Хранитель 7 отражения

Глава четвертая, в которой друзья находят живое распятие, темную сторону души и свое детство

– Какого черта, Кирилл, мы сюда поперлись? Я уже начинаю забывать, как выглядят солнце и небо. А еще, ты не в курсе, какие симптомы у клаустрофобии?

– Сильное сердцебиение, одышка без причины, головокружение или почти обморок, потливость, дрожь по телу и, на сладкое, чувство непреодолимого конца всему сущему. Что-то из перечисленного есть?

– Вот знаешь, последнее – самое то. Со вчерашнего вечера. У меня клаустрофобия заранее началась. Как ты все это помнишь?

– Глеб, успокойся. Ты просто трусишь. Это нормально. У меня в голове куча всего нужного… и не очень.

– Я спокоен. Просто напрягает темнота и расстояния. Мы уже двадцать минут бродим по этим катакомбам. Каких размеров была эта больница?

– В этом наш косяк. Мы не подготовились. Купили веревку и гордые отправились за своей порцией адреналина. Стой. Видишь свет?

В конце длинного коридора (метров пятнадцать) черным прямоугольником висела закрытая дверь. Ее по кругу обрамляет свет, бьющий сквозь щели. Не ровный ламповый, а дрожащий, как от пламени свечей.

Друзья переглянулись. Кирилл почувствовал, как вспотели ладони. Он по умолчанию оказался лидером в дуэте, ведь Глеб первый сказал о своих слабостях. Киру и идти первым к двери.

Он надеялся, что будет закрыто, но надежды не оправдались. Дверь легко, но со скрипом отворилась, а за ней оказалось то, к чему парни не могли быть готовы. Небольшая комната четыре на четыре метра с высокими потолками. Достаточно высокими, чтоб на высоте в пол метра от пола можно было распять взрослого мужчину. Если быть точнее, то этим мужчиной был Павел Анатольевич – историк, пропавший десять лет назад…

– Кира, это че, а?

Руки Глеба мелко трясутся. Свет фонаря, который тот так и не выключил, создает странные мечущиеся тени, которые добавляют к и без того жуткой картине, еще больше нереальности. В другом месте и при других условиях, это могло бы быть смешным. Здоровяк, весь забитый агрессивными татуировками трясется, как первоклашка у директора. Но тут все серьезно. Тело преподавателя прибито прямо к стене деревянными кольями. Как такое возможно, ни Глеб, ни Кирилл не поняли. Но это точно дерево. Вся стена, на которой распят несчастный, испещрена совершенно непонятными знаками, веером расходящимися от головы Павла Анатольевича, рук и ног – тех мест, где вбиты колья, к краям стены. Пол перед трупом залит кровью. Прямо в крови плавают огоньки. Именно их свет друзья приняли за огонь свечей. Огонь есть, но нет свечей, и пламя парит над черной лужей крови.

Глеб не сводит взгляда со стены и распятого на ней человека.

– Это руны викингов, я те точно говорю, – глаза Глеба лихорадочно блестят, а лоб покрыт мелкими каплями пота. – Кира, давай его снимать.

С этими словами Глеб рванул к телу учителя. Кирилл только успел поднять руку, чтобы того предостеречь, как за спиной раздался знакомый скрип. Дверь открылась. Он не смог полностью обернуться, его парализовало. Краем глаза Кирилл заметил, что Глеб тоже замер. Хуже всего то, что в комнату вошли двое: знакомый уже бомж и жуткого вида старуха.

Если с бомжом еще можно было бы смириться – он тут живет, то старуха натолкнула на странные мысли. Что-то они с Глебом упустили. "Я жив. Охотился на ведьму в катакомбах под брошенной больницей. Она очень сильная. Провалился во времени. Ищите за огородом» – ведьма. Кир, с горечью подумал о том, что они – люди двадцать первого века просто непросто пропустили мимо ушей это слово, как незначительное. А ведь это именно она сотворила такое с его преподом.

Мерзкая парочка – так мысленно окрестил их Кир. Глеб, судя по бешеному взгляду тоже не ждал ничего хорошего от этих двоих.

– Кто вы? – спросила бабка.

Звук открывающейся двери в этой комнате в разы приятней твоего голоса, карга старая, – подумал Глеб. Бомж вплотную подошел к Кириллу и стал его обнюхивать с ног до головы. Причем, когда он дошел до лица Кира, тот не увидел ничего человеческого в его взгляде. Животное в человеческом обличье. Сходство дополнила слюна, капающая с немытой бороды старика. Или не старика. Еще у входа в катакомбы Киру показалось знакомым лицо этого бродяги. И только тут перед распятым учителем, который выглядел так, будто Его время остановилось, Кир понял, что это тоже Павел Анатольевич, но и не он.

– Да и черт с вами, милки. Вы свое на этом свете уже отжили. Пора на тот!

Ведьма подошла к Глебу, так близко, будто поцеловать собирается. Поднесла к губам свою руку, сжатую в кулак, развернула ее, и сдула с ладони какую-то пыль в лицо мужчине. Ничего не произошло. Только взгляд Глеба перестал быть живым. Следом подошла очередь Кира. Он пытался кричать на старуху, все силы, что у него были он вложил в попытку ее ударить. Но тщетно.

Ведьма запустила руку в кожаный мешочек на поясе, и вынула оттуда горсть белого порошка. Как мука. Еще один выдох и мир померк для Кира. Единственное, что он успел – это подумать, что Анатолич прав, ведьма действительно сильная.

– Леха, а тебя мамка не заругает? – Каринка-картинка, как всегда пытается задеть Лешку за живое. Она прекрасно знает, что его мать пьет и ей нет никакого дела до пятерых детей, что она успела нарожать в пьяном угаре.

– Иди лесом, овца городская. – Лешка страшно картавит, поэтому в любых разборках стремится избегать букву "Р", но тут он не удержался. Вместо жесткого ответа, получилось забавное урчание, и ни на кого оно не подействовало. Тем более на Карину. Только больше раззадорило.

– О! Тигр-р-р!

– Отвали! Киря, ты че там замер? Лезешь с нами, не? – Леха обернулся к Кириллу, который замер с выпученными глазами.

– Вы чего тут делаете? – Кирилл знает, что нужно что-то сказать, но перед глазами еще висит щербатая улыбка колдуньи.

– Ты с дуба рухнул, красавчик? – Каринка считается самой красивой на улице, а сама она считает самым красивым Кира.

– Пойдем отсюда. Нет там ничего интересного. Наркоманы одни да бомжи. – Кирилл старается говорить спокойно.

– Откуда знаешь? Ты же сам нас всех сюда собрал. А теперь вот говоришь, не надо. – Это подала голос Юля – местная девочка. Живет через три дома от Кира.

– Народ, мне родители сказали, что тут раньше психушка была. Теперь только фундамент. И подвалы. Грязные и вонючие, с блохами и вшами! Я передумал туда лезть.

После слов про блох и вшей девочки переглянулись и, не сговариваясь, в один голос сказали, что тоже вшей не хотят.

Леха остался в меньшинстве и просто махнул рукой. Он присел на корточки перед ямой и наклонился к самой границе света и тьмы, пытаясь что-то там разглядеть. Кирилл, находясь в замешательстве, не заметил, как две черные лапы со скоростью молнии мелькнули из проема и, схватив Лешу за футболку, потащили внутрь. Только крик ужаса и агонизирующие ноги заставили ребят обернуться. Крика уже почти не было. Только рычание и какое-то невнятное бормотание. Леха так не может говрить.

Кирилл не понял, как, но уже через два удара сердца он стоял на коленях и тянул друга за ноги к себе. Из дыры раздалось рычание и хриплый вопль Лехи, полный боли и ужаса. Девченки испугались и кинулись бежать в сторону дома, но Юлька обернулась и, увидев борьбу Кирилла за их общего товарища, вытерла слезы, и кинулась обратно. Вместе они смогли вытянуть Лешку из дыры. Вой разочарования и злости вырвался из глубины лаза. Кир с Юлей увидели два глаза-блюдца светящихся во тьме. Пара мгновений и они пропали, а ребята еще несколько минут в шоке смотрели в пустоту провала.

– Я сюда больше не пойду. – Леха лежал с выпученными глазами и смотрел на кроны берез, что росли редкой рощей над брошенной больницей.

Дыхание его было прерывистым. Лицо, шея и грудь покрыты разной глубины порезами и синяками. Из открытых глаз текут молчаливые слезы.

– Съем… Съем. Съем! Съем!!! Он хотел меня сожрать! Он говорил, что сожрет меня! – Лешка стал биться головой о землю, глаза закатились, обнажив белки, испещренные мелкими венами, местами уже полопавшиеся от напряжения. Он еще пытается что-то сказать, но густая пена во рту не дает. Губы начали синеть, а вены на лбу, висках и шее пульсируя набухали.

– Это припадок, Юлька! Я такое уже видел! Не трогай его. Он лежит на мягкой земле.

– У него пена, он задохнется! Кира, что ты стоишь? Сделай что-нибудь!

– Юль, это сложный припадок, он максимум две минуты длится. Сейчас пройдет. Смотри он уже не дрыгается.

– Так может он уже мертвый! – Юля всплеснула руками, как ее бабушка и кинулась к Лехе. Но не успела подскочить, как он начал кашлять, перевалившись на бок. Изо рта клочьями вылетала пена, а лицо снова порозовело.

– Вот видишь, все хорошо, – Кирилл попытался приобнять Юлю, чтобы та успокоилась. Но вместо благодарности он получил ненавидящий взгляд и презрительное "Дурак ты, Кирилл". После чего Юля села рядом с Лешкой и стала гладить его по волосам. Кирилл так и не понял, что он сделал не так.

Юлю мелко трясло. У нее шок, и как он закончится, неизвестно. А Каринка-картинка так и не вернулась.

– Юлька, ты как? Идти сама можешь?

Девочка кивнула, и, медленно, на трясущихся ногах попыталась встать. Кир отметил про себя, что он вернулся в детство, и Глеб, возможно, тоже где-то тут. Думать о том, как такое вообще возможно и, как дальше в этом всем жить, он не хотел. Самым простым решением сейчас для Кира было пойти домой и вести себя, как будто все нормально и ничего не произошло, надеясь, что мама ничего не заподозрит. Но, для начала, нужно как-то объяснить родителям произошедшее.

– Кирилл, тебя будто подменили, – заметила Юля. И вот тут Кириллу срочно потребовался новый план. Если Юлька за какие-то двадцать минут его раскусила, то мама поймет все с первого взгляда.

– Да не, это все нервы. Давай-ка Леху ко мне отведем. У нас аптечка на все случаи жизни. Ему раны обработать нужно.

– Да, давай. Я слышала, собаки всякую гадость переносят. Не только бешенство. А если Лешка бешенство подхватит!? Может, скорую вызвать?

– А родителям как объяснишь?

– Никак. Гуляли за огородами, напала собака. Отбились. Она убежала, а Леху вот успела подрать.

– Юлька, ты страшный человек. Только что тряслась, а теперь махинации строишь, как шахматист, – Кирилл увидел девочку совсем, с другой стороны. Всегда тихая и молчаливая, она была оплотом надежности. Может поэтому самая первая и вышла замуж. Потом, лет через восемь.

Кирилл и Юля аккуратно подняли Лешу на ноги, подперли его с двух сторон, и медленно двинулись к картофельному полю, Кирилла. Оно не большое семь соток всего, но Кир в детстве был высоким и худым, масса просто не успевала оседать на быстро растущих костях, а Юля это Юля – девчонка. Очень быстро они начали спотыкаться и поскальзываться на ровном месте, стараясь не уронить товарища.

Дорога до дома через огород заняла почти пятнадцать минут, а если порожняком, то Кира добегал и за пять. На огороде никого нет. Хорошо, что калитка на большое поле закрывается только накидной петлей из цепи от пилы.

Дети прошли огородами к дому. Дворовая собака Муха из-за жары даже не вылезла из будки. Чему Кир оказался рад. Он то знает, на сколько чувствительны собаки ко всему необычному.

– Мааам, пааап, помогите! – Кирилл, как в дурном сне, стоял посреди веранды и орал детским, но уже ломающимся голосом.

Родители были в зале и смотрели что-то по телеку. Бабуля спала, но из-за такого ора, конечно, встала и тоже вышла к ребятам. Первой запричитала мама, а потом и бабушка. Ее подвело зрение.

– Что случилось, Кирюш? – мама смотрела испуганными глазами то на меня, то на раны Лехи, то на Юлю – бледную от усталости.

Отец, бывший военный, (хотя, он всегда повторяет, что бывших военных не бывает) среагировал моментально. Взял Лешку под мышки и уложил прямо на пол, на любимые бабушки ковры.

– Кира, где его родители?

– Пап, я откуда знаю? Дома, наверное.

– Бегом к ним! Мухой! – отец кричал в след уже бегущему Кириллу, а сам разорвал остатки майки на груди Лехи и стал его осматривать.

Мама Кирилла обняла Юльку и повела ее в зал. Бабушка побледнела, но быстро собравшись, пошла за аптечкой. Отец сбегал за полотенцем, и начал аккуратно промакивать раны на груди и шее, которые показались ему самыми глубокими и требующими внимания.

Кирилл подбежал к дому Лехи. На крыльце сидела Наташка, его сестра, которая качала на руках младенца, Кирилл уже не помнил его имени, а у ступеней крыльца играли в траве двое близнецов Саша и Александра. Мама Лехи была пьяна и называла только одно имя, поэтому малышей и назвали одинаково.

– Наташ, мама ваша дома?

– Дома. Где еще ей быть? А че?

– Там Леху собака покусала. Он у меня. Батя ему помогает, но нужна скорая. Пусть твоя мама идет к нам за ним, а ты пока вызови скорую.

– У меня на симкарте три цента осталось, на звонок не хватит.

– Экстренные службы бесплатно, не хитрожопь.

– Ладно. Пойду за мамой. Но тебе придется ей помочь. Она выпила немного.

Наташа немного не досказала. Их мать не могла идти. От нее разило перегаром так, что у Кирилла, когда тот ее вел под руку, слезы наворачивались. Дома Кирилл посадил ее на диванчик в прихожей, где сидела Юлька, и показал на Леху, который стонал и был снова весь белый. Похоже эта зверюга с ним что-то все-таки сделала. Он без конца повторял слово "Съем", как заведенный. Губы пересохли и потрескались, в уголках начала копиться кровь, глаза впали и лихорадочно блестят. Леха перестал реагировать на происходящее вокруг. Даже, когда привели его маму, Лешка никак не отреагировал. Мама, кстати, тоже. Она сидела и непонимающе смотрела на своего сына. Весь ее вид говорил: Что я тут делаю? Кто вы такие? Мои собутыльники пузырь доедают.

Кирилл уже видел такой взгляд. В той, нормальной жизни.

Спустя двадцать минут пришла карета скорой помощи. Как всегда, не могли найти наш дом. Будто все навигаторы сговорились и решили вытолкнуть из своего цифрового мира наш маленький дом. Лешка уже не говорит ничего. Только громко проглатывает слюну, и громко с натугой дышит. Мать уснула еще до приезда и ее так и не смогли привести в себя. Поэтому забрали обоих, как пациентов.

Юля незаметно ушла. И Кирилл остался наедине со своей семьей и их вопросами.

– Тут такое дело. Собака напала. Злая, капец.

Мама лишь покачала головой и ушла обратно в зал. Отец, вздохнув, последовал за ней. А бабушка, давным-давно стоит у забора и рассказывает все новости соседке. Завтра вся улица узнает о происшествии, а через неделю все это обрастет такими "подробностями", что Киру лучше и не знать. Он прекрасно видит, что эта история уже пошла совсем иным путем и, если верить Эффекту Бабочки, то того будущего, что он видел больше нет. Нет мертвого учителя, нет Кирилла мужа и отца, возможно, и родителей. Ведь теперь все пойдет совсем иначе.

Думая об этом, Кирилл все больше мрачнел и уходил в себя. Пока в мир его не вернуло сильнейшая встряска. Рядом стоял отец, с криком "Глеб пришел. Очухайся уже" он тряс Кирилла за плечо.

– Какой Глеб?

– Сын, а тебя там никто не покусал? Ты сегодня сам не свой. Может и тебе скорую вызвать?

– Ты шутишь сейчас, да?

Лицо отца даже не дрогнуло.

– Не надо ничего. Сейчас с Глебаном поговорим и все станет нормально. Мы за воротами будем.

– Завел бы друга домой, напоил чаем. Заодно и поговорите. А то ты себя-то видел? Как хмырь болотный.

– Все нормально. Не к девушке иду.

Кирилл выскочил, как был, в тапках и грязной одежде навстречу другу.

– Короче, братан, это не тема. Надо что-то придумать, – Глеб обезоруживает своей прямотой и простотой.

– Я знаю. Но что если мы замочим злую колдунью и все вернется на круги своя.

– Такой большой, а в сказки веришь. Нет, Киря, походу тут все только начинается, – Глеб сел на пень спиленной на днях черемухи, достал пачку сигарет и, как ни в чем не бывало, закурил. Пятнадцатилетний парень, со взрослым злым взглядом и сигаретой во рту.