Наша самая прекрасная трагедия

Глава 2 Июль

1.Штефан

– Штефан, я знаю одного психолога – он очень достойный человек. Учитывая все сложившиеся обстоятельства, давай сходим к нему вместе.

Жизнь Штефана когда-то была счастливой и безоблачной. Вокруг этого простого парня из Берлина ничего не могло предвещать беды. Но теперь, он имеет все основания называть себя другим именем – а то, вдруг, кто подумает, что Штефан из Запорожья имеет к тому Штефану, что из Берлина, какое-нибудь отношение. Он и не в Украине, но и не в Германии, он – «Штефан на перекрёстке».

Дядя Альберт мог предложить мне оплатить услуги психолога после того, как стал случайной жертвой одного из моих стихийных мыслепотоков. А мог и раньше предположить, что с его любимым племянником не всё в порядке, но отчего-то решил ничего не предпринимать. Это его молчаливое согласие со всеми моими внутренними демонами кончилось, когда я начал отзываться о себе в третьем лице. Затем, он услышал, как я называю себя «Штефаном на перекрёстке». Это стало для него триггером, призвавшим моего дядю к действиям, на которые, по его мнению, мои родители были не способны пойти. А ведь Штефан всего лишь хотел видеть мир теми же глазами, какими на него смотрят полмиллиарда европейцев, которым достоверно об этой стране известно лишь одно – она находится «там». Но случилось так, что Штефан очутился в Запорожье, в Украине. И там ему привиделось, что он распался на две части. Он не знал, что делать, что думать, что должна чувствовать каждая из его частей по этому поводу, а потому с убедительностью популиста мог заявить себе и всему миру, что ничего не знает о нём.

– Спасибо, дядя Альберт, но, пожалуйста, не сейчас.

– Как раз теперь тебе больше всего необходимо высказаться.

– Я понимаю. Но, насколько я помню, в этой стране не часто обращаются к психологам за помощью, а раз я здесь, то мне тоже следует научиться лечиться своими силами.

Тогда, я ещё не знал, насколько был прав – просто сказал наугад. Мне не было об этом известно, но я понимал, что к психологам в этой стране обращаются крайне редко. Переступая через них, люди здесь сразу записываются на приём к психиатру. Но я справлюсь – не позволю себе сойти с ума так просто, даже не давая произойти по-настоящему страшным событиям. Возможно, таким своим заявлением я поторопил их, но и встретить был готов.

Мы поселились в двухэтажной квартире дяди Альберта с панорамными окнами и комнатами, в каждой из которых можно было поместить ещё по две. В одной из них наша маленькая семья со всем своим неподъёмным скарбом полностью растворилась. Его апартаменты были лучшими во всём многоквартирнике, стоявшем неподалёку от главной артерии города – проспектом, широким и бесконечно длинным. В таких больших домах часто холодно, и душа, простудившись, медленно умирает, напоследок истошно вопя.

– Понятно. Но всё же…

– Нет, дядя, психолог не нужен.

На дворе июль – стоит только выйти на улицу, как тебя со всех сторон окружает жара и раскаленный бетон. Да и идти особо некуда. Вот я и не иду. Уже несколько неделю прошло со дня нашего приезда, а я по-прежнему плохо ориентируюсь во всём городе, кроме нескольких соседних кварталов, которые удалось изучить только благодаря нечастым выходам за продуктами и круговым прогулкам. И я не думаю о том, что мне стоит обратиться к психологу, чтобы тот помог мне выйти за невидимые границы очерченной в мыслях территории – я боюсь того, что он сможет убедить меня сделать это. А мне вовсе не хочется знать, что там. Города для меня не существует вовсе, мой мир заканчивается за углом.

– Ладно. Но моё предложение остаётся в силе.

– Как-нибудь им воспользуюсь.

– Честно?

– Не знаю.

Это вовсе не единственное, из-за чего дяде Альберту захотелось показать меня специалисту. Несколько дней назад родители поделились со мной своим решением, куда девать меня дальше – чем-то оно напоминало выбор между повешеньем и гильотиной – либо заставят доучиваться в одиннадцатом классе школы, либо отправят в колледж, суть которого в этой стране до сих пор мне не ясна до конца. Дяде Альберту не понравилось, как я отреагировал на оба варианта, поэтому предложил им свой – не делать ничего и оставить меня в покое. Разговор наш выглядел примерно так:

– И что нам делать?! – завёлся папа, пока дядя Альберт молчаливо стоял в сторонке, – ты не можешь весь год сидеть дома, пока твои ровесники учатся.

– Почему нет?!

– Потому что не можешь. И не будешь, – в своих решениях отец упрям как баран и не оставляет тем, кто ему сопротивляется, ни шанса, ни надежды увидеть в его словах хоть крохи смысла.

Тогда, я смирился с тем, что придётся выбирать одно из двух и отсёк вариант, который меня сразу не устроил – школу. Я приходил в ужас от одной мысли, что придётся влиться в незнакомый для меня, уже сформировавшийся коллектив, где мне я буду чужаком. У вола больше шансов прижиться – и это не смотря на рога и помёт. Другое дело место, где никто никого не знает.

Родители оказались довольны и тем, что я решил поступить в колледж, но Альберт настаивал на школе. Мне просто не было, что ему на это ответить – разве что, спросить: для чего? Но я так этого и не сделал. Опустив голову, он какое-то время ещё постоял, а затем ушел, оставив меня наедине с родителями.

Июль, жара, полный вакуум вокруг. За всё это время я не услышал ни единого крика, ни жеста возмущения ни от кого из них троих. Вместо этого, дядя Альберт ответил мне собственным молчанием, невыразимо отличавшимся от моего; папа всё время грузил меня вопросами, в духе планов на будущее, а мама – у неё был собственный мир, свои заботы и я интересовал её только как существо, жизнь которого нужно сохранить – просто нужно – и никак иначе.

Долго так продолжаться не могло – эта атмосфера кого угодно выведет из себя. Не прерывая молчания, будто целую вечность царившего в нашем новом доме, я покинул их общество и стал собираться на улицу. Хоть дом и был моим убежищем, я дал понять родителям, что они и его сделали невыносимым для жизни. Во Львове я купил пачку сигарет, о которой долго не вспоминал, но теперь – достал и распечатал. Она стоила чуть больше евро – какие смешные цены. За свои прошлые карманные деньги я бы смог жить здесь как король. Когда окружающая среда действует на нервы и не даёт жить, остаётся только курить и думать о том, что всё могло бы быть намного хуже. Вовсе и не этот город был ужасным – наоборот, он оказался таким, каким я и ожидал его увидеть. Но я и подумать не мог, что мой мир окажется настолько тесным и однообразным в нём. Это напоминает скорлупу – внутри неё птенец в безопасности, но и выбраться, не утратив её безвозвратно, он не может. И постепенно, я становился каменным, как скала, а когда превращение закончится… неизвестно, что ждёт меня.

Несколько раз я прошелся вокруг дома, как заключённый по тюремному дворику, курил и слушал рэп – как звук времени, он уносил меня в старые времена на знакомые улицы, к своим друзьям. Он был на родном для меня языке, таким неуместным и диким, стоит лишь вспомнить, где я нахожусь. Только затем, ещё немного простояв в нерешительности, я позволил себе вернуться домой.

Мысли у меня действительно были как у заложника в темнице – почти всегда ни о чём, с одинокими и редкими вспышками вдохновения, и мечтами о свете и свободе. Пытаясь не наткнуться случайно на кого-нибудь из родителей, я прошел в ванную комнату на втором этаже квартиры и стал чистить зубы, чтобы смыть с себя запах табака.

Отца я встретил уже на кухне. Он хитро улыбался, радуясь собственным мыслям. Подняв на меня глаза, он сказал:

– Ты как раз вовремя, – после подобных фраз всегда хочется как минимум провалиться под землю, – мы нашли для тебя колледж.

– Уже?