Призрак-40-2242. Литературный сборник

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ, в которой Воронов впадает в раздумье о правильности выбора, начинаются суровые будни, Рогова ранит стрела Амура, но Черт толкнул под руку и стрела пролетела мимо. Тяжелый разговор

В школе почти ничего не изменилось за время отсутствия. Так же стояли якоря у входа, чуть поодаль стояла на кильблоках высохшая шлюпка, а у входа скучал курсант с повязкой дежурного по училищу. Часто встречались парни с одним шевроном на рукаве – первокурсники, в новеньких, ещё необмятых форменках.

– Ну – ну… – хмыкнул Вася.

Он поднялся на третий этаж, с удовольствием читая таблички: «судоводительское отделение», «судомеханическое…». Он открыл дверь. У препарированного дизеля стояла знакомая фигура и, заглядывая в толстую книгу, что – то шептала.

– Коля! Воронов! – вскрикнул Вася. – Не отчислили?

– Привет, Вася, – сказал Николай так, словно вчера расстались. – Изучаю вот…

– Ещё изучишь, – сказал Вася. – Рассказывай.

– Да что рассказывать, – смутился Коля. – Уже настроился уголь в топки «Бухары» бросать… Думал год – два отхожу и прощай флот. А в кадрах пароходства приказали в училище вернуться. Вот вернулся. Говорят – Моисей подсуетился…

– Ну и правильно! – с жаром сказал Вася. – А наших много вернулось?

– Почти все. Городские завтра появятся. Вечером увидишь. Кто в город подался, кто в кино… Пока гуляй. Служба завтра начнется. На нас даже не готовят ничего. Камбуз закрыт.

– Пойдем, сходим куда – нибудь, я кучу денег получил. Мамане было оставил, а она мне половину тайком в чемодан сунула.

– Где же ты подзаработал?

– Помог деревенским коллегам дизель установить и запустить, вот начальство и отвалило… Пошли…

– Нет, Вася, спасибо, конечно, но я ещё позанимаюсь.

– Да брось ты этот дизель. Ещё каждую деталь во сне называть будешь.

– Я вот что думаю, – Воронов закрыл книгу, – а не свалял ли я большую глупость?..

– Не понял.

– Да что тут понимать… Я же как думал – год проучусь в ШМОньке, получу специальность и буду работать. А сейчас столько лет париться…

– Ты женат, Коля?

– Не сподобился. Бог миловал от такого счастья, – мрачно сказал Воронов.

– Нет, я понимаю. Жена, дети по лавкам скачут… Тог – да – да. А если ты свободен, то получи нормальную специальность, а потом уже думай о личной жизни. Да и образование… Тебе же не в мешке свои знания носить, не надорвешься. А там, кто знает, может за эти годы Моисей сделает из тебя великого музыканта, и тогда мы будем гордиться тем, что учились с тобой в одной роте.

– Скажешь тоже, – усмехнулся Коля. – Я, почему пошел на трубе дудеть в Дом культуры?..

– Наверное, музыка потянула.

Воронов усмехнулся.

– Все – таки, какой ты еще мальчик, Вася… Кто в оркестре играл, тому отпуск летом давали. Какая музыка, скажешь тоже… Это когда стало получаться, тогда да – стало интересно. Так опять же, мы с концертами всего несколько раз выступали, а все больше жмуриков провожали. Какая же это музыка… Ду… ду… ду – ду… Тарелками – бац! Тьфу! А Моисей, конечно, человек, слов нет – голова. Если бы не он, я бы завязал навсегда с этой трубой. Скажу по секрету – только не болтай – мы тихонько музыку из кинофильма «Серенада солнечной долины» разучивали. Классная музыка. Ты кино видел?

– Нет.

– Жаль. Ты не обижайся. Еще наговоримся… Я бы позанимался…

– Раз так, конечно, – сказал Вася огорченно. – Пока.

– Ага, – сказал Воронов.

– Здравствуйте, товарищи курсанты! – сказал Юрий Федорович.

– Здравия желаем, товарищ начальник училища! – громыхнуло на плацу.

Юрий Федорович с удовольствием оглядел училище, что выстроилось поротно четкими квадратами. И тут он разразился речью. Синонимы, метафоры, глаголы и деепричастия так и перли из начальника училища. Увлекшись, он вставил в свою речь пару слов без падежей, что вызвало в строю сдавленный смешок.

Смысл его выступления сводился к тому, что теперь он будет драть всех подряд (Моисей толкнул секретаря – Лену локтем и прошептал: «Приготовьтесь, родная». «Я всегда готова», – так же тихо ответила Лена и хихикнула) за нарушение дисциплины, что они попали в серьезное учебное заведение, и, что, если кто вздумал богодулить и получить диплом за красивые глаза, то – банан! Не поможет ни оркестр – взгляд в сторону Моисея, – ни спорт, ни какая другая херня. Единственным критерием, по которым будет оцениваться курсант, это, во – первых, учеба, а, во – вторых, дисциплина.

– Надеюсь, что всем понятно!

Строй озадачено промолчал.

– Вот и ладно, – мирно закончил речь начальник. – Вольно! Разойдись на занятия!

В Приморье осень приходит по – разному. Например, если в поселках и городах побережья ещё тепло, то в Чугуевке или какой‑нибудь Самарке, хоть кожушок одевай. На земле заморозки, в воздухе не бодрящая прохлада, а прямо – таки морозец. Оно хотя и не шибко, но после тридцатиградусной жары нулевая температура всё равно, что из жаркой бани – в снег. Вроде бы и полезно, но лучше не надо.

Август – Сентябрь во Владивостоке – золотое время. Кажется, что до осени, как до Луны, но в октябре начинается листопад, деревья становятся прозрачнее и наползает плотный туман. В парках и скверах шуршит под ногами листва, а воздух напоен легкой грустью по ушедшему лету, может разбитой любви или безответной… И всё как бы замирает в ожидании зимы, пронизывающего колючего ветра, а то и снега по колено. Редко, но бывает.

И ожидание… Чего? А кто его знает… Перемен в жизни – хотя какие перемены у курсанта – выигрыша в лотерею… Словом, чего – то необычного, что ещё не произошло, но обязательно должно произойти, потому что, как же… Обязательно! И тогда… А что? А кто его знает?.. Но будет замечательно, неожиданно, хорошо. Нет, правда? А как же!..

К судовым механикам пришел новый замполит. Был он молод. Высокого роста и лицом похож на артиста Тимошенко, сейчас почти забытого, а в то время на пике популярности, выступавшего под именем Тарапунька. На форменной тужурке недавно полученный университетский значок. Видать, холостяк, потому что новенькая форма имела какой – то неряшливый вид. Казалось, что как получил её парень со склада, так и неудосужился пройти утюгом по брюкам и пиджаку.

– Взвод, встать! – сказал Петя Мартынов из бывших мотористов, и не успел он доложить по всей форме, как замполит смущенно махнул рукой.

– Садитесь, товарищи. Я, знаете ли… Словом, вы у меня первые… И, полагаю, наши симпатии будут обоюдными. Так, тема нашей беседы, товарищи курсанты, основы философии вообще и марксистко – ленинской в частности. Но сначала давайте познакомимся. Меня зовут Аркадий Ильич Иванов.

– А какой Иванов? – спросил Мартынов.

– Не понял… – брови замполита метнулись вверх.

– Последний Иванов, что служил на Тихом океане, имел номер тринадцатый. Вот я и спрашиваю: а вы, какой?

– Вы имеете в виду… Как ваша фамилия, курсант?

– Мартынов.

– А-а, это вы стреляли в поэта Лермонтова?

– Очень дальний родственник.

– Так вот, курсант Мартынов… Очень рекомендую не афишировать свои знания истории белого офицерства. Вредно для здоровья. А приписывать себе родство – пусть дальнее – с белогвардейским офицером, это даже не шик, не геройство, не исключительность личности, это глупость с непредсказуемыми последствиями. Вы поняли меня, курсант Мартынов?

Судя по лицу, Петя понял всё и мгновенно.

– Кто ваши родители, Мартынов?

– Мать – фельдшер в больнице, а отец на заводе работает, слесарь.

– Вот этой версии и держитесь, я понятно излагаю?

– Так точно.

– Садитесь. И прежде чем что – то сказать – подумайте. Ваше счастье, что я сам – недавний студент…

– Эх ты… Контра недобитая… – шепнул Сорокин. – Нашел о чем языком молоть…

– Пошутить хотел, – шепнул Петя.

– Пошутил?.. – сказал Валерка. – Хорошо, если никуда не капнет…

– Наговорились? – терпеливо спросил Аркадий Ильич. – Я‑то не капну, как вы говорите, курсант. Смотрите, как бы свои не заложили… Итак, продолжим. Изучать предмет мы начнем с «Философских тетрадей» В. И. Ленина. Запишите список литературы. И хочу предупредить, товарищи курсанты, ни один зачет, ни один экзамен по общественным дисциплинам я не буду принимать без конспектов.

Список оказался внушительным.

– И это все прочитать? – изумился Воронов.

– И законспектировать. Но это не значит – переписать ту или иную работу. А кратко изложить её основную мысль

– Ни фига себе… – вздохнул Воронов.

Сорокин изо всех сил тянул руку. Закончив с Мартыновым, и очень довольный собой – поставил – таки курсанта на место – он оглядел аудиторию, заметив руку Сорокина.

– Что у вас, курсант? – спросил он недовольно.

– Курсант Сорокин, – поднялся Валера.

– Слушаю вас.

– Аркадий Ильич, а вы в бога верите? Бог есть или нет…

– Вообще – то я – агностик.

– Объяснил, – шепнул Коля Рогову.

– Нам марксистам – ленинцам не пристало верить в бредни, что распространяют служители церкви. Религия – опиум для народа и она является идеологическим инструментом, с помощью которого царизм управлял народом. Слава Богу, мы с вами живем в социалистическом государстве, где поповщина, церковь никакого отношения к государству не имеют, отделены от него, а мы с вами, вместо Закона божьего изучаем основы марксистко – ленинской философии, которая напрочь отметает попов и иже с ними. Курсант, я не понимаю, чему вы улыбаетесь… Ваша фамилия?

– Воронов, – поднялся Коля.

– Что я сказал смешного?

– Да ничего, – мрачно сказал Воронов. – Настроение хорошее, а вы – извините – на Тарапуньку похожи.

– А-а… – улыбнулся замполит. – Мне все это говорят. Садитесь, Воронов.

На следующей «паре» пришел Менинзон, мрачный, как курсантская жизнь.

– Допрыгались? – спросил он с порога. – Садитесь. Ученье – свет, – злобно сказал он, – а неученых – тьма. И что мне с вами делать?

Ответом было ожидающее молчание.

– Вот и я не знаю…

– Чего это он разошелся? – тихо спросил Рогов Колю.

– Ты у меня спрашиваешь?.. Не знаю…

– Третий стол – разговорчики! Ладно, черт с вами! Доставайте самую толстую тетрадь и пишите название курса: «Детали машин». Перевернули страничку. Написали – «Введение», а ниже пишем: «Машины в зависимости от сложности и габаритов разделяются на некоторое число сборочных единиц – в скобках узлов и деталей. – Написали? – Деталь – изделие, изготовленное из однородного по наименованию и марке материала…». И пошло, и поехало… Два часа курсанты пыхтели, не разгибаясь, записывая за преподавателем.

– Ой, зачем я на свет народился, ох, зачем меня мать родила?.. – сказал Воронов после занятий. – Это же…

– Так это только начало, то ли еще будет, – Вася тряхнул рукой.

– Вот тут и подумаешь… – тоскливо заметил Воронов, – а не свалял ли я дурака …

– Вопрос не в тему, – сказал Вася.

Воронов промолчал.

Когда утихли первые радости по поводу перехода школы рядового состава в среднее мореходное училище, то многие курсанты задумались. Ну – да, оно, конечно, здорово, но планы намечались совсем другие, а тут снова за парту, и ещё неизвестно закончишь ты это училище или нет… Начальник на построении не на шутку разошелся. И он по – своему прав. Но сомнения терзали второй курс. Дома ожидали, что сын через год самостоятельным человеком станет, а выходит ему трубить и трубить, как медному котелку. Наверное, приятно прийти на судно не матросом, не в машинное отделение рядовым, а штурманом или механиком. Легко сказать – сделать попробуй… Поддался общему унынию, царившему на курсе, и Коля Воронов. Да и в окружении молодежи он чувствовал себя неуютно. Двадцать четыре года, вроде как, и не возраст, чтобы думать о старости, пенсии, склерозе и обо всем, что сопровождает пожилых людей. Так это с одной стороны. А с другой – было бы куда комфортнее на душе, если бы не ушел Князь, например. Где он теперь?.. Гуляет, видать, по заграницам, пьет джюс, орандж, купается в бассейне, а вечерами ходит по заграничным бабам.

В это время, когда Воронов терзал себя, слегка завидуя другу, Князев стоял у борта своего судна и мрачно смотрел на порт Находка. Он тоже завидовал Воронку – новость о том, что его оставили в училище, каким – то путем достигла ушей Князя.

«И что я хотя бы на балалайке не играю, – тоскливо думал он, – везет же Ворону… Говорила мама – учись, так нет… А теперь – не слушал мамку, слушай склянку… Тут и к бабке не ходи, Моисей расшибется, но оставит его в училище. Играет Коля на трубе, что Луи Армстронг, заслушаешься. Эх – х…».

Князев сплюнул в темные воды бухты и отвернулся от панорамы порта. Да, он моряк, ходит в «загранку», виза открыта, зарплата не хилая, можно приодеться и сменить форму на гражданское платье, можно и в ресторан посидеть, но всё это мелочи. Придет Коля на коробку – четыре года пролетят, не заметишь – механик, отдельная каюта, зарплата побольше, опять же, комсостав… От вахт, конечно, не отвертеться, так зато пришел в каюту и кум королю, сват министру. Хоть на голове стой. И тут мысль, сверкнувшая в мозгу, заставила его вздрогнуть.

– О, а что это я?.. – вслух сказал Князь. – У меня же десять классов… Ну – у, Коля, мы ещё посмотрим… Я же заочно могу ДВВИМУ окончить! Плавсостав, куда они денутся…

– Князь, ты с кем это разговариваешь? – спросил вахтенный матрос, что скучал у трапа.

– Сам с собой, – ответил Князев.

– Бывает, – согласился матрос. – Я, например, тихонько пою на вахте, когда нет никого. Говорят, что у меня голос, как у Лемешева. Ты бы в город сходил, так и шиза посетить может.

– Я в каюту, – сказал Князев, – придавлю ухо минут на шестьсот.

– Тоже дело. А я бы сходил, – мечтательно произнес матрос. – Возле якорей всегда телку снять можно. Да не вырваться, завтра уходим.

– Далеко – не знаешь?

– Штурмана говорили, что в Сидней, это в Австралии.

– Я в курсе, что Сидней в Австралии.

– Молоток, – матрос отошел к трапу, а Князев спустился в каюту.

Сидней, Гонконг, Порт – Саид, Бомбей – какая разница, в конце концов…

В классе самоподготовки находился один человек. Первокурсник из судомеханического. Сорокин, не обращая внимания на то, чем занимается курсант, уселся за стол, открыл тетрадь и погрузился в тайну логарифмической линейки. Кажется, все просто. Но два умножить на два выдавало верный результат – четыре, а вот 12,5 умножить на 3,4 – не получалось. То есть результат был, но, как говорится, ни в какие ворота, а уж тем более с ответом не сходился. Валера открыл руководство по линейке, внимательно прочел главу о действиях с десятичной дробью, попробовал опять, и снова вышло черте что.

– Нет, я её никогда не одолею, – огорченно сказал он вслух.

– Что – то не так? – спросил курсант.

– Ты что‑нибудь петришь в этом деле? – безнадежно спросил Валера и показал на линейку.

– А-а, это… Ну, не на уровне доктора математических наук, но получалось. Покажи, как ты делал?

– Смотри, – Валера задвигал движком, засопел и установил бегунок на конечный результат.

– Все понятно, – сказал курсант. – Ты не учитываешь разряды делений, а отсюда и ошибка. Толя, – протянул он руку.

– Валера.

– А теперь – смотри.

Работая с линейкой, Толя объяснял, что такое разряды делений, как считывается результат.

– При навыке в работе, можно получать значения до четвертой цифры. И не спеши. Сначала дробное число умножай на целое, потом простенькое, например: два и четыре на один и два. Потихоньку научишься. Все надо делать морамора, как говорят на Мадагаскаре.

– А что это означает? – спросил Валера.

– Тихо – тихо или потихоньку, – улыбнулся Толя. – Потихоньку от простого к сложному.

– М-да, – сказал Валера. – А ты где научился?

– У меня отец кандидат физико – математических наук.

– О, как, – сказал Валера. – Тебя – то чего в мореходку занесло?

– Удрал, – сказал Толя. – Отец хотел, чтобы я стал художником, а это свободная профессия, богема, там такая коньюктура…

– Так ты рисуешь?

– Художники пишут – маслом или акварелью. Сейчас – да. Замполит попросил изобразить, на свой вкус, что – то похожее на Айвазовского…

– А можно посмотреть?

– Это только эскиз, набросок. Я вообще‑то не люблю показывать наброски. Да ладно…

Сорокин подошел к «эскизу» и ахнул:

– Это ты нарисовал?

– Нравится?

– Я, конечно, мало в этом понимаю, но твой набросок… Елки – зеленые!.. Нет, Толя, твой отец прав – тебе не место в мореходке. Тебе надо в академию художеств.

– И ты туда же…

– Толя, я не из «шестерок». Да и чего мне перед салагой лысиной по паркету стучать… Но тебе скажу прямо, ты – гений!

– Да знаю я, – не смутился Толя. – Может, и приду я в академию, но хочется не с пустыми руками, а чтобы с десяток таких работ было, что – ух!

– Слушай, фамилию свою скажи.

– Зачем? Нет, ну, пожалуйста, Педан.

– Запомню.

Толя усмехнулся.

– Ты извини, Валера, мне ещё над композицией поработать надо. Фигура вот этого моряка – он показал карандашом – не очень нравится. Надо бы добавить экспрессии. Не находишь?

– Я в этом не понимаю, – смутился Валера. – Про компрессию знаю, а экспрессию – нет.

– Расскажу при случае, – сказал Толя и склонился над рисунком.

– Ну, не буду мешать, – сказал Валера.

– Ага, – кивнул Толя.

* * *

Много – много позже, когда Валерий Павлович Сорокин – уже поседевший – смотрел мульт – фильм: «Жил – был пёс», в титрах мультика, среди фамилий художников – мультипликаторов он встретил знакомую: А. Педан.

«Неужели тот самый!..» – ахнул он в душе, а вслух сказал, улыбнувшись:

– Мора – мора…

– Это что? – спросила жена.

– Да так… Очень далекая юность. У нас в мореходке учился один парень А. Педан – ушел со второго курса. Талантище! Рисовал, как Рафаэль. Он если что – то делал, то говорил: «мора – мора» потихоньку, значит.

– Это ты к чему вспомнил?

– Да вот… припомнилось, – сказал он, не вдаваясь в подробности.

* * *

Воронов работал до изнеможения. Мысль о том, что он может оказаться в «середнячках», и его будут держать в училище, только потому, что здорово играет на трубе, его угнетала. Он со всей пролетарской силой вгрызался в гранит науки. А тут ещё Менинзон вздумал дать ему сольную партию на трубе и мордовал на репетициях. Всё это вместе изматывало Колю до последнего.

Моисей Самуилович считал себя последователем Глена Миллера и разучивал с оркестром музыкальную тему «Поезд на Читачунгу». Где соло на трубе отводилось Коле Воронову.

– Так – так – так, – усмехнулся Аркадий Ильич, – разучиваем зарубежную эстраду?.. Советским курсантам насаждаем буржуазную идеологию… Интересные дела в вашем оркестре, Моисей Самуилович, вы не находите?

– Но позвольте! – возмутился Менинзон. – Эти мелодии слышит вся страна! «Серенада Солнечной долины» идет в широком прокате.

– И что?

– Да ничего, собственно, раз фильм шагает по стране, следовательно, его одобрили на самом верху!

– А вы зря нервничаете. Если этот фильм посмотрит тракторист или доярка – это один момент. Но мы с вами готовим командные кадры для флота. Улавливаете разницу? Вы заранее подготавливаете курсантов к буржуазной культуре и негативному восприятию советских идеалов и музыки в частности. И я, как заместитель начальника училища по политической части, очень рекомендую сменить репертуар оркестра.

– Тьфу! – сказал Менинзон. – Это же черт знает что! Так я не знаю, куда мы можем докатиться…

– Вот именно, – сказал замполит. – Здесь я с вами совершенно согласен.

– Может вы перегибаете, Аркадий Ильич, – сказала историк Людмила Васильевна, которую все в училище звали Людочка. – Я смотрела этот фильм. Очень веселая музыка. Не понимаю, что вы в ней нашли… разлагающего?

Разговор шел в преподавательской.

– Очень жаль, Людмила Васильевна. – Уж вам‑то, как историку… Очень жаль…

– О чем разговор, коллеги? – спросил Юрий Федорович, входя.

– Замполит утверждает, что я занимаюсь целенаправленным разложением курсантов, – взволновано сказал Менинзон. – А оркестр следует разогнать, только потому что мы решили исполнить всего лишь одну композицию Глена Миллера! По той лишь причине, что эта музыка написана в США.

– Что за вздор! – поморщился начальник училища. – Это так, Аркадий Ильич?

– Не совсем. Я предложил Моисею Самуиловичу сменить репертуар. И всё.

– Давайте так, – сказал Юрий Федорович, – я – начальник училища. И я буду решать разогнать оркестр или сменить репертуар. А вот если курсанты в своих кубриках разведут бордель и начнут приводить шлюх – извините, Людмила Васильевна – вот тут вам карты в руки. Вы – философ по образованию… Вы знаете, сколько октав в рояле?

– Нет, – растерялся замполит.

– И я не знаю. А вот товарищ Менинзон знает. Давайте не мешать специалисту не только в профессиональном росте курсантов, но и в духовном. Я понятно изложил?

– Более чем…

– Вот и не мешайте Моисею Самуиловичу.

– Есть!

– И не вздумайте… Вы меня поняли? Вы на флоте – не на флоте даже, а в системе флота – первый год. А я только на коробках двадцать лет отходил. Это тоже можно не комментировать?

– Я понял.

– Хорошо. И поймите ещё одно, ХХ съезд КПСС расставил все точки над «и». И поднимать тему врагов народа – вы же сюда клоните? – не актуально. Особенно после съезда. Вас не поймут.

– Да у меня и в мыслях не было! – воскликнул Аркадий

Ильич.

– А к чему тогда эти намеки? Не думай, Аркаша, что ты безнаказно съешь Мосю, извини, Моисей, это я любя… Не выгоню, нет. Наоборот, дам очень лестную и блестящую характеристику, и рекомендацию, чтобы тебя определили в плавсостав. И, поверь, позабочусь, чтобы ты попал не на роскошный лайнер, а куда‑нибудь на ледокол или танкер.

– Да помилуйте, Юрий Федорович, какие враги народа…

– Ну и договорились, – вздохнул Юрий Федорович, – выяснили отношения… Читайте свою философию и не лезьте туда, где один Моисей Самуилович понимает, что и к чему.

– Есть.

– Ну и отлично…

Вася Рогов вторую неделю ходил задумчивый, как Диоген в поисках человека. На все вопросы переспрашивал:

– А? – и рассеяно добавлял. – Ну…

– Вася, ты чего «нукаешь»? – спросил Коля. – А нам новые трубы завезли – класс!

– Ну, – сказал Вася, думая о своем.

– Я говорю – трубы у нас новые, совсем иначе звучат.

– Я понял, – сказал Вася, – новые трубы звучат лучше…

Воронов встревожено посмотрел на друга.

– Вася, ты не заболел? Может, трепачка подхватил по тихой грусти, так сходи в медсанчасть. Это дело мигом лечится…

Рогов вздохнул.

– Если бы… Я не знаю… Познакомился с одной барышней…

– Так вдуй ей по самое некуда и вся грусть пройдет!

– Коля, ты по простоте душевной наговоришь…

– Да брось ты маяться! В этом смысле все просто, как веник: у тебя есть чем, а у неё есть куда – вся алгебра жизни. И не надо здесь голову ломать. Я думал что – то серьезное…

– Как у тебя все просто…

– Это жизнь, Вася.

– А любовь?

Коля усмехнулся.

– Как же без любви… Без любви – это изнасилование, а за эти дела большой срок дают, а то и под «вышку» могут подвести. Любовь – это обязательно, – рассмеялся Коля. – А потом, дружище, не я это сказал, любовь – это костер, а, чтобы он горел, нужно подбрасывать в него палки и чем больше, тем лучше. Костер горит ярче.

– Ну, не знаю…

– А тут и знать нечего. Ты меньше книжек читай про любовь. В книжках, то князья, то графья – богодулы, одним словом. А ты – будущий механик, пахарь морей. Выкинь блажь из головы и будь моряком, а не размазнёй гражданской. Не страдай, побежал я на репетицию. Такую музыку играем, ух!.. «На скамейке, где сидишь ты, нет свободных мест, в городском саду играет духовой оркестр…» Классно! Побежал я…

Вася посмотрел ему вслед и дернул козырек мичманки. Как всё просто у Воронка: пришел, увидел, победил… Так, чтобы костер загорелся, надо его сначала развести, если следовать терминологии Воронка. И все‑то он знает, и все‑то он видел и… перепробовал. А тут не то что костер, даже искры не проскочило. Студентка… Я в принципе ничего не имею против студенток, но эта какая – то уж очень… Или гордая, или… Тут Вася расстроился совсем, потому что не мог найти определения этому неясному «или»…

Люди знакомятся по – разному. На танцах, в кино, в длинной очереди, спасая от разбойников или из воды, в аэроклубе, на пароходе, в театре, в цирке, в трамвае, на пляже, словом, где угодно. Вариантов много. И здесь, как говорится, нужно оказаться в нужном месте, в нужное время. И Рогов оказался. Девушка, согнувшись в три погибели, несла тяжелый чемодан. И Вася, как человек флотский, предложил девушке свою помощь.

– Ох, помогите, – сказала девушка. – Совсем измучилась.

– Кирпичей нагрузили, что ли? – спросил Вася. – Как же вы его несли?

– А куда денешься… Надо. Книги там.

– Учитесь? – спросил Вася, глянул на девушку и…

Рогов был готов.

– Да. На первом курсе восточного факультета ДВГУ. Ездила домой за книгами.

– А что, есть и западный факультет? – спросил Вася.

Девушка рассмеялась.

– Восточный потому, что на этом факультете изучаются языки стран народов Востока.

– А-а… – сказал Вася.

– Я буду… Нет, изучаю японский. А вы на втором, ДВВИМУ?

– Проще. Средняя мореходка.

Девушка оглядела парня оценивающе, как бы прикидывая, а стоит ли связываться с курсантом средней мореходки, и сказала:

– Факультет, конечно, штурманский?

– Нет, судомеханический.

– Это уже лучше. В случае чего, механику на суше работу всегда найти можно.

«Ух, ты какая…» – подумал Вася, а вслух сказал:

– Ну – да. – Вот мы и пришли, – девушка остановилась возле кирпичного дома в два этажа. – Я на первом живу. Спасибо, что помогли.

– А как вас зовут?

– Рита.

– Василий.

– Понятно, – сказала девушка, видимо, потеряв к Васе всякий интерес.

– Мы встретимся еще?

– А зачем? – спросила Рита.

– Ну, просто так… Погуляем…

– Квасу выпьем, – со смехом продолжила Рита, – а потом – можно к вам в гости?

– Почему бы и нет, – потеряно сказал Вася. – Только квас я терпеть не могу. Можно в театр, в цирк, в ресторан, наконец…

– Нет, шустрый Вася. – Спасибо за помощь, но мне, честное слово, некогда. Впрочем, если хочешь, давай встретимся в следующее воскресенье.

– Я в наряде на следующие выходные, – расстроено сказал Вася.

– Тогда, как – нибудь… Но, – Рита сделала паузу, поджала губы, словно что – то вспомнив, – лучше нам не встречаться.

– Почему!? – удивленно вскрикнул Вася.

– Да не могу я тебе все рассказать!.. – Рита мотнула головой и закончила неожиданно. – Лучше найди себе другую девушку. Прощай.

Она подхватила чемодан и скрылась в подъезде.

– Цену себе набивает, – зло сказал Воронов. – Эти студентки… Хотя знаешь… Восточный фа – культет, говоришь… М – да – а… Я слышал краем уха, что это самый хитрый факультет в университете. Там не понять кого готовят: то ли переводчиков, то ли… – Коля нагнулся к Васе и что‑то шепнул на ухо.

– Да иди ты!.. – сказал Вася.

– За что купил, за то и продаю и думаю, что ты ещё будешь иметь приятную беседу, если я прав, – сказал Коля.

– Вот и помогай после этого людям, – огорчился Вася.

– Все хорошие дела должны быть наказаны, – усмехнулся Коля. – Да не переживай так сильно… Каждый мужик – особенно первый раз – где – нибудь, да споткнется. Пролетел один раз, повезет в другой. Только не таскай больше чемоданы…

Вася хмыкнул.

После занятий в роту судовых механиков зашел замполит.

– Где Рогов?

– Тут где – то…

– Найти срочно. Пусть зайдет ко мне в кабинет.

Рогова нашли в спортзале.

– Вася, к замполиту – срочно. Он у себя. Интересно, где ты мог так отличиться…

– Места надо знать, – буркнул Вася.

Через пятнадцать минут он постучал в дверь кабинета.

– Разрешите?

– Заходите, Рогов, – официальным тоном сказал замполит. – Садитесь.

Вася осторожно присел на стул.

– Рассказывайте, – предложил замполит, – мне говорили, что вы большой мастер импровизации. Слушаю.

– А что рассказывать? – спросил Вася.

– Ну, например, о любви. Я вообще не знаю, что с вами делать, Рогов. Тут письмо пришло благодарственное из лесоучастка Веселый. Это ваша родина?

– Так точно.

– Пишут, что вы – герой труда. За короткий срок сделали то, что не могла сделать целая бригада. Что вы там натворили?

– Помог дизель собрать и пустить.

– Это хорошо, Рогов. Это говорит о качестве подготовки наших курсантов. Но речь не об этом, Рогов.

– А о чем?

– О любви, Василий, о ней.

– По – моему, это мое личное дело, – нервно сказал Вася.

– Если бы, – загрустил замполит. – Вы, Рогов, не знаете главного – восточный факультет ДВГУ курирует комитет государственной безопасности.

– Да я‑то здесь причем? – удивился Вася.

– Притом, Рогов, что вам придется выбирать: либо любовь, либо море, дальнее плаванье. открытая виза и так далее. Да и в любви, насколько я в курсе, у вас не всё ладно. Я не прав?

Вася вскинул глаза и посмотрел на замполита.

– Вот только не надо на меня так смотреть, Рогов, не надо. Её Рита зовут?

– Вы и это знаете?..

– Василий, тебе мало девушек? Ты не мог познакомиться с девицей из любого другого факультета? Нет – надо с восточного!

– Да что, у неё на лбу написано?!

– Тебе же сказали, Рогов! Кажется, ясно…

Вот это дела… Замполит знал всё. Неужели Коля? Да не может быть… Ничего не понимаю…

– Значит так, Рогов. Общение с Ритой Завьяловой прекратить! Не надо наживать себе неприятности и создавать проблемы девушке. Хочу, чтобы ты понял – я не от своего имени говорю.

– Понял, – сказал Вася.

– И не обижайся, Василий, тем более что ваши отношения в начальной стадии, а, прямо говоря, нет ещё никаких отношений. Может, когда – нибудь восточный факультет будет работать на народное хозяйство. А пока этот факультет, ещё тот факультет. Ты умный парень, хватаешь все на лету и я очень надеюсь, что ты меня правильно понял.

– Да, – сказал Вася.

– Вот и хорошо. А письмо мы объявим перед строем. А как же… Училище должно знать своих героев.

– Да не надо, зачем? – тоскливо сказал Вася.

– Тебе не надо – другим надо. И это уже не твоя забота, Рогов. Свободен.

– Есть, – сказал Вася и вышел из кабинета.