Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
Глава 6
Как ни любила юная ласси разговаривать с животными, в глубине души она всегда чувствовала, что однажды волшебный дар доведет ее до беды. Одно утешение: день этот наступил лишь посреди суровых месяцев ее семнадцатой зимы.
К тому времени Ролло превратился в рослого молодого зверя, широкогрудого, длинноногого и покрытого густым мягким мехом. Весь серый, он прятал в подбрюшье белое пятно, которое показывал только ласси и иногда Хансу Петеру, если уж очень хотел, чтобы почесали. На макушке и плечах у него чернели резкие отметины.
– Погляди на красавца. – Ханс Петер стоял у колоды для рубки дров и наблюдал за волком.
Ролло непринужденно развалился на краю двора возле торчащей из снега травяной кочки. В траве обитало семейство мышей, и Ролло об этом прекрасно знал. Как ни ругалась хозяйка, он твердо решил изловить хотя бы одну. В конце концов, они находились в его владениях.
– Ролло, – предостерегающе произнесла ласси.
Она сидела на поленнице и читала письмо от их сестры Катлы. Та вышла замуж за рыбака и перебралась к морю. Неуклюже сложив письмо руками в варежках, ласси убрала листок в карман и плотнее закуталась в старую латаную парку.
– Брр. Скорее бы мама закончила со свечками!
– Ну почему ты чихаешь, когда она делает свечи?
– Это из-за добавок. – Девушка сморщила нос. – Она кладет туда травы и засушенные цветы. Лучше бы простые свечи делала.
Краем глаза она заметила Ролло и привстала.
– Высмотрел-таки одну! Вот негодник!
Она указала на волка, чья небрежная поза обрела некоторое напряжение. Одно ухо с черным кончиком встало торчком.
Упитанная серая мышь вынырнула из-под кочки и понюхала воздух дрожащим носом. Ролло сохранял неподвижность. Мышь шмыгнула на дюйм вперед. Ролло не моргнул. Мышь помедлила, поводила усиками и пробежала по левой передней лапе Ролло. Он не шелохнулся.
Когда толстая маленькая мышка оказалась в полушаге от Ролло, волк взвился в воздух и опустился на мышь обеими передними лапами. Вывалив язык, он припал к земле, влажным черным носом обнюхивая добычу.
Ханс Петер захохотал и стал хлопать себя по бедрам, а мягкосердечная ласси бросилась к своему любимцу.
– Ну же, Ролло, довольно, – сердито сказала она. – Ты напугал бедняжку. Отпусти ее.
Ролло поднял на хозяйку умоляющие глаза.
– На меня это не действует, волчонок, – произнесла она самым грозным тоном. – Еды у тебя с лихвой. Мышь тебе ни к чему.
– Да ведь они вредители, – напомнил ей Ролло. – Вот проберутся в дом, погрызут одежду и съедят нашу еду.
– Но эта-то не в доме. Она снаружи. И тут ее место. – Ласси уперла руки в боки и топнула ногой. – Ролло!
Испустив глубочайший вздох, волк разжал лапы, и мышка, пошатываясь, побрела прочь. Нос у нее дрожал так сильно, что выглядел как размытое пятнышко, а сама мышка каждые несколько шагов останавливалась и покачивалась, словно вот-вот свалится в обморок. Преисполнившись жалости, девушка наклонилась и аккуратно подхватила бедняжку, а затем поставила прямо перед входом в норку, где обитало ее семейство.
Снова вздохнув, Ролло поднялся, отряхнул свою густую шубу и беззаботно направился к поленнице, намереваясь обнюхать складываемую Хансом Петером растопку.
– Много дерева, – заметил он.
– Он говорит, много дерева, – перевела Ласси.
Ханс Петер выставил палку в сторону волка:
– Это ты рассказал ласси про надвигающуюся бурю?
Ролло ответил коротким взвизгом, что означало «да». Им с ласси удалось выработать кое-какие знаки для Ханса Петера – так он хотя бы до некоторой степени мог понимать волка. По мнению Ярла, дочка с питомцем весьма умно придумали. Он и сам довольно часто беседовал с волком и старался понять его ответы. Однако Фриде все это казалось противоестественным, так что при ней Ханс Петер и ласси старательно обращались с Ролло как с обычным псом. Ролло был понятлив и разыгрывал перед Фридой роль тупой гавкалки. Он грыз старые тапки и скулил под дверью, когда снаружи раздавался шум, хотя тапки не нравились ему на вкус и он прекрасно знал, что за окном только ветер.
– Очень много дерева, притом снаружи, – сказал Ролло, и ласси перевела. – Вряд ли вам понадобится такая куча, но часть стоило бы занести внутрь, чтобы под рукой было.
– Понял. – Ханс Петер взглянул на поленницу. – Он знает, какой высоты будет снег? Или как долго продлится вьюга?
– Высоко и долго, – перевела ласси ответы на оба вопроса. – Но насколько высоко и как долго, точно сказать не может. Впрочем, Ролло думает, что буря будет не такой страшной, как в его первую зиму.
– Что ж, и то хлеб, – проворчал Ханс Петер.
Он переложил дрова на перевязь из холстины, чтоб удобнее было заносить в дом.
Спустя полгода с тех пор, как Рольф Симонсон принес ласси щенка, на долину обрушился ураган. Десять дней семья жалась к очагу, не выходя из дома, и молилась о том, чтобы метель прекратилась. Когда все кончилось, сугробы лежали выше крыши. Только через неделю им удалось прокопать туннель через двор и проведать оленей. Ярл зарабатывал на жизнь рубкой деревьев в глубокой чаще, но прошло больше месяца, прежде чем он осмелился вернуться к работе. Пришлось зарезать трех оленей, чтобы свести концы с концами. Старожилы не припоминали бури ужаснее, и даже Фрида мелко крестилась и бормотала про троллей, пока прокапывали дорогу к хлеву.
Услышав совет Ролло, ласси поспешила нагрузить холщовую перевязь дровами. Однако не забросила ее на спину, как сделал брат, а просто поволокла по утоптанному снегу к двери. Перед входом оба постучали башмаками о порог, чтобы сбить снег, а Ролло изящно отряхнул лапы и лишь потом ступил на Фридин чисто выметенный пол.
Они вошли как нельзя вовремя: последние свечи остывали на столе, а травы были убраны. Ласси чихнула три раза подряд и поспешила заняться ужином.
Когда начали падать первые снежинки, они как раз садились есть. И вдруг дверь дома с грохотом распахнулась, впустив громадное белое мохнатое существо. Фрида завизжала, а ласси перепрыгнула через скамейку спиной вперед. Ролло взметнулся со своего места у огня и встал между людьми и чудовищем, вздыбив шерсть и рыча.
Мохнатая фигура загоготала и откинула высокий воротник, закрывавший лицо. Это оказался Аскеладден, прямо из города. Он снова расхохотался при виде их лиц, а затем отряхнулся. Снег осыпался с его парки и капюшона, обнажив серый мех.
– Ты весь пол снегом засыпал, – попеняла брату быстро оправившаяся ласси.
– Тогда возьми веник и подмети, пока не растаяло, – велела ей мать. – Входи и садись, сынок, тушеного мяса вот поешь. Эйнар сейчас у Нильса, помогает ему крышу латать, так что у нас много лишней еды. – Она засуетилась вокруг любимого третьего сына. – Как славно, что ты нас навестил. Я по тебе скучала.
– Я не просто так приехал, – сообщил Аскеладден, сбрасывая облепленную снегом верхнюю одежду и оставляя ее на полу, чтобы ласси ею занялась. – Я приехал охотиться.
– Охотиться? Здесь? – Ярл покачал головой. – В наших краях разве что песцов бить, да их у вас и под городом полно.
– Какие там песцы, – возразил Аскеладден со своей обаятельной улыбкой. – Исбьорн. Гигантский белый исбьорн! Существо, по сравнению с которым белый олень – ничтожная дичь.
– Исбьорн? Да ведь в наших местах полярные медведи не водятся, – удивилась ласси, подметая рассыпанный по полу снег.
Она послала выразительный взгляд Хансу Петеру, но тот на нее не смотрел. Глаза его были прикованы к Аскелю, лицо посерело.
– Но медведь есть, – возразил Аскель. – Его видели несколько охотников. Громадный зверь, и при этом белее снега. – С сияющим видом Аскель широко развел руки, показывая примерные размеры хищника. – Королевский меховщик в Христиании предлагает пятьсот золотых крон тому, кто привезет ему шкуру.
Глаза его сверкнули ярче при воспоминании о деньгах. И Фридины глаза тоже.
– Король хочет парку из шкуры белого медведя, – добавил Аскель. – И я намерен добыть ее для него. Подумайте, ведь если я окажусь человеком, одолевшим могучего медведя, возможно, сам король захочет посмотреть на меня!
– Удача будет с тобой, сын, – сказала Фрида, обхватив одной рукой широкие плечи Аскеля и стиснув их. – Эта охота принесет тебе состояние. Костями чувствую! – Она поцеловала его в щеку.
– Ханс Петер, тебе нехорошо? – Ласси подошла к любимому брату и положила ему руку на плечо.
Вид у него был совсем больной. Ложка с куском морковки выпала у него из пальцев на стол рядом с миской, руки безвольно легли на колени.
– Не ходи на этого исбьорна, – произнес Ханс Петер странным глухим голосом. – Это не простой зверь.
– Откуда тебе вообще что-то знать про этого зверя? – В голосе Аскеля сквозила издевка. – Никто из вас никогда и не слышал о нем, пока я не рассказал.
– Медведи сюда не заходят, – гнул свое Ханс Петер. – Ни белые, ни бурые. Для исбьорна забрести так далеко на юг… – Он не закончил фразу. – Не ходи на этого медведя, Аскеладден. – Дрожь пронзила Ханса Петера, и ласси крепче сжала пальцы на его плече. – Я знаю об исбьорнах больше, чем мне бы хотелось. Ничего хорошего из этого не выйдет.
– Что за чушь? – визгливо перебила его Фрида. – Что ты знаешь о медведях, ты, который день за днем отирается у моего очага? Взрослый мужик должен не сиднем сидеть, а пробивать себе дорогу в мире! – Она погрозила Хансу Петеру пальцем. – Аскеладден сделает себе состояние, и я не позволю твоей зависти испортить ему все.
– Ладно тебе, жена, – начал Ярл и потянулся через стол погладить ее по руке, но она стряхнула его ладонь. Дровосек поморщился. – Ханс Петер делает свою долю работы по хозяйству и занимается резьбой. И давай не забывать, что некогда он ходил по северным морям на торговом корабле.
Фрида отвернулась от мужа и старшего сына, явно давая понять, что ей этого недостаточно. В душе у ласси закипал медленный гнев. Мать отвергала младшую дочь с самого рождения, и она привыкла, что ею пренебрегают и считают ее никчемной. Но Ханс Петер – это нечто другое. Девушку взбесило бессердечие Фриды. Разве можно так нападать на собственного первенца! Да, Аскеладден везучий третий сын, но что он сделал в своей жизни? Поймал несколько лис, пристрелил пару диких оленей, хороводился с глупыми хуторскими девчонками – вот и все.
– Если хочешь просидеть всю жизнь у огня, как старуха, это твое дело, братец, – высокомерно произнес Аскеладден. – Но я выбираю иной путь, тот, что приведет меня к богатству и славе.
– Это прирожденное право третьего сына! – поддакнула Фрида.
– Прекрасно, когда твой взгляд устремлен к хрустальным башням и золотым тронам, – тихо проговорил Ханс Петер. – Но сначала неплохо бы посмотреть, что обитает внутри этих башен, что сидит на этих тронах. Каждый дворец нуждается в основании, Аскеладден. Убедись, что твой дворец стоит не на человеческих костях.
С этими словами он поднялся на ноги, двигаясь медленно, с трудом, словно древний старик. Остальные домочадцы в ошеломлении наблюдали, как он добрался до лестницы и исчез в темноте наверху.
– Он спятил, – негромко сказал Аскеладден спустя мгновение.
– Ему больно, – яростно отозвалась ласси. – Ему больно, а вам и дела нет.
Она все еще стояла, стиснув кулаки. Ролло замер рядом, прижавшись к ее бедру, не зная, как утешить обожаемую хозяйку.
– Пика, пика, – мягко отозвался Ярл. – Мне-то не все равно. Но мы ничего не можем поделать. – Он печально улыбнулся младшей из своих детей. Затем обернулся к Аскелю, и улыбка погасла. – Я никогда не слышал от твоего брата безумных речей…
– До сих пор!
Ярл резко вскинул руку, призывая Аскеладдена к молчанию:
– Я никогда не слышал от твоего брата безумных речей. Советы его всегда дельны, и он знает о мире гораздо больше, чем я могу надеяться узнать. Ты должен прислушаться к его словам.
– Ярл, не говори ерунды! – Фрида стукнула по столу костлявым кулаком. – Ханс Петер ни на что не годен, а мой Аскеладден – сильный и храбрый мужчина. Он прекрасный охотник, и если он говорит, что одолеет исбьорна, то так тому и быть!
– Спасибо, матушка! – надменно вставил Аскеладден. – Я думаю, сейчас мне следует поспать. Отдохну, пока вьюга не утихнет, а затем отправлюсь выслеживать медведя.
– Отличный план, сынок, – сказала Фрида. – Вот, поешь еще мяса и хлеба с сыром. Тебе надо подкрепиться. А завтра перед уходом я соберу тебе мешок да положу побольше сушеного мяса и сыра с хлебом.
– Ты об этом пожалеешь, – сказала ласси.
Она обращалась к Аскелю, но не знала, услышал ли он. Взгляд ее был прикован к маленькому окошку возле двери. Когда Аскель вошел, ставня распахнулась, и ласси еще не закрыла ее. Натянутая на раму пропитанная жиром оленья шкура и в ясный-то день еле пропускала свет, но теперь девушке казалось, будто она видит сквозь нее вьющийся снаружи снег. В вихре снежинок ей чудились неясные формы громадного исбьорна и шаркающая фигура тролля.
– Ты об этом пожалеешь, – повторила она почти шепотом. – Мы все пожалеем.
