Лазурь

Глава 3

Самые важные вещи в жизни – это хорошее самочувствие и сытость. Так легко об этом забыть, живя в большом городе и имея постоянный доступ к еде и медицинской помощи. Эти простые вещи становятся незаметными, незначительными, обыденными, когда имеются в избытке и на любой вкус. На первый план выходят совсем иные заботы, актуальные для новых искусственных условий жизни, и вот уже болезнь нам вылечат врачи в стерильной палате, с обидчиками разберется полиция, а пропитание предоставит сеть супермаркетов.

Аня была одной из тех сотен тысяч людей, что всецело полагаются на блага научного прогресса, а синонимом выживания для них является хорошая должность на работе с соответствующей зарплатой. Она хорошо училась в школе, не прогуливала, поступила в вуз, метила на работу не в какую-то среднюю школу, а в престижный лицей, а то и вовсе переводчиком куда-нибудь повыше. Куда конкретно повыше, Аня тогда еще не решила, как и то, почему переводчиком. Очевидно, из-за слухов, что те много получают. Она хотела оправдать надежды родителей, а как еще это сделать, если не высокой зарплатой? Тогда она купила бы себе отдельное жилье в центре города, сделала ремонт у мамы дома, купила бы ей все, чего та пожелает, а отец вернулся бы из своих вечных командировок и проводил бы с ней больше времени…

И вот Аня, уже почти второкурсница на пути к мечте, сидит в глуши, в заброшенном доме забытой всеми богами деревни, и радуется, что ей перепала банка тушенки сомнительного происхождения и кусок хлеба с водой, а по ее телу снуют миллиарды радиоактивных частиц, разрушая каждую его клетку. Теперь будущее куда логичнее было бы представить как один сытый день без боли и ран. А самое глобальное – дотащить свое тело до ближайшего жилого населенного пункта или КПП.

Самые важные вещи – это самочувствие и сытость.

Аня сдавленно засмеялась и ощутила, как глаза наполняются слезами.

Какая глупость! Какая огромная сплошная глупость все эти деньги, статусы, положение в обществе, да и само общество тоже. Даже ее друзья – где они сейчас? Да что там друзья. Семья, которая с самого детства преподносится как первая и наибольшая жизненная ценность, какую цену она имеет теперь? Где теплые и заботливые руки ее матери, которые она так любила и на которые готова была молиться до конца своих дней? Где бесстрашный и недостижимый отец, к которому она всегда тянулась и чьего внимания хотела добиться с малых лет? Где все то, чем она жила еще каких-то пару дней назад? Поблекло, истлело и похоронено под многолетним слоем опавших листьев, как и вся эта деревня; померкло, как угас свет солнца под бесконечным полотнищем пыльных серых облаков, поглотивших синеву неба. Теперь ее мечтами живет кто-то другой, кто не знает боли и голода.

От накатившей безысходности Аня обхватила голову руками и согнулась, почти касаясь пола. Пока она решала проблемы с противогазом и едой, бродила туда-сюда, на другие размышления у нее не было времени, теперь же, когда желудок замолчал, а в доме она была в относительной безопасности, на девушку снова накатили мысли о собственном незавидном положении и столь неприятных перспективах. Аня понимала, что постоянное прокручивание одного и того же не даст положительного результата, напротив – только усугубит ее состояние, но ничего не могла с собой поделать. После того, как пустота в желудке заполнилась, она словно перебралась в душу, а там заполнять ее было нечем. Уже нечем.

Ане требовалось избавить себя от искушения думать об этом, заглушить подобные мысли, а лучше и вовсе выкинуть их из головы. Решение было, и Аня его знала.

* * *

Утро встретило сизой пеленой тумана, словно полупрозрачный дым, заполнило деревню и окрестности. Воздух отяжелел, наполнился влагой, впитывался кожей, оседал на одежде, серебристым мерцающим налетом покрывал крыши и стены домов, деревья. Бурые листья, ковром укрывавшие землю, влажно блестели в мутном воздухе, похожие на чешую. Ветра не было. Весь мир застыл безмолвно и неподвижно, будто в вакууме. О вчерашней звериной гонке напоминали лишь поломанный кустарник и несколько темных бугорков у края дороги и в зарослях. Прохлада ночи и сырость существенно замедляли процессы порчи тел, но запах свиного навоза и мокрой шерсти ощущался достаточно хорошо даже при отсутствии ветра.

Аня покинула дом и теперь стояла у края улицы, размышляя, в какую сторону направиться. Свежий воздух прогнал дурные мысли, и в ее сознании царили чистота и порядок. Как же хорошо – не беспокоиться о всякой ерунде…

Аня осмотрелась, прислушалась к тишине вокруг и зашагала вдоль по улице, в сторону светлеющего на горизонте неба – на восток.

Девушка хотела как можно скорее покинуть пределы деревни, интуитивно понимая, что большое количество погибших в одном месте животных не сулит ничего хорошего. Даже со всей неопытностью она догадывалась, что запах легкой добычи очень скоро привлечет сюда хищников, а с представителями вершин местной пищевой цепочки Аня предпочла бы не встречаться вообще никогда. В то же время она не спешила больше, чем следовало, усвоив за короткое время пребывания в Зоне одно из простейших правил: излишняя спешка существенно снижает шансы на выживание.

До самого конца улицы Аня шла в щекочущей нервы тишине, нарушаемой лишь тихими звуками своих же шагов, и уже после того как последний покосившийся дом остался позади, она услышала громкое карканье и отдаленное хлопанье крыльев. Первыми на банкет прибыли не те, кто имеет хороший нюх, но те, у кого хорошее зрение и большой угол обзора. Аня обернулась: над верхушками деревьев в редеющем тумане кружилось несколько ворон. Еще пара-тройка уже сидели на крышах. Начинается.

Последний раз скользнув взглядом по старым домам, девушка вдруг увидела в уцелевшем окне ближайшего грязно-серый силуэт с острыми ушками, но, приглядевшись, поняла, что это всего лишь рваный кусок занавески – игра тумана и воображения. Встряхнувшись, Аня поспешила прочь из деревни.

* * *

По мере того как светлело небо, рассеивался и туман.

Аня шла почти напрямую по участку леса с низкими деревцами и мягкой влажной почвой, от которой ее кеды быстро приобрели сырую бахрому по краям. Под высокие деревья, обступившие ее путь со всех сторон, она входить не решалась, боясь заблудиться среди них.

Зона быстро просыпалась: в ветвях перепархивали и чирикали мелкие птицы, в опалой листве шуршали грызуны, деревья чуть слышно поскрипывали на ветру. Обилие разнообразных звуков и движений поначалу заставило Аню растеряться, вздрагивать от каждого писка или взмаха маленьких крыльев. Раньше она думала, что лес – тихое место без постороннего шума, где можно услышать, как лист падает с ветки. Тут же она потеряла звук собственных мыслей.

Зачем они все так шумят? Откуда тут столько живности?

Аня не помнила ничего подобного за все время своего путешествия через Зону. Когда они шли с проводником, вокруг было гораздо тише, и лес выглядел, как лес, в привычном понимании этого слова. А сейчас он словно ожил.

Какое-то время девушка шла с открытым ртом и вертела головой во все стороны, поворачиваясь на каждый звук, как будто только вчера родилась, и выглядела при этом до безобразия глупо. Окажись на ее пути ловушка, Аня влетела бы в нее, и глазом не моргнув.

Вот на голую ветку неподалеку села мелкая коричневая птица, скосила глаз-бусинку на девушку, пискнула. В ее тонком клюве шевелилась мохнатая букашка. Миг – и птица упорхнула. Вот в листве мелькнул мышиный хвост, а следом показалась острая усатая мордочка с трепещущим носом. Рядом шевелил сырую прошлогоднюю траву большой жук с блестящим панцирем. В кронах высоких сосен суетились стайки маленьких птах, непрерывно щебеча, на секунду их гомон заглушила резкая и громкая дробь – дятел. Все вокруг жило, суетилось, мелькало, ело, летало, пахло – у Ани закружилась голова. Но во всех этих разномастных звуках, в их хаосе прослеживалось что-то общее, одна волна, неуловимая гармония, подхватив которую Аня вдруг почувствовала себя частью этого мира, этого восхитительного беспорядка, царящего здесь. Она испытала давно забытое чувство нелепого восторга, какое ей доводилось пережить в последний раз лет в пять или шесть, когда родители впервые сводили ее в кино на какой-то фэнтезийный фильм. Картинку показывали в 3D, и вид летящих искр, снега и фантастических существ прямо из экрана произвел на ребенка колоссальное впечатление. Тогда ей хотелось часами напролет обсуждать увиденное с друзьями, родителями, да с кем угодно! Но кого угодно не нашлось: друзья разъехались на зимние каникулы, а родители только кивали и улыбались. Но то, что Аня испытывала сейчас, было в сто раз сильнее, она словно сама стала частью фантастического кино, вошла в него и слилась с миром по ту сторону экрана, который стал неожиданно настоящим и реальным, заняла в нем главную роль, а все те, кто остался снаружи, в кинозале, замерли от страха и немого восхищения.

Аня остановилась, жадно хватая ртом чистый и прохладный воздух, впитывая в себя удивительную смесь звуков, запахов и остатков тумана. Сердце колотилось так сильно, что от его ударов вибрировала не только грудная клетка, но и руки, и ноги, и все тело. Ей вдруг ужасно захотелось подскочить, сорваться с места и бежать, бежать вперед сквозь траву, кустарник, деревья, чтоб ветки били по плечам, а ноги тонули в мягком ковре из листьев и мха. К черту аномалии – она увидит их, нет, почувствует задолго до того, как те окажутся рядом, Аня была уверена в этом как никогда! Перед ней открыт весь мир, экран кинозала пройден, безмолвные зрители остались в своем выдуманном мире, плоские и скучные. Их больше нет, никого больше нет, ничто ее не держит. Ощущение невероятной, безграничной свободы захлестнуло девушку, опьянило, закружилось вихрем внутри и снаружи, и она побежала. Помчалась так, как мечтала, напролом, сквозь кустарник, перепрыгивая ямы, заполненные весенней водой, по смятой траве, распугивая мелких птиц, перемахивая через толстые, покрытые мхами стволы упавших сосен так легко, словно делала это с самого рождения, не чувствуя усталости и боли и уж тем более страха. Она не замечала, как одним прыжком преодолевала расстояние, куда большее, чем заслоняла та или иная преграда, как после приземления катилась кувырком, помогая себе руками, как ныряла под низкие ветки и пробегала под ними почти на четвереньках – это не доставляло ей дискомфорта или неудобств. И не было никого, кто остановил бы ее, одернул, напомнил, что девушке негоже бегать по лесу, что она ведет себя странно и вообще это на нее не похоже. Конечно, не похоже, ведь существом, бегущим сквозь чащу без остановки уже почти час, была не Аня. Аня никогда не отличалась столь хорошей физической подготовкой и выносливостью.

* * *

Лес закончился внезапно. На его границе деревья росли как будто под линейку: старые высокие сосны, хвойники помоложе и совсем юный подлесок выстроились в ряд вдоль невидимой линии, не смея нарушить только им одним известные запреты.

Аня выскочила, нет, выкатилась из леса и, повинуясь внезапному тревожному чувству, резко остановилась, буквально вцепившись руками в рыхлый песчаный грунт. Тонкие пальцы оставили глубокие борозды, вывернув наружу мелкие корешки и кусочки хвои. Здесь бежать опасно.

Сердце все еще бешено колотилось, готовое вот-вот выпрыгнуть, глаза не могли сфокусироваться после ряби стволов и веток, а голова слегка кружилась, но эта буря ощущений не помешала ей различить тонкий и тихий звон, будто дернулась невидимая струна, натянутая где-то меж ребер. Именно это заставило ее затормозить, чуть было не лишившись ногтей.

Земля здесь была мягкой и сухой, состоящей преимущественно из светлого песка, со скудной растительностью, очень низкой или стелющейся по земле. Редкие кустарники, рискнувшие поселиться на открытой местности, стояли черными обуглившимися скелетами.

Аня села прямо на землю на том же месте, где и остановилась, постепенно приходя в себя. Что это было минуту назад? Откуда взялось это странное, но, несомненно, приятное… чувство? Явление? И откуда у нее столько сил бежать без устали?

Аня попыталась все обдумать, дать себе логичное объяснение, но у нее ничего не вышло. Что-то странное происходило вокруг нее и с ней самой, но что именно – девушка так и не могла понять. Так же как и не могла решить, хорошо это или не очень.

Сердцебиение утихло, выровнялось, и Аня снова чувствовала себя как обычно. Почти. Потому что определение «обычно» в данной ситуации выглядело весьма спорно. Она протерла стекла противогаза и осмотрелась уже внимательнее.

Безлесная местность оказалась просекой, почти такой же, как та, по которой они шли в компании с проводником. Она делила лесной массив длинной широкой полосой, казалось, не имевшей ни конца, ни начала. Почти по ее центру шла высоковольтная линия электропередачи с на удивление ровными и чистыми столбами, чего нельзя было сказать о проводах. С ними Зона сотворила что-то невероятное: они превратились в некое подобие черных лиан, хаотично сплетавшихся между собой и на верхушках столбов. На некоторых участках провода провисали до самой земли, и там растительность отсутствовала вовсе – только чистый выбеленный песок. На столбах они спутывались в клубки и петли, словно змеи, висели плетьми, переплетались друг с другом, соединяя вершины хаотичной и причудливой черной паутиной. Проводов было слишком много, так не бывает, это понимала даже Аня, далекая от сферы электрики, а тут они как будто размножились или вовсе разрослись, подобно вьющимся растениям, но, в отличие от растений, нацеленных заселять собой все прилегающие и доступные территории, провода не стремились покидать мест, отведенных им человеком. Воздух на просеке заметно отличался от сырого и прохладного лесного – здесь он был сухим и ощутимо вибрировал. От колонны столбов с проводами доносилось монотонное и тихое гудение, казавшееся зловещим, и Аня подозревала, что это недалеко от истины. Гудящий звук мог означать только одно – линия под напряжением, а учитывая ее необычный вид, можно было только догадываться о силе этого напряжения и прочих сюрпризах, таящихся в ней.

Аня почесала затылок и с удивлением вынула из волос вилочку сосновой иголки. Ну конечно, она же мчалась, не разбирая дороги. Сколько еще мусора она на себя нацепляла? Девушка осмотрела и ощупала себя с ног до головы. Помимо иголок, частей растений и паутины, она обнаружила пару дырок в футболке и на штанинах. Увы, ее одежда не годилась для пробежек по лесу. Кроме того, Аня получила несколько свежих царапин на плечи и вдобавок содрала кожу на ладонях и пальцах. Теперь, когда эйфория гонки сошла на нет, ранки начало неприятно щипать, а руки так и вовсе горели огнем. Аня решила, что за всю свою жизнь не получала столько повреждений, сколько набрала за последние сутки. А вот противогаз в данном случае сыграл ей на руку – не будь его, девушка непременно поранила бы еще и голову, а то и глаза. Все же эта штука приносила какую-никакую пользу.

Почистив себя в меру возможностей, Аня решила продолжить свой путь вдоль просеки. Она не слишком сбивала ее с намеченного маршрута, да и идти по ней было легче, чем по густому лесу. Девушка старалась держаться подальше от подозрительной ЛЭП, благо та проходила не строго по центру, а была немного сдвинута в сторону.

Поначалу идти было и впрямь легко: трава росла низко, земля под ногами не проваливалась и не имела преград в виде луж и топей, кустарник отсутствовал вовсе, попадались лишь странные округлые камни, похожие на обточенное водой стекло самых разных форм и размеров. Но откуда бы им тут взяться, если поблизости не наблюдалось ни реки, ни озера, ни уж тем более моря? Один из таких окатышей был размером с Анину голову, а другой девушка и вовсе приняла за кусок льда, смерзшийся с песком, и только через несколько минут ей в голову пришла догадка, что странные камни и гудящие провода на столбах взаимосвязаны.

Что, если эта линия – одна сплошная огромная аномалия? Аня помнила, как Иван показывали им одну, тоже электрическую, во второй день путешествия, и как та сработала от одного болта. А что будет, если сработает вся эта цепь? Гигантский фейерверк…

Аня поежилась и на всякий случай отступила еще на шаг. Ей почудилось, что провода едва заметно шевелятся, и от этого по спине пробежал мерзкий холодок.

Менее чем через час пути вдоль просеки девушка заметила у себя легкое головокружение и слабую пульсирующую боль в висках, которая быстро переросла в почти непереносимую. Гудение стало громче и буквально сверлило мозг изнутри. Шевеление на столбах ей уже не казалось: провода на самом деле двигались, ползали, перекручивались, шуршали и терлись друг о друга растрескавшейся изоляцией, шипели, словно змеи, то и дело тянулись следом за идущей вдоль них девушкой. Еще немного, и она потеряет сознание от этой непонятной зубодробилки, и тогда провода-змеи спустятся со своих насестов и поползут, извиваясь в песке, к ней, опутают, задушат, сожгут, высушат, затащат в свое гнездо…

Забытое чувство страха вновь подало признаки жизни, и, повинуясь глубокому, но понятному ей инстинкту, Аня свернула с просеки в лес, под густой зеленый покров. Практически ничего не соображая и едва различая направление, она прошла несколько метров и рухнула лицом в сырой прохладный мох. Еще минуту или две, которые тянулись целую вечность, Ане казалось, что ее голова вот-вот лопнет, а мозг вытечет через уши, но потом боль стала постепенно уходить. Девушка пролежала так до тех пор, пока неприятные ощущения не оставили ее окончательно, и только тогда осторожно пошевелилась и перевернулась на бок. Лежать во мху было хорошо и уютно, как на толстом пушистом ковре, особенно после того как ей только что чуть не выжгла мозги апатичная на вид аномалия. Аня не сомневалась, что ее внезапная головная боль – это эффект от измененной электролинии, своего рода побочка долгого пребывания рядом, как и галлюцинации со змеями. Новый факт добавлял новую проблему: Аня хотела в итоге перейти через просеку на другую сторону, так как все время идти вдоль ей уже надоело, а к концу дня не помешало бы найти ночлег – ночевать возле ЛЭП она не станет ни в коем разе, особенно теперь. Но сейчас девушка сомневалась, сумеет ли пройти под проводами, не рискуя навлечь на себя серьезную беду. Кто знает, как отреагирует ее организм, когда она подойдет к ним почти вплотную.

Теперь Аня понимала, почему на просеке стояла такая подозрительная тишина: ни единого шороха, голоса птиц или других животных. Они попросту не выдерживали этого воздействия.

Девушка передохнула еще немного и отправилась дальше, уже соблюдая безопасную для себя дистанцию. По ее предположению, аномалия должна была скоро закончиться, но даже спустя час пути картина практически не поменялась, разве что провисающих плетей стало меньше. И тогда Аня решилась на риск.

На одном из участков провода переплетались особенно высоко, почти внатяг, а под ними довольно густо росла низенькая зелень. Это место идеально подходило для попытки прорыва. Девушка побаивалась приближаться к черным лианам, но если пробежать быстро…

Аня немного потопталась, наметила примерный маршрут, где провода были максимально высоко и, выбросив из головы все посторонние мысли, побежала. Почти сразу гул усилился и голова отяжелела. Чем ближе Аня была к линии, тем сильнее давило в висках и на макушку, к растущему шуму в ушах добавился свист, а еще через секунду их заложило. Почти под самой линией мир перед глазами пошел радужными пятнами, словно на стекла противогаза налили бензин, лес впереди закачался и поплыл, ноги сделались ватными, и Аня поняла что падает. Но это не Аня упала на землю, а земля вдруг поднялась и ударила ее по рукам, коленям и груди. Тело враз стало тяжелым, а сверху как будто посыпались мешки с песком, ритмичными и тяжелыми ударами прибивая ее к земле.

Бух! Вышибло воздух из груди.

Бух! Голова взорвалась от боли.

Бух! В глазах потемнело.

Бух! Еще чуть-чуть – и сломается позвоночник.

Аня уперлась маской в песок и медленно поползла вперед, буквально впиваясь пальцами в землю и в собственное желание жить. Она ползла, будто вверх по отвесной стене, ожидая, что вот-вот сорвется вниз, в мир вечной темноты и свистящих змей, что как раз тащили ее назад, под столбы. Аня потерялась в пространстве, не соображая уже, в каком положении находится: ползет вперед, лезет вверх или вовсе падает вниз головой. Она ничего не видела и не слышала, кроме тех самых ударов, сотрясавших все ее тело, не понимала, где находится и сколько прошло времени, даже частично не ощущала конечности. Все мысли и образы перемешались в сплошную кашу и являли собой подобие белого шума на экране телевизора с едва уловимыми контурами картинок без смысла.

Аня не помнила, как хрипела и корчилась на земле, словно беспомощная личинка человека, как ее трясло и как от перегрузки из ушей и из носа текла кровь, как доползла до леса и в беспамятстве зарылась руками и лицом в густой мох и провела так несколько часов, пока ее разбитое сознание не склеилось вновь, не бесследно, но все же склеилось. Она вдруг поняла, что те самые удары были ударами ее сердца, и после этого ее мозг запустился, как заглохший мотор в непогоду. Шум, свист, гул и боль иссякли, и наступила тишина. После ушла и она, заполнившись звуками, но уже привычными: шелестом ветвей на ветру. Тихим хлопком разложило уши, они немного болели, но это казалось такой ерундой. Аня прошла через аномалию и осталась жива. Жива. И это главное.

* * *

Когда Аня окончательно пришла в себя и последствия контакта с измененной линией практически сошли на нет, день пересек свой экватор. Облака закрывали солнце так плотно, что сквозь них не проглядывало даже намека на округлое пятно, но девушка инстинктивно догадывалась, что потратила уже примерно половину светлого времени суток. Также она предполагала, что просека, вероятнее всего, вывела бы ее к очередному населенному пункту, разумеется, тоже заброшенному, но там легче найти укрытие и ночлег, а то и еще одну заначку каких-нибудь бродяг. Впрочем, находиться рядом с этой ужасной штукой, а тем более идти рядом с ней Аня не хотела: свою порцию незабываемых ощущений она получила на всю оставшуюся жизнь. Поэтому, как только девушка почувствовала в себе силы идти дальше, она отправилась прочь от этого нехорошего места через лес, но зато не рискуя потерять голову. В памяти всплыл рассказ проводника о людях, идущих в Зону без должной подготовки и знаний; о том, как часто они пропадают без следа, а потом сталкерам попадаются безумцы без памяти и самосознания. Возможно, эти несчастные забредают в аномалии, похожие на эту?

Аня вдруг остановилась посреди леса. Ее посетила пугающая мысль: как понять, в своем ли ты уме? Что, если она уже свихнулась, но не осознает этого? Девушка сжала кулаки и ощутила сильную тупую боль в исцарапанных ладонях – их она повредила, когда бежала через лес из деревни, в которой провела две ночи, встретила сталкеров, бегала от свиней, пыталась срезать противогаз, который по глупости надела и чуть не умерла от радиации, а в деревню пришла, убегая от ненормального проводника, по пути потеряв друзей и увидев смерть одного из них, а в Зону попала с экскурсией… Нет, она все помнила: кто, что, откуда, детали пути и прочее. Значит, с головой все в порядке. Аня расслабилась и даже робко улыбнулась. Она в норме. Можно идти дальше.

Стоило отойти от просеки, как лес вновь ожил: беззаботно щебетали птицы, шумел ветер в ветвях, копошилась живность в лесной подстилке, кружила в воздухе надоедливая мошкара. Привычная природа сосуществовала с пятнами повышенной радиации, мутантами, аномалиями, выстроив новую систему цепочек и взаимодействий между элементами изначального мира и нового. Зона стала своего рода полигоном усиленного курса по искусству выживания для тех, кто приходил извне, будь то человек или любое другое животное. Она давала большее разнообразие территорий, условий жизни, фауны и флоры, но и опасностей таила в себе ровно столько же.

По пути Аня неоднократно замечала печально знакомый серый мох, уютно громоздившийся на старых соснах. В некоторых участках леса он образовывал целые колонии, облепляя стволы и ветки деревьев и придавая им сходство с большими мохнатыми великанами, навсегда застывшими в одной позе. Такое соседство явно не шло деревьям на пользу – практически все они были мертвы, с осыпавшейся корой и без свежих побегов. А может, токсичный мох как раз и селился на мертвых или умирающих деревьях?

Места с особым засильем опасной растительности Аня обходила стороной: там даже воздух имел странный и неприятный запах, едкий, словно хлорка. Животные тоже избегали таких мест, и Аня следовала их примеру. Несколько раз она встречала «воздушные пузыри» наподобие аномалии из деревни, тоже одиночные и небольшие. Один умостился прямо в земле, образовав идеально круглую воронку, на дне которой собралась лужица. В воде наряду с лесным мусором угадывались останки местных животных: перья, кости, шерсть. Встречались и более тревожные вещи: на некоторых деревьях кора была содрана, и древесина топорщилась в глубоких бороздах, на земле виднелись хорошо читаемые следы крупного зверя. В таких местах Аня чувствовала густой и насыщенный запах опасности, старалась вести себя тихо и как можно скорее уходила оттуда. Единственное животное, которое приходило на ум при виде следов, – медведь, но Аня боялась даже предположить, во что Зона могла превратить этого огромного и свирепого хищника.

Однажды она спугнула небольшую стаю косуль и завороженно наблюдала, как быстрые животные ускакали в чащу. Кабанов в этой части леса не попадалось вовсе.

К вечеру деревья поредели, и девушка вышла к новому селению. Во всяком случае, в свое время этот участок земли был им, о чем говорили кучи расколотой черепицы, досок и арматуры на черной выгоревшей земле. Очевидно, когда-то деревня сгорела, но масштаб пожарища поражал: чернота занимала собой территорию как минимум на километр вперед и явно им не ограничивалась. Подойдя ближе, Аня обнаружила еще один интересный факт: здесь было тепло, будто пожар только недавно закончился. Могло ли быть такое? Гипотетически да, но на деле же все выглядело слишком сомнительно. Девушка снова ощутила трепет невидимой струны в груди и неестественный контраст, будто пришла из комнаты с кондиционером в комнату с печным отоплением. От поверхности земли исходило тепло, кучи недогоревшего мусора едва различимо тлели, сыростью здесь и не пахло. Складывалось впечатление, что деревня все еще горит, но как-то странно, медленно и неравномерно. Поначалу Аня подумала про торф, ведь сообщения о горящих торфяниках часто мелькали в новостях, а что еще может гореть в земле? Уголь? Скудные знания подсказывали девушке, что это ископаемое добывают с гораздо больших глубин и его не так легко поджечь. Впрочем, теория с торфом тоже не прокатывала – при горении он сильно дымил, а тут дыма не было. Еще одна большая аномалия?

Аня уже видела аномалии, рвущие предметы на части, аномалию, выжигающую мозги, и аномальные ядовитые растения. Что на этот раз? Огненная? Перед ней лежало внушительное пепелище, так что да, похоже на то.

Какие еще странности попадутся ей на пути? Аня даже почувствовала легкий азарт и любопытство, словно игрок, открывший для себя новую неизведанную локацию. Если воспринимать происходящее именно в таком ключе, то это даже интересно. А что? Сейчас она осмотрится тут, отоспится ночью, потом пойдет дальше, найдет что-то еще более любопытное, а там, глядишь, добредет и до границы. Все не так уж и сложно: аномалии она видит и чует (какая разница, как это у нее получается), дикие хищники ей не попадаются, а от вооруженных местных она прячется. О последствиях облучения Аня предпочитала не думать: не проявляются – и ладно.

Прибавив себе таким образом уверенности, она пнула мелкий закопченный булыжник. Тот отскочил в сторону, ударился о фрагмент кирпичной кладки – остатка одного из домов, и приземлился в паре шагов впереди. Аня занесла ногу для следующего шага, а через секунду ей в лицо ударила волна обжигающего жара, с ревом взметнувшегося из места, куда упал камешек. Струя пламени ослепила девушку, та отпрянула, зацепилась ногой за мусор и упала на горячую и черную от сажи землю. Сбитые ладони обожгло, Аня зашипела, вскочила и попятилась назад, закрывая голову руками. Противогаз вновь помог – глаза и лицо не пострадали, только немного запеклась поверхность резиновой маски и обгорели волосы, торчавшие из-под нее. Аня попыталась протереть стекла – только больше запачкала их сажей, налипшей на пальцы.

Вот тебе и взбодрилась. Вот тебе и легко и просто. Расслабилась. Поверила в удачу и свою приспособленность. А как же, пару дней пофартило, и уже почувствовала себя частью Зоны. Еще немного, и прожарилась бы до хрустящей корочки!

Серьезных ожогов она не получила, но изучать деревню дальше быстро расхотелось. Аня обошла пепелище по большой дуге, благо поблизости нашлась узкая тропинка, протоптанная местным зверьем (теплая аномалия явно привлекала их в холодные ночи), и увидела маленький водоем, больше похожий на большую округлую лужу. Теплая земля нагрела в нем воду, и Аня смогла с комфортом смыть с себя грязь и сажу, промыть раны на руках и лице.

Вся эта возня отняла у девушки немало времени, и намокшую одежду она досушивала уже в сумерках, бросая камни в ближайшую аномалию, злобно плюющую в небо столбы огня после каждого попадания. Под конец совсем стемнело, и от земли шло зловещее оранжевое свечение, местами вспыхивали крошечные язычки пламени и взлетали искры. Впереди, за редкими деревьями Аня еще при свете заприметила какие-то постройки, не тронутые огнем, и решила попытать счастья там.

В потемках, практически крадучись, девушка добралась до первого маленького домика и прошмыгнула внутрь. В нос ударили знакомые запахи сырой земли и плесени. Ничего общего с домом, в котором она провела прошлую ночь, но возвращаться в темноту снаружи Аня побаивалась: слишком много странных шумов, источника которых она не могла видеть, доносилось оттуда. Ночь с детства пугала ее, и этот страх перебороть не получалось.

Дом оказался маленьким, на две комнаты, без прихожей и без чего-либо полезного внутри. Чердака, как назло, тоже не было. Какое-то подобие досок под крышей Аня разглядела, но устроиться там не представлялось возможным. Придется искать укрытие на полу.

Обшарив комнаты, Аня обнаружила в самой маленькой вполне уютный угол за пирамидой из деревянных ящиков, набитых грязным хламом. Судя по запаху, в нем водились мыши. Этот факт немного успокоил девушку: наличие живности давало слабую иллюзию безопасности.

Аня села в углу и обняла руками худые колени. День прошел насыщенно, и впечатлений она получила больше, чем за всю свою жизнь. Обстановкой дом смутно напоминал тот, в котором она спряталась в первый раз. Тогда ее била истерика, ужас после встречи со смертью лицом к лицу, а сейчас Аня чувствовала удивительное спокойствие, если не сказать – безразличие. Казалось, ее приход в Зону, конфликт их компании с проводником и смерть Степана произошли очень давно, не меньше месяца назад, хотя по факту прошло всего два дня. Все, что было до, осталось снаружи, за периметром, как сон, нереальное, будто из другой жизни. Все, идущее после, цвело новыми красками, настоящими, пронизывало каждую клетку ее тела, жило и заставляло жить ее саму.

Аня прикрыла глаза и прислушалась к звукам за окном. Зона продолжала активность, переведя себя на другой уровень восприятия. Дневные голоса сменились ночными, плавно перетекая друг в друга, из беззаботно-суетливых став тревожными и отрывистыми, пронзительными, низкими и пугающими. Какие-то приносило ветром издалека из самых глубин леса, какие-то раздавались совсем близко, чуть ли не под окнами. Но теперь Аня не чувствовала страха, она снова ощутила то же, что и утром в лесу: звуки затягивали, и ей это нравилось.

Частый и резкий топот выдернул девушку из накатившей было дремы и заставил вздрогнуть. Она втянула носом воздух и услышала посторонний запах, показавшийся ей знакомым, но вспомнить его никак не получалось. Запах ей не понравился. Аня поморщилась и с досадой осознала, что не заперла дверь. Ну что за бестолочь? Кто бы это ни был, он зайдет и почует, где она спряталась.

Аня напряглась и вжалась в угол. Сама того не понимая, девушка заняла типичную оборонительную позу, в которой удобнее всего отбиваться и защищать уязвимые части тела: живот и шею. Семенящие шаги были все ближе, и Аня готовилась встретить незваного гостя со всем радушием.

Цок-цок-цок – застучали когти по деревянному настилу дома, и на середину комнаты вышла крупная собака. В слабом свете, льющемся из окна, ее взъерошенная шерсть казалась темно-серой. Зверюга опустила лобастую голову и принялась обнюхивать пол. С шумом вдыхая пыль, она приблизилась к углу, в котором притаилась девушка, на расстояние двух-трех шагов, и Аня услышала запах сырой собачьей шерсти, тот самый, что не могла вспомнить несколько минут назад. Находясь достаточно близко, собака, похоже, не замечала сидящего напротив человека, а только настороженно нюхала воздух. Оно и не удивительно: даже в сумраке помещения было хорошо заметно, что у животного проблемы с глазами. Один глаз отсутствовал вовсе, а на месте второго сросшиеся веки образовали уродливую заплатку, влажно блестевшую в темноте.

Аня любила собак, даже подумывала завести себе щенка, чтобы наконец добавить себе физической активности, выгуливая его по три раза в день и играя с ним на площадке. Увидь она собаку с поврежденными глазами на улице города, испытала бы жалость и сочувствие, сообщила бы о ней зооволонтерам, возможно, вынесла бы бедолаге еды. Но то была другая Аня, не знающая, что такое голод и страх смерти. Новая – знала и не испытывала к собаке ни капли жалости. Она видела перед собой опасного врага, посмевшего забраться в место, которое девушка выбрала себе в качестве ночлега, и не собиралась уступать.

Собака первой обозначила себя, издав низкое клокочущее рычание. Она не решалась подойти ближе, очевидно, не до конца понимая, кто перед ней находится. У существа, засевшего в углу, был слишком запутанный запах: знакомый и неизвестный одновременно, и животное не могло определиться, как себя вести.

– Уходи! – хотела крикнуть Аня, но из горла вырвалось что-то похожее на хриплое «уои». Собака прижала огрызки ушей к голове и зарычала громче.

– Вон отсюда! – Снова слова исказились, превратившись в длинное «О-ооон», а последнее слово не прозвучало вообще: в горле что-то щелкнуло, и его скрутило спазмом. Аня закашлялась, схватила с пола обломок доски и швырнула его в собаку.

Проваливай, зараза! Не видишь, и без тебя тошно!

Деревяшка стукнула зверя меж ушей и отлетела назад. Тот оскалился, обнажив острые желтые клыки, и громко залаял. В ту же минуту за ним появились еще две собаки, а цокающий топот выдавал присутствие еще нескольких. Все были как на подбор: ободранные и уродливые. И, несомненно, голодные. Присутствие сородичей придало первой собаке уверенности, и та шагнула вперед.

Аня ударила кулаком по полу и попыталась крикнуть «нет!», но у нее получился лишь хриплый свист, от которого в горле зачесалось и снова пришлось кашлять. Кашель был глубокий и вибрирующий, остальные собаки прижали уши, ощетинились и занервничали. Но не первая. Судя по всему, она являлась вожаком, и спасовать перед лицом всей стаи, пусть и небольшой, позволить себе не могла. Окончательно решив, что животное, издающее столь слабые и болезненные звуки, не может представлять серьезной опасности, собака метнулась вперед, целясь поближе к голове, которую девушка изо всех сил вжимала в плечи.

Аня отреагировала сразу. Это был больше рефлекс, чем осознанное действие, поступить иначе в той позе, в которой она сидела, было бы куда сложнее. Девушка резко разогнула ногу и ударила подошвой прямо в собачий нос. Псина отпрыгнула в сторону, скуля и мотая головой. Остальная стая в сомнении попятилась. Аня поняла, что нужно действовать именно сейчас, пока преимущество на ее стороне. Она вскочила, толкнула ящики так, что те с грохотом упали поперек комнаты, отгородив ее и вожака от стаи, а затем, пока собака сконфуженно крутила башкой, изо всех сил ударила ее ногой еще раз, отбросив к стене. Остальные животные попятились к выходу. Несколько псов убежали сразу, испугавшись шума падающих ящиков, но другие, посмелее, еще оставались.

Аня принялась швырять в них обломки досок и мусор с пола, она пыталась кричать, но лишь сиплые нечленораздельные звуки вырывались из горла, еще больше раздражая его и вызывая неприятный зуд. Бросив очередной кусок кирпича, девушка сорвалась на кашель, не в силах больше терпеть эту едкую чесотку в груди и понимание того, что, возможно, лишилась голоса. Она хотела спокойно провести ночь в этом не слишком приятном месте, она устала, чуть не свихнулась, чуть не сгорела, а теперь еще и эти собаки, будь они неладны! Ну какого черта их сюда занесло? И этот мерзкий кашель… Какого черта? Почему она не может ни слова сказать нормально? Что стало с ее голосом? Что за зудящая дрянь мешает ей говорить?!

Аня не просто кашляла, а яростно, со злостью выталкивала воздух из легких, до боли сжимая грудную клетку, словно в ней поселилось нечто, отобравшее у нее дар речи. В груди хрипело и клокотало, ребра болели, но девушке уже было все равно – ею овладела безумная злоба и отчаяние животного, загнанного в угол. Ей было плевать, что своими действиями она может навредить себе, более того, в какой-то мере ей даже хотелось этого. Она не могла достать того, по чьей вине оказалась в таком положении, и направляла всю ярость на себя.

Аня сделала очередной вдох и внезапно поперхнулась. В горле влажно хлопнуло, грудь свело рефлекторным спазмом, и с выдохом наружу вырвался низкий вибрирующий звук, похожий на болезненный надрывный рев. Воздух в легких закончился, и Аня онемела.

Оставшихся собак, тех, что сомневались, убежать или поддержать вожака, как ветром сдуло. Скуля и прижимаясь к земле, они вылетели вон из дома, сбивая друг друга с ног и хаотично толкаясь. Через секунду наступила тишина, словно их тут никогда не было. Замолчал даже жалобно скуливший у стены вожак.

Ане же было не до них. Девушка осела на пол, прижав руки к груди, где, по ее ощущениям, легкие превратились в кашу, и пыталась снова начать дышать. Как только она начала задыхаться, всю ярость как рукой сняло, а с болью, рвущей ее ребра, так и вовсе лучше бы ее собаки сожрали. Легкие трепетали от болезненных спазмов, но дышать все же получалось, хоть и с пугающими хрипами. Что именно Аня умудрилась себе повредить во время приступа и во что это выльется потом, девушка даже предположить боялась. Когда же ей слегка полегчало и она увидела, что собаки сбежали, все, чего ей хотелось, это свернуться в углу и заснуть.

Аня заползла за ящики и легла, прижавшись к стене. Боль в груди медленно, но стихала, дышать становилось проще. Возможно, к утру совсем пройдет. Собака у противоположной стены лежала совсем неподвижно и, казалось, даже не дышала. Ну и черт с ней. Аня прикрыла глаза и попыталась заснуть. Примерно час спустя ощутимо похолодало. Девушка уже почти задремала, когда снова ощутила постепенно нарастающий тремор, как и прошлой ночью. Теперь же к нему добавилась боль в груди и горле. Аня попробовала расслабиться, но в этот раз озноб был сильнее, и трюк не срабатывал, сколько она ни пыталась.

В какой-то момент девушке на ум пришла странная, но в сложившейся ситуации вполне разумная мысль. Аня вылезла из своего угла и направилась к притихшей собаке. Та, услышав приближение более сильного существа, оживилась, заскребла лапами по полу и попыталась уползти, но, видимо, повреждения, полученные ею, не давали нормально двигаться, и животное могло только барахтаться и скулить. Аня ухватила паникующую псину за шею и потащила в свое укрытие. Там она легла, втиснувшись в угол поплотнее, и прижала скулящую собаку к себе. Та молотила лапами по полу, сопротивлялась изо всех сил, но девушка только крепче сжимала ее тело. Оно было теплым, а ей хотелось хоть немного согреться. Аня вцепилась в животное мертвой хваткой, игнорируя все его протесты.

Вскоре собака затихла. Она либо исчерпала все силы, либо ее состояние, которое и до этого было не самым лучшим, усугубилось. Поначалу она тихо поскуливала, а потом и вовсе замолчала, и только тяжело вздымающийся бок выдавал в обмякшем теле признаки жизни. Аня ничего этого не замечала – она спала.

* * *

Ночь прошла беспокойно. Аня видела сны: хаотичные, смятые и рваные, словно старые фотографии, на которых уже не распознать цвета и лица, немного тоскливые и неприятные. Знакомые голоса, образы, события: далекие, из посторонней счастливой жизни. Чужая радость и беззаботность, те самые, что едва не стоили Ане жизни. Этой, нынешней Ане. Бесполезные. Почему никто не додумался застрелить проводника?

Аня открыла глаза. Матово-серый свет сочился из окна напротив. Перевалившись через подоконник, будто старая тряпичная кукла, мутными, как у дохлой рыбы, зрачками на нее глядел Степан. На его лице застыло то же выражение, что девушка видела в последний миг его существования, только кожа на распухшей голове была синевато-серой, под стать здешнему небу. Вокруг открытого рта беспорядочно бегала муха с блестящим изумрудным пузом. Еще одна копошилась в щели между зубами и верхней губой, от чего та слегка шевелилась, и казалось, что Степан собирается вот-вот чихнуть.

Аня молча рассматривала эту картину, пока сон не ушел окончательно, и ее друг, которого здесь быть не могло, превратился в изъеденный мышами и молью ватник, забытый кем-то в окне. Просто видение.

Собака, еще живая и теплая вчера, к утру стала похожа на чучело работы неумелого таксидермиста: окоченела и застыла в нелепой позе, скрюченная и помятая. Аня оттолкнула ее от себя и осторожно встала. В отличие от прошлого раза сейчас это далось девушке гораздо проще. Очевидно, «грелка» сыграла свою роль, и весьма неплохо. За ночь боли ушли, но проверять голос Аня пока поостереглась. Ее останавливали не столько болевые ощущения, сколько перспектива услышать вместо своего голоса что-то другое…

Новый день принес не только свет и тепло, но и чувство голода. Девушка отправилась осматривать местность в надежде что-то найти. Варианты, где ей пришлось бы что-то поймать, пока не рассматривались, и вообще ее подташнивало от одной мысли о том, что рано или поздно придется есть сырое мясо.

Как оказалось, пожарище заняло не всю деревню и часть домов уцелела. Маленькие домики теснились на самой окраине среди редких покореженных деревьев и лысых кустов. Грязные и заброшенные, они были сплошь засыпаны пожухлой листвой и насквозь провоняли дымом и пеплом. Сырость тут почти отсутствовала, и хотя запах ее улавливался, внешне признаки гниения никак себя не проявляли. Близкая аномалия высушивала почву, и для большинства здешних растений весна могла и не наступить. Но даже несмотря на столь жесткие условия, на некоторых ветках упрямо громоздились уже полопавшиеся почки.

Аня обходила один дом за другим, тщательно проверяя их на наличие тайников, но безрезультатно. В комнатах не наблюдалось даже отдаленных намеков на чье-либо недавнее присутствие: ни следов обуви, ни обустроенных под ночлег уголков. Нет, дома были вполне обитаемы: шуршали мыши, бегали насекомые, летала мошкара. Под потолком одного из домиков Аня нашла птичье гнездо с парой свежих яиц. Небольшая птаха, громко стрекоча, вылетела в окно и возмущенно трещала, прыгая по веткам соседнего дерева и беспомощно наблюдая, как девушка в противогазе грабит ее гнездо.

Аня не любила сырые яйца, но эти выпила с удовольствием и даже пожалела, что птица снесла всего два. Голод немного утих, но этого надолго не хватит. Девушка с тоской вспомнила вчерашний завтрак из тушенки с хлебом.

В других домах не нашлось даже гнезд. Аня заглядывала во все углы, шкафчики, если таковые имелись, и полки, но не видела и не чуяла ничего съедобного. В какой-то момент она удивилась тому, как тут выживают звери, но уже и так знала ответ. Еды вокруг полно. С той лишь разницей, что она не приготовлена и не упакована. Да, без соли и приправ, живая и бегает, но от этого не перестает быть едой. Тем не менее Аня решила, что оголодала не настолько, чтобы ловить и есть мышей или кого-то еще. С другой стороны, она только что лишила птичку ее потомства, съела ее потенциальных птенцов. Где та грань между человеком и диким животным? На этот вопрос девушка ответить не могла, но чувствовала, что осталось совсем немного до того момента, когда она подойдет к этой грани вплотную и в итоге переступит ее.

* * *

Эта часть поселка выглядела странно. Между домами не было заборов, а участки почти не имели плодовых деревьев, как будто не рассчитывались на круглогодичное заселение. Возможно, это что-то вроде сезонных домов? Дачные участки? Или, может, лагерь? Да и какая разница? Аня думает об этом лишь для того, чтобы отвлечься от реальных проблем, например от того, что скоро умрет. Каждый час приближает ее к ужасному мучительному концу, когда ее тело начнет разваливаться, отмирать, переваривать само себя, гнить по частям, постепенно, понемногу. Это Степану повезло: он умер быстро, хлоп – и разлетелся, как мешок с костями. А утром он появился в окне, чтобы позлорадствовать, не иначе, показать: гляди, вот он я, отмучился, теперь мне не нужно есть, страдать от голода и жажды, бояться аномалий и радиации, а тебя, Анька, ждет то еще приключение! Я же говорил, что оно того стоит! Еще как!

Аня настолько углубилась в размышления, что не сразу заметила, как изменился мир вокруг. Невидимая струна в груди не просто звенела – она заливалась сиреной, сотрясая ребра и отдаваясь дрожью в конечностях. Что за ерунда? Аня осмотрелась, но не увидела поблизости ничего похожего на аномалии или нечто подобное. Все было тихо и спокойно, как обычно и… Девушка замерла.

Тишина. Вокруг стало не просто тихо, а, как говорят в подобных случаях, наступила мертвая тишина. Нет, ветер, как прежде, колыхал ветки и шуршал опавшей листвой, но замолчала вся живность: ни шороха мышей, ни пения птиц, даже та обиженная трещотка, тарахтевшая все это время позади, куда-то провалилась. Окрестности будто вымерли, а девушка даже не заметила, когда это произошло!

Аня ощутила мерзкий щекочущий страх. В ее голове сама собой сложилась логическая цепочка: тишина, как в доме после ее странного кашля; собаки замолчали, испугались, убежали – испугались! – но сейчас она молчала, значит, есть кто-то другой, кому не надо подавать голос, чтобы его боялись. Кто? По спине пробежал неприятный холодок, и Аня метнулась к ближайшему дому, прижалась к стене и прокралась до угла, но внутрь заходить не стала. Почему-то именно сейчас ее посетила уверенность, что, спрятавшись в замкнутом пространстве, она загонит себя в ловушку. Она точно знала, что прятаться надо снаружи, но почему? Что заставляет ее чувствовать тревогу? Аня не видела источника этих ощущений, их причины, и от этого нервничала еще больше.

Держась ближе к стенам и петляя между домиками, девушка отходила все дальше от пожарища, не забывая прислушиваться к своим ощущениям – они уверяли, что Аня все делает правильно. В конце поселка простирался небольшой пустырь, куда те же ощущения соваться категорически не рекомендовали, и Аня поняла, что придется переждать где-то здесь. Чувство опасности внезапно возросло. Аня запаниковала и завертелась, инстинктивно ища, как бы забраться повыше. Крыша представлялась идеальным вариантом. Девушка потопталась внизу, примериваясь, присела и подпрыгнула, ухватилась за козырек, подтянулась – сверху посыпались ошметки толстого слоя мха и листьев, но она продолжала упорно карабкаться вверх. Когда Аня добралась до узкой трубы со сбитым верхом, казалось, она наделала столько шума, что услышать можно было с другого конца деревни. Усевшись между трубой и крышей, она снова прислушалась: мир, как и раньше, не подавал признаков жизни, но и звон в груди не усиливался.

Аня осторожно огляделась. Ей все же хотелось понять, что произошло, а с высоты нынешнего укрытия сделать это было проще. Но как девушка ни всматривалась в соседние здания и заросшие бурьяном огороды, по-прежнему не видела ничего примечательного. В итоге, набравшись смелости, она подобралась к коньку крыши и выглянула на главную улицу. Отсюда хорошо просматривалось пепелище и широкая дорога к нему с редкими голыми деревьями. На много метров вперед – ни души, и только на границе между аномалией и первыми домами плавно двигался темный силуэт.

Аня напряглась. Нет сомнения, это и есть то самое, от чего она прячется. Даже несмотря на приличное расстояние, в нем угадывалось крупное животное. Очень крупное. Оно не спеша двигалось в Анину сторону, совершенно не опасаясь идти по открытой местности. Не видя его в деталях, Аня безошибочно определила зверя как хищника, которому нечего бояться. И это пугало еще больше.

Девушка вжалась всем телом в холодную, покрытую листвой крышу, и неотрывно наблюдала за существом. Когда между ним и Аниным укрытием осталось каких-то полсотни метров, зверь остановился. Отсюда Аня уже могла его хорошо рассмотреть, и увиденное заставило ее оцепенеть.

Животное размером с большого льва уселось на теплую, нагретую аномалией землю и лениво почесало себя за ухом, имитируя кошачьи жесты. Его тело, равномерно поросшее короткой и плотной оливково-коричневой лоснящейся шерстью, было длинным и гибким, наполненным силой и грацией. Зверь поднял крупную широколобую голову с продолговатой мордой и лениво принюхался. В этот момент Аня молилась, чтобы ветер не переменился и продолжал дуть в ее сторону. Хищник тряхнул короткими ушами и вальяжно потянулся. Он напоминал большую кошку, которую скрестили с соболем или выдрой, всем своим видом показывая, что эти сходства никак ему не вредят, а лишь идут на пользу. Он здесь полноценный хозяин, а остальное – декорации, существующие только для того, чтобы выделить все его достоинства. Тело животного не имело изъянов или хотя бы незначительных дефектов. В отличие от кабанов или собак, которым изменения в организме доставляли заметный дискомфорт, пусть они к нему и привыкли и научились с ним жить, даже извлекая из него пользу, этот огромный кот был совершенен. Если по остальным мутантам, виденным Аней ранее, легко можно было определить степень вмешательства Зоны в их биологию и примерно проследить путь их изменения, то это существо словно родилось таким с самого начала: ничего ни отнять, ни прибавить. Мутант или полноценно сформировавшийся новый вид?

Аня поняла, что смотрит на зверюгу со смесью животного страха и восхищения. Наверное, нечто подобное испытывали первобытные люди при виде саблезубого тигра. Человек хоть и умен, но слаб, а более сильные звери всегда были предметом его восхищения и некоторой зависти. Недаром их обожествляли и делали идолами, просили даровать человеку силу, скорость и прочие важные для выживания качества.

Аня не хотела от кота-выдры никаких бонусов и не собиралась слагать ему гимны, как это делали ее далекие предки, выплясывая вокруг костра. Аня хотела только одного: чтобы он ее не заметил, потому что с досадой осознала: пожелай зверь до нее добраться, особого труда ему это не составит. Никакой защиты у нее на самом деле нет.

Тем временем кот грациозно вывернулся и плюхнулся на бок, взмахнул большими лапами, подбросив в воздух ворох сухой листвы, поймал несколько отдельных листьев. При этом он растопыривал пальцы и ловил движениями, уж очень напоминавшими человеческие, и, если бы не наличие длинных когтей размером с мясницкий нож, можно было бы подумать, что это не лапы, а руки в меховых варежках. Разбрасывая листья, зверь катался по земле, заметая тугим хвостом пыль и камешки, извивался и потягивался.

Аня любовалась им и в то же время боялась сделать лишний вдох.

Вдоволь наигравшись, кот-выдра встряхнулся, сбросив с гладкой шерсти облачко пыли и широко зевнул во всю пасть. От этого зрелища у Ани похолодело в желудке: идеально ровные и целые, острые со здоровой желтизной зубы заполняли его рот от края до края. Зверь довольно облизнулся и внезапно посмотрел прямо на Аню.

У девушки остановилось сердце. Он смотрел прямо на нее! Как он мог ее заметить? Где она себя выдала? Она ведь не шевелилась, почти не дышала, даже ветер дул в ее сторону, а угол крыши скрывал ее полностью! Неужели почуял? Почуял так же, как она его в самом начале? Что, если он знал о ней заранее, еще до того, как пришел сюда? Аня окаменела, словно вся ее кровь мгновенно испарилась или превратилась в лед. Глаза кота, округлые, горчичного цвета, смотрели на нее и улыбались.

Зрительный контакт длился недолго, меньше секунды. Зверь глянул в ее сторону мельком, вскользь, как обычно смотрят на пассажиров в вагоне или на встречных пешеходов на улице: ты их видишь, они есть, но интереса они не вызывают. У Ани же за это время вся жизнь пролетела перед глазами. Но кот отвернулся, пошевелил ушами и уже заинтересованно смотрел совсем в другую сторону, затем поднялся и бесшумно направился к пожарищу, а вскоре и вовсе пропал из зоны видимости, слившись с окружением.

Аня зажмурилась и пролежала так еще как минимум час, а то и больше – у нее не было часов, чтобы определить точное время. Ей казалось, что огромный хищник решил с ней поиграть и вот-вот возникнет рядом с домом, прыгнет на нее, легко преодолев ничтожное расстояние от земли до крыши. Она пробыла в оцепенении до тех пор, пока где-то неподалеку не затрещала та самая птица. Этот звук Аня восприняла как дар свыше, поскольку означать он мог только одно – опасность миновала. Только теперь девушка позволила себе вдохнуть полной грудью и немного расслабиться. Мышцы одеревенели и ныли от неудобной позы, но ее не волновала подобная ерунда. Ей удалось избежать еще одной серьезной опасности, буквально посмотреть ей в глаза и при этом остаться живой. Может быть, ей только показалось, что хищник посмотрел именно на нее, в конце концов, он был далеко, и Аня могла ошибиться, к тому же страх подогревает воображение, так что вполне возможно, на самом деле зверь не видел ее вовсе, а все остальное Аня со страху придумала. Сейчас, когда опасность миновала и мозг девушки мог рассуждать здраво, такой вариант выглядел наиболее реалистично.

Как люди могут жить рядом с такими существами? Этот кот запросто расправился бы с двумя недавними Аниными соседями, она даже не сомневалась. Да, у них оружие, но такой туше потребуется не один и не два выстрела в упор, чтобы хотя бы замедлить ее. А за это время хищник успеет порвать их амуницию в тряпки, с такими-то когтями! Как можно спокойно жить и ходить на ту же охоту, зная, что по соседству бродит такой вот котик? И ведь он наверняка не один такой. Чем сталкеры защищаются от них? Огнестрелом? Да тут только гранатомет поможет!.. Но, с другой стороны, есть же страны, где люди живут рядом с подобными хищниками, видят их почти каждый день, и ничего. Та же Индия, например, или Африка – живут как-то. Может, и тут так же? В конце концов, не станут же они целенаправленно охотиться именно на людей, когда вокруг есть более доступная еда.

Аня спустилась вниз и немного размялась. Судя по скудному источнику освещения где-то прямо над головой, на крыше она проторчала до обеда, потеряла полдня. Ну и летит же время!

За домами начинался небольшой пустырь с парой-тройкой шаровидных аномалий, уныло гонявших мелкий мусор внутри себя, а дальше – снова лес. Сейчас этот путь не казался Ане опасным или нежелательным. Вообще, она решила повнимательнее прислушиваться к своим ощущениям, ибо в последнее время они все чаще выручали ее, и не слишком уходить в себя, дабы снова не проворонить эти самые ощущения. В этом поселке не нашлось ничего съедобного, кроме яиц трескучей птицы, да и те – так себе перекус. Голод уже вновь дал о себе знать, а значит, нужно идти дальше. И Аня шла.