От Москвы…

Тайшет – Нижнеудинск

Через купе от нашего едет одинокий парень. Накачанный, плечи бугристые, бицепсы, как у купца Калашникова, коротко подстриженная борода, майка тяжеловеса на лямках, забранные в пони-тэйл волосы, на золотой цепочке – резной черный крест в золотой оправе. Как бывший археолог отмечаю, что крест сделан «под шестнадцатый век». Знакомимся. Парень оказывается отцом Сергием из Ангарска, что под Иркутском. Несколько лет назад окончил семинарию Троице-Сергиевой лавры. Говорит, что мечтал бы служить в Ярославле или Ростове, куда ездил сейчас в отпуск.

– У нас один святой – Иннокентий Иркутский, а там – рака на раке, а какие храмы! Хоть бы раз послужить в таком, но постеснялся попросить. У меня и документ есть с печатью епископа, не стал тревожить – людей не знаю. Ходил, глазел, красота.

Отец Сергий рассуждает:

– Смертная казнь нужна. Отпевал как-то женщину, изнасиловали и убили, а двое детишек осталось. У нас же город – одни уголовники, кругом лагеря, папа мой до пенсии в охране прослужил. Ангарск – это всего-то 56 лет истории, две церкви. Моя – это перестроенный городской дом культуры. Но красивая, маковку поставили, купол.

Понимаю, почему его тянет в Ростов, в Ярославль. Бывал в Ангарске. Задолго до въезда в город начинаются мертвые леса: ветер несет ядовитый дым от химических заводов – деревья не выдерживают, засыхают. Люди живут. В советские времена беременных по справке переводили на «легкий труд», например из вредного цеха в секретарши.

– А переехали бы?

– Нет, нельзя, у себя поставлен, я тут нужнее. Но сложно, сложно служить.

Женился он рано, еще когда учился в семинарии.

– Взял с ребенком, по любви, родила мне еще одного. Потом подала на развод. Жениться мне больше нельзя. Хожу в спортзал, качаюсь. Правильно советовал один старец: не спеши жениться. Теперь расплачиваюсь. А в монахи – боюсь не сдюжу. Монах должен жить в монастыре. В миру жить, на мой взгляд, неправильно. Одни соблазны.

На вид ему лет двадцать пять.

– Денег, конечно, маловато, но мне много не надо. Я вот рясу в портфеле спрятал. Зачем светиться? Не люблю. Лишнее это. Гордыни в нашей церкви много, богатства показного, грех, люди же смотрят.

Когда после учебы возвращался из Лавры, у меня в поезде случился инсульт. Но пережил, сейчас служу, не жалуюсь. Бабушки мне на дорогу собрали, на отпуск, спасибо им.

Ловлю себя на том, что не верю – бедный попик, качается в спортзале, похож на омоновца, едет в «СВ». А почему не верю? Устыдившись, молчу. Вспоминаются слова маркиза де Кюстина о том, что Сибирь – «плод немыслимых страданий, земля, населенная преступными негодяями и благородными героями, колония, без которой империя была бы неполной, как замок без подземелий». Жизнь в Ангарске, населенном освободившимися урками, – завидовать нечему. Словно прочитав мои мысли, отец Сергий добавляет:

– Ночью у нас ходить небезопасно. Пришлось тут как-то… Троих в отделение сдал, потом исповедовался.

Ломоносов, по воспоминаниям современников, тоже связал однажды троих напавших на него пьяных матросов одним ремнем и отвел в участок.