Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
5. Закон гостеприимства
Все было так хорошо, что даже слишком.
Покои мне выделили – мама моя ро́дная! Эх, знать бы еще, кто она… У отца в Эфире и то жильё поскромнее будет. А тут одно только ложе – с Месогийское море шириной. Хоть вдоль спи, хоть поперек, хоть шестерых девиц разом принимай! Подушки, покрывала…
Еще два ложа: узкие, трапезные. Резные, из кипариса, с львиными лапами. Подушками тоже выложены, с горкой. Низкий стол, второй столик поменьше. Черпак из серебра, медный таз для омовения. Полотенца мягкие, узорчатые. Светильники не на стенах, а на бронзовых треножниках, чтоб переставлять можно было. Два короба для одежды в углу. Еще всякое по мелочи, а места все равно полным-полно осталось.
Роспись на стенах. Ох, и роспись! Мне аж жарко стало. Нимфы, сатиры. Нимфы с сатирами. Сатиры с нимфами. Кентавры с ними всеми. По-всякому. Ну, вы поняли. Ух ты! Даже и не думал, что так тоже можно. А это кто? Должно быть, лапифы. И лапифки. И лапифочки…
Нет, лучше по порядку. Покои – это уже потом. Нимфы, сатиры, полотенца – все потом. Сначала владыка Аргоса провозгласил:
– Гиппоной, сын Главка, по прозвищу Беллерофонт! Ты гость в моем доме. С этого момента ни один житель Аргоса не поднимет на тебя руку.
И велел не пойми кому:
– Омойте гостю ноги!
Зря я надеялся, что ноги мне станут мыть телохранители Сфенебеи или виночерпий ванакта. Они и с места не сдвинулись. Вместо этого меня отвели в дворцовую купальню. Рабы натаскали горячей воды, мне позволили наскоро смыть с себя грязь и пот, а там за меня взялись банщик с помощником. Растерли, омыли, умастили, снова растерли, сплясали на спине…
Да меня в жизни так не мыли! Если такова забота об изгнанниках, полных скверны, как же здесь принимают обычных гостей? А гостей почетных?!
– Дайте ему кров над головой. Дайте ему чистую одежду…
Когда мне вручили новый хитон, я глазам своим не поверил. Синий как море, с белыми барашками по подолу! Мой любимый, родом из детства, разве что ткань лучшей выделки. Как угадали? У них тут что, прорицатель на службе?!
Новые фибулы я спрятал в котомку, про запас. Заколол хитон старыми: бронзовой, в виде спирали – и серебряной, с Пегасом. Сгоряча, после пережитого возбуждения, мне показалось, что Пегас изменил позу. Шире распростер крылья, запрокинул голову, гневно ржет. Раньше он просто смотрел вперед. Нет, быть не может. Кованый металл – не живая плоть. Это я что-то перепутал.
– Агрий! – вспомнил я. – Мой конь!
Об Агрии тоже не забыли. Меня заверили, что о коне позаботились, но я все равно убежал проверить. Отыскать конюшню оказалось легко, даже раб-провожатый не потребовался – бедняга отстал на полпути и нагнал меня позже. Из конюшни за добрую стадию гремело сердитое ржание Агрия. Ему вторили грохот, треск и азартные вопли людей.
Я влетел внутрь, готов спасать своего любимца – и выяснил, что спасение требуется вовсе не Агрию, а низкорослому караковому жеребцу в соседнем деннике. Гневный Агрий уже разломал копытами хлипкую перегородку, вознамерясь задать хорошую трепку наглецу, что осмелился фыркать на гостя. Балбесы-конюхи – где их только набрали?! – к Агрию подойти боялись и лишь делали ставки на исход драки.
Завидя меня, Агрий мигом успокоился. Я ласково потрепал его по шее, погрозил пальцем: оставь соседа в покое, понял? Ты главный, никто не сомневается.
Когда я уходил, конюхи провожали меня восхищенными взглядами. Агрий мирно хрупал отборным овсом, которым доверху наполнили его кормушку. Каракового же поспешили перевести в крайнее пустующее стойло – от греха подальше.
– …дайте гостю хлеба и вина, ибо он голоден и жаждет…
Хлеб и вино? Когда я вернулся, в покоях меня ждало царское угощение. Им, наверное, можно было накормить до отвала всю дворцовую стражу. Приказы ванакта здесь выполнялись, что называется, с большим запасом. Нет, хлеб и вино на столе присутствовали, врать не стану. Но кроме них стол ломился от яств. Сладкие финики, смоквы и орехи в меду, жареная свинина с хрусткой корочкой, сыр мягкий и твердый, овечий и козий; миски с мочеными ягодами и солеными оливками; рыба, запеченная с дикими овощами и кореньями…
В дверях возник Анаксагор. Вошел, считай, вбежал, окинул быстрым взглядом благоухающее изобилие. Пригладил растрепавшиеся волосы, присел на краешек трапезного ложа. Нетерпеливым жестом указал мне место напротив. Он явно куда-то спешил.
– Преломляю с тобой хлеб, Беллерофонт. Разделяю с тобой вино.
Он разломил пшеничную лепешку, протянул половину мне. Плеснул в чаши вина, разбавлять не стал. Это я сделал сам. Вино оказалось сладким, густым, щедро сдобренным пряностями.
– Все, я пошел, – он вскочил. – Отдыхай.
Чувствовалось, что он исполняет приказ отца: показать гостю, что Аргос действительно принял его под защиту закона гостеприимства, столь любезного Зевсу. Сам правитель до меня не снизошел. Не снизошел бы и наследник, да только выбора ему не оставили.
– Благодарю тебя и твоего благородного отца…
Анаксагор хлопнул меня по плечу:
– Я же обещал, что поручусь за тебя! Тот, кто по нраву мне, остается в выигрыше.
И выскочил вон.
Скромничать я не стал. В животе урчало от голода, я уже и не помнил, когда ел вдосталь. Горячий жир тек по подбородку и пальцам. Не знаю, как мне удалось не замарать новый хитон. Теперь глоток вина. И еще вот этот кусочек, и тот, дальний… Я добрался до Аргоса! Живой и невредимый. Я – гость. Странности ванакта? Ерунда! У правителя полно важных дел. Странности наследника? Чепуха! «Тот, кто по нраву мне, остается в выигрыше…» Выигрыш значит очищение. Еще вина, надо разбавить, где тут вода? Два светильника у входа догорели, погасли. Ладно, не в воде счастье, выпьем неразбавленного…
Дверь тихо отворилась. За ней была темнота.
