Ад в режиме ожидания

Глава 3. Чёрная живопись

Всё оказалось не так страшно. Мать и отец действительно волновались, но я, оказывается, отсутствовал не так долго, как мне самому показалось. Конечно, мама расстроилась, что я не забрал работы из мастерской, а отец поворчал по поводу телефона, но обещал дать деньги на новый, с тем условием, что я в течение пары месяцев всё верну.

Я кайфовал, отмокая в горячей ванне и даже дерзнул использовать одну из Иркиных пенных бомбочек. Бомбочка, к моей досаде, окрасила воду в фуксиевый цвет, ещё и блёсточки какие-то там плавали, прилипая к телу. Я понадеялся, что к понедельнику они отмоются и я не пойду в универ блестящим единорогом.

В ванну я захватил планшет. Оказалось, мне писал Мишка – хвалился, что рыженькая Натали согласилась пойти с ним в кафешку. Пришло несколько сообщений от заказчиков. К моей радости, я со всеми договорился, значит, довольно скоро смогу отдать отцу долг.

Всё было хорошо, я и думать забыл о своём неприятном путешествии и подъезде с крылом. Ночью спал как убитый, и если мне что-то приснилось, то я этого не запомнил.

***

Я хотел купить новый мобильник сразу, в понедельник, но замотался и не успел. На учёбу носил планшет и ловил дохловатый университетский вай-фай, не справляющийся с потоком любителей халявы.

Как и хотел, я посмотрел расписание искусствоведов, подежурил после первой пары у кабинета английского, но Ленку в толпе студентов не заметил. Значит, ошибся с курсом. Мишка десятый раз за день рассказывал, как они с Наташкой пили сидр в кафе, а я вкратце сообщил, что заблудился в каком-то стрёмном райончике. Про гнилое крыло размером в два этажа почему-то промолчал.

Мы так и забыли посмотреть Макдональдс на карте, поэтому обедать пошли в столовку. В этот раз с деньгами у обоих было туго, поэтому и я, и Мишка купили только по пирожку и принялись мрачно жевать.

– Славка-живописец, ты что сухомятничаешь?

От этого насмешливого голоса я подскочил на стуле. Лена! Я обернулся и улыбнулся, как последний дебил.

– Привет! А я тебя ищу… Ой, то есть, не видел тебя давно.

Ленка сощурила свои серо-болотные глаза и посмотрела на Мишку.

– Ищет, говорит?

Мишка вскинул руки ладонями вверх.

– Ничего не знаю, может, ищет, а может, и нет.

Ленка фыркнула и пошла к витрине. Мишка тут же склонился ко мне и быстро зашептал:

– Что, это и есть твоя русалка? Ничего такая, симпатичная. Не упускай её из виду, старик.

Мне на миг показалось, что его голос звучал странно, словно телевизор с помехами. Я тряхнул головой и хмыкнул что-то невразумительное. Почему-то не хотелось говорить с Мишкой о Ленке до тех пор, пока я сам не определился, как я к ней отношусь. С одной стороны, меня бесило её снисхождение и издевательский прищур, но с другой к ней почему-то тянуло. Так, как меня тянуло в подъезд с нарисованным чёрным крылом.

Лена вернулась с тремя тарелками грибного супа.

– Не обольщайтесь, будете должны, – сообщила она, ставя тарелки перед нами с Мишкой. – И не привыкайте. Это только сегодня я такая добрая. Обычно – сучка сучкой.

– Спасибо, русалочка! – воскликнул Мишка и набросился на суп так, будто его три дня не кормили.

Ленка не стала спрашивать, почему он так её назвал, просто молча принялась за свою порцию супа.

Я закатал рукава повыше и заметил, что Ленка как-то подозрительно смотрит на моё предплечье.

– О, – многозначительно протянула она. – Так ты, Славка, из… этих?

Я ничего не понял, но проследил за её взглядом и почувствовал, как щёки начинают пылать. На коже всё-таки остались предательские розовые разводы и блёстки от Иркиной бомбочки.

Мишка буквально давился смехом, но продолжал хлебать свой суп, фыркая. Я наступил ему на ногу, чтоб заткнулся.

– Это Иркино. Сестры, – пробормотал я.

Ленка хмыкнула.

– Да ладно тебе, Славка. Живописцы – люди творческие, вам позволительно чудить.

Она быстро доела суп и встала отнести пустую тарелку. За наш стол она так и не вернулась, а я корил себя за то, что так и не спросил, в какой группе она учится и во сколько у неё сегодня заканчиваются пары. Корил и… одновременно радовался. Почему-то меня очень взволновало, как внезапно она нас нашла и как неожиданно исчезла. А ещё – как непринуждённо подсела и стала болтать с двумя почти не знакомыми парнями.

– Видел бы ты себя, – бросил Мишка. Я встрепенулся, будто вырванный из полудрёмы. – Дебильная рожа. Ну точно, Леснов, ты влюбился.

– Много ты понимаешь, – огрызнулся я.

Но спорить не стал.

***

Преподаватель по истории искусств понравился мне, пожалуй, больше других. Знаете, как расположить к себе студентов? На первых же занятиях провозгласите, что учебники вам не нужны. «Отбросьте в сторону ненужные книги, ведь всё, что может представлять собой ценность, у вас в головах, а не на страницах».

Демьян Андреевич так и поступил. Сразу заявил, что нам не придётся брать учебник в библиотеке, но лучше бы прикупить несколько других книг, которые мы изучим дома.

Мишка сразу сдулся, когда услышал, что читать всё-таки придётся. Ну, не всё же кисти краской марать. Демьян Андреевич начал свою лекцию с того, что попросил вспомнить, кто из великих распрощался с рассудком во имя искусства. Почему-то сразу назвали Гоголя, По и Булгакова. Живописцы, блин, а вспоминают писателей. К тому же, я не был уверен, насколько всё сказанное о них – правда. По-моему, они просто слишком увлеклись алкоголем и веществами. Да и вообще, эта тема начинала меня бесить, а рейтинг Демьяна Андреевича в моей голове резко пополз вниз. Какой-то бред. Мы что, будем ставить диагнозы гениям? Или преподу нужно как-то самоутвердиться? Я стал недовольно щёлкать автоматической ручкой. Мишка на меня шикнул.

– Кто хочет дополнить список? – спросил Демьян Андреевич, записав все три фамилии маркером на белой доске. Он повернулся к аудитории, сверля студентов маленькими цепкими глазами. Все как-то сжались, будто это был не вопрос, а приказ выйти на расстрел. Никогда не понимал, чего все так боятся отвечать? Наверное, за это-то меня и прозвали в школе ботаном.

Демьян Андреевич посмотрел прямо на меня.

– Как ваша фамилия? – спросил, указывая на меня маркером.

– Леснов.

– Скажите мне, а заодно и вашим одногруппникам, Леснов. Можете ли вы вспомнить музыканта, художника или поэта, кого общество современников посчитало безумцем? Хоть кого-то, чьё искусство стало таким самобытным, что казалось… ненормальным?

Я задумался. Как назло, ничего на ум не шло. Но я что-то слышал о чёрной живописи Гойи.

– Не знаете, Леснов?

– Гойя, – буркнул я вполголоса.

– Повторите, пожалуйста, так, чтобы все услышали.

Ага, любимая фраза учителей. Наряду с «А голову ты дома не забыл?» и «Я вам не мешаю?».

– Франсиско Гойя, – повторил я громче и привстал с места, чтобы меня было видно. Демьян Андреевич почесал подбородок колпачком маркера, но имя живописца всё-таки вписал на доску.

– А теперь, – сказал он, усаживаясь за свой стол, – объясните, Леснов. Почему же вы причислили Гойю к безумцам?

– Чёрная живопись, – проговорил я не слишком уверенно.

Стоит ли говорить, что вся группа снова повернулась ко мне? Под этими взглядами я почувствовал себя идиотом, который выкрикивает ответ, не убедившись в его верности. Почувствовал себя выпендрёжником. Что ж, не новое чувство.

– И что же вы можете нам рассказать о чёрной живописи Гойи?

Я совсем смутился, потому что почти ничего не знал о том, что говорил. Так, слышал что-то краем уха, но не вдавался в подробности. Я увидел, что Мишка тут же полез в телефон, чтобы спасти моё шаткое положение. Я положил ладонь на его конспект, показывая, что не стоит. Мы же не на экзамене. Ничего страшного не случится, если я не смогу ответить.

– Он писал… страшные вещи. На стенах. Возможно, у него помутился рассудок после вторжения Наполеона в Испанию и расстрелов мирных граждан.

Демьян Андреевич сделал мне знак садиться.

– Мы говорим о тех, кого свела с ума собственная деятельность. Искусство, раз уж наш предмет его касается. Война и искусство – не одно и то же, Леснов. Или вы можете со мной поспорить?

Я совершенно не понимал, чего он от меня хочет и к чему клонит, нравится ему мой ответ или нет.

– Нет, – буркнул я, уже жалея, что открыл рот.

– Не думайте, Леснов, что я хочу вас завалить. Просто интересно. Всегда интересно побеседовать с умным человеком. – Демьян Андреевич склонился над журналом группы и нашёл мою фамилию. – М – это Михаил?

– Мстислав, – отозвался я.

– Прекрасное имя. Вот что, Мстислав. Я рад, что вы заговорили о Гойе. Но расстроен, что заговорили о том, в чём мало смыслите. Подготовьте к следующему занятию доклад о чёрной живописи Гойи, мы с удовольствием послушаем.

Он улыбнулся мне – наверное, эта улыбка должна была ободрить меня, но я, наоборот, приуныл. Мишка сочувствующе похлопал меня по плечу и зашептал:

– Ну вот, довыпендривался, ботан? Теперь придётся отдуваться.

Я ничего не ответил. Мне не казалось таким уж сложным заданием подготовить доклад, просто не хотелось выступать перед всей группой. Хотя, всегда можно прогулять… Чёрт, что это со мной? Уже начинаю думать, как свинтить с пар, хотя сам убеждал Мишку, что не стоит этого делать.

Демьян Андреевич провёл свою лекцию до конца – довольно интересную, между прочим, хоть я и рисовал всю пару в скетчбуке, стараясь не встречаться с преподом взглядами и не нарываться снова.

– А теперь – домашнее задание, – громко произнёс он, когда до звонка осталось минут пять. Я невольно оторвался от блокнота, и Демьян Андреевич перехватил мой взгляд, будто только и ждал, когда я отвлекусь. – Да, Леснов, вас это тоже касается. Сделаете два задания, засчитаю вам контрольную точку. Задание необычное. Я попрошу вас сходить погулять. Пройдитесь по городу, наверняка заметите много интересного. И, поскольку вы живописцы, попрошу вас зарисовать что-то, что вам больше всего запомнится. Памятник, красивое здание, что угодно, лишь бы представляло культурную ценность. Зарисуйте и расскажите, чем вас привлёк этот объект. Уверен, получится очень информативный семинар.

– Я знаю, что нарисую! – сообщил Мишка, когда мы вышли из аудитории. – Фонтан на площади, там, в центре, помнишь? Там русалки держат чашу в виде ракушки, а из неё бьют струи.

– Да помню я.

Наверное, я слегка обиделся на Мишку за то, что он первый вспомнил про тот фонтан, а самому мне ничего не шло в голову.

Я решил, что успею придумать. В групповой чат уже приходили сообщения, где все забивали выбранные городские постройки. Мне не хотелось рисовать какую-нибудь банальщину вроде вокзала или театра, надо было найти что-то действительно интересное и порыться в интернете, чтобы выступить достойно. Хотя кого я обманываю? Снова собирался выпендриться.

***

Дома всё было хорошо. Ну, как хорошо. Любой нормальный человек сказал бы, что у нас бардак и сумасшедший дом, но мне нравилось, я привык.

Мать забрала те самые картины, за которыми я так и не доехал и зачем-то приволокла их домой. Весь коридор был заставлен холстами с психоделическими кровавыми маками, бешено-фиолетовым виноградом и шизоидно-шафрановыми подсолнухами. Я вошёл и тут же споткнулся о свои новые кроссовки. Кто-то поставил их прямо на проходе, так, что не включив свет и не заметишь. Ирка что-то вопила, я слышал её беспокойные шаги в комнате.

– Ма-ам, – позвал я, разуваясь. – Чего тут мои кроссы делают?

– А ты понюхай, – бодро отозвалась мать из кухни.

Я сразу заподозрил неладное, поднял осторожно один кроссовок и сразу понял, в чём дело.

– Умка! Ах ты, скотина!

Кот, услышав своё имя, выскочил мне навстречу и довольно замурчал, обтираясь об ноги.

– Сволочь мохнатая, зачем кроссовки обоссал?

Я замочил несчастные кроссы в тазу, вымыл руки и завалился на кухню. Пахло котлетами, индюшачьими с брокколи. Значит, у матери снова пошёл заскок насчёт полезной пищи.

– Осень, надо налегать на витамины, – пояснила мать, накладывая мне морковный салат. Я пожал плечами, особо и не возражая. – Ирочка, кушать иди!

Ирка прибежала и плюхнулась за стол, злая и растрёпанная.

– Чего? – спросил я.

– Китайцы уроды, – буркнула она, расковыривая свою котлету. – На картинке одно, а прислали другое.

– Так не в первый же раз такой косяк, – вспомнил я.

– Угу. Но пусть не думают, бабки я с них всё-таки стащу.

Иркин «бизнес» был бесхитростен. Заказывала побрякушки из Китая за копейки, а продавала по нормальной цене. Навешивала бирки из модного крафта, клеила наклейки с акварельными цветочками и названием своего магазинчика – «Айриш крим». Выкладывала на сайт и ждала продаж. Дела шли нормально, у неё покупали те, кто не был готов ждать свои посылки месяцами. Да и Ирка не дура, не заказывала ерунду, подбирала качественные вещи. В её комнату страшно было заглянуть, всюду коробки с товаром и упаковкой. Родители намекали, что ей неплохо было бы снять помещение для небольшого склада, а самой – переехать, но Ирка мастерски делала вид, что не понимает намёков. Я не сразу поверил в её предпринимательские способности, а оказалось, зря. Сестра оказалась неплохим дельцом, и даже отец со временем перестал на неё ворчать.

– А чего ты картины домой привезла, мам? – спросил я, быстро разделавшись с первой котлетой.

– Торговый центр закрыли на два дня, у них какие-то проблемы с пожарной безопасностью, – всплеснула руками мать. Она у нас с Иркой была красивая, стройная и моложавая, незнакомые люди часто думали, что она наша старшая сестра. – А в мастерской очень просили забрать, чтоб место не занимали. Я и так задержала их.

Мама укоризненно посмотрела на меня, но я по Иркиному примеру сделал вид, что не понял намёка. Ну что я, разве виноват, что у меня телефон вытащили?

Я поел и застирал свои несчастные кроссовки. Умка ненавидел новую обувь, дуралей мохнатый. Вечно метил и жевал шнурки, пока обувь от долгой носки не впитывала человеческий (или от действий Умки – кошачий) запах.

Отец вернулся, как всегда, поздно. Я успел нарисовать и отослать пару заказов, бесцельно позависать в соцсетях и раз десять проверить сообщения, в тайне надеясь, что, может, мне напишет Ленка. Мы с отцом поужинали, поговорили немного, а потом я решил заглянуть к Ирке в комнату, спросить, как там дела. Постучался, она буркнула в ответ. Я прошёл в комнату, заставленную коробками. Ирка, скрючившись, сидела у компа, а специальная лампа для растений, подвешенная на окне, бросала на неё чудной фиолетово-пунцовый свет. Краплак? Бордо? Карминовый? Что-то среднее.

– Ну что, как там твои китайцы?

– Ничего, – ответила сестра, жуя бутерброд и не отрываясь от компьютера. У неё была открыта вкладка с электронной почтой – наверное, как раз вела деловую переписку. Сколько там у них, интересно, времени? Не поздновато?

– Упёрлись?

– Да не, вроде адекватные, хоть и хитрые, гады. Тут знаешь, как бывает, прокатывает с кем-то. Но не со мной. – Она широко ухмыльнулась, посмотрев на меня через плечо. – Потому я и держусь на плаву. И зарабатываю на кофий с эклерчиками.

– А покажи, что прислали хоть.

Ирка с готовностью встала и достала мне из коробки несколько прозрачных пластиковых пакетиков с металлическими брошками. Я повернул их на свет. Брошки в виде маски чумного доктора – ну, такое себе украшение. Сделаны они были топорно, это даже я, не большой специалист по женским украшениям, заметил.

– А такие должны быть, – сообщила Ирка и развернула монитор так, чтобы я видел картинку с похожими брошками. Похожими, да только совсем не такими, как пришли.

– Ну да, на фотке посимпатичнее, – согласился я.

– Ещё б. О! Согласились. Деньги вернут.

Ирка просияла, бойко набирая ответное сообщение. А я всё крутил странные брошки в руках, недоумевая.

– Слушай, а такое вообще кто-нибудь носит? Непонятные какие-то.

– Я не заказываю тот товар, который не могла бы продать, – ответила Ирка голосом Крёстного отца. – Носят, ещё как. А что?

– Ну, не знаю. Я думал, девушки любят другие украшения. Какие-нибудь бабочки, цветы…

Ирка презрительно фыркнула и отобрала у меня броши-маски.

– Ничего ты, Славка, не понимаешь. А ещё человек искусства! Не все девчонки такие, как твоя бывшая Юленька. Или как там её звали? Есть те, кому осточертели твои бабочки-цветочки. Вот и ищут чего-то необычного, аутентичного. А я с радостью им это продаю.

– Ну хватит! – взбесился я. Меня раздражало, когда Ирка вспоминала Юлю – девушку, с которой я встречался всего-то пару месяцев и расстался больше двух лет назад, ещё до Насти. Юля правда была такой типичной пай-девочкой. Идеальная пара для меня, пай-мальчика. Но даже для неё я оказался слишком скучным, она бросила меня ради Кости из параллельного класса. Он играл на гитаре и был, наверное, классным. По сравнению со мной. Мне немного взгрустнулось.

– Ладно, всё, – отмахнулась Ирка. – У тебя-то как?

– Нормально.

Тут мне пришло кое-что в голову. Очередная глупость, если быть точным.

– Слушай, Ир, а можно все твои цацки посмотреть?

Сказал и покраснел. Всегда ненавидел, как быстро я краснею.

– А тебе зачем? Сам носить будешь?

– Да не. Мамке подарю что-нибудь, – соврал я.

Ирка хмыкнула, конечно же, мигом распознав мою ложь. Но надо отдать ей должное, не стала допытываться, поняла, что не хочу пока признаваться. Она прошла к стеллажу, где в специальной коробке хранила все образцы и с гордым видом вывалила всё содержимое на диван.

– Ну, выбирай маме подарок.

Я принялся копаться в разноцветных пакетиках. Кольца, серёжки, броши, разные подвески на шею. Были и странные вещи, о предназначении которых я мог только гадать. Блестящие и не очень, со стеклянными камушками и без. Стандартные цветы-бабочки, как я выразился, и разная необычная хрень вроде пучеглазых рыб, птичьих черепов и даже шутов в осторверхих колпаках. Я повертел в руках одну рыбу с матово-кобальтовым телом и бронзовыми плавниками. Близко, но не то…

– Ир, а у тебя нет чего-то вроде… Рыбьего хвоста? Или чешуйки?

– Распили рыбину пополам, будет тебе хвост, – пожала плечами сестра. – Только заплатишь за целую. А зачем тебе она? Мать же не рыба по гороскопу.

– Мне точно нужен рыбий хвост, – уверенно повторил я. – Сможешь достать?

Ирка взяла у меня рыбину из рук, повертела и задумчиво закусила губу.

– Вроде видела что-то такое. Только по-моему, там русалка была. Подойдёт?

Я расплылся в глупой улыбке.

– Подойдёт.

Ирка потрепала меня по волосам и снова ничего не спросила. В такие мгновения я понимал, как сильно люблю свою сестру.

Да, вы уже поняли: я снова думал о Ленке. И ругал себя, конечно. Ну как можно выбрать украшение для девушки, о которой ты совсем ничего не знаешь? Ни фамилии, ни курса, ни её увлечений. И с чего я взял, что ей понравится побрякушка с русалкой? Но что-то подсказывало, что она не станет носить ни серьги с розами, ни колечки с ромашками. Ей подошло бы что-то совершенно необычное. Такое, как она сама.

С глупыми мыслями о Ленке я принял душ и залез в постель. Умка дрых в ногах. Любил, гад, спать у меня. Я не стал его сгонять, уже простил за испорченные кроссовки.

Я погасил свет, позалипал немного в соцсети через планшет и лёг спать. Как только закрыл глаза, почему-то вспомнил Демьяна Андреевича и его задание. Точнее, два задания. Мысленно сделал себе «зарубку»: почитать завтра про Гойю. И мысли скакнули на общее задание для всей группы. Да вы и сами знаете, как это бывает: только ляжешь, и всплывает всё, что за день было. Если увлечься и начинать перебирать каждое событие, то можно долго проваляться без сна. Я стал думать, что бы такое найти в городе. Произведение, блин, искусства. Как там он сказал? Что-то интересное? Да уж, интересного у нас немного. Конечно, задание наверняка рассчитано на смекалку или что-то вроде того, но только хочется ли студентам мозги сушить? Я перевернулся на другой бок. Подумаю завтра.

И вдруг перед глазами всплыла другая картина. Неестественно длинное крыло с чёрными перьями и гниющим мясом. Я открыл глаза и уставился в темноту перед собой. Точно же! Крыло было нарисовано вполне прилично, потянет на то самое произведение искусства. Это определённо необычно, можно не бояться, что кто-то ещё захочет про него рассказать. Все наверняка выберут старинные кованные ворота у монастыря, храм, театр или фонтан, как Мишка. Полуразложившаяся птица никому не понравится. Или, может, только тем, кто носит украшения в виде маски чумного доктора.

Я поворочался с боку на бок. Умка убежал, недовольный моим шевелением и перелёг на кресло, заваленное моей одеждой.

Сон, как назло, теперь не шёл. В памяти возникали детали того крыла. Скрупулёзно прорисованные перья. Голые сероватые кости. Омерзительные черви в тёмном мясе. Устав ворочаться, я встал и распахнул окно. Свежий воздух заструился по телу, забрался под майку, и по спине побежали мурашки. Далеко внизу мирно горели фонари, ярко и ровно, совсем не так, как на той улице, где я искал остановку.

Возвращаться в кровать не хотелось. Я зажёг лампу и подошёл к мольберту, на котором был закреплён холст на подрамнике. Я подготовил его для учебного этюда, но решил использовать для другого.

Выдавил краску на деревянную палитру, подготовил кисти. Подумал немного и стал наносить краску широкими свободными мазками. Вот так. Перо, другое. Тут, по-моему, обнажились кости. Это перо выпало и летело по стене. Первое – совсем чёрное. Другое немного буроватое. А может, мне так показалось в неровном свете. Тут, у кости, ещё осталось немного гнилой плоти. Нарисовал её несколькими красно-бурыми пятнами.

Я рисовал долго и исступленно, так и не закрыв окно, чтобы запах краски выветривался быстрее. Наконец образ крыла стал расплываться. Глаза слипались. Я понял, как устал и повалился на кровать прямо поверх одеяла.