ОглавлениеНазадВпередНастройки
Добавить цитату

Глава 2. Ритуалы подготовки

Каждый день я начинаю с ритуала: встаю в 5:30 утра, надеваю обычную одежду – гетры, толстовку и шапку. Выхожу из своего дома на Манхэттене, останавливаю такси и прошу водителя отвезти меня в тренажерный зал «Качая железо», что на углу 91-й улицы и Первой авеню. Там в течение двух часов я выполняю силовые упражнения и упражнения на растяжку. Но ритуал заключается не в этом, ритуал – это такси. Говоря таксисту, куда меня отвезти, я совершаю ритуал.

Это очень простое действие, но, повторяя его неизменно каждое утро, я превратила его в привычку. Повторение облегчает выполнение. Оно исключает вероятность пропустить его или заняться чем-то другим. Это всего лишь один пункт в моем распорядке дня, и о нем можно не вспоминать.

Кто-то может сказать, что ранний подъем и поездка в такси едва ли тянут на то, чтобы называться почетным словом «ритуал». Тут как бы возвеличивается самое обыденное действие, которое может совершить каждый.

Я с этим не согласна. Первые шаги самые тяжелые. Никому не покажется приятным ежедневно вставать затемно и сонно волочиться в тренажерный зал. Как у всех, у меня бывают дни, когда, просыпаясь, я гляжу в потолок и думаю: а нужно ли мне идти сегодня? Но какие-то (почти сакральные) силы, которые я связываю с этим ритуалом, мешают мне перевернуться на бок и продолжить спать.

Жизненно важно завести какой-нибудь ритуал – автоматический, но очень важный поведенческий стереотип, запускающий творческий процесс. Ведь именно в этот момент вы наиболее склонны отступить, испугаться, признать себя побежденным или пойти по неверному пути.

Словари и энциклопедии объясняют слово «ритуал» как «установленный порядок выполнения каких-либо действий религиозного или культового характера». Все это применимо к моему утреннему ритуалу. Представление о своих действиях как о ритуале позволяет их трансформировать.

Превращая что-либо в ритуал, мы перестаем задаваться вопросом: «А зачем мне это делать?» Назвав таксисту адрес, слишком поздно спрашивать себя, зачем ехать в зал и не лучше ли остаться в кровати под теплым одеялом. Такси тронулось, действие совершилось – я еду в зал, нравится мне это или нет.

Ритуал не подразумевает вопросов «нравится – не нравится». Он служит ненавязчивым напоминанием, что я делала это и раньше, мне это нравилось, и я буду продолжать это делать.

Мы все выполняем какие-то ритуалы в течение дня, осознаем мы это или нет.

Один мой друг, жесткий прагматик, не верящий в высшие духовные силы, по утрам практикует йогу, чтобы избавиться от боли в спине. В начале каждого занятия он зажигает свечу. Свеча не нужна для выполнения асан (хотя, как он говорит, мягкое свечение пламени и легкий аромат производят тонизирующий эффект), но сама церемония ее зажжения превращает упражнения в священный ритуал. Это означает, что он относится к занятиям очень серьезно и следующие полтора часа готов полностью посвятить им. Свеча. Щелчок зажигалки. Йога. Автоматический трехступенчатый механизм, который стал отправной точкой его утра. Закончив, он потушит свечу и будет заниматься своими повседневными делами.

Другая знакомая, занимающая руководящую должность, начинает рабочий день с двадцатиминутной встречи со своим ассистентом. Это обычный организационный процесс, однако, превратившись в ежедневную церемонию для двоих, он укрепил связь между ними и стал инструментом, упорядочивающим и организующим весь последующий день. Им не нужно думать, за что браться и с чего начинать работу. Они уже знают – со своего двадцатиминутного ритуала.

Жизнь танцоров подчинена ритуалу. Он начинается с утренних занятий на растяжку и разогрев. С 10 до 12 часов. Ежедневно, без всяких исключений. Потому что все танцоры знают: растяжка помогает защититься от травм во время репетиций или выступлений. Занятия эти ритуальны, потому что никому в голову не приходит спрашивать, зачем они нужны.

Начало занятий словно священнодействие. Вначале танцоры двигаются беспорядочно, кружа по комнате, пока наконец не займут, словно повинуясь какой-то непреодолимой силе, свое место у станка или на полу. При появлении примы или премьера они автоматически расступаются, освобождая звезде центральное место перед зеркалами. Из таких установок и традиций и возникают ритуалы. К примеру, мы редко задаемся вопросом, зачем ходим в церковь, а если он будет задан, вовсе не ожидаем конкретного ответа. Просто знаем, что это каким-то непостижимым образом укрепляет наш дух, и продолжаем так поступать.

Многие творческие личности связывают свои подготовительные ритуалы с обстановкой, в которой им хочется начать свой день. Оказавшись в подходящей среде, они начинают творить.

Композитор Игорь Стравинский каждое утро создавал необходимую ему в студии атмосферу: садился за пианино и играл фуги Баха. Возможно, этот ритуал был нужен ему для того, чтобы почувствовать себя музыкантом, или игра каким-то образом соединяла его с нотами, его музыкальной лексикой. Возможно, этим он отдавал дань уважения своему кумиру, Баху, и просил его благословить наступающий день. А возможно, это был всего лишь способ размять пальцы, запустить мотор, заставить ум переключиться на музыку. Но такая ежедневная практика вызывала некий щелчок, служивший началом творческого процесса.

Я знаю шеф-повара, каждый день которого начинается в ухоженном крошечном садике, разбитом на террасе его бруклинского дома. Он обожает добавлять в свои блюда свежие ингредиенты – травы, специи и цветы. Начало дня, проведенное среди растений, становится для него творческой средой, в которой он изобретает новые душистые смеси и блюда. Среди растений он ощущает связь с природой и получает импульс к действию. Сорвав выбранный овощ или лист, он больше не может сидеть дома и отправляется в свой ресторан, чтобы приступить к приготовлению кулинарных шедевров.

Знакомая художница не может сделать ни одного мазка, пока не включит на всю катушку ритмичную музыку. Включается музыка – включается что-то внутри нее. Мелодии настраивают ее на нужный лад, становятся для нее метрономом.

Мой друг писатель способен писать только на открытом воздухе. Для него невыносима даже мысль о том, чтобы быть привязанным к домашнему компьютеру, в то время как «великие дела» происходят снаружи. Он боится упустить нечто такое, что носится в воздухе. Поэтому он поселился в Южной Калифорнии и каждое утро начинает с чашки кофе на террасе, выходящей на задний двор. Каким бы странным это ни казалось, теперь он верит, что ничего не упустит.

В конечном счете идеальных условий для креативности нет. То, что работает для одного, бесполезно для другого. Единственный критерий таков: вам должно быть легко. Найдите такую рабочую среду, в которой перспектива общения с музой не пугает, не заставляет закрыться, среду, которая будет для вас комфортной. А найдя, оставайтесь в ней, ничего не меняйте. Привычка к творчеству должна сформироваться в подходящей для нее среде.

Каким бы эксцентричным ни был ваш излюбленный ритуал, стоит лишь попасть в его ауру, и он запускает творческий процесс. Будь то чашка кофе, выпитая на заднем крыльце дома; рок-н-ролл, пробуждающий желание наносить краски на холст; тишина сада, вызывающего кулинарный транс, – все эти каждодневные мелочи генерируют атмосферу, в которой вы просто не можете не созидать. Как по Павлову: следуем выработанной процедуре и получаем результат в виде творчества.

Спортсменам хорошо известна сила ритуала. Профессиональный игрок в гольф может прогуливаться по дорожке и перебрасываться словами со своим помощником, партнером, судьей или одним из устроителей соревнований. Но вот он останавливается возле мяча, делает глубокий вдох и как бы дает себе сигнал – пришло время сконцентрироваться. Баскетболист перед штрафным броском поправляет носки, шорты, получает от судьи мяч, бьет им об землю ровно три раза, затем выпрямляется и готовится к броску в кольцо, как делал это сотни раз на тренировке. Такая доведенная до автоматизма последовательность позволяет не испытывать страха и сомнений, создает ощущение штатности ситуации и комфорта.

У Бетховена, как видно из набросков Йозефа Бёма, датированных 20-ми годами XIX века, тоже были свои ритуалы. Физически не очень здоровый, он начинал каждое утро с прогулки, во время которой заносил в записную книжку несколько первых нот музыкальных произведений, неизменно зарождавшихся у него в голове. После такой разминки для ума и погружения в своего рода транс он возвращался домой и приступал к работе.

Что касается меня, оптимальное рабочее состояние – «термальное» (я нуждаюсь в тепле), мой излюбленный ритуал – разогрев, а день, как я уже говорила, начинается в тренажерном зале. Я постоянно добываю тепло для своего тела. Мне не бывает слишком тепло. Даже посреди знойного августа, когда весь Нью-Йорк в полузамороженном состоянии сидит под холодными струями кондиционера, в моей квартире все двери и окна стоят нараспашку, словно восклицают: «Да здравствует жара!» Я ненавижу кондиционеры. Я любуюсь блестящей от пота кожей, которая, кажется, вот-вот запылает.

В тепле есть и психологическая составляющая, оно напоминает о домашнем очаге, о матери и связанном с ней чувстве защищенности. Танцор, находящийся в тепле и безопасности, танцует без страха. В таком состоянии физического и психологического тепла танцор может достичь вершин физических возможностей. Он не боится пробовать новые движения. Он доверяет своему телу. И тогда происходит чудо. Не разогревшись же, он боится получить травму, боится показаться неловким, боится не дотянуть до поставленной себе же планки. Очень неприятное состояние.

Есть и практическое объяснение этому. В отличие от других видов искусства, танец связан с физическим усилием, с движением. Даже в свои шестьдесят я должна поддерживать мышцы в тонусе, если хочу продолжать заниматься любимым делом. Когда я демонстрирую какое-либо танцевальное движение, я должна его выполнить в полном объеме, с определенной амплитудой и грацией и при этом не травмироваться. Спортсменам это известно: разогрейся перед игрой, иначе порвешь мышцу. Когда я разогрета, я могу станцевать что угодно.

Мой утренний ритуал – это в первую очередь способ сохранить уверенность в своих силах. Он как бы напоминает, что если все остальные подведут, то по крайней мере я смогу рассчитывать на себя. Вот моя алгебра самодостаточности: тело необходимо мне, чтобы работать, и я смогу сделать больше, если оно будет сильным. Ежедневная тренировка – это часть подготовки к работе.

Главное, что дают нам подготовительные ритуалы, – уверенность в себе и веру в свои силы. Импресарио Сэм Кон рассказал мне как-то историю о юристе одного из развлекательных шоу Бартоне Мейере. Тот преподал ему замечательный урок о том, что такое ежедневный ритуал. В то время Кон трудился на CBS, и Мейеру показалось, что он слишком много работает и не наслаждается жизнью. «Ты слишком много на себя берешь, – сказал Мейер. – Посмотри на меня: я занимаюсь юриспруденцией ради удовольствия, мне необязательно ею заниматься. Знаешь, как так получилось? Будучи начинающим правоведом, я возвращлся каждый день после обеда в офис, запирал дверь, садился в кресло и в течение часа размышлял над одним и тем же вопросом. А вопрос был такой: «Барт, что дает тебе эта работа?».

Возможно, ритуальный вопрос «что дает мне эта работа?» не из разряда глубоких экзистенциальных проблем, но он помогает сосредоточиться на своих целях. Даже если мир предстанет не в самом привлекательном свете, мотивация уж точно замаячит перед носом.

Когда я вхожу в белую комнату, я одна, и я наедине со своими телом, амбициями, воспоминаниями, потребностями, целями, идеями, предубеждениями, страстями, растерянностью, страхами.

Эти 10 пунктов составляют основу моего «Я». Любое мое произведение будет отражением их влияния на мою жизнь и картину мира, а также того, как я научилась транслировать через них свой опыт.

Два последних пункта – растерянность и страх – самые опасные. Это внутренние демоны, которые могут вторгнуться в любой новый проект. Творческое начинание сопровождает ощущение страха, и важно научиться сдерживать его, чтобы он не связал вас по рукам и ногам прежде, чем вы сделаете первый шаг. Когда я начинаю чего-то бояться, я всегда стараюсь вытащить своих демонов на свет божий и взглянуть им в лицо. Позвольте мне познакомить вас с моими пятью самыми большими страхами.

1. Люди будут смеяться надо мной.

2. Все это уже было прежде.

3. Мне нечего сказать миру.

4. Я разочарую тех, кого люблю.

5. Реализованная идея поблекнет по сравнению с первоначальной задумкой.

Это мощные демоны, но они вряд ли уникальны. Наверняка и вы найдете в себе похожих. Если я выпущу их наружу, то они уничтожат мой творческий замысел («Нет, нет, ты не сможешь!») и, возможно, вообще отключат от источника творчества. Поэтому я сражаюсь со страхами с помощью ритуала «взглянуть страху в глаза», подобно боксеру, стоящему перед своим соперником лицом к лицу.

1. Люди будут смеяться надо мной.

Не те, кого я уважаю. До сих пор они не смеялись и не собираются этого делать сейчас. Другие, бывало, смеялись, конечно. Лондонская «Ивнинг Стэндард» в 1966 году писала: «Три девушки, одна из них Твайла Тарп, выступали вчера в Альберт-холле и грозились выступить еще и сегодня». Ну и что с того? Прошло 37 лет, а я все еще на сцене.

2. Все это уже было прежде.

Да, все уже было когда-то сделано. Ничто, по сути, не ново. Ни Гомер, ни Шекспир, и уж точно не вы. Спуститесь на землю! С этим можно жить и работать.

3. Мне нечего сказать миру.

Неуместный страх. Нам всем есть, что сказать. К тому же еще слишком рано для паники. Если танцоры не разбежались, узнав, что вы им предлагаете, скорее всего, публика тоже этого не сделает.

4. Я разочарую тех, кого люблю.

Сильный демон: голыми руками его не возьмешь. Вы ведь действительно не представляете, как любимые отреагируют на ваше творение. Лучшее, что можно в этой ситуации сделать, – напомнить себе, что вы хороший человек с добрыми намерениями, что вы пытаетесь объединить людей, а не посеять между ними разлад. А потом просто наблюдайте, как публика вызывает танцоров на сцену, как она встает во время аплодисментов, как ревет от восторга.

5. Реализованная идея поблекнет по сравнению с первоначальной задумкой.

Соберитесь. Леон Баттиста Альберти, архитектор-теоретик, живший в XV веке, говорил: «Ошибки накапливаются в эскизе и складываются в модели. Но лучше иметь несовершенное строение во Флоренции, чем замок в облаках».


Долгими бессонными ночами, когда мне никак не удается побороть свои страхи, я вспоминаю библейский образ, выбранный Достоевским для эпиграфа к роману «Бесы», и представляю, как мой страх входит в диких свиней, как они устремляются к скале, как падают и разбиваются насмерть.

Это несколько более экстремально, чем, скажем, считать овец, но и куда более эффективно.

Конечно, все это игры разума. Но какой ритуал не является игрой? Есть, наверное, что-то странное в том, что после стольких лет мне приходится прибегать к такого рода приемам, чтобы совладать со своими демонами. Но что поделаешь, неизвестность всегда пугает, а все новое – это шаг в неизвестное. Именно по этой причине древние культуры создавали свои ритуалы. Их жизнь сопровождал постоянный страх: перед другими племенами, хищными животными, природой и погодой и множеством могущественных и жутких божеств во главе всего этого. Таким образом, ублажая богов с помощью ритуалов, они хотели обрести контроль над ситуацией, продовольствием, скотом, плодородием, собственной безопасностью, иными словами, хотели контролировать страхи. Они убивали, например, животное, выпускали из него кровь особым образом и клали в жертвенный огонь. Туда же бросали еще несколько животных, а кровь в золотых кубках поднимали к небесам, потому что только так можно было обеспечить хороший урожай или победу в сражении. Ритуалы давали первобытным племенам уверенность в том, что они способны контролировать независящие от них обстоятельства.

Столетия спустя ритуалы стали казаться глупыми (если только вы, конечно, в них не верите). Но так ли уж сильно они отличаются от тех ритуалов, больших и маленьких, которыми мы наполняем свой день? В детстве, насколько себя помню, я была очень «заритуаленным» ребенком. Думаю, большинство детей таковы. Им не терпится начать самим управлять своей жизнью, и они придумывают разные игры и ритуалы, чтобы наполнить ее большим смыслом. Куклы должны сидеть определенным образом в своих кроватках. Носки нужно надевать раньше штанов. В школу нужно идти по северной стороне улицы, а возвращаясь домой, обязательно наступать на свои же следы. Когда я молилась, была убеждена, что непременно должна успеть проговорить столько-то слов во время выдоха и столько-то во время вдоха, иначе произойдет нечто ужасное. Странно, скажете? Вовсе нет. Это тоже ритуал, просто не такой жестокий, как заклание овцы в угоду невидимому богу, который посылает дождь.

Один знакомый писатель начинает искать, где бы что прибрать в доме, когда на ум не приходят нужные слова. Стоит ему, сидя перед компьютером, почувствовать, что он исчерпался и зашел в тупик, как все вокруг начинает казаться серым и покрытым пылью. Тогда он берет тряпку и чистящие средства и начинает убираться. Начистив все до блеска, он снова садится за компьютер и просто не успевает записывать льющиеся потоком слова.

У него есть сложное объяснение того, как работает его ритуал, но он задействует нейронные связи и эмоции, идентичность и самооценку. По его словам, писательская работа проста: пишешь все, что крутится у тебя в голове. Но она превращается в эмоциональную проблему, когда не удается связать слова с мыслями. Начинаешь сомневаться в своих силах. Неверие в себя затягивает, и тут ты отрываешься от компьютера и замечаешь вокруг грязь, которую до этого не видел (конечно же, когда работа шла хорошо, не было никакой необходимости смотреть по сторонам). Грязь неразрывно связывается с неуверенностью в себе, а уборка дома – с катарсисом, который избавляет от этой неуверенности. Эмоциональный кризис преодолен, теперь можно приниматься за работу.

А я считаю, что ключевым моментом в его ритуале является то, что он встает и начинает двигаться. Движение стимулирует умственную активность – факт, значимость которого мы недооцениваем. Но должна признать, что он тонко подметил связь между грязью и сомнением в себе. Может, это и звучит как какое-то шаманство, но тайна и шаманство составляют огромную часть ритуала. И раз он работает, то незачем в нем сомневаться.

У другого знакомого, бизнесмена, такой ритуал: он разворачивает сложенную долларовую купюру перед каждой сделкой и молча смотрит на нее какое-то время. На ней напротив Большой печати с белоголовым орланом и девизом “E Pluribus Unum”, над загадочной усеченной пирамидой со всевидящим оком есть надпись: “Annuit coeptis”, что означает «Благословенны наши начинания». Кому-то это может показаться суеверием, но ведь суеверие есть не что иное, как ритуал, повторяющийся с религиозным рвением. Заключенные в нем привычка и вера превращают его в действо, внушающее чувство комфорта и силы. Каждая сделка в бизнесе – это акт мужества и надежда на то, что она выгорит. Девиз на банкноте действует на него, как благословение.

Механизм, благодаря которому химия в организме пессимиста превращается в химию оптимиста, до сих пор не исследован. Но мы хорошо знаем, какими изнуряющими могут быть негативные мысли и каким продуктивным может быть оптимизм. Мне хорошо знакомы пессимизм и страх. Они могут накрыть меня часа в три ночи, когда сон не идет и в голову лезут самые разные болезненные мысли. Мой ум перескакивает от важных проблем (от того, как мне успеть сделать то, что я задумала) к проблемам менее значимым, домашним (как маникюрша приведет в порядок мои расслаивающиеся ногти). В такие моменты приоритеты могут меняться, пустяк вроде ногтей может выйти на первый план. И тогда меня все больше окутывает туман сомнения и неуверенности. Но ритуал помогает его рассеять.

Другая преграда на пути к плодотворному труду, не менее вредоносная, чем страхи, – всякого рода отвлекающие элементы. Я знаю многих людей, способных впитывать большое количество информации из всевозможных источников – газет и журналов, кино, телевидения, музыки, от друзей, из Интернета – и превращать ее в нечто потрясающее. Они прекрасно функционируют при таком количестве самых разных раздражителей, и чем последние сложнее, тем лучше. Я устроена иначе. Принимаясь за какой-то проект, я не расширяю контакты с миром – наоборот, стараюсь максимально их ограничить. Мне хочется оказаться в замкнутом пространстве, где я смогу маниакально отдаться поставленной задаче. В результате я заметила, что стараюсь не наполнять свою жизнь большим количеством вещей, скорее, я избавляюсь от них. И, конечно же, это я тоже превратила в ритуал. Я составляю список вещей, которые отвлекают меня сильнее всего, и заключаю с собой договор, что обойдусь без них в течение недели. Вот пункты, которые чаще всего попадают в мой список.

Музыкальный фон

Некоторые известные мне деятели искусства любят работать с включенной в качестве фона музыкой. Она помогает им блокировать все остальные звуки мира. Они ее не слушают: она в роли сопровождения. Моей жизни не нужен саундтрек для сопровождения. Фоновая музыка незаметно, понемногу заглушает ваше сознание. Возможно, она и создает ощущение комфорта, но кто сказал, что пробуждать сознание и творческую мысль должно быть очень легко и удобно? И кто знает, сколько умственной энергии и интуиции поглощает такой фон? Когда я слушаю музыку, я не занимаюсь ничем другим, я просто слушаю. Отчасти это моя работа: прослушать произведение, чтобы понять, можно ли под него танцевать. Но другая моя часть слушает, отдавая дань уважения автору. Я слушаю музыку с тем же напряженным вниманием, с которым композитор писал ноты. Я бы хотела такой же отдачи от зрителей, наблюдающих за моей работой. Я бы определенно не одобрила зрителя, читающего книгу во время выступления моей труппы.

Многозадачность

В современном все более ускоряющемся и сверхуспевающем мире принято гордиться способностью делать два, а то и больше дел одновременно: работать во время отпуска, заключать сделки за приятным ужином, читать, потея на тренажере. Ирония многозадачности в том, что она страшно выматывает: выполняя несколько дел одновременно, вы тратите больше энергии, чем потратили бы в сумме на каждое из них в отдельности. К тому же, по сути, занимаетесь очковтирательством, потому что выполняете их не лучшим образом. Ради мнимой скорости вы предаете свой профессионализм и мастерство. И вместо работы оказываетесь, как писал Т. С. Элиот в цикле поэм «Четыре квартета», «пустяком отвлеченные от пустяков».

Избавиться от многозадачности непросто, ведь мысль, что мы способны одновременно контролировать сразу несколько дел, очень тешит самолюбие. Но попробуйте прожить неделю, не решая одновременно больше одной задачи, – вам понравится. Заметно возросший уровень погруженности в проект и его понимания станет вам наградой.

Фильмы

Это мучительно, потому что я обожаю кино и отказаться от него мне не просто. Мои родители владели передвижным кинотеатром в Сан-Бернардино в Калифорнии, где я провела большую часть детства. Но когда я занята реализацией проекта, я не хожу в кинотеатры и не беру фильмы в видеопрокате, если только в них нет ничего такого, что может быть полезным в работе. Начав смотреть фильмы ради удовольствия, я, как наркоман, могу просидеть перед экраном весь день и не успею больше ничего.

Числа

Проще всего мне отказаться от чисел – тех, что на часах, спидометре, весах, счетах, договорах, налоговых декларациях, выписках из банка, отчетах о начисленных гонорарах. Я говорю себе: «Перестань считать на неделю». И просто не смотрю никуда, где есть числа. Это не так уж трудно. По сути, это значит лишь, что я не стану вникать в детали заключаемых контрактов. А цель – дать отдых левому полушарию мозга, ответственному за подсчеты, и выдвинуть на передний план более «интуитивное» правое полушарие.

Я не призываю навсегда отказаться от всего, что вас отвлекает. Такой аскетизм ни к чему. Но любой из вас способен прожить так неделю, и, поверьте, результаты вас удивят.

Уравнение очень простое: снижая зависимость от привычных, но не необходимых вещей, вы повышаете свою самостоятельность. Отказ от них делает вас более свободными, заставляет учиться надеяться на собственные силы, а не на услужливо подставленные кем-то костыли.

Это вообще в американской традиции – отказаться от лишнего, чтобы воспитать в себе самодостаточность. Ральф Уолдо Эмерсон покинул свой приход ради уединения и простоты. Генри Дейвид Торо в поисках более правильной и настоящей жизни удалился от светского общества и открыл в себе неиссякаемый источник вдохновения, поселившись в лесу. Эмили Дикинсон жила в покое и уединении в их истинном значении, направив всю свою энергию на стихосложение. Все трое стремились удалиться от шума городских площадей, а ведь им не приходилось бежать от грохота автомобилей, круглосуточно не умолкающего радио, мигания телеэкрана и бурного информационного потока из Интернета.

Отказавшись от чего-либо, вы не просто освобождаете время и мысли, чтобы сосредоточиться на своих целях. Это тоже своего рода ритуал – жертвоприношение, в котором вы отдаете божествам созидания частички своей жизни. Вместо овец и коров мы жертвуем телевизором, музыкой или числами.

Итак, если вы нашли или создали благоприятную для работы среду, придумали ритуал, с которого ежедневно будет начинаться ваше творчество, сумели взглянуть в глаза своим страхам и нашли соответствующее место всему, на что привыкли отвлекаться, значит, вы преодолели первое препятствие. И готовы начать творить.

«Из многих – единое» (лат.) – цитата из речи Цицерона «О достоинствах».