Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
Глава II
Черное утро
Просыпайся, мой хозяин, я хочу тебе сказать,
Что тебе сегодня надо на работу не проспать.
Солнце светит за окошком, освещая все кругом,
Просыпайся мой хозяин – это я, твой телефон.
Будильник на мобильном телефоне ласково пел, и с каждым тактом росла сила звука. Мозг адекватно реагировал на обещания песни о солнечном утре. На душе посветлело от осознания, что день будет ярким. Я открыла глаза, потянулась до хруста в костях.
Голова кружилась и гудела. Хотелось спать после ночного разгула.
За окном плотные тучи заволокли небо, надёжно замкнув солнце. Хмурое настроение переместилось в спальню.
Отключив лживую песню и швырнув мобильник на кровать, я, понежившись, четверть часа в постели, встретила во всеоружии новый день.
Вчерашние проблемы ушли, пора открыть дверь в новую жизнь.
Телефонный календарь напомнил гудком, что придут сантехники. Заявку я подала в начале месяца и забыла.
Когда мужчина покидает женщину, в доме ломается мебель, текут краны, забивается канализация, отваливается штукатурка, отвинчиваются шурупы и жизнь превращается в ад.
Ввиду схожих обстоятельств, в доме испортилась сантехника, вода из некоторых стоков уходила медленно. Когда придут ремонтники, – загадка. Придется ждать целый день.
Сегодня было не до них. Я не любила мелкие ремонты в квартире, привносящие хаос в жизнь.
Ремонтеры часто ведут себя нагло, распоряжаясь, как у себя дома. Хотелось в такие моменты быть волчицей, защищающей помет, и разорвать на кусочки алкоголиков, приблизившихся к логову.
Представив надвигающуюся беготню: принеси то, принеси это, – в душе рос протест. Обострилось желание никого не впускать. Исправить засоры самостоятельно невозможно.
Валяться в кровати в ожидании налетчиков было невмоготу. Шаркая тапками до кухни, ровно старуха, я в зеркале спальни увидела свое отражение, – одутловатое лицо, после вчерашних доз алкоголя. Ужасная картина.
Махнув массажной щёткой по волосам, я прямиком пошла к кофе машине, ругая: «Зачем вчера напилась. Никто не заставлял, – сама виновата».
Кофе эспрессо источал дух жизни. Обожаю этот напиток! Чёрный кофе: в зернах, молотый, крепкий, ароматный, дурманящий. М-м… люблю до жути. Обоняние, уловив ароматную молекулу, впадает в зависимость, ровно наркоман.
Мало кто пьет кофе в зернах. В моде быстрорастворимые суррогаты. Насыпал, залил кипятком и на тебе, – кофеин в кровь, чтобы накопленные дела успеть за день решить. Люди бурдолят дешёвые гранулы, портят вкус кофе молоком и сахаром.
Утро и кофе – это ритуал.
Чёрный кофе в зёрнах люблю до одури, до затмения сознания. Мало пить по утрам, чтобы подзарядить севшие батарейки. Наслаждаюсь им днем. Вечером балуюсь чашечкой. Он усыпляет. Упиваюсь ароматом, сидя на подоконнике, разглядывая жизнь за окном. В полночь кайфую. Обожаю кофе, до дрожи в руках, хоть глоточек, когда одиноко. Мне не стыдно, что зависима от него, ведь это не сигареты и наркотики.
Кофе заставляет просыпаться утром каждого дня, пробуждая в теле жизнь. Он – вторая кровь. За это, ненавижу крепкий кофе! Люблю музыку, тихую, спокойную, чтоб ничто не волновало, когда потягиваю волшебную смесь.
Аромат корицы дополнили вкус кофе. Из хлебопечки вырвалось ванильное благоуханье сдобы. Кухню окутал медовый аромат булочек, будто сотни мотыльков защекотали нос. Сочетание сладкой еды и горького кофе будили размягчённый от сна мозг. Проснулось осознание, что я жива. Изверглась, будто из вулкана, всепоглощающая любовь:
– Здравствуй, новый день!.. Неожиданные хлопоты и обязанности.
Кофе плюс чудо-булка, испеченная механической домработницей, насытили дух и тело, заставив восторгаться жизнью.
Обнаружив в холодильнике остатки смеси из мёда, муки и сметаны и, дабы, добру не пропасть, я сунула маску от морщин в микроволновую печь, чтобы теплую нанести на несвежую кожу. Таймер сообщил, что смесь согрета.
Вынув содержимое, я ахнула. На тарелке красовался бледный блин. Теперь, чтоб добру не пропасть, предстояло его съесть.
Растяпа!
Нашелся выход. Нанесла на кожу маску из грязи Мёртвого моря. На подпухшие веки, положив спитые пакетики чая, я устроилась в кресле. Только расслабилась, не успев принять вид отрешённой монашки, как раздался звонок в дверь: «Кто бы это?»
Не дай бог, сантехники. Хуже них в данный момент – только Адам. Со страхом взглянув в глазок и, увидев искажённые оптикой дверного глазка рожи, я выругалась: «Фу! Припёрлись же, в такую рань!» – и спросила:
– Вы кто?
– Открывай хозяйка! Это сантехники. Ремонт заказывала?
– Сейчас открою…
Увидев работничков, я сразу забыла обо всем на свете и о маске тоже.
Открыв дверь, я удостоверилась, что оптика в дверном глазке не врала. На пороге красовались кривые морды. Сантехники синхронно шагнули назад, будто перед ними восстал маскирующийся в джунглях индеец. Потеряв дар речи, и стыдливо потупив глаза, они остолбенели.
Тронув лицо рукой, я вспомнила о маске: «Подумаешь! вы, что ли лучше выглядите, небось, тоже с бодуна…».
Откормленный молодой крепыш замешкался. Он представился Сеней, а долговязого, со сморщенным лицом цвета морёного дуба, предполагающим цирроз печени, назвал Михалычем.
Не по возрасту состарившийся Михалыч пошатывался, словно маятник, дурно пах кислыми щами, дешёвым табаком и водочным перегаром и луком. Ему бы отсыпаться день, после лошадиной дозы спиртного принятого с вечера, а он, ни свет ни заря, припёрся на работу. Может и не спал вовсе, бухая ночь напролёт.
После пары минут замешательства, впустив отважных ремонтников унитазов в дом, я сомневалась в правильности решения. После вечеринки я выглядела помятой, маска скрыла недостойный внешний вид. Горестно осознавать, но мы были равны в вопросе презентабельности.
– Проходите, раз пришли. Не наследите. Главное, ничего не сломайте, а то после вашего ремонта, чувствую, придется вызывать бригаду строителей.
Колобок покатился к указанному месту, а Михалыч, шатаясь, брел следом.
И началось!
– Рассказывай хозяйка о проблемах.
Время шло, а маска из грязи Мертвого моря стягивала кожу на лице, прочно сжимая овал, будто хомутом. Онемевшие губы еле шевелились, и с трудом произносили слова.
– Вода из унитаза не уходит, медленно стекает, – шепелявила я, чувствуя покалывание по коже.
Осмотрев причину засора, молодой сантехник трезво взглянул на мое, перекошенное от грязи, лицо и, пожевав губами, заключил:
– Ломать к чертовой матери сточную трубу и прочищать!
– Как ломать? А можно обойтись? – опасение, промелькнув, все же занозой застряло в голове.
– Не беспокойся хозяйка. Разберём и соберём, сделаем в лучшем виде, – Сеня по-солдатски отчеканил, вскрывая обшивку стен.
Михалыч участливо икал и кивал головой. Минут тридцать Сеня кряхтел, стучал, тянул. Наконец-то, развинтив кусок трубы, зло глянул на помощника:
– Ты воду перекрыл? – рявкнул Сеня, балансирующему на ногах, полусонному Михалычу.
Тот кивнул в знак утверждения.
– Соседей предупредил о ремонте?
– Угу, – буркнул алкаш, продирая глаза.
Душа затрепыхалась, будто птица от удушья, предвещая беду: «…не наделали бы сантехники беды».
– Тогда, поехали!
Сеня закинул привязанный верёвкой груз, чтобы прочистить канализацию.
– Хозяйка! У тебя таз есть?
– Есть!
«Ну, началось, – думала я, – принеси то, принеси это».
– А зачем?
– На всякий случай.
– Какой еще случай? – сердце удвоило бег, а беда, ровно гильотина, приблизилась к шее.
Сунув таз Михалычу, я поняла, что тупица с заплывшими от водки глазами ничего не соображал, он только моргал, чтобы ненароком не уснуть.
Сеня забрасывал груз и медленно тащил назад. Когда кусок металла сорвался с веревки, он заматерился. Смачно сплюнув, старший, почесав затылок, крикнул:
– Хозяйка, гантели есть? Неси сюда одну.
Притянув Адамову гантель, я не думала, что, ремонтируя канализацию, потребуется спортивный инвентарь:
– Она же испачкается!..
– Извиняйте нас, – раскрасневшийся от усердия, он привязывал гантель к веревке. – Мы груз скинем вниз.
Возмущение нарастало, как снежный ком, предчувствие, что горе-сантехники оставят меня без гантели, не покидало, я негодовала.
– Потеряете гантель, будете покупать! – в голосе зазвенел металл.
– Да не боитесь, мы крепко привяжем, пару раз кинем и поднимем. Пробьем засор и все… – успокаивал коротышка.
– Так вы же свой груз потеряли… и мой туда же забросить хотите. Он денег стоит.
Сантехник продолжал прочищать сток, забрасывая привязанную гантель. Уж на десятый раз мне надоело смотреть на эту канитель.
За время работы он обложил бранными словами жильцов. Слушая грубые стенания, я удивлялась красноречивости русского языка.
– Ну, тупые! Бросают тряпки, очистки, тампоны. Мать их! А ты возись с дерьмом! Михалыч, чё спишь? – он толкнул напарника в плечо. – Толку от тебя, как с козла молока, балласт чертов. Лучше бы твою зарплату мне начисляли! Работаю за двоих.
Михалыч, не прекращая икать, кивал, соглашаясь со старшим.
Сверху в трубе зашуршало, и послышался звук спускаемой воды. Когда до меня дошло, что произойдёт, было поздно. С верхнего этажа по канализационной трубе летело содержимое с ускорением десять метров в секунду.
– Твою мать! Держись! Кому там припёрло? Предупреждали ведь!
Сеня схватил Михалыча за шиворот, и ткнул его вместе с тазом под трубу. Я мгновенно отскочила, а Михалыч, качаясь, старательно держал таз под трубой.
Через пару секунд содержимое вылетело и с размаху плюхнулось в таз, забрызгав стены туалета и Михалыча, который, наконец, перестал икать. Дерьмо облепило конопушками лицо и спецодежду, превратив недоумка в вонючую навозную кучу.
Вонь, пришедшая из трубы, заполонила квартиру, распространилась и усилилась. Стены, покрытые рыжими пятнами, повергли в ужас, и меня стошнило на Михалыча. Ко всему прочему, добавив остатки сдобной булочки, которую я съела перед приходом горемык.
Грязь Мёртвого моря сковала так, что я не могла ругнуться. От злости меня чуть не хватил удар, дыхание спёрло, а выбросившаяся в кровь желчь разлилась во рту, вызвав жажду растерзать полоумных сантехников.
Если бы я знала, как была права, что после ремонта придется вызывать бригаду строителей, лучше бы у меня разболелся зуб или случилась мигрень.
День был потерян! Нет, не просто потерян, а изгажен.
Неприятности сыпались одна за другой, даже уход Адама показался шуткой в море бед.
События происходили с молниеносной скоростью, без перерыва на отдых.
Неужели судьбе предсказанной на картах суждено сбыться? Или это совпадение? Света предупредила: «Получишь неприятное известие из казённого дома». Так и случилось.
Новость о том, что у предприятия со мной закончился контракт, и я попала под сокращение, ввиду нерентабельности, нанесла сокрушительный удар по распланированной жизни и убила наповал.
Пару недель назад я и думать не могла, что судьба обернётся против меня. Словно чёрные силы договорились изжить со света.
Ради чего я, жертвуя семьёй, отдалась работе без остатка, лишив близких полноценного общения? Как я, умная, расчётливая, супер женщина, само совершенство скатилась до обидного одиночества, проворонив семью и работу? В чем я согрешила? За что наказана?
Ударно трудиться после новостей о сокращении было невмоготу. Планировать прибыль и составлять отчеты я не хотела. Бумажный педантизм не коснулся бардака на рабочем столе, а вменяемые мне обязанности покрылись пылью равнодушия. Стопки папок лежали мертвым грузом, наглядно показывая, как в одночасье рухнули графики, приказы и планы семейной жизни.
От злобы я разметала возвышавшуюся кучу в клочья, и горько разрыдалась.
Почему у меня, молодой и опытной женщины, вдруг пошло все прахом. Невидимое зло сломало жизнь, переступив порог, растоптало песчаный замок, а дождь в довершение безжалостно размыл и сравнял его с землёй.
Дурные мысли леденили душу, по телу бегали мурашки. Я поёжилась от холода, пробравшегося до костей. Снежная лавина обстоятельств, скользя по склону жизни, обрушилась на хрупкие плечи, прижав к земле, что не было сил шевелиться.
Карьерная лестница была слишком высока, и я летела в пропасть, не зная, как она глубока. Жизнь разлетелась на осколки, осталось смести ее в мусорную кучу.
Сценарий жизни предопределён и одобрен высшими силами. Я не знала.
Книга о моих приключениях оборвалась неожиданно, а что дальше? можно узнать, перевернув страницу. Раньше я о судьбе не думала. А зря!
Дни отчаяния поубавили уверенности в собственных силах. Не видя предупреждений, игнорируя ошибки, я все больше путалась при выборе пути, спотыкаясь на ровном месте, падала, сбивая коленки в кровь. На грани помутнения сознания я боялась будущего, обида прописалась в голове. Меня выбросили, как ненужный хлам. В поиске выхода я, будто сомнабула, метаясь, натыкалась на преграды.
Судьба испытывала на прочность. Начальник, не заботясь о женщине-матери, уволил. По причине загруженности, я не уделяла должного внимания детям. Ко всему прочему из-за работы я потеряла и мужа.
Вот она кара Всевышнего. Не нужна тебе семья, – значит, заберу.
Как же без меня? Все рухнет! Кто заменит незаменимую? Мозг не принимал взаимозаменяемость. Несправедливость кромсала сердце. Обидно! Как так? Меня – белую и пушистую, старательную и умную, – выбросили на помойку жизни.
Вырвать из груди кол, раздиравший сердце, я не смогла.
– Пропади вы пропадом! – кричала я, превращая стопку папок в бумажные горы. – Проживу без ваших планов и отчетов. – Сдохните!
Намеревалась выплакаться, но слезы иссякли. Планировать будущее мешали быт и недальновидность. Я испугалась.
Мечтала проснуться, но это был не сон.
