Дневник школьника уездного города N

29 ноября 2019. Пятница

Сегодня отменился урок геометрии. Мы честно прождали пятнадцать минут – учительница не пришла и, как обычно в таких случаях, начался срач: один говорили, надо ждать дальше, другие – пора валить, третьи вовсе несли такую ересь, от которой глаза закатываются под черепную коробку, как у Тони Старка из Мстителей – они на полном серьезе уверяли, что надо пойти к завучу и попросить замену. Я, Дима, Миша, Эдик, Виталик, Витя, Оля и Саша решили вместо отменившегося урока – а за ним еще следовала большая перемена – пойти в пиццерию. Дима какое-то время упрямился, не хотел никуда идти – он сидел за последней партой вдали от спорящих и решал математику, пока к нему не подошел Миша и не вырвал из рук задачник.

– Эй, – крикнул Дима.

– Дорешаешь на следующем уроке, – ответил Миша. – С пацанами хоть пообщайся, а то говорить разучишься!

Мы пошли в пиццерию. Дима и Миша спорили всю дорогу. Куда девались остальные – не знаю. Может, их и вовсе никогда не существовало. Они иллюзия. Как в компьютерной игре: стоит отвернуться, отойти шагов сто в другую сторону, и текстуры за спиной исчезают, чтобы не жрать лишней оперативы. Не то чтобы я, как Илон Маск, считаю, типа мы живем в матрице, но все же похожие безумные мысли меня иногда посещают…

Мы заказали одну большую пиццу на всех. Саша сидела напротив. Я искоса поглядывал на нее и думал: «Черт! Какая же она красивая». Я любовался ею незаметно для всех (по крайней мере мне так казалось). Она все время поглаживала золотистые волосы, смешно морщила носик, и улыбалась одними глазами. Про себя я подмечал детали, например, закрученный локон волос или быстрое хлопанье ресниц, когда кто-нибудь задавал ей вопрос, а она сразу не находилась с ответом. Я думал, как описать ее? Как выразить ее красоту на бумаге? Где найти нужные слова? И не находил их. Банальные фразы складывались в банальные предложения. Ничего не получалось. Вот у Тургенева, например, получалось, а у меня почему-то нет. Моя Саша выходила какая-то картонная, ненастоящая, как на рекламном плакате.

– Что? – вдруг сказала она, обратившись ко мне и прикусив белыми идеально ровными зубами кончик указательного пальца.

– Ничего… Так… Просто задумался, – ответил я, поняв, что слишком долго не отрывал от нее глаз.

– О чем же?

Саша засмеялась, а я от ее голоса, от ее игривого «о чем же», чуть лужицей не растекся под стол.

– Да, интересно, о чем ты думаешь, – подхватил обычно молчаливый Витя, – то молчишь целый день, то как выдашь речь типа той, что была на истории.

Я тактично перевел стрелки на Эдика. Тот, обрадованный тем, что общий диалог повернулся лицом к нему, стал, как всегда, рассказывать какую-то небылицу из своей выдуманной жизни. Я не слушал. Опустив глаза, я пытался силой мысли заставить краску сойти с лица, потому что оно у меня горело, будто натертое острым перцем.

За столом говорили о планах на выходные, о плохой погоде, о приближающейся зиме, о городских и всероссийских олимпиадах по математике и физике, о выходе новых сериалов и, наконец, о книгах. Я не заметил, как разговор перекинулся на эту тему, – только с удивлением услышал, как Миша сказал:

– Это бесполезная трата времени. Вот как мне в жизни могут пригодиться «Мертвые души»? Или что мы там последнее проходили?

– Вообще-то Булгакова, – сказала Оля. – Мертвые души в прошлом году были.

– Да какая разница! – воскликнул Миша. – Это бесполезная информация. Надо учить физику. Законы физики – они везде. Мы живем только потому, что они есть, а литература – это чушь.

– Не, – возразил Дима. – Читать надо.

– Зачем?

– Ну… не знаю. Но надо.

– Ты сам-то много прочитал за последний месяц?

– Не. Я мало читаю. Надо больше, но не могу себя заставить.

Еще какое-то время спор между Димой и Мишей продолжался в таком же ключе. Я сидел с непроницаемой миной, боясь поднять глаза, чтобы не залипнуть взглядом на Саше, но в душе я улыбался.

Признаться, было странно слышать, что люди – мои сверстники – говорят о книгах. Мы с друзьями никогда о них не говорили. Представить, что Авдей, или Сева, или Тарас читают книги, я не мог – на такую дерзость моего воображения не хватало. Кто-то из тех, с кем я тусовался раньше, вроде Кости или Леши, – тем более. В моей старой компании чтение считалось делом позорным. Естественно, я никому не признавался в своем пристрастии к книгам.

Помнится, в далеком детстве, когда мне было десять-одиннадцать, а Леше – моему лучшему тогда другу – на год больше, я уговорил его играть в писателей. Мы сочиняли истории, записывали их в тетрадки и затем, меняясь, читали друг другу. Помню, как я удивился, когда, взяв в руки Лешину тетрадь, обнаружил в тексте полное отсутствие пунктуации: там не было ни тире перед репликами, ни кавычек в прямой речи, ни запятых.

Его отцу не нравилось, когда мы играли во что-то. «В вашем возрасте я уже девок мял за ляжки, а вы все с солдатиками возитесь», – говорил он. Он, особо не скрываясь, изменял Лешиной маме, и когда та бралась выяснять отношения, он избивал ее на глазах у сына. Леше пришлось быстро повзрослеть, а вместе с ним взрослел и я. Помню, в тринадцать мы впервые прогуляли школу. Вместо нее целый день бродили по городу и пробовали курить сигареты. Меня потом весь вечер тошнило. Вокруг озабоченно суетилась мама, а я соврал, что отравился в школьной столовой.

Через какое-то время Лешина мать ушла от отца – переехала к бабке в однокомнатную квартиру и забрала с собой Лешу. Мы с ним виделись все реже и реже, а потом и меня «закрыли» на полтора года, так что мы окончательно потеряли связь.

Задолго до этого к нам прибился Костя, а перед самым Лешиным переездом – Леня. Они тоже не любили читать. К развлечениям в виде уже привычных сигарет сначала прибавилось пиво, потом трава. Дикая конопля сорняком росла повсюду: в полях, в огородах, на заброшенных дачах, возле завода удобрений – везде, где был плодородный ставропольский чернозем. Дичка не всегда вставляла, поэтому Леня у старших научился варить химку.

Это было летом, кажется, в июле. Я запоем прочел все семь частей Гарри Поттера. Несколько дней лежал трупом на кровати не в силах пошевелиться. Мне казалось, я только что прожил целую жизнь – удивительные семь лет в Хогвартсе – и возвращаться на улицу, в обыденность, в реальность, мне совершенно не хотелось. Помню, я даже плакал, уткнувшись лицом в подушку – ревел из-за смерти Уизли. Потом друзья все же вытащили меня из дома. Я им соврал, что болел.

– Как ты, блять, умудрился заболеть летом? – удивился Костя.

– Мы тебя вылечим, – обнадежил Леня.

Мы пришли на заброшенную водокачку, где раньше играли в догонялки. Леня развел костер, поставил на него неизвестно откуда раздобытую кастрюлю, залил ее водой, на нее водрузил эмалированную чашку, куда процедил через тряпку растворитель, заведомо впитавший конопляные масла. После того, как растворитель испарился, он покрошил в чашку табак из сигарет и, быстро работая пальцами, собрал все масла с еще горячих эмалированных стенок. Довольный, он на всеобщее обозрение выставил получившийся бурый комок, похожий на собачье дерьмо.

– Будешь? – спросил он.

Я отказался.

– Нам же больше достанется.

Через полчаса Леша бесформенным мешком валялся на бетоне возле покосившейся стены. Леня с головой залез в кусты крапивы и жалобным голосом просил спасти его. Ему чудилось, будто массивная бетонная плита опускается сверху, давит его к земле и вот-вот сомнет череп в мокрую пахнущую коноплей лепешку. Мы с Костей – его еще не разнесло – попытались вытащить Леню. Тот стал вопить, чтобы мы отвалили, что ему пора идти домой кормить кроликов, что отец убьет его, если он не придет вовремя. Но мы знали: нет у него никаких кроликов, и отец уже год как отбывает наказание за воровство в особо крупных размерах. Костю догнало – он полез на стены. Леня, сам выбравшись из крапивы, схватил кусок кирпича и, пытаясь расшибить мне голову, целый час гонял меня по всей водокачке.

Когда его отпустило, я спросил:

– Ты на хрена в меня кирпичами кидался?

– Ты че, ебанулся? – ответил он. – Я все время у костра сидел. Это ты какую-то хуйню творил.

Пицца кончилась быстро. Еще быстрее пролетело время отмененного урока и большой перемены. Эдик с чрезмерным энтузиазмом заявил, что пора возвращаться в школу. Я с трудом высунулся из своих мыслей. Все одновременно засуетились, полезли в куртки – на улице заунывно пел ветер.

Я шагал рядом за Сашей и наслаждался ее походкой. Один раз она, видимо, почувствовала мой взгляд, обернулась – наградила меня полуулыбкой. Мои губы растянулись в ответной. Она слегка прищурилась, как бы говоря: «Что-то слишком часто я ловлю на себе твои взгляды». И я подумал: «А ведь так и есть».

Мы дошли до школы. Начался урок математики. Дима рядом со мной забормотал какие-то заклинания на древнегреческом: «Лямбда, альфа, сигма минус бетта на омегу…». А я все думал, что заставляет меня пялиться на Сашу? Ну да – она красивая. И некоторые другие девочки в классе вполне себе ничего… Почему именно Саша? Еще меня мучила вторая мысль – прямо терзала мой разум, как коршун – печень Прометея: ведь и Саша иногда, пусть редко, но отвечает на мои взгляды. Разве нет?