История России в рассказах для детей

Глава XLIX. Бородинская битва

Помните, что с начала войны у Наполеона было втрое больше войска, чем в наших армиях; впоследствии чем больше он углублялся в Россию, тем больше терял людей от сражений, болезней и недостатка продовольствия. Народ разбегался из городов и селений, которые были заняты врагами. Во многих местах дома жгли сами хозяева, в других – французы. Они нигде не могли отыскать съестных припасов. Крестьяне не только все от них прятали, но еще стали вооружаться и бить их небольшие отряды. Русское войско, напротив того, усиливалось запасными войсками, и все менее становилась разность в числе между войском Наполеона и нашим, хотя еще при Смоленске Наполеон был почти вдвое сильнее. Поэтому Барклай де Толли очень умно делал, что не вступал с ним в сражение, но народ и войско не понимали этого, они чувствовали свою храбрость и силу и думали, что победят французы. Особенно велико было недовольство Барклаем де Толли, когда он оставил Смоленск: войско не могло без жалости смотреть, как бежали смоленские жители, потеряв и жилье, и имущество. Все привыкли думать, что Смоленск – защита Москвы, а ежели захватят враги этот город, то и Москва будет в опасности. На беду еще и фамилия у Барклая де Толли была нерусская, поэтому многие стали даже подозревать его в измене. Государь знал, что это неправда, что, напротив, Барклай де Толли именно тем и оказывает услугу, что отступает без битвы; но нельзя же было оставлять полководцем того, кого все не любили. Сверх того вышло несогласие у Барклая де Толии с Багратионом. Когда они соединились в Смоленске, то Багратион, хотя был старше в чине, чем Барклай де Толли, однако добровольно подчинялся ему, но вскоре они стали не соглашаться в том, как надо действовать. Следовало выбрать общего предводителя не только этими двумя армиями, но и другими.

Была еще третья русская армия, Тормасова, воевавшая против Шварценберга и Ренье. Хотя у Тормасова было менее войска, чем у этих двух генералов, однако он действовал удачно и первым из русских генералов одержал победу над французами в 1812 году. Но особенно прославился своими победами Витгенштейн. Он был оставлен защищать Петербург. Французский маршал Удино, стоявший против него, имел больше войска, но Витгенштейн смело напал на него. Передовым отрядом Витгенштейна начальствовал генерал Кульнев, который уже давно славился храбростью и особенно показал ее в войне со шведами за Финляндию. Он напал на передовое войско при селении Якубов и победил его. Вскоре подошли сам Витгенштейн и Удино и сразились при селении Клястицы. Наши пушки действовали превосходно, пехота ударила в штыки и погнала французов. Они попытались удержаться на песчаных высотах, но были и оттуда изогнаны. Неприятели ушли за реку и подожгли мост. Наша пехота перешла по горящему мосту, а конница вброд и сбила неприятеля в третий раз. Только лесистая местность и переправы через маленькие речки не допустили окончательного истребления французов. После Клястицкого сражения Удино не мог идти на Петербург, его войско очень многих потеряло и так расстроилось, что Наполеон вынужден был послать к нему на помощь Сенсира. К сожалению, во время преследования войска Удино Кульнев был убит.

На помощь к русским шли еще войска, прежде сражавшиеся с турками и шведами, – первые, под начальством адмирала Чичагова, составляли особую армию, и на них особенно надеялись, потому что они уже давно прославились своей храбростью. Кроме того, собиралось множество войска и ополчений во всей России, особенно в губерниях, которые были ближе к месту войны. Дворяне объявили, что если это угодно государю и нужно для отечества, то они готовы пролить свою кровь и не пощадить всего своего состояния. Купцы жертвовали много денег. Народ с готовностью вооружался, На площадях кричали: «Пусть ведут нас против врагов!» В 17 губерниях собралось 20 тысяч человек ополчения. В прочих губерниях был рекрутский набор, составивший большое запасное войско под начальством князя Лобанова-Ростовского.

Государь выбрал в начальники всех наших армий графа Кутузова. Все были очень довольны этим выбором. Когда он ехал из Петербурга к войску, то народ везде принимал его с радостью. Старики заставляли внуков целовать его ноги, матери поднимали к нему грудных младенцев, повсюду было слышно: «Спаси нас! Побей супостата!» Он приехал к армии в Царевом-Займище. Взглянув на солдат, сказал: «Можно ли отступать с такими молодцами!» Потом объехал войско. Не было ни одного генерала, который бы не служил когда-нибудь под его начальством. Погода стояла ясная. Взвился орел над самой головой Кутузова и парил над ним: куда он, туда и орел. Князь снял свою белую фуражку, поклонился орлу и вскричал «ура!» Полки вслед за ним повторили этот возглас. Все оживились. Все уверились, что скоро будут сражаться и победят врагов. Даже сложилась поговорка: «Приехал Кутузов бить французов». Барклай де Толли остался начальником первой армии и по-прежнему служил верой и правдой.

При селе Бородине решил Кутузов сразиться с неприятелем. У Наполеона было 170 тысяч человек. Так уменьшилось его войско. Наше войско под Бородиным состояло из 113 тысяч человек, в том числе 15 тысяч рекрутов и 15 тысяч человек ополчения. Ополченцы были очень храбры, но не совсем хорошо вооружены и еще не привыкли сражаться. Остальных солдат у нас было почти вдвое меньше, чем у Наполеона. Были построены укрепления, из которых главное на кургане, посредине нашего войска. Перед Бородинской битвой было небольшое, но упорное сражение при селе Шевардине. После него Наполеон спросил, сколько русских взято в плен. Один из генералов ответил ему: «Русские в плен не сдаются». Наполеон сказал: «Ну так мы их перебьем». Когда ему донесли, что тут уже протекает река Москва, он вскричал: «По имени этой реки назовем победу». Он объезжал свои войска, давал им разные обещания, сулил награды. Всю ночь французы веселились и пировали. Князь Кутузов тоже объезжал свои войска и говорил солдатам: «Вам придется защищать родную землю, послужить верой и правдой до последней капли крови. Надеюсь на вас. Бог нам поможет. Отслужите молебен». По лагерю носили чудотворную икону Смоленской Божией матери, вынесенную из Смоленска при отступлении наших, и служили молебен.

Дохтуров командовал серединой нашей армии, Милорадович – правым крылом, Багратион – левым. Под начальством Барклая де Толли были и Дохтуров и Милорадович. На середину русской армии нападал вице-король итальянский. Но главные силы Наполеона были против нашего левого крыла. Сперва напал Даву, но совершенно безуспешно: он сам и три главных после него генерала были ранены. К нему присоединились Ней и Мюрат. Понятовский с поляками напал на Тучкова, стоявшего налево от Багратиона. Поляки захватили было возвышение, которое занимали наши. Тучков сам повел туда войска. Русские ударили в штыки, прогнали поляков, но Тучков был смертельно ранен. Вместо него стал начальствовать Багговут, и поляки не могли подвинуться ни на шаг. Самый упорный бой завязался у Багратиона. И русские, и французы дрались отчаянно. Французов было больше числом, и они наконец овладели нашими укреплениями, но подоспел Коновницын; его войско с криком «ура» ударило и прогнало неприятеля. Убитые тысячами лежали вокруг укреплений. Из наших генералов граф Воронцов, князь Горчаков и принц Мекленбургский были ранены, Тучков убит. Таким образом, из троих братьев Тучковых, которые уже все были генералы, двое были убиты, а третий взят в плен. Мать их ослепла от слез, а жена одного из них впоследствии основала на Бородинском поле монастырь и постриглась в нем.

Вице-король итальянский нападал на курганское укрепление, которое защищали Раевский и Паскевич. Русские пушки истребили множество неприятелей, но остальные смело шли вперед. Выстрелы сделались так часты, что дым совсем покрыл врагов. И вдруг они появились на самом укреплении. Наши отступили. Но в это время Ермолов и граф Кутайсов подоспели с одним только батальоном Уфимского пехотного полка. Они бросились в штыки прямо на укрепление, Паскевич слева, а Васильчиков справа. В мгновение овладели они курганом и устлали все пространство на нем и вблизи его вражескими трупами. Один французский генерал при этом был взят в плен. Но храбрый Кутайсов был убит.

Между тем бой на левом крыле все более разгорался. Французы стреляли из четырехсот пушек, наши – из трехсот. Множество французов пошли на наши укрепления. Смотря, как один из их полков под жесточайшим огнем, спокойно продвигается вперед, князь Багратион закричал: «Браво!» и поняв, что французов нельзя удержать выстрелами, приказал солдатам ударить в штыки. Завязался отчаянный бой: бились штыками, тесаками, прикладами. Князь Багратион был сильно ранен в ногу, хотел скрыть это от войска, но кровь потекла из раны, взгляд его помрачился, он чуть не упал с лошади. Уезжая с битвы, он беспрестанно оборачивался и посылал к Коновницыну, который принял после него начальство, узнать, чем кончилось дело. Французы овладели укреплениями, наши отошли за Семеновский овраг, и там Коновницын удержал врагов.

В это время Наполеон вздумал нанести решительный удар и двинул вперед Мюрата с множеством конницы; но наши гвардейские полки отразили нападение. Тогда Наполеон двинул на помощь Мюрату свою гвардию. Но Платов и Уваров по приказанию Кутузова с русской конницей ударили по войску вице-короля итальянского и в тыл французам и вызвали в их рядах такой беспорядок, что Наполеон велел своей гвардии остановиться, боясь нового нападения с этой стороны. Он собрал множество пушек и открыл стрельбу по центру нашего войска и по курганному укреплению. Ядра страшно гудели, бороздили землю, ломали вдребезги все, что встречали, но наше войско стояло с удивительным мужеством. Полководцы Барклай де Толли, Милорадович и Остерман подавали пример. После смоленской битвы солдаты не жаловали Барклая де Толли, и даже когда он выезжал перед войском, перестали кричать ему «ура», но в Бородинском сражении, видя его храбрость, вновь стали встречать его этим криком. Заметив, что он стоит там, где падало множество ядер, Милорадович сказал: «Барклай хочет меня удивить», и поехал в такое место, где было еще опаснее, и велел там подать себе завтрак.

Под вечер неприятельская конница под начальством Коленкура и пехота вице-короля опять пошли на курганное укрепление. Сам Барклай де Толли повел нашу гвардейскую конницу. Одно нападение следовало за другим, и наконец французы уступили нам поле битвы. На левом крыле они тоже не продвинулись ни на шаг. Дохтуров, принявший там начальство, хладнокровно распоряжался, сидя на барабане, его солдаты отразили все неприятельские нападения. Обе стороны приписывали победу себе: русские потому, что поле битвы осталось за ними, французы потому, что назавтра русские отступили.

В Бородинской битве было убито и ранено с каждой стороны больше чем по пятидесяти тысяч человек. У нас осталось в строю только 60 тысяч человек, а у Наполеона вдвое против нашего, и нельзя было начать с ним нового сражения, пока наше войско не получит помощи. Поэтому Кутузов повел войско к Москве, надеясь около нее найти выгодное место, где можно будет сразиться с французами.

Главнокомандующим в Москве тогда был Ростопчин. Он мастерски умел соблюдать в Москве тишину и порядок и прославился своими объявлениями или афишками. Вот одна из них: «Слава Богу! Все у нас в Москве хорошо и спокойно, хлеб не дорожает и мясо дешевеет. Одного всем хочется, чтобы злодея побить, и то будет. Станем Богу молиться, да воинов снаряжать, да в армию их отправлять. А за нас пред Богом заступники Божия матерь и московские чудотворцы, пред светом милосердный государь наш Александр Павлович, а пред супостаты христолюбивое воинство; а чтобы скорее дело решить, государю угодить, Россию одолжить и Наполеону насолить, то должно иметь послушание, усердие и веру к слонам начальников, и они рады с вами и жить, и умереть. Когда дело делать – я с вами, на войну идти – пред вами, а отдыхать – за вами. Не бойтесь ничего: нашла туча, да мы ее отдуем; все перемелется, мука будет, а берегитесь одного: пьяниц да дураков; они, распустя уши, шатаются, да и другим в уши врасплох надувают. Иной вздумает, что Наполеон за добром идет, а его дело кожу драть: обещает все, а выйдет ничего. Солдатам сулит фельдмаршальство, нищим золотые горы, а всех ловит за виски, да в тиски, и пошлет на смерть: убьют ли там, либо тут. А для сего и прошу, если кто из наших или из чужих станет его выхвалять и сулить и то и другое, то какой бы он ни был, за хохол да на съезжую: тот, кто возьмет, тому честь, слава и награда, а кого возьмут, с тем я разделаюсь. Хоть пяти пядей во лбу: мне на то и власть дана, и государь изволил приказать беречь матушку Москву, а кому же беречь мать, как не деткам. Ей Богу, братцы, государь на вас, как на Кремль, надеется, а я за вас присягнуть готов. Не введите в слово. А я верный слуга царский, русский боярин и православный христианин. Вот моя молитва: «Господи Царь Небесный! Продли дни благочестивого земного царя нашего! Продли благодать Твою на православную Россию, продли мужество христолюбивого воинства, продли верность и любовь к отчеству православного русского народа! Направь стопы воинов на гибель врагов, просвети и укрепи их силою Животворящего Креста, чело, их охраняюща, и сим знамением победиши».

Выгодного места для сражения между Москвою и Бородиным не отыскалось. В деревне Фили собрался военный совет из главнейших наших генералов. Одни говорили, что надо до последней крайности оборонять Москву; другие говорили, что если будут сражаться перед Москвой, то их победят наверняка, потому что у неприятеля вдвое больше войска, а московские жители хоть и храбры и усердны, но к войне не привыкли и не устоят против обученных и опытных французских войск; если же армия будет побеждена и ей придется отступать через Москву, то она вся погибнет; с ней вместе погибнет и вся надежда победить врага. Кутузов видел справедливость последнего мнения и велел отступить за Москву. Если бы это сделал другой генерал, то ропот был бы ужасный, но Кутузова все почитали и верили, что уж ежели он велел отступать, то значит, не было иного средства победить французов, и хотя все очень горевали, но повиновались ему.