Саур-Могила. Военные дневники (сборник)

2 августа 2014 г., г. Краматорск, аэродром, штаб сил АТО

После утреннего кофе Костя поехал в Харьков, чтобы забрать остальных бойцов нашей группы. Там якобы у некоторых были нюансы с военкоматами, нужна была помощь. Да и нужно было у волонтёров забрать машину и что-то из экипировки для группы. Меня Костя оставил за старшего среди нас четверых. Других офицеров как бы и не было.

Через какое-то время приехал Владимирыч. «Ребятки, нужны двое человек – встретить генерала в Изюме. Там один из замов начальника Генштаба приезжает. Нужно сопроводить его сюда. Только если будет у вас что-то спрашивать, скажите, что вам запрещено разговаривать, приказ, мол. Вы ж ни хрена не оформлены ещё».

Ехать решили мы с Серёгой. А Олега с Ваней оставили в лагере. Ко времени выезда мы уже были похожи на боевиков из фильмов: бронежилеты, тактические перчатки, очки. Владимирыч вручил нам два автомата, и мы сели в «уазик», в котором уже были двое: водитель и майор. На фоне одетых в старенький «дубок» военных мы выглядели весьма и весьма колоритно.

Дорога из Краматорска в Изюм была привычной, только теперь я ехал с оружием и в совершенно иной роли. Приехав на окраину Изюма, мы остановились на месте, где располагался первый блокпост. Было очень жарко. Поставили машину в тени, а сами спрятались у кустарников.

Так уж получилось, что единственная тень была как раз возле открытого шлагбаума, у которого совсем недавно располагался блокпост. Водители при виде вооружённых бойцов останавливались по привычке, и приходилось им постоянно махать рукой, чтобы проезжали дальше. Это немного раздражало, но движение было не особо интенсивным, поэтому можно было терпеть такое мелкое неудобство, отвлекавшее от праздного ожидания генерала в тени.

И тут я не поверил своим глазам. Сине-зелёный «рено кангу» с днепропетровскими номерами остановился передо мной. В этой самой машине я раз пять катался на фронт как волонтёр. Это был автомобиль «Народного тыла», который дала нам Марианна, я ласково называл его «кенгурёнышом». Помню, как после одной из первых поездок на «кенгурёныше» я в шутку сказал Марианне, что если мы оба – машина и я – доживём до конца войны, то я его у неё выкуплю. На что она лишь грустно улыбнулась и сказала: «Главное доживите, а там посмотрим».

За рулём «моего» бывшего и будущего автомобиля сидел парень, которого я знал лишь по фейсбуку, – Родион, или, как его все звали, «Рой». Именно он меня и сосватал в нашу добровольческую разведроту. После моего решения идти добровольцем «Рой» отговорил меня идти в «Айдар» и дал телефон Саши «Сокола»:.

Наша палатка с флагом от полтавских друзей.

«Не иди в „Айдар“. Там мутно всё. Сформировалось отдельное подразделение спецназначения прикомандированное к какой-то ВЧ спецназа при ГУР. Пока точного названия не знаю. Будет подготовка на базе и по готовности на „работу“. Командир надёжный – Костя „Вихрь“. Он партизанил плотно под Славянском. Он меня и пригласил. Тоже иду. Хвосты подтягиваю, с работами да кредитами разбираюсь. С „Вихрем“ пересекусь, доки отдам, оформлюсь. Потом груз завезу – последняя моя волонтёрская поездка. Думаю, ещё максимум неделька тут. Да и снаряги чуть подкупить надо».

Теперь «Рой» сидел передо мной в машине в одних шортах и со словами «Бери! Подарок!» протягивал мне через открытое окно сигареты и брелок «Путин – Ху…ло!» На секунду я почувствовал себя аборигеном, которому дают стеклянные бусы, но сдержав смех, я серьёзным тоном сказал: «Это моя машина». «Рой» на мгновение опешил. Его можно было понять. Перед ним в броне и с автоматом стоял сурового вида бородач и утверждал, что это его машина.

Дабы разрядить обстановку, я снял тёмные очки и сказал: «Ты Родион. А я Макс Музыка. Мне Марианна обещала после войны эту машину». Весело посмеялись. «Рой» как раз ехал в свою последнюю волонтёрскую поездку и примерно через неделю должен был присоединиться к нам.

Вскоре на тёмно-зелёной «шкоде» с чёрными номерами приехал генерал. Просто и искренне пожал руки и, отпустив свою машину, сел между нами с Серёгой в наш пыльный раскалённый «уазик». Это сразу вызвало уважение. Час езды в «уазике» по такой погоде – особая радость. Когда встаёшь с сиденья, пот ощутимыми струйками течёт с задницы в берцы.

«Це ви самі себе екіпірували?» – мой крутой наряд вкупе с тактической неуставной бородой вызывает у привыкшего к порядку генерала закономерные вопросы. Киваю. Но молчу, помня о приказе Гордийчука. А вот с Серёгой этот номер не прошёл. Мой напарник, как всегда, прямолинеен: «Хочешь воевать – одевай себя сам!» Генерал морщится: «Насправді армія екіпірована державою повністю. Лише на 30 % не вистачає бронежилетів».

Тут меня и переклинило. Вспомнил все три месяца своих поездок на фронт. Вспомнил всех голых, босых и голодных бойцов. От уважения не осталось и следа. Кусаю язык. Молчу. Обещал же Владимирычу молчать.

Проезжая каждый перекрёсток, где стоят уже снятые блокпосты, генерал спрашивает: «А це був сепарський?» Отвечаю: «Ні. Це наш був. Тут поворот на Довгеньке, де був наш штаб до звільнення Слов’янська та Краматорська». Сразу было видно, что человек приехал в первый раз и ничего не знает.

«Давно у війську?» – генерал пытается понять всё же, кто мы. «Присягу принял в две тысячи первом» – говорю чистую правду, хотя умалчиваю, что это был выпускной военной кафедры при киевском «политехе». «Народу України, сподіваюсь?» – шутит генерал. «Лише йому єдиному!» – улыбаюсь, довольный тем, что удалось и не соврать, и не раскрыть всей правди.

Возле третьего блокпоста «уазик» закипел, и пришлось полчаса ждать, пока можно будет ехать снова. Вот тут уж я не удержался. Подошёл к генералу и показываю ему на бойца с автоматом в замызганной майке, спортивных шортах и шлёпанцах на грязную босую ногу. Говорю: «Вот так на самом деле экипирована армия, а вовсе не так, как у вас в генштабовских и министерских отчётах пишут». Генерал аж сглотнул: «То, мабуть, не наші. То, мабуть, Нацгвардія». Но видно было, что его мои слова серьёзно зацепили. До самого аэродрома генерал больше не проронил ни слова.

Вечерняя прохлада успокаивала, но до самой ночи слышны были песни и выкрики. Десантники и их соседи праздновали день ВДВ. Но когда десантники запели под гитару песню группы «Любэ» со словами: «Я влюблён в тебя, Россия, влюблён…» Я не смог сдержать смех. Нацисты, такие нацисты. Ага.