Менька

© Галина Аляева, Красногорск, 2015

© «Союз писателей», Новокузнецк, 2015

* * *

И так каждый из нас за себя даст отчёт Богу.

Новый Завет Господа Нашего Иисуса Христа

Послание к римлянам Святого Апостола Павла (14.12)

Глава 1. Дочь и мать

Надя ждала маму с минуты на минуту. Она всегда приходила в это время. Знакомый щелчок замка… и Надя выбежала в коридор.

– У меня была контрольная по геометрии…

– Познакомься – Сергей Николаевич. Мы вместе работаем, – мама, как показалось Наде, заискивающе-испуганно смотрела на стоящего рядом с ней незнакомца. – Моя дочь – Надежда, – представила она. Он невнятно поздоровался.

Голос незнакомца и он сам Надежде не понравились, было в нём что-то отталкивающее и пугающее.

– Сергей, раздевайся и проходи, налево. Там кухня.

Надя осталась стоять в коридоре. Она слышала приглушённые голоса, звон тарелок, гудение крана, он всегда какое-то время шумел, и не знала, что делать: вернуться в свою комнату, у неё завтра контрольная по физике, или пойти и помочь маме. Обычно вечерами они вместе готовили ужин и делились новостями прошедшего дня. Но как вести себя сейчас? Незнакомые мужчины в доме бывали не часто. Надя помнила о двух. Один оказался дальним родственником, другой – мужем маминой школьной подруги.

– Надя, ты купила хлеб? – мама вышла в коридор. – Ты что здесь стоишь?

Надя, сделав несколько больших шагов, скрылась в своей комнате. Мама последовала за ней, и Надя, успевшая взять в руки учебник, почувствовала, как нежные, до каждой клеточки знакомые руки обнимают её. Она попыталась отстраниться, но мама не отпустила.

– Что случилось? – мать внимательно посмотрела на дочь, затем, приподнявшись на цыпочки (Надя выше почти на голову), поцеловала в щёку – раз… и ещё раз.

Ростом Надя вымахала в отца и характером часто напоминала Людмиле Алексеевне бывшего мужа. Всё остальное передалось от матери. Низкий лоб, чуть заметно выступающие скулы, светло-карие глаза и русые с каштановым отливом непослушные волосы, водопадом спадающие с плеч. И как бы Надя ни старалась их зачесать, пригладить, туго связать или спрятать в замысловатой причёске, они жили сами по себе. Людмиле Алексеевне удавалось справиться со своей копной, убирала в объёмный пучок, придающий женственность и аристократичность, Надя ещё не решила, что больше к лицу, и часто экспериментировала.

Надю нельзя назвать красавицей: немного курносый нос, тонковатые, какие-то бесформенные губы, не подходили под общепринятую мерку красоты. Но давнее смешение кровей, по семейному преданию прапрадед привёз «необыкновенной красоты» жёнушку из далёкой Турции, любил её страстно и лелеял так, что «завидовала вся округа», придало образу девочки какое-то азиатское томное очарование. Уже сейчас Надя чувствовала, а спустя несколько лет знала: она нравится мужчинам. Незначительное усилие, раскованно-милая улыбка – и очередной скромно-страстный или навязчиво-пошлый поклонник, как иногда говорят, – в кармане.

– Кто это? – Надя вырвалась из материнских объятий.

– Кто? – Людмила Алексеевна подошла к окну. Во дворе всё знающие бабули-соседки что-то горячо обсуждали.

«Меня!» – решила она.

Сказать им – кто он, она смогла бы. А как объяснить почти взрослой, но ещё неопытной и ранимой дочери, что творится в душе? Сказать, что уже тридцать семь, пройдёт немного времени – дочь влюбится, выйдет замуж, родит дочь или сына. Она же будет стареть и превращаться в бабулю-соседку, так и не познав в полной мере «бабьего счастья».

Все говорят – «бабье счастье». Какое оно, «бабье счастье»?! Любовь без оглядки, страстные ночи, тёплые отношения? Ответа нет, а познать так хочется…

Как сказать дочери, что Сергей сделал ей предложение?! Он любит её, любит ли она его? Наверно, любит. Хочет стать его женой и «доживать с ним век»? Возможно. Или пытается обмануть и его, и себя. Одни догадки и предположения.

Так хочется познать это «бабье счастье»!

– Мы вместе работаем. Главным инженером к нам назначили… Недавно… Ты сказала, контрольная была?

– Да! Я быстро решила, только один пример сложный, остальное – ерунда. Даже успела задачку из другого варианта сделать. Меня Ольга Калинина попросила, она, как всегда, ничего не знает. После уроков было комсомольское собрание. Представляешь, Димка опять…

Людмила Алексеевна прервала её:

– Надя, давай потом расскажешь. Неудобно. У нас гости. Уроки сделала?

– Почти. Историю осталось почитать. Я пойду гулять.

– Кушать когда будешь?

– Пока не хочу. Можно я гулять пойду?

– Хорошо. Не долго.

Надя схватила джинсы, свитер и пошла в ванную комнату. Быстрые и решительные движения дочери вновь напомнили Людмиле Алексеевне Виктора, отца Надежды. Он тоже делал всё быстро, словно спешил жить.

Вскоре она услышала:

– Мам, я ушла!

* * *

Людмила Алексеевна присела на диван и задумалась. Что делать? Больше десяти лет её семья – дочь. Пусть и урезанная, но семья, со своими традициями, правилами. Придётся многое ломать, перестраивать. Она сможет. А дочь?

– Что грустишь? – Сергей присел рядом с Людмилой. – Ты сказала? Поэтому она ушла?

– Нет. Она пошла гулять.

– Опять промолчала.

Сергей с удовольствием откинулся на спинку дивана. Ему понравилось в доме Людмилы. Пусть и скромно, но чисто, уютно. Думается, Людмила неплохая хозяйка. Это хорошо. Он во всём любит порядок, и дочь у неё хорошенькая…

– Она похожа на тебя. Только моложе, – он притянул Людмилу к себе и начал её ласкать. Людмила вырвалась.

– Это комната дочери.

– И что это меняет? – он вновь потянул к себе Людмилу. Она встала и отошла к окну.

– Это комната дочери, – повторила она и внимательно посмотрела на Сергея. – Ты разве не понимаешь?

– Ладно. Понял. Здесь ни-ни. А где можно?

– Пока нигде.

– Вот тебе и на! Ну ладно. Нет так нет. Кормить меня тут собираются?! Пришёл, можно сказать, домой, а меня ни кормят, ни поят, – он по-хозяйски осмотрелся. – Маловато, конечно. Так. Если диван подвинуть к окну, стол передвинуть вплотную к нему?.. Так. Ещё одна кровать вполне может войти, – он лукаво смотрел на непонимающую Людмилу. – Ты что думала? Замуж тебя просто так зову? Ты ещё сына должна родить. Дочь есть, сына нет. Полное безобразие! А ты всё откладываешь и откладываешь подачу заявления, – он говорил задушевно и улыбался по-семейному. – Смотри, девушка, передумаю, такие мужики, как я, на дороге не валяются.

Людмила порывисто выдохнула: «Серёжа?!» – и беспомощно уткнулась ему в грудь. Он не услышал, почувствовал: плачет.

* * *

Людмила Алексеевна и Сергей Николаевич познакомились банально, на работе. Она работала в дорожно-строительной организации – экономистом, он в техническом отделе управления. Она слышала: в управе работает неженатый Ковалёв, – но встречаться или разговаривать по телефону не приходилось, направления в работе разные.

Два года назад её начальник Иван Семёнович неожиданно для себя и окружающих, и главное, не вовремя – полугодовой отчёт и половина сотрудников в отпуске, – попал в больницу. Пришлось Людмиле Алексеевне составлять отчёт и ехать в управление.

Встретили её доброжелательно, быстро проверили документы, нашли несостыковки со своими цифрами. Когда она стала собираться домой, проверяющая спросила:

– Сегодня не будете сдавать?

– Там же ошибки? – удивилась Людмила Алексеевна.

– Ошибки? – в свою очередь удивилась проверяющая. – Видели бы вы отчёты других. Исправляйте и сдавайте. Что зря туда-сюда мотаться. Идите на второй этаж, в двадцать четвёртый кабинет. Там все в отпусках, один начальник на месте.

Людмила Алексеевна, найдя нужную вывеску «24. Технический отдел», робко постучала и заглянула в кабинет.

Средних лет брюнет и молодая, не больше тридцати, симпатичная крашеная блондинка пили чай и оживлённо беседовали.

Людмила Алексеевна поздоровалась и, не дожидаясь ответа, неуверенно спросила:

– Простите. Можно у вас отчёт исправить?

– С какого предприятия? – недовольно поинтересовалась симпатичная крашеная блондинка.

– ДРСУ-4.

– Четвёртая форма когда будет? – ещё с большим раздражением спросила блондинка.

– Мы сдали. Ой! Не знаю, – совсем растерялась Людмила Алексеевна.

– Она экономист, – вмешался в разговор брюнет. – Правильно я говорю? – он обратился к Людмиле Алексеевне, та закивала головой. – Четвёрку сдаёт главный механик. Проходите, – предложил он Людмиле Алексеевне, – выбирайте любой стол и работайте.

Блондинка поджала губки, отставила чашку и сказала:

– Главный механик. Экономист. Какая разница, одно же предприятие?!

– Не скажите, Женечка. Предприятие одно, но работа разная. Это как… – он задумался, блондинка с улыбкой на губах ждала продолжения. – Как гайка и болтик.

Блондинка хихикнула:

– Всё вы, Сергей Николаевич, про гайку и болтик. Гайка это гайка, а болт он и есть болт.

– Это, Женечка, с какой стороны посмотреть.

– Смотри, не смотри, всё одно, – резюмировала блондинка и предложила: – Пойдёмте лучше отравимся.

Он в нерешительности задумался. Посмотрел на Людмилу Алексеевну, она этого не видела, и сказал:

– Пожалуй, нет. Я сегодня только и делаю, что курю да чай пью. Пора и делом заняться.

Блондинка ядовито улыбнулась, косо взглянула на Людмилу Алексеевну и, виляя бёдрами, покинула кабинет.

Людмила Алексеевна разложила документы. Ошибка действительно была незначительной, но сосредоточиться мешал брюнет. Она чувствовала: её рассматривают.

Когда она всё же быстро исподлобья посмотрела на него, то сию же минуту услышала:

– Как вас зовут?

Она представилась. Он назвал своё имя и предложил:

– Не желаете чайку? Сегодня вы точно не обедали.

Людмила Алексеевна отказалась.

– Моё дело предложить, ваше дело решать, – неопределённо сказал он, взял пачку сигарет со стола, покрутил в руках, она подглядывала за ним из-под ресниц, посидел какое-то время и вышел.

Спустя несколько месяцев они встретились вновь.

На торжественном собрании, посвящённом юбилею ДРСУ-4. Пригласили много гостей, в их числе и он. Как потом оказалось, ему уже предложили должность главного инженера этого старейшего в области дорожно-строительного управления. Старейшим в области был и главный инженер предприятия. Пора на пенсию, когда тебе почти семьдесят. Это понимали все, лишь сам главный инженер не догадывался и заслуженный отдых откладывал и откладывал.

Людмила Алексеевна знакомого из управления узнала, как только он не спеша вошёл в актовый зал. Пока шло торжество, как и полагалось, он сидел в президиуме, рассмотрела его. Невысокий, молодящийся, можно дать и тридцать пять лет, и сорок, с размеренными движениями. От него исходило спокойствие и внутренняя сила, так ей тогда показалось. Лишь потом поняла: это не спокойствие и внутренняя сила, а безразличие к чужим проблемам и заботам, умелое лавирование в суетливом мире, где есть он и не более того. Осознание этого придёт, но не скоро. Пока же он понравился ей, и когда он, улыбаясь, помахал рукой, как старой знакомой, она зарделась и неуверенно ответила улыбкой и кивком головы.

Служебный роман развивался медленно и путано. То Людмила Алексеевна с радостью принимала ухаживания поклонника, то сторонилась при встрече и пугливо пробегала мимо.

Она боялась перемен и страстно жаждала.

За плечами Сергея Николаевича два кратковременных брака, с десяток продолжительных романов и любовных интрижек. Сколько? Он не считал. Женщин любил всегда и разных, поэтому умением добиваться своего обладал в полной мере. Правда, с возрастом стал чаще обращать внимание на молоденьких девушек. Но одно дело любоваться юностью и завидовать спутникам, идущим рядом, другое дело решиться на роман с женщиной в два раза моложе себя.

Людмила понравилась не сразу. Не подходила под видения «женщина для него».

«Старовата, закомплексована», – думал он, но потом, распознав её телесную неистраченность и душевную молодость, увлёкся. Когда же Людмила Алексеевна сдалась под настырными ухаживаниями и побывала у него дома, влюбился: не каждая молодая обладала таким гибким телом и шелковистой кожей.

Жениться. Не жениться. Такой вопрос не стоял. Зачем жениться, если есть всё и так. Но со старинным другом случился обширный инфаркт. Реанимация, ночные дежурства. Рядом жена заботливая, внимательная. Вот тогда Сергей Николаевич впервые и задумался: кто будет рядом, если, не дай Бог, случится беда. Страх заставил задуматься и оглядеться вокруг. Людмила на роль заботливой сиделки, причём пригодной и для других утех, подходила больше других.

* * *

Разговор с дочерью Людмила Алексеевна всё откладывала и откладывала. Сергей настаивал и почти требовал:

– Я, конечно, всё понимаю, но сколько можно? Понятно, когда мужик не хочет жениться, тут наоборот. Подумай. Вдруг мне надоест ждать. Не пугаю. Просто люблю тебя и хочу каждый день просыпаться в одной постели с любимой женщиной. Подумай. Сколько нам ещё осталось? Обещай, сегодня же переговоришь с дочерью.

В субботу Людмила Алексеевна встала пораньше, за окном зимне-весеннее снежно-дождливое утро. Неумытое после длительного отпуска солнышко выглянуло и быстро спряталось за кудрявые облака досыпать… или наводить красоту, чтобы вскорости предстать перед заждавшейся природой во всю неуёмную весеннюю мощь.

Тихий провинциальный городок, как и солнышко, не спешил просыпаться. Людмила Алексеевна любила свой город. Когда-то она безутешно плакала, узнав, что муж распределился в заштатный населённый пункт, а так хотелось остаться в Москве. Но тяжело сойдя с поезда (ждала ребёнка), вдохнула неопределённых ароматов воздух, окинула взглядом привокзальные строения в липовом убранстве и поняла: городок станет родным. Так и случилось. Доброжелательный, несуетливый и по-деревенски вежливый, где каждый житель хотя бы кивком поприветствует тебя, гостеприимно принял молодых специалистов в семью и стал домом, где жить легко и уютно.

Людмила выпила кофе, приготовила завтрак и стала ждать пробуждения дочери.

Непричёсанная, в старой короткой ночной рубашке Надя ворвалась на кухню:

– Чем так здорово пахнет? Ватрушки?! Ура, вкуснятина!

Дом наполнился шумом, смехом, плеском воды.

Геркулесовая каша съедена с мученической гримасой. Когда в руках оказалась ватрушка, Надя повеселела и, запивая «вкуснятину» молоком, стала рассказывать школьные новости. Мама вчера пришла поздно, почему-то всё чаще задерживаясь на работе, и Надя не успела рассказать: Димка Полянов пробрался в учительскую…

Людмила Алексеевна, поглощённая своими переживаниями, дочь почти не слушала.

– Надя, мне нужно поговорить с тобой, – выдавила она и не услышала своего голоса.

Надя продолжала рассказывать:

– Его застал учитель физкультуры. Представляешь. Димка обалдел. Теперь ему грозит отчисление…

Тогда Людмила Алексеевна вытолкнула из себя с силой:

– Надежда, мне нужно поговорить с тобой.

– Мам, ты чего, – Надя смотрела на мать. – Ты чего так кричишь?

– Говорю: мне нужно поговорить с тобой, а ты всё болтаешь и болтаешь, не даёшь слово вставить.

Надя опешила, мама никогда так не разговаривала, она последнее время стала другой.

– Помнишь, к нам приходил Сергей Николаевич?

Надя не ответила, выдохнула: «Да!»

– Я выхожу за него замуж.

– Замуж? Ты же старая!

Людмила Алексеевна ожидала любых слов, только не этих.

– Старая?! Значит, считаешь – я старая?! И у меня всё в прошлом? Значит, ты считаешь, я не имею права на личную жизнь? Всё только для тебя. Для меня ничего! – она выкрикивала постоянно задаваемые себе вопросы. У неё не было ответа, но появилась надежда, что кто-то ответит и освободит от сомнений.

Резкие, болезненные выкрики испугали Надю, она не готова отвечать на простые, но пока непонятные для неё вопросы.

– Нет, мама! Нет! Я не хотела тебя обидеть. Ты не так поняла. Ты не старая. Молодая. Самая молодая, – она заплакала, обхватив руками мать за талию. Людмила Алексеевна с самого начала стояла, опираясь на разделочный стол, кухонька такая маленькая, что Надя протянула руки и мама оказалась в объятиях. – Молодая! Самая красивая! Самая лучшая!

– Что ты?! Что ты?! – Людмила Алексеевна гладила и целовала непослушные волосы, лоб, щёки плачущей дочери.

«Что я делаю? Зачем, зачем всё это? Она ребёнок, а я?! – горько подумала Людмила Алексеевна, и пришло успокоение: – Нужно решать самой! Она моя дочь! Она любит меня и всё поймёт!»

Надя перестала плакать, и Людмила Алексеевна начала разговор издалека: она была чуть старше дочери, когда встретила Виктора, полюбила, родила дочь. Они были счастливы, но однажды он сказал: «Я больше не люблю тебя и не хочу жить с тобой под одной крышей». Как принять и согласиться с предательством? Тогда, да и сейчас ничего не изменилось, слова любимого человека – страшная черта, за которую, как ей казалось, переступать нельзя. «Что? Что ты сказал? Я не расслышала…» – «У меня есть другая женщина. И давай без истерик. Не ты первая, не ты последняя». «Как же дочь?» – она попыталась уцепиться за соломинку. «Когда вырастет, поймёт и простит. Без любви жить нельзя», – сказал он, собрал вещи и ушёл. Последний раз виделись во время развода. Общие знакомые рассказали: уехал в другой город, там у него семья, растёт сын.

Они говорили долго, впервые не как мама и дочь, как две взрослые, одна умудрённая опытом, другая только-только приоткрывшая створки сложного недетского мира женщины.

Получилось ли у Людмилы Алексеевны доказать дочери: она достойна личной жизни, она любит её больше Сергея, он хороший человек, и ничего в их семье с его приходом не изменится? Ей показалось – да.

Надя утвердительно кивала головой и отвечала: «Да, конечно. Я всё поняла. Ничего не изменится. Ты любишь меня больше него», – но в душе зародилась и за разговор окрепла обида, подпитываемая эгоизмом: мама променяла её на чужого человека, как когда-то папа. Вдобавок ко всему ей не нравится Сергей Николаевич. Смотрит он на неё как-то не так…