Глава четвертая. Князь Мешко
Проводив Блуда в Польшу, Добрыня без промедления приступил к подготовке войска к походу, ни от кого не скрывая, что собирается воевать с польским князем. Это не понравилось киевским боярам, которые не замедлили высказать Добрыне свое недовольство. Придя в княжеский терем на военный совет, киевские бояре осыпали Добрыню множеством упреков.
Первым взял слово боярин Сфирн, человек прямой и резкий в суждениях.
– Братья, разве ж это дело? – молвил Сфирн, обращаясь ко всем вельможам, пришедшим на совет. – Прознав, что убийца его сестры скрывается у князя Мешко, обуянный жаждой мести Добрыня готов столкнуть лбами нас и поляков. Причем Добрыня готов начать войну с поляками, не дожидаясь возвращения Блуда, уехавшего к князю Мешко с требованием выдать убийцу Малуши. К чему эта спешка? К чему эти военные сборы? – Сфирн раздраженно пожал плечами. – Ведь вполне возможно, что Мешко сам выдаст нам злодея Вифиля.
– Не будет этого! – сердито вставил Добрыня. – Не выдаст Мешко Вифиля мне на расправу, я наперед это знаю.
– Что ж, Мешко волен поступать по своему разумению, ибо он – князь, – подал голос боярин Слуда, доводившийся дальней родней Сфирну. – Ежели этот Вифиль весьма полезен Мешко, то он может и не выдать его. Я полагаю, что затевать распрю с поляками из-за одного злодея вельми глупо и недопустимо.
– И я о том же толкую, братья! – с жаром воскликнул Сфирн, вскочив со своего места и вглядываясь в лица присутствующих. – Нельзя вступать в войну с ляхами из-за такого пустяка! Конечно, у Добрыни есть священное право кровной мести. Однако я считаю, что нельзя идти по множеству трупов, преследуя одного-единственного злодея. Эдак мы перессоримся со всеми соседями!
Несколько одобрительных голосов поддержали Сфирна, который с довольным видом уселся на скамью рядом со Слудой.
Добрыня встал и вышел на середину гридницы.
– Бояре, – сказал он, – все вы знаете, что ныне покойный князь Святослав Игоревич расширил на западе Киевскую державу до Угорских гор и Западного Буга. Со смертью Святослава поляки осмелели, прибрав к рукам земли волынян и бужан. А ведь Мешко заключил договор со Святославом, в котором обговаривались рубежи Польши и Руси. Выходит, что Мешко нарушил договор, преступил свои клятвы. Это ли не повод к войне, бояре? К тому же бужане намерены потребовать у Мешко возвращения своих людей, угнанных в рабство ятвягами и проданных на невольничьем рынке в Плоцке. Бужане вновь наши союзники, поэтому нам придется поддержать их в распре с поляками.
Вожди варягов и новгородские воеводы были согласны с мнением Добрыни, что с поляками лучше не церемониться и напасть на них первыми.
– Нужно принудить Мешко соблюдать ранее заключенные договоры, – промолвил новгородский боярин Туровид, тесть Добрыни. – Нужно вернуть Волынь в состав Руси. Ляхи слишком возгордились, пора их урезонить!
Тогда опять заговорил боярин Сфирн, указавший всем собравшимся на совете, что Добрыня занимается самоуправством.
– Воевать нам с ляхами или не воевать, это должен решить князь Владимир, – сказал Сфирн. – Кстати, где же князь? Почто его нет на совете?
– Верно! – выкрикнул Слуда. – Такие дела нельзя решать без князя.
– Владимир занят сейчас не менее важным делом, он обучается стрельбе из лука, – произнес Добрыня, подняв руку, чтобы утихомирить расшумевшихся бояр. – Я могу немедленно послать за ним. Эй, Сигвальд, беги к Владимиру, скажи ему, что мужи лучшие и нарочитые ждут его в гриднице, хотят слово его услышать! – Добрыня хлопнул по плечу молодого гридня в красном плаще, стоящего у двери с коротким копьем в руке.
Гридень мигом скрылся за дверью, его сапоги торопливо застучали вниз по деревянным ступеням, ведущим к выходу на теремной двор.
Вскоре Сигвальд прибежал обратно, сообщив Добрыне, что Владимир и Алова сели на коней и поехали кататься по вышгородской дороге.
– Надеюсь, не одни поехали? – нахмурился Добрыня.
– Их сопровождают пятеро воинов из варяжской дружины, – ответил Сигвальд.
Боярин Сфирн насмешливо обронил, мол, князю Владимиру нет дела до злодея Вифиля и ляхов, у него на уме прелести юной Аловы. Слуда негромко засмеялся, переглянувшись со Сфирном.
– Молод князь, молоды и думы его, – промолвил Добрыня, вставая с кресла. – Завтра поутру, бояре, соберемся опять. А теперь прощайте покуда.
У Добрыни было время, чтобы надоумить Владимира, как ему держаться перед боярами, что говорить по тому или иному поводу. На следующем военном совете Владимир заявил, что князю Мешко придется ответить за нарушенный им договор, что западная граница Руси будет возвращена к пределу, установленному его отцом.
«Ежели для этого придется взяться за оружие, – сказал Владимир, – то я без колебаний пойду на это. И я не оставлю без подмоги бужан, коль у них дойдет до распри с поляками».
Оспаривать решение князя Владимира сторонники Сфирна и Слуды не стали, лишь уговорили его не выступать в поход, не дождавшись возвращения Блуда из Польши.
Добрыня неспроста отправил в Польшу именно воеводу Блуда. Князя Мешко и Блуда связывали давние дружеские отношения. Еще при жизни Святослава Игоревича Блуд не единожды ездил к польскому князю на переговоры. Блуд ни разу не подвел Святослава, завершив все переговоры с поляками с выгодой для Руси. То ли благодаря своему личному обаянию, то ли из-за умения льстиво говорить Блуд на переговорах с Мешко всегда ухитрялся настоять на своем. За это качество Святослав Игоревич ценил Блуда. В походах на Дунай Блуд не участвовал, так как по воле Святослава он сидел на воеводстве в Берестье, что на Западном Буге.
Пребывая в Берестье, Блуд не раз наведывался в гости к Мешко, благо оттуда было недалеко до Гнёзно и Кракова. После гибели Святослава Игоревича в сече с печенегами Блуд живо перебрался в Киев, проникнув в ближайшее окружение Ярополка Святославича. Варяг Свенельд и прочие соратники покойного Святослава частенько корили Блуда за то, что он оставил западный рубеж Руси без присмотра, втираясь в доверие к Ярополку. Едва у Ярополка дошло до вооруженной распри с братом Олегом, этим воспользовался Мешко, вторгнувшийся на Волынь. Свенельд попытался было выбить поляков с Волыни, но не ко времени вдруг расхворался и прекратил поход. После смерти Свенельда Ярополк даже не порывался воевать с поляками из-за Волыни, собирая силы против брата Владимира, который шел на него из Новгорода.
Ныне уже Владимиру Святославичу предстояло решать эту закавыку: изгонять ли ляхов с Волыни или уступить Мешко земли у Западного Буга.
Мешко был рад приезду Блуда, они уже не виделись без малого пять лет. На зиму Мешко, как обычно, перебрался в свой Гнёзненский замок, затерянный среди лесов и болот в самом центре его владений. Сюда и приехал Блуд с небольшой свитой.
Как оказалось, у Мешко произошли перемены в личной жизни. Три года назад скончалась от болезни вторая жена Мешко, дочь чешского князя. Дубравка была красива, но не отличалась крепким здоровьем. Третьей женой Мешко стала Ода, дочь маркграфа Дитриха фон Хельдеслебен. Свадьба состоялась в Гнёзно два месяца тому назад. Мешко ныне исполнилось пятьдесят восемь лет, Оде было всего восемнадцать.
Рядом с грузным и растолстевшим Мешко хрупкая и стройная Ода смотрелась как распустившийся цветок на фоне горы. У Оды были светло-голубые глаза, тонкие правильные черты лица, белокурые волосы. Ода была белолица и темноброва, с красиво очерченными розовыми устами. Ода совершенно не говорила на славянском наречии, поэтому Мешко сразу же спровадил ее на женскую половину терема, едва закончился торжественный прием в тронном зале.
В тронном зале слуги живо накрыли столы для Блуда и его свиты.
Охочий до вина Мешко выпил с Блудом заздравную чашу в знак дружбы.
Когда-то Мешко был красив и статен, но обжорство и пьянство с годами сделали свое дело. Ныне от статной и мускулистой фигуры Мешко не осталось и следа, он растолстел и обрюзг, как его отец Земомысл в такие же годы. Впрочем, на лице у Мешко все так же играла задорная улыбка, а в его голубых с прищуром глазах, в каждой его морщинке по-прежнему сквозило приветливое добродушие.
Длинные светло-русые волосы Мешко заметно поседели, поседела и его жидкая бородка, и густые усы. Лишь в лохматых темных бровях Мешко не было ни единого седого волоска. У Мешко появилась заметная одышка, в нем стало заметно меньше ловкости и проворства в движениях.
Мешко был хорошо осведомлен о случившихся в Киеве событиях двухлетней давности, ему было ведомо, что в кровавой распре между сыновьями покойного Святослава Игоревича верх взял Владимир, рожденный рабыней. Ярополк поплатился жизнью, а все его сторонники бежали из Киева кто куда.
Об этом и зашел разговор за столом между Мешко и Блудом.
– У тебя нашел пристанище Вифиль, бывший дружинник Ярополка, – молвил Блуд, стараясь не смотреть Мешко в глаза. – Этот Вифиль очень сильно досадил князю Владимиру. У него на руках кровь Малуши, матери Владимира. Вот Владимир и прислал меня сюда с требованием к тебе, княже…
Блуд невольно запнулся, встретившись взглядом с Мешко.
– С каким требованием? – спросил Мешко, жуя разваренный свиной хрящ.
– Владимир требует выдачи Вифиля, княже, – ответил Блуд. – Он хочет свести счеты с Вифилем по праву кровной мести.
Мешко перестал жевать и нахмурился, в его глазах промелькнули удивление и тень недовольства. Взяв со стола тряпку, Мешко принялся вытирать ею свои толстые жирные пальцы.
Блуд напряженно ждал дальнейшей реакции Мешко. Он вертел в руке чашу с недопитым вином, не поднося ее к губам.
– Сколько лет князю Владимиру? – поинтересовался Мешко, взглянув на Блуда.
– Семнадцать, княже, – сказал Блуд.
– Стало быть, юнец Владимир смеет выставлять мне требование, – с хмурым выражением на лице обронил Мешко. – Владимиру нужна голова Вифиля, на котором кровь его матери. При этом Владимир ссылается на право кровной мести. – Мешко швырнул тряпку обратно на стол. – Токмо Владимир не учел того, что я ему далеко не ровня. Я – христианин, а не язычник, как Владимир. Языческое право кровной мести меня более не касается. Я живу по христианским обычаям, которые запрещают кровную месть.
Блуд с пониманием закивал, всем своим видом показывая польскому князю, мол, он всего лишь посол и выполняет волю Владимира.
– Вифиль отменный воин, он уже доказал мне это, – продолжил Мешко. – Вифиль преданно мне служит, с какой стати я должен пожертвовать им? К тому же Вифиль пришел ко мне не один, а с двадцатью другими варягами. Ежели я выдам Вифиля Владимиру, то и эти воины меня покинут. А я не хочу их потерять! Врагов у меня хватает, поэтому опытные и смелые ратники мне всегда нужны.
– Вобщем-то, меня прислал сюда Добрыня, Владимиров дядя, – проговорил Блуд, доверительно понизив голос и глядя в глаза Мешко. – Владимир лишь сидит на княжеском троне, а всеми делами заправляет Добрыня. Без Добрыни Владимир и не добился бы высокого стола киевского. Если откровенно, княже, Добрыня мне самому как кость в горле. Добрыня всюду сует свой нос, помыкает Владимиром и его ближними боярами, ни с чьим мнением не считается. Не было бы Добрыни, и не стал бы Владимир требовать у тебя, княже, выдачи Вифиля.
– Вот оно что… – протянул Мешко, потирая свой мясистый нос. – Выходит, князь Владимир не своим умом живет, а ходит на поводу у своего дяди. Что за человек этот Добрыня?
– Роду-племени он не знатного, – заговорил Блуд, счищая ножом кожуру с яблока. – Святослав Игоревич приблизил Добрыню к себе, когда сделал его сестру Малушу своей наложницей. Добрыня опекает Владимира с самого его рождения. Когда Владимир поехал в Новгород на княжение, то и Добрыня отправился вместе с ним, на то была воля Святослава Игоревича. После убийства Ярополком брата Олега Добрыня и Владимир бежали из Новгорода к варягам за море. Собрав войско из варягов, Добрыня с племянником вернулись в Новгород и объявили войну Ярополку. Дальнейшее ты знаешь, князь.
– Каков воитель из Добрыни? – поинтересовался Мешко. – Я слышал, он примучил древлян, разбил ятвягов.
– Да, воевать Добрыня умеет, – кивнул Блуд, – но до Святослава Игоревича ему далеко.
– Ну, такие-то воители, как Святослав, и рождаются раз в сто лет! – усмехнулся Мешко. – А есть ли склонность к ратным подвигам у князя Владимира?
– Нет и в помине, княже! – отозвался Блуд с презрительной миной на лице. – Владимиром владеет одна-единственная склонность – это непомерное сластолюбие. У него уже три жены, не считая наложниц. Владимир и вдову Ярополка тоже затащил к себе в постель.
– Тогда этот мальчишка мне не опасен, – ухмыльнулся Мешко, ласково потрепав по плечу сидящего рядом с ним четырнадцатилетнего сына Болеслава. – Гляди, Блуд, как вымахал мой наследник!
Лицом Болеслав был очень похож на отца, у него был такой же крупный орлиный нос, такие же широкие скулы, такой же высокий лоб и массивный подбородок. Волосы у Болеслава были гораздо темнее, зато густые брови заметно светлее, чем у отца. Ростом Болеслав уже сравнялся с отцом, а его могучий торс и мускулистые руки говорили о недюжинной физической силе.
– Я всегда говорил тебе, князь, что твой сын вырастет богатырем, – сказал Блуд. – Я помню, как Болеслав в девять лет сгибал и закручивал в кольцо толстые гвозди. В нем видна твоя порода, княже.
– Да, в роду у Пястов силачей всегда хватало, – горделиво заметил Мешко. Он взъерошил волосы на голове у сына и спросил у него: – Какой же ответ мы дадим князю Владимиру, сынок? Отдадим ли ему Вифиля, а?
Болеслав взглянул на отца своими небесно-голубыми глазами и без колебаний ответил:
– Ни в коем случае, отец. А ежели князь Владимир пойдет на тебя войной, то я вызову его на поединок и убью. Проткну Владимира копьем, как кабана!
Болеслав схватил со стола узкий кинжал и с силой вонзил его в зажаренную тушку молочного поросенка, лежавшую на узком серебряном блюде. Польские вельможи, сидящие на другом конце стола, дружно засмеялись, увидев пылкий жест Болеслава.
– Он у меня удалец хоть куда! – Мешко с довольным видом кивнул Блуду на сына. – На кабана выходит один на один и не боится. Любым оружием владеет не хуже моих дружинников, а удар кулака у него знаешь какой! Ого-го! Как думаешь, выстоит князь Владимир в поединке против моего сына? – Мешко посмотрел на Блуда с хитринкой в своих прищуренных глазах.
– Думаю, князю Владимиру не по силам тягаться с Болеславом, – не покривив душой, ответил Блуд.
– Стало быть, мой ответ князю Владимиру и его дяде будет таков, – сказал Мешко, отхлебнув из кубка душистого ячменного пива. – Передо мной Вифиль чист, а его прошлые грехи меня не касаются. Языческих обычаев я не придерживаюсь, ибо верую в Христа и Деву Марию. Пусть Владимир и Добрыня знают, что Вифиль находится под моей защитой, а посему они не получат его ни живого ни мертвого.