Борух Баклажанов. В поиске равновесия

Дача как инструмент для выработки стержня и немного о верандных рамах

Ближе к 90-м годам положение в стране было не из легких. Это было в пору раздачи земельных участков под садоводства, дабы честные советские труженики не положили зубы на полку, а смогли прокормить себя в тот тяжелый для страны час. Борис Борисович Баклажанов не был исключением и тоже, как человек чрезмерно увлекающийся, нырнул в этот омут, видимо, не зная дна. Дачу свою он любил до безумия, скорее даже боготворил ее, и она отвечала ему взаимностью. Годы спустя, уже имея 3-и высших образования и ученую степень, он никак не мог определиться, что же из того ему больше пригодилось в поднавоживании смородины. Процессу этому он отдавался без остатка и испытывал к нему какую-то нездоровую страсть, даже немного завидуя соседу, который в поднавоживании был куда мастеровитее. Оно и не удивительно – тот уже давно был член-корром.

В тот конкретный момент после получения земельного участка все эти садоводческие хлопоты были на стадии постройки веранды дачного дома, и надо было довезти верандные рамы из города до места назначения. Баклажанов-старший, всегда уважавший спартанский образ жизни, никогда не баловал себя излишествами. Собственного автомобиля у него не было, а заказывать грузовой транспорт или использовать среднестатистическую тележку он считал признаком слабости, не достойным мужчины, поэтому решил нести 8 остекленных верандных рам на собственном горбу. Будучи все-таки человеком разумным, он понял, что такое количество в одно лицо ему не дотащить, посему вспомнил про наследника.

Лютой зимой 87-го года, прибыв на электричке на дачную станцию, отец поочередно спустил 8 верандных рам с платформы, и они приготовились их нести полтора километра по зимней дороге. У остекленных рам было специально оставлено по одной пустой секции, чтобы повесить их на плечи. Отец повесил Боруху по две рамы на каждое плечо и отправил с миром вперед. Надо сказать, что, ощутив на себе эту поклажу, Баклажанов сразу почувствовал недоброе, уйдя по колени в землю и мысленно представив полуторакилометровый вояж. Но отец никогда особо не потел по поводу его возраста и телосложения – и они пошли.

Шел Борух тяжело. Он уже не пританцовывал. После километра пути по снежной дороге он начал постепенно видеть перед собой длинный и светлый тоннель и на всякий случай остановился, поставил рамы домиком и перекрестился. Пот катился с него градом, заливая глаза, а футболка, надетая под дачный бушлат, начала вставать колом.

Тем временем Борис Борисович уже добрался со своей порцией рам до участка и, не обнаружив сына рядом, видимо, несколько удивился и пошел ему навстречу. Подойдя к нему, он немного постоял, вдохнув морозного воздуха, и спросил:

– Как успехи?

– А сам-то как думаешь? – ответил Борух, приподняв глаза и ясно понимая, что головокружения от успехов не было.

Старший постоял еще немного и, прищурившись, сказал:

– Что-то, я смотрю, слабоват ты, сынок. Ладно, так и быть, помогу по-родственному, чай, не чужие люди!

Надежда на миг вдруг затеплилась в Баклажанове, и он уже готов был выдохнуть с облегчением, но теплилась она недолго. Отец издевательски подмигнул, затем взял одну верандную раму и удалился, насвистывая какую-то знакомую мелодию.

– Вроде, из «Джентльменов удачи», – подумал Борух, глядя на удалявшегося старшего.

Затем он поправил бушлат и, взвалив на себя остатки рам, отправился ему вслед.

Дача постепенно строилась. Для Боруха она была каким-то негласным тренажером для закалки характера, этаким тренажером поневоле. Он вспоминал ту бетонную садовую дорожку вокруг дома, которую отец поручил ему залить, дав в помощь молодого паренька, назвав его «младшим научным сотрудником» и сказав, что в случае точечного ядерного удара дорожка должна остаться. Правда, после этой брошенной вскользь фразы он уехал в город по делам, но это уже была частность, которая к общему делу не имела ни малейшего отношения. Были и опилки с лесопилки, которые они с отцом возили для просыпки между садовых грядок с упорством, достойным иного применения, и многое другое. Баклажанов делал то, что должно, и понимал, что он человек своего времени. Оно в первую очередь формирует личность. Время – это суровая единица, с которой уже ничего не сделать, но есть люди, которые вне его. Своим примером они меняли времена, ломая их. Это люди разных эпох, статусов и ремесел, и Борух старался брать от них лучшее, применяя к себе в поисках ответа на мучительный личный вопрос «кто ты?».

С тех пор прошло много лет, и садовый домик заметно обветшал, напоминая старого пса, прихрамывающего на одну лапу; родились люди и уже давно создали свои семьи, и нет той страны, в которой это происходило, но Борух, как и прежде, всегда испытывал некоторое внутреннее напряжение, когда старший обращался к нему с просьбой посодействовать ему в чем-то на даче. Потому как всякое бывает.