Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
Как мыли избу
Две оказии в один день! С утра засуетились мои товарки: избу мыть! С ними и еще две шабёрки постарше. Оказалось, когда я еще спал, они уже нагрели в бане воды, приготовили щёлок – и теперь суматошничали с ведрами, с тряпками и голиками. Я бегал следом за Валей и надоедливо допытывался:
– Валь, Валя, а как это мыть?..
– Ну, летошний! Мыть водой со щелоком, а пол с дресвой…
Для меня это были очередные загадки, и я с негодованием, правда, негодование было притворное, закричал:
– Ты мне скажи – и с улицы мыть будете?! Каждую неделю, что ли, моете?!
Она уставилась на меня недоуменно, дважды хмыкнула, но даже не засмеялась – поняла, что для меня все в диковинку, как если бы в городе начали мылить булыжные мостовые. И Валя коротко пояснила… Изб, оклеенных обоями, в Смольках нет. Редко у кого крашеные полы. Поэтому дважды в год – к празднику праздников, к Пасхе, и к престольному празднику – избы моют теплой водой со щелоком. До войны и с мылом мыли, но после войны мыла в деревне нет, только для рук хозяйственное, вот и заваривают для стирок и для мытья изб щелок. Кстати, и головы щелоком мыли. Для этого и золу хранили специально… Сговаривались, как теперь, пять товарок и мыли поочередно пять изб – одну избу в день. И никакой тут хитрости. А снаружи дом и дождем ополоснет.
Я восторгался, как ловко у них получалось. Разобрали деревянную тяжелую кровать, вынесли на лужайку, ошпарили кипятком, чтобы клопов не завелось, протерли тряпкой и на солнышко выставили. А в горнице уже два стола приготовили: на одном ведро щелоку, на другом простая вода – и почли потолок драить тряпками. Одна щелоком, вторая водой ополаскивает и тотчас насухо протирает. А три других товарки за окна взялись – каждой по окну. А после окон, как потолок ряд пройдут, тотчас и за стену возьмутся. Скок да скок – то со стула, то с табуретки. Вода плещется, все босые, все болтливые, и только Зина хмурится. Мне ее жаль, и я ей первой приношу щелока из летней бани. Глянет она на меня – и улыбнется, а мне радостно. Я знаю, что она с мамой вдвоем остались – и отец, и брат на войне погибли, а сестра старшая в далекое село взамуж ушла… Ловки товарки, споро трудятся. К полудню уже и за пол взялись. Дресва у них заранее приготовлена. Ополоснули весь пол теплой водой, посеяли густо дресвой – в обутке ногой на голик – и в пять голиков! Так вдоль половиц рядами и проходят. А когда ототрут дресвой, опять же теплой водой смывают и протирают насухо.
В полдень горницу завершили – чистота!
А когда развели самое болото в передней, на пороге появились отец с мамой: новая оказия.
– Где Митька, найди Митьку, – сказал отец, – в другой дом пойдем. – Он скупо улыбнулся: – Спасибо этому дому – пойдем к другому.
Мои товарки смотрели растерянно, босоногие, с тряпками в руках.
А мама уже собирала на мосту наши пожитки. Отцов чемодан и наша мешочная поклажа – вот и все.
Где Митя – я знал: за летней баней читает какую-то книгу… Вот и все в сборе: взяли каждый по ноше, попрощались – и пошли в другой конец деревни, ближе к Лисьему оврагу. Это не переезд из дома в дом, а переход. Так вот мы и перешли в небольшой красивый домик с резными облупившимися наличниками, с высокой крапивой сбоку крыльца и с горой соломы во дворе.
Узенькая передняя с лазом на русскую печь и с закутком у печи. Направо дверной проем – и горенка на два окна. И даже икона в красном углу и керосиновая лампа на столе.
В этом доме мы и прожили весь тот год.
