Все вечеринки завтрашнего дня

9. Секундная стрелка

Яркие пирамиды фруктов под жужжащим неоном.

Мужчина смотрит, как мальчик опустошает второй литр сока с мякотью: заглатывает все содержимое высокого пластикового стакана не отрываясь, без видимых усилий.

– Не стоит пить холодные напитки так быстро.

Мальчик глядит на него. Между взором мальчика и его душой нет ничего: отсутствие маски. Отсутствие личности. Он, по всей видимости, не глухой, раз понял предложение выпить прохладительного. Но пока ничто не свидетельствует о том, что он наделен даром речи.

– Говоришь по-испански? – Сказано на мадридском наречии, не звучавшем на его устах долгие годы.

Мальчик ставит пустой стакан рядом с первым и смотрит на мужчину. Страха во взгляде нет.

– Люди, которые на меня напали, – это были твои друзья? – Приподняв одну бровь.

Ни малейшей реакции.

– Сколько тебе лет?

Старше, думает мужчина, своего эмоционального возраста. Намек на сбритую щетину в уголках верхней губы. Карие глаза чисты и безмятежны.

Мальчик разглядывает два пустых пластиковых стакана на исцарапанной металлической стойке. Поднимает взгляд на мужчину.

– Еще? Ты хочешь пить еще?

Мальчик кивает.

Мужчина делает знак итальянцу за стойкой. Снова поворачивается к мальчику:

– Тебя хоть как-нибудь зовут?

Ничего. Ничего не меняется в карих глазах. Мальчик глядит на него так спокойно, как может глядеть мирный пес.

Окруженная горками фруктов серебряная соковыжималка коротко хлюпает. Наструганный лед вбивается миксером в мякоть. Итальянец переливает напиток в пластиковый стакан и ставит его перед мальчиком. Мальчик смотрит на сосуд.

Мужчина меняет позу на скрипящем металлическом стуле, его длинное пальто свисает складками, как крылья отдыхающей птицы. У него под мышкой, тщательно вычищенный, спит клинок, свободно покачиваясь в своей магнитной упряжи.

Мальчик берет стакан, открывает рот и вливает густую смесь льда и фруктовой мякоти прямо в горло. Задержка в развитии, думает мужчина. Синдром трагической матки города. Жизненные сигналы искажены химикатами, недоеданием, ударами судьбы. И тем не менее он, как и все остальные, как и сам мужчина, существует в точности так, в точности там и в точности в тот момент времени, как, где и когда он должен существовать. Это дао: тьма внутри тьмы.

Мальчик ставит пустой стакан рядом с двумя другими.

Мужчина выпрямляет ноги, встает, застегивая пальто.

Мальчик протягивает руку. Двумя пальцами касается часов, которые мужчина носит на левом запястье. Рот мальчика приоткрывается, будто он хочет что-то сказать.

– Время?

Что-то шевелится в лишенных выражения карих безднах его глаз. Часы старинные, добыты у специалиста-дилера в одной из укрепленных аркад Сингапура. Это армейские часы. Они говорят мужчине о сражениях иных времен. Они напоминают ему о том, что любое сражение однажды станет таким же смутным воспоминанием и что лишь мгновение имеет смысл, лишь мгновение абсолютно.

Познавший истину воин идет в битву, будто на похороны любимой, да и как может быть иначе?

Мальчик наклоняется вперед; то, что таится в его глазах, видит только часы.

Мужчина размышляет о тех двоих, оставленных им сегодня вечером на мосту. Охотники в своем роде, отныне для них охота закончилась. И этот, третий, следовал за ними по пятам. Чтобы подбирать объедки.

– Тебе нравится?

Никакой реакции. Ничто не в силах нарушить концентрацию, связь между тем, что всплыло из бездны глаз мальчика, и аскетическим черным циферблатом наручных часов.

Дао делает ход.

Мужчина расстегивает стальную пряжку ремешка. Отдает часы мальчику. Он делает это не раздумывая. Он делает это с той же бездумной уверенностью, с какой чуть раньше убивал. Он делает это, потому что так нужно, потому что так правильно поступить; потому что жизнь его бьется в такт с дао.

Нет никакой нужды прощаться.

Он уходит от мальчика, оставленного навеки созерцать черный циферблат и стрелки.

Он уходит сейчас. Мгновение – в равновесии.