Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
9
Всю следующую неделю Мелисса работала в Лондоне. Это была самая жаркая неделя лета, и мы с Бобби сидели в опустевшем университетском кампусе, поедая мороженое и стараясь загореть. Однажды после обеда я написала Нику, мол, может, я загляну, поговорим. Запросто, ответил он. Бобби я ничего не сказала. Бросила в сумочку зубную щетку.
Когда я появилась у него на пороге, все окна в доме были открыты. Но я все равно позвонила в дверь и он, даже не посмотрев, кто пришел, крикнул из кухни, чтоб я входила. Я закрыла за собой дверь. Когда вошла, он вытирал руки кухонным полотенцем, словно только что мыл посуду. Он улыбнулся и сказал, что разнервничался перед встречей. Собака лежала на диване. Прежде я никогда не видела ее на диване и подумала, что, наверное, Мелисса не позволяет ей тут спать. Я спросила Ника, почему он нервничал, он рассмеялся и пожал плечами – скорее расслабленно, чем взволнованно. Я облокотилась на стол, пока он вешал полотенце.
Итак, ты женат, сказала я.
Да, похоже на то. Выпьешь что-нибудь?
Я взяла маленькую бутылку пива – просто чем-то занять руки. Меня охватило беспокойство, какое случается, когда сделаешь плохое и ждешь, что за этим последует. Я не хочу быть разлучницей и все такое, сказала я. Он рассмеялся.
Забавно, сказал он. И что это значит?
Ты же никогда не изменял жене. И я не хочу разрушать твой брак.
Ну, этот брак уже пережил несколько измен, но хоть бы одна из них была моей.
Он произнес это шутливо, и я в ответ расхохоталась, но вдобавок расслабилась насчет моральной стороны происходящего – видимо, для того он и шутил. Мне не хотелось жалеть Мелиссу, и теперь она осталась за рамками моего сочувствия, словно персонаж другой истории.
Мы поднялись на второй этаж, и я призналась Нику, что еще никогда не спала с мужчиной. Он спросил: это важно? – и я ответила, что, наверное, не очень, но будет странно, если он обнаружит уже в процессе. Пока мы раздевались, я старалась держаться непринужденно и не дрожать. Я стеснялась раздеваться перед ним и не знала, как прикрыться, чтобы не вышло неуклюже и отталкивающе. У него был выдающийся торс – как у статуи. Мне не хватало дистанции, что разделяла нас, когда он наблюдал за мною под рукоплескания зала, – теперь казалось, что она защищает, что без нее никак. Но когда он спросил, точно ли я всего этого хочу, я услышала свои слова: знаешь, я не просто поговорить сюда пришла.
В постели он постоянно спрашивал: так приятно? Я отвечала, что все хорошо. Все тело горело, я казалась себе ужасно громкой, слышала собственные стоны без слов. Закрыла глаза. Внутри словно кипело масло. Во мне проснулась какая-то ошеломительно мощная энергия, в которой чудилась опасность. Пожалуйста, повторяла я. Пожалуйста, пожалуйста. Потом Ник потянулся к тумбочке за презервативом, а я подумала: больше я никогда ничего не смогу сказать. Но покорилась. Извини, пробормотал Ник, будто эти несколько секунд, что я лежала в ожидании, – его промашка.
Когда все закончилось, я, вздрагивая, осталась лежать на спине. Я была такой громкой, такой наигранно-неестественной всю дорогу, что теперь невозможно было держаться невозмутимо, как в письмах.
Вроде ничего так, сказала я.
Да ну?
По-моему, мне понравилось больше, чем тебе.
Ник засмеялся и закинул руку за голову.
Нет, сказал он, мне больше.
Ты был очень внимателен.
Правда?
Серьезно, я в восхищении, какой ты нежный, сказала я.
Подожди-ка. Точно все в порядке?
Из глаз моих покатились слезинки и закапали на подушку. Печали не было и следа – сама не знаю, почему я плакала. Прежде такое уже случалось – с Бобби, и она считала, что это проявление моих подавленных чувств. Я не могла остановить слезы, поэтому застенчиво рассмеялась, чтобы он понял – мне не грустно. Я дико смутилась, но ничего не могла с собой поделать.
Со мной бывает, сказала я. Ты не сделал ничего такого.
Ник коснулся меня рукой чуть ниже груди. Я присмирела, словно животное, которое приласкали, и расплакалась еще сильнее.
Ты уверена? – сказал он.
Да. У Бобби спроси. То есть не надо.
Он улыбнулся: да уж, не буду. Он поглаживал меня кончиками пальцев, словно ласкал свою собаку. Я резко вытерла лицо.
Знаешь, ты очень красивый, сказала я.
Он опять рассмеялся.
Это все мои достоинства? – сказал он. Я-то думал, тебя заинтересовала моя необыкновенная личность.
А у тебя она есть?
Он перевернулся на спину и ошеломленно уставился в потолок. Не могу поверить, что мы это сделали, сказал он. Слезы у меня закончились. Все, о чем бы я ни подумала, вызывало ликование. Я погладила испод его запястья и сказала: еще как можешь.
Наутро я проснулась поздно. Ник приготовил к завтраку французские тосты, и я на автобусе отправилась домой. Забралась на самое заднее сиденье, у окна, солнце лупило меня по лицу, и прикосновение обивки к голой коже казалось необыкновенно чувственным.
Вечером Бобби сказала, что ей надо где-то перекантоваться – устраниться от «семейных проблем». В выходные Элеанор выкинула из дома какие-то вещи Джерри, последовал скандал, и Лидия заперлась в ванной, крича, что хочет умереть.
Совсем не круто, сказала Бобби.
Я сказала, что она может пожить у меня. Не могла придумать, что еще сказать. Она знала, что у меня пустая квартира. Тем вечером она играла на моем электропианино, держа перед глазами ноты на моем ноутбуке, а я с телефона проверяла электронную почту. Никто не писал. Я взялась за книгу, но читать не хотелось. Тем утром, как и предыдущим, я ничего не сочинила. Читала длинные интервью со знаменитыми писателями, подмечая, как мало у меня с ними общего.
У тебя тут сообщение в мессенджере, сказала Бобби.
Не читай. Дай мне посмотреть.
Почему это я не должна читать?
Я не хочу, чтобы ты читала, сказала я. Дай ноутбук.
Она протянула мне компьютер, но не спешила возвращаться к пианино. Сообщение было от Ника.
Ник: я знаю, я ужасен
Ник: может заглянешь ко мне снова как-нибудь на неделе?
От кого это? – сказала Бобби.
Расслабься, а?
Почему ты сказала «не читай»?
Потому что не хотела, чтобы ты читала, сказала я.
Она кокетливо погрызла ноготь и устроилась на кровати рядом со мной. Я захлопнула ноутбук, и ее это насмешило.
Да не читала я, сказала она. Но я видела от кого.
Ну и молодец.
Он тебе нравится, да?
Не понимаю, о чем ты говоришь, сказала я.
Муж Мелиссы. Ты всерьез на него запала.
Я закатила глаза. Бобби растянулась на кровати и усмехнулась. В этот момент я ее ненавидела, даже ударить захотелось.
Ты что, ревнуешь? – сказала я.
Она рассеянно улыбнулась, как будто думала о чем-то другом. Я не знала, что тут еще добавить. Она еще поиграла на пианино и захотела спать. Когда на следующее утро я проснулась, она уже ушла.
Почти все ночи на той неделе я провела у Ника. Работы у него в те дни не было, так что по утрам он на пару часов ходил в спортзал, а я – в литературное агентство или просто слонялась по магазинам. Вечером он готовил ужин, а я играла со спаниелем. Я говорила Нику, что, кажется, за всю свою жизнь столько не ела, и это правда. Дома родители никогда не готовили блюд с чоризо или баклажанами. Еще я прежде никогда не пробовала свежее авокадо, но об этом я Нику не сказала.
Однажды ночью я спросила, не боится ли он, что Мелисса узнает про нас, и он ответил, что вряд ли она узнает.
Но ты же узнал, сказала я. Когда она изменяла.
Нет, она мне сама рассказала.
Что, серьезно? Ни с того ни с сего?
В первый раз – да, сказал он. Сюр полный. Она уехала на какой-то книжный фестиваль и позвонила часов в пять утра, мол, ей нужно кое в чем признаться. Вот и вся история.
Ни хрена себе.
Но это была просто случайная связь, они больше не встречались. В следующий раз все оказалось серьезнее. Наверное, зря я выбалтываю тебе такие секреты, да? Я не хочу выставить ее в дурном свете. Ну или думаю, что не хочу, не знаю.
За ужином мы рассказывали друг другу про свою жизнь. Я объяснила, что хочу уничтожить капитализм и считаю мужской пол угнетателем. Ник признался, что «в душе» он марксист, но я не должна осуждать его за то, что он владеет домом. Или так, или вечно платить аренду, сказал он, но я все осознаю. У меня сложилось впечатление, что он из очень богатой семьи, но на эту тему я расспрашивала осторожно – меня смущало, что сама я никогда в жизни ни за что не платила. Его родители были все еще женаты, и у него были брат и сестра.
Во время этих разговоров Ник смеялся над всеми моими шутками. Я призналась, что не могу устоять перед людьми, которые ценят мое чувство юмора, а он сказал, что не может устоять перед людьми умнее его.
Наверное, они просто редко тебе встречаются, сказала я.
Приятно льстить друг другу, скажи?
Секс был так хорош, что я то и дело плакала. Нику нравилось, когда я забиралась на него, а он при этом полусидел, прислонившись спиной к изголовью кровати, и мы шептались. Ему нравилось, когда я говорила, до чего мне хорошо. Его легко было довести до оргазма, просто повторяя это. Порой я так и делала, чтобы ощутить свою власть над ним, и тогда после он извинялся: прости, мне так неловко. Слышать это мне нравилось даже больше, чем собственно секс.
Я была без ума от его дома: все безупречно, что ни возьми, и половицы по утрам приятно холодили ноги. У них имелась электрическая кофемолка, Ник покупал кофе в зернах и молол понемногу перед завтраком. Я не знала, насколько это претенциозно, но кофе был невероятно вкусен. На всякий случай я все-таки сказала ему, что это претенциозно, а он ответил: а ты что пьешь? Сраный «Нескафе», что ли? Ты студентка, не надо тут строить из себя законодателя хорошего вкуса. Конечно, в душе мне очень нравилась их дорогая кухонная техника, и не меньше нравилось наблюдать, как Ник медленно опускает пресс кофейника и сверху появляется темная пенка.
На неделе он почти каждый день разговаривал с Мелиссой. Обычно она звонила по вечерам, и он снимал трубку в другой комнате, пока я валялась на диване перед телевизором или курила во дворе. Говорили они минут по двадцать, а то и дольше. Однажды я целиком посмотрела серию «Задержки в развитии», дожидаясь его, – ту, где сожгли ларек с бананами. Я никогда не слышала, о чем он говорит по телефону. Однажды я спросила: она там ничего не подозревает? Он просто покачал головой и сказал, мол, нет, все в порядке. За пределами своей комнаты Ник до меня даже не дотрагивался. Мы вместе смотрели телевизор, словно просто ждем Мелиссу с работы. Он позволял себя поцеловать, если мне хотелось, но инициатива всегда исходила от меня.
Сложно было понять, что Ник на самом деле чувствует. В постели он никогда ни к чему меня не принуждал и всегда угадывал мои желания. И все-таки в нем была какая-то неясность, недосказанность. Он не обронил ни одного комплимента. Не тянулся спонтанно поцеловать или дотронуться до меня. Я все еще нервничала, раздеваясь, а когда я в первый раз взяла у него в рот, он так притих, что мне пришлось прерваться и спросить, не больно ли ему? Он ответил, что нет, но когда я продолжила, по-прежнему не издал ни звука, не прикоснулся ко мне, я даже не знала, смотрит ли он на меня. Когда все закончилось, мне было так паршиво, словно я принудила его к чему-то противному нам обоим.
В четверг, выйдя из агентства, я случайно столкнулась с ним в городе. Мы шли с Филипом за кофе и заметили Ника в компании высокой женщины. Одной рукой она толкала перед собой коляску, а другой держала мобильник. У Ника на руках был младенец. На младенце была красная шапочка. Ник на ходу помахал, мы с ним даже переглянулись, но они не остановились поговорить. В то утро он, заложив руки за голову, лежа наблюдал, как я одеваюсь.
Это ведь не его ребенок? – сказал Филип.
Я как будто играла в видеоигру, не зная ни одной команды управления. Я пожала плечами и сказала, мол, насколько я знаю, детей у него нет. Вскоре от Ника пришло сообщение: моя сестра Лора и ее дочка. Извини, что прошли мимо, они как бы спешили. Я ответила: очень милая малышка. Можно к тебе вечером?
За ужином он спросил, правда ли малышка показалась мне милой. Я ответила, что не слишком хорошо рассмотрела, но издали она выглядела симпатягой. Она просто лучшая, сказал Ник. Рейчел. В жизни не так много вещей, которые я обожаю, но этого ребенка по-настоящему люблю. Когда увидел ее в первый раз, даже расплакался – такой она была крошечной. Ник расчувствовался, как никогда прежде на моей памяти, я даже позавидовала. Хотела пошутить, мол, сейчас ревновать начну, но ревновать к ребенку – как-то гадко, вряд ли Нику понравилось бы. Очень трогательно, сказала я. Похоже, в моем голосе было маловато восторга, и он с заминкой сказал: наверное, в твоем возрасте дети еще не интересуют. Я обиделась и молча ковырнула вилкой ризотто на тарелке. Нет, я правда думаю, что это трогательно, сказала я. Совсем на тебя на похоже.
А обычно я грубый и агрессивный? – сказал он.
Я пожала плечами. Мы продолжили есть. Я знала, что расстроила его, – видела, как он наблюдает за мною через стол. Но в нем не было ни капли грубости или агрессии, и я решила замять эту тему, чувствуя, что он нечаянно выдал какой-то свой тайный страх.
Когда мы той ночью разделись, простыни были ледяные, и я заметила, мол, какой же холод. В доме? – сказал он. Ты мерзнешь по ночам?
Нет, вот сейчас, сказала я.
Я потянулась к нему, чтобы поцеловать, и он мне позволил, но как-то рассеянно, без чувства. Затем отстранился и сказал: а то, если ты мерзнешь по ночам, я могу включить отопление.
Да нет, сказала я. Просто простыни холодные, вот и все.
Ну ладно.
Мы занялись сексом, это было приятно, а после мы лежали, уставившись в потолок. Легкие переполнились воздухом, охватило умиротворение. Ник коснулся моей руки и сказал: ну что, согрелась? Согрелась, сказала я. Ты очень трогательно заботишься о моей температуре. Ну разумеется, сказал он. Хреново будет, если ты тут у меня замерзнешь до смерти. Говоря это, он гладил мою руку. У полиции могут возникнуть вопросы, сказала я. Он рассмеялся. О да, сказал он. Типа что этот красивый труп делает в твоей постели, Ник? Это была просто шутка, всерьез он никогда не называл меня красивой. Но шутка мне все равно понравилась.
В пятницу вечером, накануне возвращения Мелиссы из Лондона, мы смотрели «На север через северо-запад», открыв бутылку вина на двоих. На следующей неделе Ник улетал в Эдинбург на съемки, и какое-то время мне предстояло жить без него. Я почти не помню, о чем мы разговаривали той ночью. Помню только сцену в поезде, когда герой Кэри Гранта флиртует с блондинкой, – я почему-то повторила одну ее реплику с резким американским акцентом. Я сказала: и мне не очень нравится книга, которую я начала. Ник хохотал без всякой причины – или, может, мой акцент был настолько ужасен.
Теперь ты изобрази Кэри Гранта, сказала я.
Ник произнес американским киноголосом: когда я встречаю привлекательную женщину, приходится притворяться, что у меня нет ни малейшего желания с ней переспать.
И долго ты обычно притворяешься? – сказала я.
Это ты мне скажи, произнес Ник своим обычным голосом.
По-моему, я догадалась довольно быстро. Но я боялась, что обольщаюсь.
Ха, со мной то же самое.
Он подхватил бутылку и освежил вино в бокалах.
Так это просто секс или я тебе по-настоящему нравлюсь? – сказала я.
Фрэнсис, да ты напилась.
Ты можешь сказать, я не обижусь.
Знаю, что не обидишься, сказал он. По-моему, ты хочешь услышать, что это просто секс.
Я рассмеялась. Я была счастлива, что он так сказал, потому что мне хотелось, чтобы именно так он и думал, и полагала, что он это знает и просто шутит.
Не расстраивайся, сказала я. Но ты в этом деле и правда хорош. Я, может быть, уже говорила.
Разве что пару раз. Но хотелось бы получить заявление в письменной форме. Что-то надежное – буду рассматривать на смертном одре.
И тут он просунул руку меж моих колен. На мне было платье в полоску, ноги голые; когда он коснулся меня, я стала горячей и податливой, будто во сне. Силы совершенно покинули меня и, попытавшись заговорить, я запнулась.
Что будет, когда твоя жена вернется домой? – сказала я.
М-да. Что-нибудь придумаем.
