Убийство на Рождество

Глава 1

– Уверена, что все обязательно так и будет! – взволнованно воскликнула Дени.

Из недр развернутого к камину глубокого мягкого кресла раздался голос:

– Что именно?

– Старомодное Рождество! – Дени отвела взгляд от свинцового неба и восторженно замерла, заметив первые снежинки, особенно трогательные на фоне темной листвы лавровой аллеи. – Вот он, Роджер! Настоящий, восхитительный, сахарный снег!

В глубоком кресле застонали:

– Кошмар! Мокрая, мерзкая, отвратительная каша. К тому же придется терпеть проказы деревенских мальчишек. Заранее представляю: не успеешь выйти за ворота, как за шиворот полетит холодный комок. Брр!

Дени Арден радостно рассмеялась. Подобный смех разрушал самообладание Роджера Уинтона. Конечно, он ее любил. Любил с тех самых пор, когда однажды ехал на машине по узким извилистым улочкам старинной деревни Шербрум, неосторожно свернул за угол и напугал ее лошадь, немедленно превратившись в объект праведного гнева.

Случилось это в начале прошлого года. В морозный день дороги окаменели, а порывы ледяного ветра нарисовали на щеках Дени Арден розы и причудливо взбудоражили каштановые локоны. Не замечая бури негодования, Роджер любовался стройной фигурой в амазонке с таким искренним и открытым поклонением, что, несмотря на холод, лицо девушки запылало. Чувствуя, что теряет власть над ситуацией, Дени в последний раз сердито тряхнула пышными кудрями и удалилась.

Вернувшись домой, Уинтон немедленно навел справки. Он принадлежал к семейству, чья фамилия, пусть и в различном написании, многократно фигурировала в исторических хрониках Шербрума, однако годы, отданные изучению архитектуры и длительному заграничному турне, ослабили связь с родным краем. Разумеется, нелегко было узнать в волшебном видении одну из нескладных веснушчатых деревенских девчонок.

Загадка разрешилась просто: выяснилось, что Шербрум-Хаус больше не пустует. Массивный серый замок, расположенный поодаль от деревни, однако властно довлевший над заросшими мхом крышами, в детстве казался волшебным. Запущенный сад и медленно приходившие в упадок надворные постройки оживали в воображении, наполняясь храбрыми благородными героями.

Мелвины прибыли в Шербрум, когда первый сэр Хьюго, переплывший Ла-Манш в составе войска Вильгельма Завоевателя, отправился на запад. Шербрум-Хаус стал резиденцией местной власти. Сама королева Елизавета почтила замок пятидневным пребыванием в знак благодарности сэру Реджинальду Мелвину. Монарший визит состоялся вскоре после того, как достойный воин на собственном корабле принял участие в разгроме Армады у скалистых берегов владений грозной девственницы. Милость ее величества пробила невосполнимую брешь в казне сэра Реджинальда, однако принесла ему почетный титул барона.

Для Мелвинов, баронов Шербрум, то были великие дни, но за близость к трону пришлось дорого заплатить. Оставаясь роялистами на территории, подконтрольной парламенту, они тяжело пережили гражданскую войну, вернулись к власти вместе с Карлом II, однако впоследствии, во время нашествия Георга Ганноверского, совершили роковую ошибку, примкнув к якобитам. После поражения при Каллодене и бегства Карла Стюарта во Францию шестой лорд Шербрум лишился не только титула барона, но и головы.

Семейству удалось сохранить замок и часть некогда огромного поместья, но война исчерпала средства и вскоре от былой роскоши не осталось следа. В конце XIX века прежде щедрое фамильное древо до такой степени оскудело плодами, что все оставшееся имущество перешло в руки дальнего родственника, который по бедности даже не мог позволить себе жить в поместье. Шербрум-Хаус опустел, превратившись в печальную обитель призраков и воспоминаний.

Роджеру Уинтону достались многочисленные слухи и легенды. Жители деревни уважали серый замок, а старики клялись, что настанет время, когда Мелвины вернутся в родовое гнездо и просторная терраса вновь озарится огнями.

Однако годы шли, а обедневшие потомки гордого семейства, некогда принимавшего венценосную особу, все не появлялись. Со временем надежда на их возвращение исчезла, Шербрум-Хаус был продан и перешел в чужие руки.

Роджер Уинтон узнал, что владельцем поместья стал некий Бенедикт Грейм. Покупатель заплатил символическую сумму, поскольку недвижимость находилась в плачевном состоянии, однако вскоре привел замок в порядок. Ремонт потребовал огромных средств и наглядно доказал материальное благополучие нового хозяина.

– Девушка из большого дома, – мягко, но настойчиво уточнил Роджер. – Кто она? Дочь мистера Грейма?

Нет, не дочь Грейма. Во всяком случае, живых родителей у нее не было, а имелся опекун – Джереми Рейнер, один из ближайших друзей Бенедикта Грейма. Рейнер воспитывал и обеспечивал сироту после смерти отца – своего делового партнера.

Проводила ли она в Шербруме много времени? На этот вопрос последовал положительный ответ. Рейнер и Грейм поддерживали тесные отношения, и Грейм души не чаял в Дени. Да, так ее звали: Дени Арден. Она частенько каталась верхом по живописным окрестностям деревни Шербрум.

С четвертой тщательно продуманной попытки Роджер Уинтон случайно встретил Дени Арден и напомнил о знакомстве. Как он и ожидал, ее чувство юмора в полной мере соответствовало ситуации, и с того счастливого дня, как любят говорить французы, дело пошло.

Уинтон стал частым гостем в старинном сером замке, где в детстве провел немало вдохновенных часов. Он снова сидел в комнатах – теперь уже теплых и уютных, – вслушивался в стук шагов на просторной каменной террасе и постоянно думал о Дени. В разгар лета, когда солнце согревало полированные дубовые панели, и сейчас, глубокой зимой, при мягком свете камина, ее присутствие рождало волшебство.

Роджер нарочито медленно, чтобы не выдать чувств, встал с кресла, повернулся и посмотрел на застывшую на фоне окна стройную фигуру с высоко поднятой головой и нежной шеей, освещенной теплым сиянием живого огня.

– Не смотри на меня так, Дени. Не искушай. Сама знаешь, что я от тебя без ума.

Она улыбнулась:

– Как хорошо ты говоришь, Роджер.

Он подошел ближе, взял за руку:

– Дени, дорогая… ты меня любишь?

Она серьезно кивнула:

– Да, Роджер.

– Тогда скажи, что выйдешь за меня замуж. Скоро!

– Нет, – возразила она твердо. – Джереми…

– Джереми! – крикнул Роджер. – Опять Джереми! Почему он все время стоит между нами? Знаю, как много он для тебя сделал, и все же существуют границы!

В карих глазах Дени отразилось смятение, однако решимость не исчезла.

– Мы уже обсуждали это, Роджер, так что незачем начинать разговор заново. Я должна убедить его.

– Было бы проще, если бы мы больше знали о его мотивах. Почему он так упорно возражает? Я не настолько гадок, чтобы получать отказ за отказом!

– Ты очаровательный гадкий утенок, – промолвила Дени и, нежно взлохматив его густые волосы, провела пальцами по щеке.

Резкие черты мужественного лица напомнили о спокойной надежности Роджера Уинтона.

– Пусть я не сказочно богат, – продолжил он, – заботиться о деньгах тебе не придется. Джереми прекрасно это знает. Как знает и то, что я люблю тебя. Все должно быть просто!

– Все просто, – подтвердила Дени с искрой лукавства, которую не смогла спрятать, и Роджер криво усмехнулся.

– Неужели ничего нельзя сделать?

– Я уже испробовала все доступные средства. К чему скрывать? Ты ему просто не нравишься.

– Но почему? В чем дело? Если бы Джереми объяснил причину, мы хотя бы поняли его позицию, а так… Слепое предубеждение, не более. Правда заключается в том, что он боится потерять тебя. Дело вовсе не во мне. Точно так же ему не понравится любой другой мужчина, который захочет на тебе жениться.

Роджер положил ладони ей на плечи, и Дени ощутила теплую нервную силу его пальцев.

– А мистер Грейм? Что, если попробовать заручиться его поддержкой? Он тебя любит и в то же время может повлиять на опекуна.

Дени покачала головой:

– Я же сказала, что перепробовала все и сразу обратилась к дяде Бенедикту. Бесполезно. Он сообщил, что, когда заговорил с Джереми о свадьбе, тот взбесился, как бык при виде красной тряпки. Оказалось, что влияние дяди Бенедикта так далеко не распространяется.

Уинтон немного помолчал, а потом мрачно произнес:

– Вот что я скажу, Дени. В мистере Рейнере есть нечто странное. Да-да, – поспешно подтвердил он, заметив инстинктивное движение протеста. – И весь этот дом странный. Чем скорее я отсюда тебя увезу, тем лучше.

Уинтон говорил так убежденно, что вспыхнувшее в душе Дени возмущение мгновенно угасло.

– Ради бога, Роджер! О чем ты?

– О том, что мне не нравится твоя жизнь здесь, с этими непредсказуемыми родственниками, которые на самом деле вовсе не родственники. Может, поэтому я говорю о них так откровенно. Они ненормальные: невозможно предугадать, когда вдруг перестанут вести себя как обычные люди и выкинут нечто невообразимое.

– Ты о прошлогодней выходке дяди Джеральда, когда он явился на выставку цветов в школьных шортах и смутил милых пожилых леди из кружка рукоделия?

– А еще прокатился по улице в детской коляске, с соской во рту и в сопровождении оркестра!

– Но ведь в этих проделках нет ничего плохого, Роджер! Ты и сам знаешь, что дядя Джеральд обожает розыгрыши. Он просто большой ребенок.

– Поверь, я умею ценить хорошие розыгрыши, однако он совсем не годится для роли Питера Пэна.

– Ну вот, теперь ты пускаешь в ход рассуждения о пропорциях!

– Возможно, я драматизирую, – согласился Уинтон. – И все же компания сомнительная. Джеральд со своими вспышками школьного юмора, запоями и клятвами исправиться. Шарлотта, которая часами не выходит из своей комнаты и вообще ведет себя как озлобленная старая дева с мрачной тайной в рукаве. Удивительно, что мистер Грейм их терпит. Я бы через месяц сошел с ума, а он умудряется смотреть на мир весело.

– Когда ты так говоришь, действительно складывается мрачная картина, но они добры ко мне, и я не могу пойти против их воли.

– Я вовсе не хочу сказать, что эти люди обращаются с тобой плохо, – произнес Уинтон. – И все же в доме сложилась нездоровая атмосфера. Не понимаю, как Рейнер позволяет тебе проводить здесь столько времени.

– Не только позволяет, но и поощряет, – возразила Дени и с лукавой улыбкой добавила: – Вот уж не думала, что у тебя появятся возражения на сей счет!

– Я не возражаю, просто удивляюсь. Почему он решил провести Рождество в Шербрум-Хаусе?

– Мы всегда проводим Рождество с дядей Бенедиктом. Это традиция.

– Да, мистер Грейм любит семейные торжества, и без вас они не обходятся, но ведь в этом году Рейнер собирался в Америку и должен был уехать еще на прошлой неделе. Что же заставило его изменить планы?

Дени нахмурилась. Стало ясно, что она безуспешно пытается найти ответ.

– Не знаю, Роджер, – наконец призналась девушка. – Действительно очень странно. Джереми отменил поездку внезапно, хотя с нетерпением ждал ее. Совсем на него не похоже.

– Он не объяснил причину?

– Нет.

– И это тоже совсем на него не похоже, правда?

– Обычно Джереми обсуждает со мной все дела и планы. А сейчас не произнес ни слова. Я подумала…

Послышался звук открываемой двери. Влюбленные быстро отпрянули друг от друга и обернулись. На пороге появилась высокая фигура и застыла в угрюмой неподвижности.

Дени услышала ироничный внутренний голос. «Громовые раскаты, – произнес он с издевкой. – Входит Заговорщик». Она с трудом сдержала нервный смех.

Николас Блейз увидел молодых людей возле окна, за которым мягко кружился снег. Он вошел в комнату и промолвил:

– Приветствую. – Потом, подойдя ближе, добавил: – Любуетесь видом из окна? Кажется, Рождество будем праздновать в традиционных декорациях.

Говорил он легко, однако внимательные темные глаза смотрели требовательно. Роджер и Дени не знали, успел ли Николас что-нибудь услышать, а тот не подавал виду. Редко удавалось понять, о чем думает мистер Блейз. Трудно было сказать наверняка, как много он знает. Однако, давно работая секретарем Бенедикта Грейма и в течение долгих лет оставаясь его близким другом, Николас, несомненно, обладал информацией о каждом из приехавших в Шербрум-Хаус гостей.

Возраст Блейза не поддавался определению. На первый взгляд он казался молодым человеком, однако при ближайшем рассмотрении во внешности читались признаки зрелости: слегка отступившие со лба волосы, тень опыта в глубоко посаженных пристальных глазах, серьезное выражение умного лица. Выразительные, с длинными пальцами руки удивляли тонкостью и артистизмом: такими могли быть руки скрипача. Несмотря на скромное положение, секретарь все видел, все запоминал и все знал.

Сейчас в его поведении ощущалось легкое самодовольство: подобная манера свойственна человеку, сознающему, что от него попытались скрыть нечто важное, и с затаенной гордостью принимающему иронию собственной осведомленности.

Ситуация раздражала. Дени Арден напряженно ждала, когда же мистер Блейз заговорит. Абсурд, разумеется. Ник был вполне нормальным человеком и держался естественно. Только не в меру разыгравшееся воображение могло навести на мысль о некой тайне. Во всем виноват Роджер: нелепые фантазии о доме и его обитателях заставили подозревать то, чего на самом деле не существовало.

– Надеюсь, снег не растает, – заметил Блейз, глядя в окно. – Бенедикт будет рад зимней погоде.

Фраза прозвучала настолько привычно и обыденно, что Дени перестала беспокоиться и вновь почувствовала себя в безопасности.

– Дядя Бенедикт любит, чтобы в Рождество все соответствовало правилам, – с облегчением подхватила она. – Полагаю, он выступит в своей обычной роли?

Блейз с улыбкой отвернулся от окна:

– По-моему, он весь год только и делает, что ждет сочельника. Сегодня утром достал из сундука костюм, а уже несколько дней подряд прячет какие-то загадочные пакеты!

В доме Бенедикта Грейма празднование Рождества неизменно и строго следовало давней традиции. Множество гостей, огромная елка и сам мистер Грейм, поздним вечером с детским восторгом, якобы незаметно, являвшийся во всем великолепии длинной красной шубы и белой бороды, чтобы повесить на елку подарки для гостей.

Жил он холостяком. Судя по всему, отсутствие детей, на которых можно было бы выплеснуть родительский энтузиазм, подтолкнуло к столь причудливому способу достижения счастья. Сама природа безобидной странности гарантировала сочувственное отношение окружающих, а поскольку Грейм обладал значительным состоянием и славился щедростью, ничто не мешало ему разыгрывать любимый спектакль из года в год, не вызывая насмешек. Как правило, гости узнавали об обычае еще до приезда в Шербрум-Хаус, а если кто-нибудь не успевал подготовиться заранее, то быстро находил верный тон по примеру более опытных участников действа.

Случалось, что циники, лишенные сентиментальности в результате столкновения с грубым миром, считали причуду хозяина экстравагантной, однако даже они благоразумно держали скепсис при себе. Разумеется, на подобное поведение влияла атмосфера всеобщей любезности и светлого праздника Рождества, однако справедливости ради следует признать один немаловажный факт: Бенедикт Грейм не принадлежал к числу людей, склонных терпеть возражения.

Голубые глаза под густыми седыми бровями обычно смотрели на мир с философским спокойствием, но порой метали гневные искры. В таких случаях и без того высокая худая фигура разрасталась до подавляющих размеров. Сразу становилось ясно, что отстраненно взиравший на жизнь неторопливый человек, с наслаждением выступавший в роли Деда Мороза, таит в душе опасный огонь.

Дени Арден сделала это открытие еще в детстве: однажды тот, кого она считала добрейшим на земле человеком и неизменно называла дядей, застал ее самозабвенно исследовавшей запретную территорию кабинета и сделал внушение, впечатление от которого сохранилось по сей день.

По какой-то необъяснимой причине давний инцидент промелькнул в сознании сейчас, когда Дени стояла, глядя на Николаса Блейза. Секретарь спросил себя, о чем она думает, однако Дени не объяснила причину мимолетной улыбки, а просто осведомилась:

– Кто приедет, Ник?

– Соберется обычная компания. Розалинда Марш, Остин Деламер. Разумеется, все мы. Напьеры привезут с собой миссис Тристам.

– Неужели? – удивленно воскликнула Дени.

– Да, – кивнул Николас Блейз.

В последнее время Люси Тристам зачастила в гости. Точно установить возраст этой дамы не удавалось: за тридцать… а дальше неизвестно, – зато в ее привлекательности сомневаться не приходилось. Когда она с заученной небрежностью поправляла прическу возле лампы, пышные темно-рыжие волосы вспыхивали подобно пламени, обеспечивая внимание любого общества. Первое впечатление поддерживали и закрепляли прочие неоспоримые достоинства: яркая индивидуальность, золотистый цвет нежной кожи и грациозная фигура. Подобная внешность заведомо исключала недостаток восхищения.

– Миссис Тристам – вдова? – уточнил Роджер Уинтон.

– Только по ее собственным словам, – ответила Дени. – Истинное положение этой особы неизвестно, как и то, действительно ли ее зовут Люси.

– Хочешь сказать, что легенда возникла ради эффекта? Кажется, глубокой симпатии к леди ты не испытываешь.

– Нет, – призналась Дени.

– Конечно, вы еще не знакомы с миссис Тристам, – вмешался Блейз, чувствуя надвигающуюся опасность и обращаясь к Уинтону, чтобы помешать Дени высказаться откровеннее. – Вы не очень часто нас посещаете, а потому ваши визиты не совпали с ее пребыванием. В сентябре Люси приезжала вместе с Напьерами.

– И прожила целый месяц, – не без ехидства добавила Дени.

– Вряд ли временные границы визита были заранее определены, – тактично возразил Блейз, – хотя миссис Тристам, несомненно, не спешила покинуть гостеприимный дом.

Разговор требовал продолжения.

– Наверное, воздух в этих краях действует на леди благотворно, – осторожно заметил Роджер Уинтон.

В карих глазах Блейза вспыхнули лукавые искры.

– Не думаю, что дело в воздухе.

– Я тебе все объясню, – вмешалась Дени. – Ник слишком вежлив, чтобы говорить прямо. Миссис Тристам охотится на мужчин. Судя по всему, пока хищница точно не решила, на ком остановить выбор. Маятник качается между Джереми и дядей Бенедиктом.

Роджер Уинтон вскинул брови:

– Неужели?

– Да.

– А что думают на этот счет жертвы?

– Она умна, красива. – Дени пожала плечами. – И у нее хорошая фигура. Ты же знаешь мужчин.

Николас Блейз стоял с настороженным видом человека, явственно ощущающего границы дозволенной свободы мнений.

– Пожалуй, продолжу свой путь, – дипломатично завершил он скользкий разговор. – Заглянул сюда в поисках Бенедикта. Не знаете, где он может находиться?

– Простите, – покачал головой Роджер. – После ленча я еще не видел мистера Грейма.

Секретарь уже повернулся к двери, однако Дени остановила его:

– Подожди минутку, Ник. Хочу спросить, прежде чем ты уйдешь. Ты закончил перечислять гостей? Может, приедет кто-нибудь новый?

– Ждем профессора Лорринга. Полагаю, вы о нем слышали. Известный ученый. Ах да, а еще приглашен Мордекай Тремейн.

– Тремейн? – переспросил Уинтон, и Блейз кивнул.

– Да. Это первый визит джентльмена в Шербрум.

– Какой он, этот… Мордекай – старый или молодой? – поинтересовалась Дени.

– Пожилой, лет шестидесяти. Чрезвычайно любопытный человек. Сентиментальный, настроен романтически. Надеюсь, вам понравится.

Говоря это, Блейз переводил взгляд с одного собеседника на другого. Молодые люди не смогли понять, подразумевало ли описание некий особый смысл, а он воспользовался растерянным молчанием и удалился.

– Похоже, нас ожидает обычная легкомысленная компания, – заключил Уинтон, когда за темной фигурой секретаря закрылась дверь. – Если не считать Лорринга и Тремейна. Впрочем, их присутствие вряд ли существенно изменит обстановку.

– И все же ты должен согласиться, Роджер, что рождественские праздники дяди Бенедикта всегда проходят очень весело. Он старается, чтобы никто не скучал.

– Да, – кивнул Роджер. – Старается.

Он думал о чем-то своем и ответил машинально. Однако прежде чем Дени собралась что-то сказать, дверь снова распахнулась.

Джереми Рейнер еще не успел подойти, а Уинтон уже прочитал в серых глазах антипатию и недовольно поморщился. Инстинктивная реакция породила ответную вспышку враждебности.

– Не знал, что вы здесь, Уинтон.

Слова прозвучали спокойно, однако презрительная интонация обдала ледяным холодом. Дени поспешила вмешаться:

– Роджер зашел за мной, чтобы пригласить на прогулку, однако погода испортилась и мы решили не рисковать.

– Мудрое решение, дорогая. Судя по всему, нас ждет обильный снегопад.

– Мы только что сказали Нику, что дядя Бенедикт обрадуется. Снег необходим ему для создания рождественской сказки.

Дени пыталась отвлечь мужчин светской беседой, чтобы те не вцепились друг другу в горло. Рейнер быстро взглянул на нее, словно она задела какую-то его нежную струну и причинила боль:

– Да, так и есть.

Он шагнул к окну и остановился. Роджер Уинтон посмотрел на профиль, четко выделявшийся даже на фоне тусклого зимнего света. Подобное гармонично сочетается с подобным, подумал он с неприязнью. Лед естественно смотрится рядом со снегом.

Джереми Рейнер оставил большинство своих многочисленных руководящих постов. Считалось, что необходимые для жизни средства он черпает из заработанного состояния. Вместе с финансовым благополучием джентльмен приобрел славу жесткого, безжалостного бизнесмена, и одна из причин его репутации в эту минуту явственно проступила в орлином абрисе носа и тонкой линии губ, плотно сжатых над тяжелой челюстью.

«Холодный, не подвластный чувствам человек» – так говорили о Джереми Рейнере. И он действительно не поддавался чувствам, но лишь до тех пор, пока дело не касалось Дени. В нежной преданности подопечной ему не мог отказать даже глубоко обиженный Роджер Уинтон. Вся отпущенная этому человеку сердечность сконцентрировалась на мисс Арден. Любовь к ней не вызывала сомнений. Более того, грубо сколоченный мир одинокого мужчины вращался вокруг воспитанницы.

Вот в чем крылась причина вражды, подумал Уинтон. Джереми Рейнер просто не мог смириться с мыслью о расставании со своей дорогой девочкой. Мечтал навсегда запереть сокровище в собственном сердце и отказывался думать о возможной потере.

Серый человек. Таким был Джереми Рейнер. Серые волосы. Серые брови, тяжело нависавшие над серыми глазами. Серые, жесткие, коротко подстриженные усы и серая неприступная душа.

Черт возьми! Кто дал ему право распоряжаться жизнью другого человека? Почему он считает возможным что-то приказывать Дени?

Внезапно Уинтон ощутил острую, удивившую его самого вспышку гнева. Захотелось вцепиться в широкие плечи, круто развернуть серую статую и бросить вызов в ледяное лицо. Крикнуть, что Дени принадлежит ему, что он все равно женится на ней, а Рейнер может катиться ко всем чертям!

Джереми отошел от окна. Иллюзия серости пропала, а вместе с ней исчезла и ярость.

– Мне показалось, что недавно подъехала машина, – небрежно произнес мистер Рейнер. – Никто не появился, Дени?

– По-моему, нет, – ответила она. – Наверное, это была машина Роджера. Разве сегодня кого-нибудь ждут? Ник сказал, что сбор назначен на завтра.

– Слышал, что профессор Лорринг может приехать сегодня, – уточнил Джереми, – хотя остальные действительно явятся только завтра. А Деламер, разумеется, на день опоздает. Обычно он оттягивает приезд до самого сочельника. Наверное, хочет доказать, что политики работают до последней минуты.

– А второй новый гость? – произнесла Дени. – Помимо профессора Лорринга? Как Ник его назвал, Роджер?

– Тремейн, – подсказал Уинтон. – Мордекай Тремейн.

– Кто такой этот Мордекай Тремейн? – удивился Рейнер.

– Я разочарована, – призналась Дени. – Надеялась, что ты его знаешь и расскажешь нам, кто он такой.

– Понятия не имею, – пожал плечами Рейнер. – Видимо, Бенедикт пригласил его для ровного счета.

Роджер Уинтон стоял нахмурившись и о чем-то напряженно размышляя.

– А знаешь, Дени, – наконец медленно проговорил он, – я слышал об этом человеке. Пытаюсь вспомнить с той самой минуты, как Блейз назвал имя. – Он нахмурился и вдруг воскликнул: – Знаю, где встречал это имя! В газетах! Мордекай Тремейн – детектив-любитель!

Раздался громкий, резкий щелчок. Джереми Рейнер только что взял сигарету из стоявшей на столе серебряной шкатулки и неосторожно захлопнул крышку.

– Серьезно? – уточнил он.

– Прошлым летом этот джентльмен работал вместе с полицией в Сассексе, – пояснил Уинтон. – Газеты надрывались от восторга.

– Звучит интригующе, – отозвалась Дени. – И что же он расследовал?

– Убийство, – ответил Уинтон.

Говоря это, он обратил внимание на одно странное обстоятельство. Джереми Рейнер пытался закурить и делал это очень долго, потому что руки его дрожали.