Золотой лук. Книга вторая. Всё бывает

3. «Жаль, у меня нет братьев»

Пока я пытался уследить за Циклопом, Анаксагор без стеснения разглядывал меня. Кажется, осмотр его удовлетворил. Или просто надоел?

– Да.

Как положено изгнаннику-просителю, я склонил голову, уставившись в равнодушную аргосскую пыль. Раз нам не предлагают встать, останемся на земле.

– Ты убил своего брата?

Я с трудом сглотнул. Надо отвечать, если я хочу, чтобы меня очистили.

– Да.

– Как ты его убил?

– Случайно.

Сын ванакта хмыкнул. Одобрение? насмешка? – не разберешь. Мне хотелось поскорее закончить тягостный разговор, но это было не в моих силах. Что происходит? Таких изгнанников, как я, сразу гонят прочь – или предлагают еду, омовение и кров, беря под защиту закона гостеприимства. Первое значит отказ, второе – очищение. Да, меня не гонят, но и в акрополь пустить не спешат. Ванакт не желает меня видеть? Зачем тогда ко мне вышла его жена? Сын? Что им от меня нужно?!

– Разумеется, приятель. Убей ты Беллера нарочно, а главное, сумей судьи это доказать… Тебя бы казнили, а не изгнали.

– Беллера?!

Я не выдержал, поднял взгляд на Анаксагора. Сын ванакта улыбался.

– Беллера, кого же еще? Твоего брата, – он говорил со мной как со слабоумным. – Ты сам назвал себя Беллерофонтом – убийцей Беллера.

– Беллерофонт означает Метатель-Убийца. А моего брата звали Алкимен.

– Вот как? Значит, мне неверно донесли. Весь город только и шумит: «Убийца Беллера! К нам едет убийца Беллера из Коринфа! Уже приехал!» Выходит, молва ошиблась? Что ж, Метатель-Убийца – это даже лучше. Убивать вообще – это правильней, чем убивать только каких-то Беллеров. В особенности если этих Беллеров зовут Алкименами. Повторяю вопрос: как именно ты его убил?

– Дротиком.

– С какого расстояния?

Это спросил не Анаксагор. Циклоп завершил круг, изучив меня со всех сторон, и встал рядом с сыном ванакта. Ну, почти рядом: за левым плечом, отступив на полшага. Слуги так себя не ведут, даже доверенные.

Кто бы он ни был, ему я отвечать не обязан.

– Отвечай! – потребовал Анаксагор.

– С двадцати шагов.

– Не впечатляет, – заметил Циклоп. – Ты его хорошо видел?

Анаксагор кивнул, веля мне продолжать.

– Я его не видел.

– Как это?

Вспоминать было больно. Еще больнее – рассказывать об убийстве Алкимена чужому человеку. Это наказание, сказал я себе. Я убил брата. Я буду расплачиваться всю жизнь. Сейчас – вот так. Потом – как-то иначе. Всю жизнь.

И никогда не расплачу́сь.

– Он спрятался под кучей валежника. Хотел надо мной подшутить. Захрюкал вепрем.

– Зачем?

– Чтобы я испугался и убежал.

– Разумно, – согласился Циклоп. – Кто угодно сбежит от вепря.

– Кто угодно, кроме меня. Вместо бегства я метнул дротик. Лучше бы убежал…

Анаксагор захлопал в ладоши:

– Дротик? В вепря? Великолепно!

Теперь настала его очередь обходить меня круго́м, а Циклопа – стоять на месте. Одноглазый абант ткнул в меня пальцем:

– Ты и правда решил, что там вепрь?

В вопросе крылся подвох. Они что, думают, я заранее готовился убить Алкимена?! И теперь вру на каждом перекрестке, что сделал это случайно?! Да как они могут… Могут. Они вправе так думать, все дороги ведут к такому выводу. Только безумец или отчаянный храбрец – что, в сущности, одно и то же – выйдет на вепря с дротиком. Я и впрямь сделал это нарочно. Хотел, чтобы явился Хрисаор…

Не рассказывать же об этом Анаксагору?

– Я и подумать не мог, что там Алкимен. Испугался, вот и метнул.

– Испугался, – повторил Анаксагор. Он стоял за моей спиной, но я слышал звук: сын ванакта похлопывал себя ножнами кинжала по бедру. – И ты его совсем не видел?

– Видел только, как валежник шевелится.

– Значит, цель была скрыта от тебя, – подытожил Циклоп. – Куда ты попал?

– В Алкимена.

– Это я понимаю, не дурак. Куда именно?

– В грудь.

– Он умер сразу?

– Нет.

– Значит, в легкое. Если бы в сердце – умер бы сразу.

Я представил одноглазого абанта на месте Алкимена. С дротиком в груди. Окровавленные пальцы цепляются за древко, на губах пузырится багровая пена…

– Как? Как он умер?!

Анаксагор быстро вышел вперед – так быстро, словно солнечная колесница ринулась в галоп, вынуждая тень скафиса поспевать за ней. Сын ванакта встал между мной и Циклопом. Подался вперед, навис камнем, грозящим ринуться вниз с вершины. Щеки юноши горели лихорадочным румянцем, глаза блестели. Упираясь руками, я отполз назад.

– Как он умер? Говори!

Циклоп взял сына ванакта за руку, сжал пальцы. Тот мотнул головой, как лошадь, отгоняющая слепня. Фыркнул, дернул локтем, сбрасывая чужой захват. Выдохнул:

– Ладно. Потом расскажешь. Если захочешь.

Не захочу, подумал я.

– Жаль, у меня нет братьев, – задумчиво протянул Анаксагор, успокаиваясь. – Только отец.

Я не понял, что он имеет в виду. Ответил:

– Мне тоже жаль. Братья – это хорошо.

– У тебя был один брат?

– Трое.

– Все они умерли?

– Да.

– Как?

– Пирена сожгла Химера. Делиада убили конокрады.

– Химера, значит. Конокрады.

Я знал таких людей. Повторение слов собеседника давало им время подумать и что-то для себя решить. О чем ты думаешь, сын ванакта? Что решаешь?

– Ладно, не хочешь рассказывать, не надо. Я бы, наверное, тоже отмолчался. Будь у меня братья… Но у меня только отец.

Мое терпение кончилось.

– К нему я и пришел. К Мегапенту, сыну Пройта, правителю Аргоса.

– Ну разумеется!

По белозубой улыбке Анаксагора можно было счесть, что я сообщил ему самую радостную весть на свете. К примеру, что боги дарят ему бессмертие. Или что трон Аргоса теперь принадлежит ему.

– Ты мне нравишься, Беллерофонт. Идем!

Он направился к воротам, не сомневаясь, что я последую за ним. Циклоп ухмыльнулся, сделал приглашающий жест: иди, мол, парень, я за тобой.

Я указал на Агрия, привязанного к столбику:

– Мой конь…

Анаксагор нетерпеливо обернулся.

– Что? Конь? Я велю отвести его в конюшню. Тут тебе Аргос, у нас конокрады не водятся! Тебе же не терпелось предстать перед моим отцом. Или передумал?

Когда я двинулся за сыном ванакта, в спину меня подталкивал взгляд Циклопа.