс Харлет явно считала себя созданием необыкновенным. «Бедный Рекс! Как рассердится папа, если узнает, что сын так влюбился! Ведь он еще слишком молод». Анна всегда думала, что пройдут долгие годы, прежде чем случится что-нибудь подобное, и все это время она будет жить вместе с Рексом и вести его хозяйство. Но каким же каменным должно оказаться сердце, не готовое ответить на любовь такого человека! Предвидя страдания брата, Анна ощутила, как душа переполняется неприязнью к чрезмерно очаровательной и непростительно высокомерной кузине.
Как и брату, Анне казалось, что последнее время их жизнь переполняли бурные события, очевидные каждому, кто не ленился обратить внимание. Если бы Рекса спросили, он ответил бы прямо, что не желает скрывать надежду на помолвку, о которой немедленно сообщит отцу. И все же впервые в жизни брат держал в секрете не только чувства, но и – что еще больше удивляло Анну – даже некоторые поступки. Всякий раз, когда отец или мать заводили с ней разговор наедине, она боялась услышать их мнение об отношениях Рекса и Гвендолин, однако родители словно не замечали волнующей драмы, развивавшейся главным образом в виде пантомимы, абсолютно понятной тем, кто участвовал в ней, но незаметной для наблюдателей, заинтересованных просмотром страниц «Гардиан» или «Клерикал газетт», а на банальные проблемы молодежи обращавших не больше внимания, чем на суету муравьев.
– Куда ты собрался, Рекс? – спросила Анна пасмурным утром, когда отец отправился по делам службы, миссис Гаскойн поехала вместе с ним, а брат появился в прорезиненных штанах – единственном предмете гардероба, имеющем отношение к охоте.
– В Три-Барнс. Хочу посмотреть, как спускают гончих.
– Гвендолин поедет с тобой? – робко уточнила Анна.
– Она тебе сказала?
– Нет. Я сама догадалась. А папа знает?
– Понятия не имею. Вряд ли это его интересует.
– Но ведь ты возьмешь его коня?
– Ему известно, что я делаю это всякий раз, когда предоставляется возможность.
– Только не позволяй Гвендолин преследовать собак, – предупредила Анна. Страх наделил ее даром ясновидения.
– Почему же? – осведомился Рекс с насмешливой улыбкой.
– Папа, мама и тетушка Дэвилоу не хотят, чтобы она участвовала в погоне. Считают, что это неправильно.
– С какой стати ты полагаешь, что она готова делать то, что неправильно?
– Иногда она никого не слушает, – ответила Анна, слегка рассердившись и оттого осмелев.
– В таком случае она и меня не послушает, – возразил Рекс, безжалостно издеваясь над тревогой сестры.
– Ах, Рекс, это невыносимо! Ты обрекаешь себя на огромное несчастье! – Анна разрыдалась.
– Нэнни, Нэнни, ради бога, что с тобой случилось? – нетерпеливо спросил Рекс, стоя в шляпе и с кнутом в руке.
– Она никогда тебя не полюбит. Ни капельки, я точно знаю! – всхлипывая, прошептала бедная Анна, совсем потерявшая самообладание.
Рекс покраснел и поспешил выйти на улицу.
Всю дорогу до Оффендина Рекс думал о словах сестры – неприятных, как любое зловещее предсказание, однако быстро нашел объяснение в преданности младшей сестры и пожалел, что уехал, не успокоив ее. Все остальные чувства быстро растворились в упрямой убежденности в любви Гвендолин и стремлении доказать собственную правоту. Впрочем, тревога и сомнения, поселившиеся в сердце, побудили его к признанию, которое еще долго не прозвучало бы в условиях безмятежного спокойствия.
Когда Рекс появился у ворот, Гвендолин уже сидела в седле в нетерпеливом предвкушении. Чтобы оградить себя от разочарования на случай его опоздания и не ждать унизительно долго, она приказала конюху подготовиться к выезду. Однако теперь третий оказался лишним: конюха тут же отправили восвояси, и кузены тронулись в путь, наслаждаясь свободой. Гвендолин пребывала в прекрасном настроении, и Рекс подумал, что никогда еще она не выглядела такой прелестной. Лаконичная простота амазонки безупречно подчеркивала гибкую фигуру, стройную белую шею, изящную линию щеки и подбородка. Трудно было представить образ более возвышенный и прекрасный. Молодому, пылко влюбленному человеку казалось, что в объекте его обожания – воплощение не только красоты, но и всех добродетелей.
Стояло тихое, спокойное январское утро: дождя не предвиделось, а серое небо создавало безмятежный фон для очаровательного зимнего пейзажа: заросших травой обочин, расцвеченных красными ягодами живых изгородей, откуда доносились птичьи голоса, багровой наготы вязов, темно-коричневых волн вспаханных полей. Звон подков сливался с голосами молодых людей. Гвендолин смеялась над костюмом Рекса, представлявшим полную противоположность костюму денди, а он радовался ее смеху. Свежесть утра подчеркивала свежесть молодых лиц; чистые голоса, взгляды, которые они дарили друг другу, – все напоминало бурлящий источник радости. Утро принадлежало им двоим и переполняло обоих восторгом. Представляя красивую пару в эти счастливые минуты, невольно уступаешь причудливой фантазии – если бы сейчас все сложилось немного иначе, если бы прекрасные молодые люди смогли здесь и сейчас посвятить себя друг другу и до конца жизни не изменить обету!..
– Анна вбила себе в голову, что сегодня утром тебе непременно захочется погнаться вслед за собаками, – поведал Рекс, для которого слова сестры обладали тайным смыслом, направлявшим разговор в опасное, но нужное русло.
– Неужели? – рассмеялась Гвендолин. – Оказывается, малышка наделена даром ясновидения!
– И что же? – уточнил Рекс, не веря, что кузина действительно готова нарушить волю старших, и на-деясь на торжество здравого смысла.
– Не знаю. Пока не приеду на место, не смогу сказать, что буду делать. Провидцы нередко ошибаются: предсказывают только то, что вероятно, – а я не люблю ничего вероятного, это скучно. Предпочитаю поступать неожиданно.
– О, вот ты и раскрыла свой секрет. Теперь, зная обычное поведение людей в той или иной ситуации, я смогу догадаться, что ты все сделаешь наоборот, и таким образом просчитать, что произойдет. Удивить меня тебе не удастся.
– Удастся. Не забывай, что всегда можно изменить намерения и поступить так, как все, – возразила Гвендолин, мелодично рассмеявшись.
– Сама видишь, что избежать некоторой степени вероятности невозможно. А противоречивость образует высшую степень вероятности. Так что придется тебе изменить свой образ действий.
– Ни за что. Мой образ действий – всегда и во всем поступать так, как захочется.
– Ты способна устроить так, чтобы испытывать только приятные чувства? – спросил он.
– Разумеется, нет: здесь важно, что делают другие люди, – но если бы мир вокруг стал добрее, то можно было бы ограничиться приятными чувствами. Жизнь девушек ужасно глупа: они никогда не делают того, что нравится.
– А мне казалось, что таков удел мужчин. Они вынуждены выполнять тяжелую работу, часто скучную и вредную. К тому же если мужчина искренне любит девушку, то старается исполнить все ее желания, так что, в конце концов, она все равно поступает по-своему.
– Не верю. Ни разу не встречала замужнюю женщину, поступающую по-своему.
– А что бы хотела сделать ты? – с искренней тревогой уточнил Рекс.
– О, не знаю! Отправиться на Северный полюс, принять участие в скачках с препятствиями или стать восточной царицей, подобно леди Эстер Стенхоуп, – небрежно заметила Гвендолин, хотя, если бы ей пришлось дать серьезный ответ, задумалась бы надолго.
– Неужели ты хочешь сказать, что никогда не выйдешь замуж?
– Нет, ничего подобного я не говорила. Вот только даже после замужества я не стану вести себя так, как другие женщины.
– Если ты выйдешь замуж за того, кто любит тебя больше всего на свете, то сможешь делать все, что душе угодно, – заявил Рекс. Бедный юноша упорно приближался к вопросу, в котором твердо решил добиться ясности. – И такой человек мне известен.
– Ради бога, только не упоминай мистера Мидлтона, – поспешно предупредила Гвендолин, густо покраснев. – Это любимая песня Анны. Уже слышен лай собак. Поедем быстрее.
Она пустила свою гнедую лошадку галопом, и Рексу не осталось ничего другого, как тоже пришпорить коня. И все же в сердце его затеплилась надежда. Гвендолин прекрасно знала, что кузен в нее влюблен, однако не подозревала о возможных последствиях, поскольку сама ни разу в жизни не испытывала мук любви. Ей всего лишь хотелось легкого, ни к чему не обязывающего флирта во время каникул Рекса в Пенникоте, поэтому она избегала объяснений, которые неминуемо привели бы отношения к преждевременному концу. Кроме того, плотская сторона любви вызывала у Гвендолин острое отвращение. При всем воображаемом чувственном восторге в натуре ее решительно превалировало девственное начало.
Однако вскоре все посторонние мысли отступили перед волнующей картиной, открывшейся взору в Три-Барнсе. Кое с кем из охотников Гвендолин уже успела познакомиться раньше, и сейчас с радостью обменивалась любезными приветствиями. Рексу больше не удалось с ней поговорить. Приготовления к охоте завладели душой Гвендолин с неведомой прежде силой. Никогда еще она не преследовала собак – только однажды сказала, что мечтает об этом, а в ответ услышала запрет. Мама боялась возможной опасности, а дядя заявил, что считает бешеную скачку неприличной для женщины и, что бы ни происходило в других частях страны, в Уэссексе ни одна добропорядочная леди в охоте еще не участвовала. Исключение составляла лишь миссис Гэтсби, жена капитана территориальной добровольческой части, но она прежде служила кухаркой и до сих пор говорила, как кухарка. Последний аргумент возымел действие, так что Гвендолин постоянно колебалась между стремлением отстоять собственную независимость и страхом оказаться в паре с миссис Гэтсби.
Некоторые из самых достойных женщин округи время от времени приезжали, чтобы понаблюдать за началом охоты, однако этим утром ни одна не появилась на поле, чтобы преподать Гвендолин урок благоразумия. И даже миссис Гэтсби с ее сомнительным прошлым отсутствовала. Таким образом, ничто не сдерживало Гвендолин от мощного порыва, поддержанного нетерпеливым лаем собак, стуком копыт и ржанием лошадей, перекличкой охотников, движением ярких фигур на фоне серо-зеленого спокойного поля. Сама обстановка вызывала возбуждение от предстоящей погони.
Рекс ощутил бы больше радости, если бы мог держаться возле Гвендолин, а не наблюдать издалека, как она поглощена разговорами и новым для себя зрелищем.
– Рад видеть вас здесь этим прекрасным утром, мисс Харлет, – приветствовал лорд Брэкеншо, пэр средних лет в аристократически потертой, грязноватой розовой куртке. Его легкие, беззаботные манеры даже угрозу потопа обратили бы в пустяк. – Охота сегодня первоклассная. Будет жаль, если не поедете с нами. Когда-нибудь пробовали пускать свою лошадку через канаву? Не испугаетесь, а?
– Ни капли, – заверила Гвендолин и не покривила душой: она никогда ничего не боялась. – Я часто заставляю ее прыгать через изгородь и канаву возле…
– Ах, боже мой! – негромко произнес его светлость, показывая, что некое происшествие вынуждает прервать разговор.
Едва он уехал, Рекс тут же оказался рядом. В этот миг собаки залаяли с особым воодушевлением, и все поле пришло в движение. Не сказав ни слова, Гвендолин помчалась вместе со всеми, а Рекс, не задумываясь, последовал за ней. Разве мог он оставить любимую? В иных обстоятельствах и не на отцовском старом коне погоня доставила бы ему удовольствие, однако сейчас, после безжалостно пресеченного намерения признаться в любви и услышать ответное признание, в душе царило смятение. Гвендолин между тем на своей резвой маленькой лошадке быстро вырвалась вперед, чувствуя себя бессмертной богиней и не думая о возможном риске ни для себя, ни уж точно для кузена. Если бы Гвендолин вспомнила о Рексе, то увидела бы забавное зрелище: полный сил красивый молодой человек, чье сердце билось так же полнокровно и бурно, как сердце гончей, словно заколдованный, медленно тащился на вялой церковной кляче, неумолимо отстав от остальных. Однако Гвендолин всегда отличалась склонностью думать о тех, кто видит ее, а не о тех, кого она не видит. К тому же вскоре Рекс и в самом деле отстал настолько, что увидеть его она уже не могла. Мне остается лишь с горечью сообщить, что, пробираясь по узкой тропинке между живыми изгородями, конь по имени Примроз споткнулся, упал, сломал ногу и непреднамеренно сбросил всадника через голову.
К счастью, сын кузнеца, также преследовавший собак при самых неблагоприятных обстоятельствах, а именно пешком (особый вид охоты, даже легкомысленными умами отмеченный как безнравственный), естественно, отстал и увидел постигшее молодого мистера Гаскойна несчастье. Он поспешил на помощь, которая оказалась абсолютно необходимой, ибо Рекс потерял сознание, а придя в чувство, ощутил острую боль. Джоэл Дэгг оказался тем самым незаменимым человеком, чьи познания вполне соответствовали обстоятельствам. Парень не только сразу понял, что случилось с лошадью, не только сообразил, далеко ли до ближайшей деревни и до дома пастора, не только сообщил Рексу, что тот вывихнул плечо, но и оказал квалифицированную хирургическую помощь.
– Сэр, позвольте, я поставлю его на место. Я видел, как это делает костоправ Нэш, а потом сам дважды помогал нашей маленькой Салли. Все плечи одинаковы. Если доверитесь мне и немного потерпите, сейчас же вправлю.
– Валяй, старина, – согласился Рекс, умевший терпеть куда лучше, чем держаться в седле.
Джоэл успешно справился с операцией, хотя причинил пациенту невыносимую боль. Тот вытерпел молча, но так побледнел, что Джоэл заметил:
– Ах, сэр, вы просто не привыкли, вот и все. А мне довелось повидать разных вывихов и прочих гадостей. Однажды у мужика глаз вывалился – вот уж, скажу вам, история! Трудно придумать что-нибудь страшнее. Без этой штуки как жить? Но потом его вставили. Я и сам однажды проглотил три зуба. Умереть мне на месте, если вру. Эй, ты! – обратился он к Примрозу. – Вставай и не делай вид, что не можешь идти.
Поскольку Джоэл – персонаж второстепенный, к счастью, нет необходимости сообщать утонченному читателю подробности его жизни. Достаточно того, что он помог Рексу добраться до дома. Иного варианта, кроме как вернуться в Пенникот, не оставалось, хотя Рекс продолжал беспокоиться о Гвендолин и больше страдал от мысли, что с ней тоже может что-нибудь случиться, чем от собственной боли и страха перед раздражением отца. Утешала лишь уверенность, что недостатка в галантных кавалерах Гвендолин не испытает: каждый из участников скачки будет рад о ней позаботиться, а кто-нибудь из знакомых обязательно проводит в Оффендин.
Когда Рекс вернулся, мистер Гаскойн уже сидел в кабинете и писал письма. Услышав стук в дверь и подняв голову, он увидел сына. Лицо Рекса в эту минуту казалось бледным и явно расстроенным. Он всегда был тайным любимчиком отца и его точной копией. Несмотря на это, мистер Гаскойн не выказывал ему предпочтение – напротив, относился к сыну с особой строгостью и требовательностью. Расспросив Анну, он выяснил, что Рекс вместе с Гвендолин отправился на сбор охотников в Три-Барнс.
– В чем дело? – поспешно спросил он, даже не положив перо.
– Простите, сэр. Примроз упал и сломал ногу.
– Куда ты на нем ездил? – строго уточнил мистер Гаскойн, который редко выходил из себя.
– В Три-Барнс, чтобы посмотреть, как спускают собак на охоту.
– И тебе хватило глупости поехать следом?
– Да, сэр. Я не прыгал через изгороди. Лошадь угодила в ямку.
– Надеюсь, что пострадал не только Примроз, но и ты!
– Да. Вывихнул плечо, но молодой кузнец его вправил. Так что отделался синяками и ссадинами.
– Садись.
– Простите за лошадь, сэр. Я знал, что это известие очень вас расстроит.
– А что с Гвендолин? – внезапно спросил мистер Гаскойн.
Не подозревая, что отец расспрашивает о нем, Рекс покраснел и нервно ответил:
– Не знаю и сам очень тревожусь. Хочу немедленно отправиться в Оффендин или кого-нибудь туда послать, чтобы узнать, вернулась ли она. Но кузина так уверенно держится в седле, что должна справиться. К тому же вокруг нее всегда полно народу.
– Полагаю, это она потащила тебя на охоту? – осведомился мистер Гаскойн, пристально посмотрев на сына.
– Все получилось само собой. Она ничего не планировала, просто подчинилась мгновенному порыву. Ну а я не мог не поехать, если поехала она.
Мистер Гаскойн выдержал короткую паузу и со спокойной иронией произнес:
– И вот теперь, молодой джентльмен, вы видите, что у вас нет достойной лошади, чтобы ухаживать за кузиной. Так что откажитесь от этой забавы. Вы уже испортили мне Примроза – вполне достаточно на эти каникулы. Прошу немедленно собрать вещи и завтра же отправиться в Саутгемптон к Стилфоксу, а потом вместе с ним вернуться в Кембридж. Уверен, что так будет лучше как для ваших синяков, так и для вашей учебы.
Бедный Рекс почувствовал, что сердце затрепетало, как у молодой леди.
– Надеюсь, вы не будете настаивать на немедленном отъезде, сэр.
– Так плохо себя чувствуешь?
– Нет, дело не в этом, но… – С досадой ощущая, как подступают слезы, Рекс прикусил губу, а совладав с чувствами, добавил более твердо: – Нужно побывать в Оффендине, но могу отправиться туда сегодня вечером.
– Я сам съезжу и все узнаю о Гвендолин, если тебе это важно.
Разгадав намерение, фатальное не только для его счастья, но и для самой жизни, Рекс не выдержал. Он привык верить в проницательность отца и ожидать от него твердости.
– Отец, я не могу уехать, не сказав, что люблю ее, и не убедившись, что она любит меня.
Мистер Гаскойн не только мысленно упрекал себя в неосторожности и излишней поспешности, но и искренне сочувствовал парню, однако все рассуждения теряли силу перед единственно верной тактикой. Он быстро принял решение и ответил как можно спокойнее:
– Дорогой мой мальчик, ты еще слишком юн, чтобы совершать столь важные и ответственные поступки. Это всего лишь фантазия, вскружившая тебе голову во время недели-другой полного безделья. Пришло время заняться чем-нибудь полезным и остыть. Не делай опрометчивый шаг. Во-первых, неблагоразумно жениться в твоем возрасте; во-вторых, союзы между двоюродными братьями и сестрами крайне нежелательны. Соберись с духом и прими это неприятное разочарование. Всем нам постоянно приходится преодолевать жизненные невзгоды. Ты стоишь в начале пути и должен справиться с этим легким испытанием.
– Нет, не легким. Я этого не вынесу. Не смогу думать ни о чем другом. Я не стал бы возражать, если бы мог поговорить с ней и заручиться согласием. Тогда я был бы готов исполнить любой ваш приказ, – пылко возразил Рекс. – Однако бесполезно делать вид, что готов послушаться сейчас. Даже если пообещаю, то непременно нарушу обещание, потому что я должен встретиться с Гвендолин.
– В таком случае подожди хотя бы до завтра. Утром обсудим все снова. Дай слово, – негромко заключил мистер Гаскойн, и Рекс не нашел сил отказаться.
Пастор даже не сказал жене, что едет в Оффендин не только потому, что желает убедиться в благополучном возвращении Гвендолин.
Племянницу он обнаружил не только в добром здравии, но и в превосходном настроении. Мистер Кволлон, первым настигший лису, преподнес молодой леди ценный трофей – пушистый хвост, и она привезла его домой, прикрепив к седлу. Больше того, лорд Брэкеншо лично проводил мисс Харлет домой и выразил восторг мастерством наездницы. Все эти замечательные новости Гвендолин сразу выложила дяде, чтобы показать, насколько оправданным стал отказ следовать его совету. Благоразумный священник попал в затруднительное положение: в интересах племянницы он старался добиться расположения к ней лорда и леди Брэкеншо и запретил Гвендолин участвовать в охоте, боясь их осуждения, однако ему на помощь пришла миссис Дэвилоу, заметив на восторженные слова дочери:
– И все же я надеюсь, что больше ты этого не сделаешь, иначе я буду волноваться каждую минуту. – И обратившись к мистеру Гаскойну, добавила: – Вы ведь знаете, что ее отец скончался в результате несчастного случая на охоте.
– Мамочка, дорогая, – проворковала Гвендолин, весело ее целуя, – сломанные ноги по наследству не передаются.
О Рексе до сих пор не было сказано ни слова. В Оффендине о нем явно не беспокоились. В разговоре с матушкой Гвендолин объяснила исчезновение кузена очень просто:
– Наверное, отстал от всех и в отчаянии вернулся в Пенникот.
Трудно было отрицать, что неудача кузена пришлась весьма кстати, поскольку позволила лорду Брэкеншо проводить мисс Харлет домой, однако сейчас, глядя на племянницу, мистер Гаскойн подчеркнуто строго произнес:
– Что же, для тебя приключение закончилось значительно удачнее, чем для Рекса.
– Да, приходится признать, что ему выпало ужасное испытание. Вы не научили Примроза прыгать через живые изгороди, дядя, – заметила Гвендолин без тени тревоги во взгляде и в голосе.
– Рекс упал, – лаконично сообщил мистер Гаскойн, не сводя глаз с Гвендолин.
– О господи! Я так и знала! – в тот же миг в ужасе выдохнула миссис Дэвилоу.
– Ах, бедняга! Надеюсь, он не пострадал? – воскликнула Гвендолин с той долей сочувствия, которую ликующие смертные пытаются изобразить, в то время как сердце стремительно стучит от радости.
– Насколько мне известно, вывихнул плечо и набил синяков, – продолжил мистер Гаскойн и снова ненадолго умолк, продолжая наблюдать за племянницей. Гвендолин ничуть не изменилась в лице, лишь слегка сдвинула брови, и повторила:
– Ах, бедняга! Значит, ничего серьезного?
Мистер Гаскойн уже выяснил все, что хотел, но для пущей уверенности продолжил рассказ:
– Неподалеку оказался какой-то кузнец – не из моих прихожан. Он проявил завидную сноровку и ловко вернул плечо на место. Так что, судя по всему, пострадали главным образом мы с Примрозом. У коня на мелкие кусочки разбито колено: угодил в ямку и сбросил Рекса через голову.
Услышав, что плечо Рекса уже удачно вправлено, Гвендолин прогнала с лица слабое подобие тревоги, а при последних словах дяди очаровательно рассмеялась.
– Очень мило со стороны молодой леди смеяться над чужой бедой, – проговорил мистер Гаскойн с осуждением, хотя в душе был рад, что Гвендолин не выказала волнения за судьбу сына.
– Умоляю, дядюшка, простите. Теперь, когда Рекс в безопасности, так забавно представлять, как они с Примрозом кувыркались на тропинке. Отличная карикатура на погоню!
Гвендолин гордилась своей способностью смеяться там, где другие нашли бы лишь повод для сочувственных вздохов и серьезных рассуждений. В самом деле, смех настолько подчеркивал ее красоту, что окружающие с готовностью разделяли ее мнение. В этот миг у мистера Гаскойна даже мелькнула мысль, что не стоит удивляться влюбленности мальчика в эту молодую колдунью.
– Как ты можешь смеяться над вывихнутым плечом, дитя? – возмутилась миссис Дэвилоу, все еще пребывая во власти мучительной тревоги. – Жалею, что мы вообще разрешили тебе сесть на лошадь. – Она мрачно посмотрела на мистера Гаскойна и уверенно кивнула. – Скоро сами убедитесь, как опасно мы ошиблись. По крайней мере, ошиблась я, поддержав просьбу дочери.
– В самом деле, Гвендолин, – обратился мистер Гаскойн тем рассудительным тоном, которым обычно разговаривают с человеком, в чьем здравомыслии не сомневаются, – решительно рекомендую и прошу сделать одолжение впредь не повторять сегодняшнюю авантюру. Лорд Брэкеншо чрезвычайно добр, однако наверняка присоединится к моим словам. Разговоры о молодой леди, которая охотится, уверен, совсем тебе не понравятся. Поверь, лорд Брэкеншо не позволил бы леди Беатрис и леди Марии охотиться в наших краях, будь они достаточно для этого взрослыми. Когда выйдешь замуж, положение изменится: ты сможешь делать все, что разрешит муж, – но если собираешься охотиться, то придется найти мужа со средствами.
– Не понимаю, с какой стати я должна выйти замуж, не имея даже малой перспективы благополучия, – обиделась Гвендолин.
Заявление дяди вызвало острое раздражение, но выразить его прямо она не осмелилась и вышла из комнаты.
– Девочка всегда говорит о браке в таком тоне, – заметила миссис Дэвилоу. – Ничего, как только встретит своего человека – сразу изменит мнение.
– Как по-вашему, ее сердце еще ни разу не трепетало от чувств? – спросил мистер Гаскойн.
Миссис Дэвилоу молча покачала головой, а после долгой паузы пояснила:
– Только вчера вечером Гвендолин сказала мне: «Мама, понятия не имею, как девушки умудряются влюбляться. В книгах это легко сделать, а в жизни мужчины так нелепы».
Мистер Гаскойн коротко рассмеялся и сменил тему разговора.
На следующее утро, за завтраком, он поинтересовался:
– Как твои синяки, Рекс?
– О, еще не созрели, сэр. Только начинают понемногу темнеть.
– То есть пока ты не готов отправиться в Саутгемптон?
– Нет еще, – ответил Рекс, чувствуя, как сжимается сердце.
– Что ж, подожди до завтра, а сегодня отправляйся в Оффендин, чтобы попрощаться.
Миссис Гаскойн, которая успела узнать всю правду, сосредоточенно смотрела в чашку, чтобы не заплакать. Анна тоже едва сдерживалась.
Мистер Гаскойн чувствовал, что назначает бедному Рексу крайне суровое лекарство от внезапного недуга, однако не сомневался, что, в конце концов, оно окажется наиболее милосердным.
Узнать о безнадежности своей любви из уст самой Гвендолин – разве существует на свете средство вернее?
– Благодарю Бога за то, что она к нему равнодушна, – призналась миссис Гаскойн, войдя в кабинет мужа. – Гвендолин обладает чертами, с которыми я никак не могу примириться. При всей ее красоте и одаренности, моя Анна стоит двух таких кузин. Очень плохо, что она совсем не помогает в обучении деревенских детей – даже не заглядывает в воскресную школу. Наши с тобой советы пропускает мимо ушей, а бедную матушку и вообще ни во что не ставит. Знаю, однако, что ты лучшего мнения о племяннице, – закончила миссис Гаскойн с почтительным сомнением.
– О, дорогая, ничего особенно плохого в девочке нет. Всего лишь слегка своенравна, так что чересчур натягивать поводья не стоит. Главное – устроить ей подходящую партию. Для нынешней тихой жизни с мамой и сестрами в ней слишком много огня. Будет естественно и правильно, если она вскоре выйдет замуж, причем за человека не бедного, а того, кто в состоянии обеспечить ей достойное положение в обществе.
Вскоре Рекс, с рукой на перевязи, отправился в Оффендин. Неожиданное позволение встретиться с Гвендолин немало его озадачило, поскольку об истинной подоплеке действий отца он не догадывался. А если бы догадался, то сначала осудил бы мистера Гаскойна, а затем с недоверием отверг его выводы о чувствах Гвендолин.
В Оффендине Рекса встретили все, кроме Гвендолин. Услышав донесшийся из холла знакомый голос, четыре девочки выбежали из служившей классной комнатой библиотеки и бросились к Рексу с сочувственными расспросами о здоровье. Миссис Дэвилоу захотела узнать, что именно и как именно произошло, а также где живет кузнец, чтобы в знак благодарности отправить ему подарок, в то время как мисс Мерри выразила сомнение, не окажется ли благодарность излишней – особенно для человека подобного сорта. Прежде шумное женское окружение никогда не раздражало Рекса, однако сейчас ему очень хотелось, чтобы вся компания исчезла и появилась Гвендолин, а добродушно притворяться не позволяло смущение. Когда же наконец он осмелился спросить, где кузина, миссис Дэвилоу отправила Эллис узнать, готова ли сестра спуститься, и добавила:
– Утром я отослала Гвендолин завтрак в спальню. После охоты ей необходим долгий отдых.
Рекс, почти не скрывая нетерпения, заявил:
– Тетушка, я хочу поговорить с Гвендолин наедине.
– Хорошо, дорогой, подожди в гостиной. Я ее туда пришлю. – Миссис Дэвилоу давно заметила, что молодой человек ценит общество кузины, что было вполне естественно, однако не придавала этому значения. Увлечение Рекса представлялось ей небольшим лирическим эпизодом затянувшихся рождественских каникул.
Рекс, в свою очередь, видел в предстоящем разговоре едва ли не волю судьбы. Почти десять минут он провел в ожидании, нетерпеливо меряя шагами гостиную, и все это время его постоянно занимали мысли о том, каким образом, заручившись согласием Гвендолин, убедительно доказать отцу, что помолвка – это самый разумный на свете шаг, придающий человеку бесконечную энергию для дальнейшей работы. Ему предстояло стать юристом, так что же мешало подняться на высоты, покоренные Элдоном? Приходилось смотреть на жизнь мысленным взором отца.
Но как только дверь открылась и вошла та, кого он жаждал видеть, Рекса внезапно охватило сомнение. Мисс Харлет, одетая совсем просто: в черное шелковое платье с квадратным вырезом, подчеркивавшим изящную шею, – с распущенными пышными волосами, перехваченными черной лентой, выглядела еще более величественной, чем обычно. Возможно, секрет заключался в отсутствии шутливой кокетливой игривости, всегда заметной при встречах с Рексом. Ожидала ли она после его вчерашних слов разговора о любви? Хотела ли выразить сожаление по поводу несчастного случая? Возможно, и то и другое. Однако мудрость веков гласит, что, если встал не с той ноги, это может дурно повлиять на твое настроение; досадная оплошность довольно часто настигает самых милых, очаровательных людей. Возможно, утром с Гвендолин именно это и случилось. Поспешное приведение себя в порядок, неловкость Багл в обращении с расческой, скучный журнал, нерадужные перспективы предстоящего дня и жизни в целом – все вызывало недовольство. Не то чтобы Гвендолин пребывала в дурном настроении – ничего подобного. Просто сегодня мир не соответствовал всем требованиям ее утонченной натуры.
Как бы там ни было, когда мисс Харлет вошла в гостиную и без тени улыбки протянула руку, Рекс увидел в ее облике внушающее благоговейный ужас величие. Происшествие, так развеселившее Гвендолин накануне, вдруг утратило забавные черты и показалось просто нелепым, однако, соблюдая приличия, она вежливо произнесла:
– Надеюсь, ты не очень пострадал, Рекс. Понимаю, что я заслуживаю справедливых упреков.
– Вовсе нет, – возразил Рекс. – Со мной все в порядке, ничего страшного не случилось. Я очень рад, что ты получила удовольствие, и готов заплатить за него падением. Жаль только, что конь сломал ногу.
Гвендолин подошла к камину и остановилась, глядя на огонь. Рекс мог видеть ее лицо только в профиль, что было весьма неудобно для столь важного разговора.
– Отец хочет, чтобы остаток каникул я провел в Саутгемптоне, – проговорил он слегка дрогнувшим голосом.
– В Саутгемптоне! Глупо туда ехать, не правда ли? – холодно ответила Гвендолин.
– Для меня особенно глупо, потому что там не будет тебя.
Гвендолин молчала.
– Ты будешь жалеть, что я уезжаю?
– Конечно. В этой тоскливой деревне отъезд каждого знакомого чувствителен, – последовал резкий ответ.
Предчувствие, что бедняга мечтает о нежности, заставило Гвендолин окаменеть подобно чуткой актинии, которую тронули пальцем.
– Ты сердишься на меня? Почему разговариваешь таким тоном? – покраснев, резко спросил Рекс, как будто тоже мог разозлиться.
Мисс Харлет взглянула на него с улыбкой.
– Сержусь на тебя? Что за чепуха! Я всего лишь немного не в духе. Зачем ты пришел так рано?
– Пожалуйста, относись ко мне как угодно сурово, но только не равнодушно, – умоляюще произнес Рекс. – Все счастье моей жизни зависит только от тебя – от того, любишь ли ты меня хотя бы немного больше, чем других.
Он попытался взять кузину за руку, однако Гвендолин поспешно отошла на другую сторону камина.
– Ради бога, только не приставай со своей любовью! Терпеть этого не могу! – Она взглянула на него с ненавистью.
Рекс побледнел, не в силах произнести ни слова, и не отводил от кузины взгляд. Гвендолин и сама не ожидала такой реакции. Все произошло само собой; чувство отвращения оказалось абсолютно новым. Еще вчера она ясно сознавала, что кузен влюблен, а насколько глубоко и пылко, ее не интересовало, так как признаться он не смел. А если бы кто-то спросил, чем ей не нравятся любовные речи, она бы со смехом ответила, что устала от них в книгах. И вот сейчас впервые в ее сердце пробудилась страсть: Гвендолин ощутила сильное отвращение к любви кузена.
Рексу показалось, что он навеки утратил радость жизни, но тем не менее нашел в себе силы заговорить снова:
– Это твое последнее слово? И так будет всегда?
Гвендолин видела отчаяние Рекса и сочувствовала ему, ведь он ничем ее не обидел и вообще не сделал ничего плохого. Решительно, но чуть добрее, чем мгновение назад, она ответила:
– Насчет признания в любви? Да. Но во всем остальном я не испытываю к тебе неприязни.
– Прощай, – ответил Рекс после короткой паузы и вышел из комнаты.
Вскоре Гвендолин услышала, как хлопнула тяжелая входная дверь.
Миссис Дэвилоу тоже услышала звук закрывающейся двери и поспешила в гостиную. Гвендолин сидела на диване, спрятав лицо в ладонях, и горько рыдала.
– Дитя мое, что случилось? – воскликнула добрая матушка, никогда прежде не видевшая любимицу в таком горе, а потому испытавшая болезненную тревогу, похожую на ту, которую женщины переживают при виде сломленного отчаянием сильного мужчины. Этот ребенок до сих пор оставался ее властителем. Присев рядом, она обняла дочь, пытаясь заглянуть ей в лицо, но Гвендолин уткнулась лбом в плечо матери и проговорила сквозь слезы:
– Ах, мама, что будет с моей жизнью? На свете нет ничего достойного!
– Что случилось, дорогая? – повторила изумленная миссис Дэвилоу. Обычно дочь порицала ее за внезапные вспышки отчаяния.
– Я никогда никого не полюблю. Я не умею любить людей. Я их ненавижу.
– Твое время еще придет, дорогая.
Гвендолин мучительно содрогалась от рыданий, и все же, обвив руками шею матери с почти болезненной нежностью, горестно прошептала:
– Не выношу, чтобы кто-то, кроме тебя, находился совсем близко.
Матушка тоже разрыдалась, ибо никогда еще избалованное дитя не проявляло столь откровенного доверия. Так они и сидели – крепко обнявшись, прижавшись друг к другу и обливаясь слезами.
