ОглавлениеНазадВпередНастройки
Добавить цитату

Преодоление стыда: не ставьте себе палки в колеса

Винить других – верный способ снять с себя бремя ответственности, отличный отвлекающий маневр.

Но винить других – бесполезно и неэффективно. То есть, безусловно, обвинять можно очень даже эффективно, но по-хорошему нужно просто взять на себя ответственность за все, что скопилось в нашем в углу – даже если залежи там такие, что сам черт голову сломит.

Взять на себя ответственность за случившееся совсем не то же самое, что и осознать случившееся. Понять, что именно произошло, – это еще не принять. Не все в нашей жизни наша вина. Кое-что радикально не наша – и уж за это мы точно не должны брать на себя никакой ответственности.

Понимание того, что произошло с вами (или из-за вас), или даже простое осознание того, что что-то все-таки произошло, пусть вы и не знаете, что именно, легко может вызвать в вас чувство стыда. За то, кто вы такой, за ваше прошлое, за то, что вы сделали и чего не сделали; за то, в чем действительно виноваты и/или в чем вините себя; за то, что сделали (или не сделали) с вами или ради вас.

Список стыда может оказаться длиннее, чем список Заморочек.

Итак, стыд. Зачастую он прячется где-то глубоко, в непроглядной темноте. Прекрасные синонимы слова «стыд» – позор; отвращение к себе; угрызения совести. Да. Да. Да.

Стыд – болезненное чувство, возникающее от осознания бесчестного, неподобающего, смешного и т. д. действия, предпринятого вами или кем-то другим.

Самый большой источник стыда для меня – это тело. Все мое тело, каждый его миллиметр, – один сплошной повод для стыда.

Когда я была маленькой кто-то заметил, что у меня «странные», плоские соски. Мне было лет семь, и примерно в то же время я коротко подстриглась. (Хороший был год.) Я не знала, что значит «странные» соски, пока кто-то не дал им название: инвертированные. Я любила учиться, поэтому сразу полезла в словарь и нашла там слово «инвертированный».

«Перевернутый, преобразованный, вверх тормашками». Мои соски перевернуты вверх тормашками? Неудивительно, что все на меня пялятся. Дорожка мне прямиком в кунсткамеру.

Так началось мое постепенное отрицание своей груди.

Излишне говорить, что я была не из тех девочек-подростков, которые хвастаются своими сиськами. Инвертированными. Потом я услышала, как кто-то сказал, что большие соски – это «отвратно», и я сразу запаниковала: «О боже! А у меня какие? Большие? Маленькие? Откуда мне знать? Что там в словаре об этом?» (Об этом – ничего.)

Когда мне было шестнадцать, у меня был ярко-розовый раздельный купальник. Мой первый в жизни раздельный купальник, и чувствовала я себя в нем отлично. Пока в один прекрасный день какой-то старшеклассник не посчитал своим долгом заявить, что сквозь мой купальник видно соски – инвертированные! (О Боже!) И что лучше бы мне надевать поверх футболку, чтобы не наводить его на грязные мысли. Какой стыд! Прости меня, Господи.

Вскоре после этого случая меня застукали с моим парнем. Он был чудесный, милый мальчик. Мы целовались за домом. Реакция последовала мгновенно – как не стыдно? шлюха! – а я-то всего лишь поцеловалась с мальчиком. Милым мальчиком, который мне очень, очень нравился. Шлюха. Мать одной моей подруги заявила, что я оказываю на ее дочь дурное влияние, и буквально выставила меня из дома. Паскуда. Как-то на вечеринке в последнем классе школы один мой приятель начал меня целовать и, сунув руку мне под футболку, спросил, что не так с моими сосками, и вообще где они? Позор. Опять.

Может, и вам интересно знать, что же не так у меня с грудью? Да все с ней в полном порядке. Рада доложить, что мой прямо-таки фатальный дефект сам собой рассосался. Моя грудь и выглядит, и ведет себя точно так же, как ей, не бывавшей под ножом хирурга и выкормившей двоих детей, и положено. Мои сиськи в полном порядке. Да и чего греха таить, даже лучше, чем в порядке!

Но раньше я этого не знала.

Потому что к моим семнадцати годам на моей памяти как минимум десять человек высказались о моей груди. Они обсуждали ее, указывали на ее недостатки, стыд я испытывала неимоверный. Странные. Какой срам. Прикройся. Грязные мыслишки. Воспоминания имеют свойство тянуться вслед за событиями длиннющим хвостом.

Стыд. У меня ужасное тело. Я – позорище.

Стыд распространился на все мое тело – на бедра, задницу, вес. На сексуальность. На маленькую родинку на животе, узор веснушек на плече.

Мое тело стало для меня источником страха. И в этом не было ни капли моей вины. Виноват дерматолог (да, вы не ослышались), который, коснувшись моей промежности, сказал: «Скоро начнется половое созревание». (Не уверена, что так уж необходимо диагностировать у ребенка «половое созревание», особенно кожному доктору.) Виноват вожатый в лагере, который буквально облизывался всякий раз, завидев меня. Виноваты взрослые мужики, которые терлись о меня и нарезали на машине круги вокруг моего дома. Виноваты люди, которые не должны были вываливать на меня свои секреты. Виноваты те, кто не имел права прикасаться ко мне – ни при каких обстоятельствах, – но уж точно не за беседой «о важном» или «о Боге». Виноваты те, кто продолжал трогать, хватать и щипать меня, когда я отстранялась – снова и снова, – утверждая свою власть надо мной и моим собственным гребаным телом без моего согласия. Это не нормально! А ведь подобные истории есть почти у каждой и каждого из нас. Страх. Шлюха. Недостаточно хороша. Эй, ты куда? А ну, вернись обратно. Я просто хотел тебя обнять.

К тому времени, как я вступила в брак, я чувствовала, что мое тело это никакой не чудесный сад, а пустыня, выжженная земля.

Пустырь, который вот уже почти два десятилетия горит синим пламенем. Позор. Я не хотела, чтобы мое тело кто-то видел. Не хотела, чтобы ко мне прикасались – прикосновения вообще не могла выносить. Чтобы заняться сексом, мне нужно было нажраться до поросячьего визга. Небольшим исключением был мой муж, хотя и ему я не позволяла на себя смотреть – трогай (когда пьяна), но, пожалуйста, не смотри. Кромешная темнота! Поступив в университет, так и не подозревая, как много во мне живет стыда, я начала относиться к своему телу как к худшему, что есть во мне. И искренне так считала.

Я пила без остановки, ела много и всякое говно. Бывали периоды, когда я с трудом могла припомнить, когда в последний раз ела овощи. Две недели назад? Месяц?

Думаю, я просто надеялась, что в конце концов меня разорвет на части. Я раздулась до 113 кг – и это еще до рождения детей. Времени на то, чтобы работать над собой: тренироваться, хорошо питаться, греться в чертовых лучах солнца юности у меня было полно; но вместо этого пряталась в темной комнате. Писала. Выпивала. Скачивала музыку и погружалась в такие состояния, откуда не видела пути назад. Я и не хотела назад. Хотела просто забыть, что вообще существую.

Тьма преследовала меня еще долгое время после того, как я оправилась от падения в Яму (подробнее об этом позже).

После свадьбы – хотя замужество спасло меня, как и свобода, которую оно принесло – тьма снова стала сгущаться. Я уже окончила юридический и родила детей, но моменты радости и счастья всегда тонули в ее водах. Я продолжала стыдиться своего тела несмотря на то, что немного похудела, носила туфли на каблуках и костюмы и даже начала плавать, кататься на велосипеде и бегать. Я стыдилась материнства, потому что считала, что недостаточно люблю своих детей и мало забочусь о них.

Пусть я и свернула с пути очевидного саморазрушения, но все же продолжала отвергать жизнь. Полагаю, я просто выбрала более социально приемлемый способ самоубийства, отравляя себя каждый божий – грустный, позорный, бесконечный и неизменно пропитанный алкоголем – день.

Сейчас я уже могу проследить всю эту тьму непосредственно до чувства стыда, окружавшего мое тело, и до моей детской травмы. (Вот почему мы предпочитаем жить в своей голове – чтобы не чувствовать тела.) [18]

Вины моей здесь не было – я просто не знала, что мое тело в порядке, что оно в безопасности. Потому что я не чувствовала себя в безопасности. Никто мне не говорил, что я в безопасности, совсем наоборот – меня воспитывали в страхе. Страх использовался как орудие любви и контроля. Бога следовало бояться. Родителей следовало бояться. Неудач, похищений, ураганов, сожалений и собак – бояться. Я не чувствовала, что нахожусь в безопасности, потому что… не находилась.

О чувстве безопасности в собственном теле не шло даже речи. Ладно, допустим, дома такого не услышишь, но и по телеку мне бы точно не рассказали, что мое тело в порядке и что я в безопасности. А ведь у меня было не просто хорошее, у меня было прекрасное тело. Когда стала заниматься триатлоном, я вдруг поняла, что мое тело – это, блин, чудо из чудес. Я совершила истинный подвиг – выносила, родила и выкормила двоих детей (и это с моими-то инвертированными-не-инвертированными сосками!), а узнала, что все с моим телом в порядке лишь благодаря триатлону.

Да, сегодня я знаю, как далеко продвинулась, какую громадную работу проделала над собой, потому что сегодня я – «в порядке». Оглядываясь назад, я понимаю, что я даже лучше, чем просто в порядке. Я действительно преодолела немалую часть тернистого пути к принятию себя. Выжившая, пережившая – слово, которое я только недавно начала применять к себе. Да, путь не был коротким – не раз я больно ушибалась и падала без сил.

Теперь же – только на улице первые признаки тепла, я уже в купальнике! А все почему? А потому, что я потеряла двадцать лет жизни, убежденная, что у меня не тело – а выжженная земля. Ни одного дня своего тела я больше не потрачу зря – как бы оно ни выглядело. Я отчаянно пытаюсь жить в своем теле, а не за его пределами. В первую очередь, для себя самой, но еще и для своих детей – мальчика и девочки, – которые, глядя на меня, не только формируют отношения с собственным телом, но учатся безопасности и эмоциональной стабильности.

Я хочу показать им, что не стесняюсь жить в своем теле, что в нем безопасно (хотя бывают и такие дни, что ни в чем, кроме мусорного мешка, и носа на улицу совать не хочется). Но для меня важно гордиться тем, какая я есть – и телом, в котором я живу. И дело не только во мне. Я делаю это ради моих детей и для всех остальных в бассейне, кому, возможно, тоже необходимо увидеть, что сильные, спортивные и уверенные в себе люди бывают разных размеров. (Даже если внутри я не всегда так себя чувствую.) И даже если в я каком-то смысле для кого-то – живое воплощение фотографии «до», я – это просто я.

Не так давно во время семейного отдыха я взяла и надела бикини. Реально крошечное, одни веревочки. Не уверена, что пыталась этим доказать. Возможно, пыталась компенсировать бесконечную вереницу свитеров, которые не снимала летом все предыдущие годы.

Мой одиннадцатилетний сын, завидев меня, крикнул: «Господи, мама!» – и закрыл лицо руками.

Я сразу решила, что по мнению сына, у меня слишком много всего свисает и трясется, чтобы разгуливать в таком купальнике. Я ответила ему так: «Сынок, я просто упахиваюсь в зале, чтобы поддерживать эту форму! И я горжусь своим телом! Как бы оно ни выглядело!»

«Это, конечно, здорово, мам, – ответил мне сын. – Но твой купальник сделан из одних веревочек. А что, если они развяжутся? Что ты тогда будешь делать?» – он сделал большие глаза.

Как всегда, сама практичность. О моем теле он даже не подумал. Распереживался, что мой купальник держится на каких-то жалких веревочках.

Очень может быть, что сейчас вам кажется, будто нелюбовь к вашему телу (несмотря на все желание его полюбить) не пройдет никогда. (Одному Богу известно, как долго я пыталась его полюбить.)

Но если сумеете найти ту первопричину, тот источник вашего стыда к собственному телу, вы сумеете взглянуть вашему стыду прямо в глаза. А когда увидите его – сможете начать от него избавляться. Когда же стыда не останется, на его место придет та самая свобода – чувствовать себя достойной, достойной того, чтобы каждый сантиметр вашей кожи нежился на солнце – без единой задней мысли. (Но, разумеется, с толстым слоем солнцезащитного крема.)