Константин Ганин - Миха. Пролог

Миха. Пролог

Константин Ганин
0

Моя оценка

ОглавлениеНазадВпередНастройки
Добавить цитату

Фрагмент второй: Volant

Изо всех десятилетних пацанов, которые ходить спокойно не умеют, но бегают смешно – клонясь вперёд и оставляя обе руки позади тела – Венька, возможно, был самым лёгким. Из весомого в нём были: голова – чернявая, весьма обычная мальчишеская, и ботинки, которые вечно за что-то цеплялись в силу несоизмеримости с тоненькими ножками, торчащими из цветных шорт. От папы сыну досталась лишь привычка отвешивать нижнюю губу всякий раз, когда что-то делалось «не по-евонному», и уж точно не телесная мощь. Венька был в мать, и по этой причине отец в нём души не чаял.

Едва Миха пересёк порог дома, как дверь в детскую распахнулась. Мальчик с разбегу прыгнул на родителя, тот ловко и бережно подтолкнул его вверх, придержал, дожидаясь, когда ручки сцепятся на загривке, и отпустил, оставив висеть не шее.

– Привет, Пряник, – сказал Миха и потрепал сына по волосам.

– Привет, Косолапый, – ответил тот, обхватывая отца и ногами тоже.

– Мамка-то где у нас?

– Не знаю.

Миха прошёл сквозь гостиную, заглянул на кухню – Вали не было. Двинулись в спальню.

Дверь на балкон была открыта, и ветер пузырём надувал тонкий тюль.

– Валюш, ты там?

– Иди сюда! – донёсся с балкона голос супруги.

– Ты так и будешь на мне висеть? – спросил Миха сына.

– Мы играть будем? – вопросом отозвался Венька.

– Тебе б только играть.

Почувствовав в сыновьих руках усталость, Миха подставил под костлявый зад руку. Вышел на балкон.

– Привет, Косолапый, – услышал голос сверху.

Валя стояла на стремянке и где-то под потолком пристраивала очередной узур – шарообразную игрушку, замысловато связанную из золотых нитей.

– Пряник меня тоже теперь Косолапым зовёт, – пожаловался Миха на сына.

– Эй, – притворно нахмурилась мать. – Это моё имя!

– И моё, – ответил Венька и вывернулся из отцовских рук.

– Вы куда их столько наплели? – Миха протянул руку и качнул голубой шарик над своей головой. Внутри плетёных стен зазвенели металлические фигурки людей. – Вернисаж больше нашего города.

– Пап, – позвал Венька.

Отец обернулся. Мальчик стоял на цыпочках у балконной ограды и рассматривал облака внизу.

– Чего?

– А наш домик может упасть?

– Теоретически может.

– И мы разобьёмся?

– Нет, не разобьёмся. Просто опустимся вниз и будем жить там.

– Как дикие люди?

– Наверное.

– А они страшные?

– Обычные.

– Ты их видел?

– Давно.

– А мама?

– У мамы мы есть – семья.

– Душа моя, – вмешалась Валя, обращаясь к мужу. – Я как раз хотела с тобой поговорить об этом.

Она спустилась на пол и встала рядом – тоненькая, глазастая, с острыми мальчишескими скулами и беспорядком волос.

– Нам бы к дереву сходить.

– Ну а чего мы туда попрёмся? – нахмурился Миха и двинулся в дверь.

– Косолапый, не убегай, – Валя взяла его за руку. Пальцев едва хватило, чтобы удержать запястье. – Я не хотела тебе докучать, но ведь завянет – ведь в самом деле же спустят нас к диким.

– Ну, у других не вянет, а у нас завянет, – недовольно отозвался муж. – Валюш, всё хорошо будет. Мы есть-то будем сегодня?

– И играть, – Венька протиснулся в дверь впереди отца и скрылся в комнатах.

Валя подошла к балконным перилам, устроилась на них руками и грудью, посмотрела на город. Пёстрые грозди домов-шариков блестели на солнце, таяли вдали. Кварталы и микрорайоны, подвешенные к террасам, а под ними туманная течь облаков, далёкая сизая земля. Вале нравился вид с их балкона. С другой стороны террасы только скучное море и бесконечные колючие вершины пирамид, а здесь – простор, разный в каждый сезон.

– Душа моя, – позвала Валя, – иди ко мне, пожалуйста.

Миха встал рядом, посмотрел вниз.

– Посмотри, как красиво, – она задрала голову, разглядывая гроздья домов над ними. – Парящий город.

– Летящие люди, – на свой лад закончил мысль Миха.

– Тебе не нравится?

– Внизу каждый второй душу бы продал, чтобы увидеть закат с террасы.

– Почему? Там тоже вечером красиво. Я помню.

– Не так, как здесь.

– Ну да, там земля ближе, а отсюда и вечер, и ночь вместе. И сизая дымка там, где свет кончается. Внизу такого не увидеть, но там тоже своя красота.

– И ещё там комары с мухами.

– Может быть. Впрочем, тебе виднее, – супруга пожала плечами. – Я тут с соседями поговорила, – она улыбнулась и покосилась на мужа, – и у меня по твоему поводу сомнения возникли.

– Ну да?

– Совершенно определённо, – подтвердила Валя и подавила улыбку. В глазах насмешка осталась. – Душа моя, как ты думаешь, ты – хороший человек?

– Нет, – уверенно ответил Миха.

– Так спокойно об этом говоришь?

– Валюша, так это ж дар – чего стесняться?

– В самом деле?

– Точно, – Миха сверху вниз посмотрел на супругу. Во взгляде не было и намёка на шутку.

– Прелестно, – Валя закатила глаза и вздохнула. – Косолапый, ну ты мог бы хоть ма-аленькое такое сомнение допустить? – она сжала два пальца, показывая требуемый размер. – Вот прямо ма-аленькое-ма-аленькое? Ну хоть бы капелюшечную возможность дал развить тему.

Миха задумался, помял шею.

– Я тут подумал немного, – веско произнёс он, – и вроде как я начал сомневаться.

– Вот, уже лучше.

– Но по моим – ошибочным, – уточнил он, – наблюдениям, хороший человек – это самая затырканная скотина.

– Даже так?

– Ну к нам-то это не относится.

– Признаться, успокоил, – Валя с удивлением и восторгом посмотрела на мужа.

– Я что-то не то сказал? – Миха нахмурился.

– Нет-нет, продолжай, – попросила супруга. – Пример приведи.

– Хорошо, приведу, – муж ненадолго задумался. – Вот есть у нас Данилыч – хороший человек. Всегда, постоянно делает не своё, улыбается всем. Зачем? Чтобы иногда за спиной похвалу услышать? Думаешь, для него кто-то делает что-то похожее?

– А нет?

– Так а зачем делать-то? Он же хороший. Он никогда не отомстит, не припомнит… Для хороших людей что-то делают только при сложных и неопределённых обстоятельствах. Когда нашлось лишнее, например… Или вдруг вспомнили: «О, есть же вот Данилыч! Давай похвалим – пускай порадуется». Как думаешь, часто про него вспоминают?

– Интересные рассуждения, – произнесла Валя, перестав улыбаться.

Она посмотрела на мужа совершенно по-детски, задержала взгляд. Миха приосанился.

– Валюш, хорошим быть сложно. Положительным людям ошибок не прощают. Я с тобой избаловался, конечно, но в остальном… ты же меня знаешь.

– Может, тогда остальным подсказать? Пускай перестают быть хорошими.

– Так а нам-то зачем? Удобно же, когда они хорошие. Перестать труда нет – как в облако сигануть. Один раз что-то сделают по-своему – и готово – в наших рядах. Это мерзавцу легко – не сделал гадости – уже заслуга.

– Так ты скажи этому, как его, Данилычу.

– Ну нет, с Данилычем не получится.

– Почему?

– Человек такой. Отклонится от курса, а потом начнёт кланяться в два раза чаще – лишь бы обратно.

– А надо как?

– Посылать всех, но искренне – люди фальшь не терпят, – Миха ухмыльнулся.

– Душа моя, я не согласна.

– С чем?

– Со всем. Вот если такого все пошлют?

– Придётся напрячься и спасибо сказать.

– За что?

– За свободу. У хороших людей знаешь сколько советчиков?

– Почему?

– Люди видят, что человек старается. Но о себе-то они всё равно лучшего мнения, вот и делятся, так сказать, опытом. Хотят дотянуть бедолагу до собственного уровня – рвут на части.

Валя задумалась.

– Свобода – это когда ты никому не нужен, – сказала задумчиво, разглядывая разноцветные шарики над головой мужа.

– Ну если ты как есть и вправду никому не нужен – начинай суетиться. Но, если не совсем пустое облако, к тебе к любому придут. К плохим людям даже лучше прислушиваются. У них авторитет… ого-го! И, главное, как ни гадь потом – всё только на укрепление репутации. Вот если я сейчас пойду что-то у соседей попросить, думаешь, кто-то откажет?

– Едва ли.

– Вот видишь.

– Душа моя, ты меня огорчил, – плаксиво произнесла Валенька. – Я думала, мы хорошие. Особенно я.

– Не переживай, Валюш, – Миха обнял супругу. – Пока я рядом, никто о тебе, кроме меня, хорошо не подумает.

Валя уткнулась в грудь мужу и рассмеялась. Он усмехнулся, подхватил её и понёс в комнату, задевая головой золотистые шарики.


Ночью Валя проснулась одна. Сон был беспокойным, но отпустил сразу же, оставив в сердце маету. Валюша лежала с открытыми глазами, пробуя думать мимо тревоги. Тишина успокаивала, секунды бежали. Решив дождаться мужа, Валя стала вслушиваться в звуки дома. По её подсчётам уже должны были скрипнуть дверь или прозвучать шаги мужа. Даже без звуков он мог бы уже продавить матрац и стихнуть со вздохом, привычно осторожный ночью, боящийся прикоснуться к ней. Всё это должно было случиться уже много раз, но дом был тих. Минуту, другую, третью…

Не дождавшись, Валя встала и на цыпочках пробралась до комнаты сына, заглянула. Нет, мужчины не играли – Венька тихо сопел из тёмного спального угла. Валя прошла дальше по коридору, увидела тихий свет в проёме едальни, открыла дверь. Муж сидел спиной и, казалось, спал, облокотившись на стол.

– Душань, – шёпотом позвала супруга.

Спина вздрогнула и двинулась, словно что-то загораживая. Валя быстрыми шагами пересекла комнату, заглянула с лица. Миха поспешно прикрыл ладонью другую руку. Капельница с багровой жилой крови выходила от локтя и заканчивалась в донорском пакете, уже наполовину полном.

– Это что? Ты опять?!

– Валюш, ну а как? – растерялся муж.

– Ну разве так можно? – глаза супруги обволокло слезой. Она сбилась, жалко всхлипнула.

– Ну ты чего? – Он подтянул её к себе. Как ребёнка, усадил на колено. – Что тут больно страшного-то?

– Ты же говорил, что больше не будешь! – всхлипнула Валя.

– Ну как не буду. Ему надо. Ты же знаешь, – он погладил жену по спине.

– Это я виновата, – тело супруги задрожало. – Тогда давай и я… тоже…

– Ну да, – засмеялся Миха, – у тебя её сколько? Грамм пятьдесят?

– Надо было большую жену брать, – сквозь слёзы улыбнулась Валюша. – Может, женишься, а? У меня другие постоянно спрашивают. Полно же девок без своего дерева. Сыновей тебе нарожают.

– Погоди, я выну, – попросил муж.

Чуть подвинув Валеньку, он вытащил иглу из руки, зажал ранку. Полную баклажку подвинул ногой под стул.

– Сейчас поедешь? – тихо спросила она.

– Да, – он закрыл иглу колпачком, сунул под ногу и снова приобнял жену. – До работы успею. Вчера забыл тебе сказать – меня перевели.

– Почему? Давно?

– Завтра первый день.

– Что случилось?

– А-а, – Миха болезненно поморщился. – Ты же знаешь мой характер. Всё ищут, в какую дыру засунуть, чтобы их не трогал.

– Ты же не подрался?

– Да нет, Валюш, я же обещал. Да и с кем там? Их трогать-то страшно.

– Когда я тебя первый раз увидела… – Валя отстранилась и изучающе посмотрела на мужа, словно хотела найти в нём очевидное, но припрятанное. – Ладно, не буду.

– Что «не буду»?

– Если бы я тебя раньше не знала, то подумала, что добрее тебя… Потом… Но ты очень изменился. Я рада.

– Да нет, ужасный характер.

– Не наговаривай.

– Ладно, поеду я.

– Можно с тобой?

– Не ночью же.

– Я сто лет там не была.

– На выходные упадём.

– Обещаешь?

– Обещаю.

Миха поднялся, поднял пакет с кровью, положил в приготовленный мешок. Провёл тяжёлой ладонью по спине жены, почувствовал её сонливое тепло, вздохнул. Вышел к двери, но вернулся, достал из ящика нож, сунул в карман.

– Это зачем?

– Чтобы не обидел кто, – Миха подмигнул.

Валя неуверенно рассмеялась, проводила, закрыла за мужем дверь.

***

С ночной прогулки Миха, не заезжая домой, поехал на работу. Производственный навигатор увёл через отдельный шлюз к мобильному пространству OzSTREAMS. В линзе мелькнул согласованный приказ о переводе и фотография нового начальника – востроносой молодой женщины по имени Дейя.

Едва наш герой вошёл на рабочую палубу, как платформа, чуть дрогнув, отшвартовалась от террасы и отошла на несколько сотен метров к производственному облаку. Миха дождался фиксации и вошёл внутрь, ведомый указаниями.

Юность начальницы обнаружилась не столь явной, как на картинке, а холод манер более чем соответствовал должности. Дейя с ходу указала место на диванчике, не присаживаясь, загрузила Михе «в линзу» бесконечный поток инструкций и методических фильмов. Режим обязательного просмотра не предполагал отвлечённых бесед, поэтому Миха и зрительно, и аудиально погрузился в учёбу. Он откинулся на мягкую спинку, на ощупь достал из кармана платок и уложил его на лицо так, чтобы тени реальности не отвлекали от процесса. Вхождение в должность началось.


Учебный поток иссяк ближе к вечеру. Картинка поблёкла, Миха снял платок с лица, в нескольких шагах от себя увидел группу людей у публичной проекции. С некоторым запозданием отключились шумодавы и пространство наполнилось голосами спорящих.

– Да потому, что нельзя так! – горячился пухлый молодой человек в свитере. – Мы систему под чью юрисдикцию делать должны?

– Юрисдикцию? Любите вы поумничать! И постоянно путаете понятия, – ответил ему другой – постарше, одетый в строгий костюм.

– Здесь дело даже не в понятиях, – авторитетно вступил в разговор зрелый муж педагогического вида. – Законодательно я бы опирался на Гражданские Принципы Корпораций. Государство – что? Оно определяет уголовные нормы, да и всё, пожалуй…

– Да как же! – не дал ему договорить пухлый. – А что вы скажете про Положения военного времени?

– Вы про Оборонные Нормы военпрома?

– Да нет, я именно про Федеральные Положения. Если мы делаем глобальную среду, значит, нам придётся рассматривать и законодательные надстройки локаций.

– Я бы не стал на них зацикливаться, – отмахнулся зрелый муж. – Корпоративные акты – законодательно более жёсткая форма. Берите за основу Гражданские Принципы и Оборонные Нормы, а если что пойдёт не так – локации подстроятся. Федеральные акты не имеют того статуса, от которого плясать нужно. Особенно в таких крупных проектах, как наш.

– Тоскливая тема, – вмешался в разговор дерзкий черноглазый крепыш. – Сём, – обратился он к пухлому. – Вечер на носу, кончай уже о работе.

– Да тебе и утром о чём угодно, только не о работе, – важно заметил тот.

– Я нормально работаю, – черноглазый положил руку Сёме на плечо. – Вечер же, Сём. Лучше про тёщу расскажи. Пишет что-то? У тётки вторая молодость началась? – он плотоядно подмигнул. – Говорят, там на одну старушку по десятку пацанов… Я б тоже так повоевал… самый возраст…

– Что мешает? – Сёма сбросил руку.

– Ты её искал? – не унимался черноглазый. – Хочешь, я поищу для тебя?

Пухлый слов для ответа подобрать не смог, отошёл в сторону, затеял какой-то лишний разговор с немногословным толстяком. В беседе остальной группы возникла пауза, пробиваемая плоским мужским юмором на вечные темы. Скоро в ровном шуме вырос и выделился бархатный голос носатого жердеподобного мужчины.

– Да уж лучше так – на войну, – басил он. – Я к старости сам попрошусь.

– Ну да? – усомнился кто-то.

– Да, – веско ответил жердеподобный. – А чего ждать? Вон родители у меня – сыновей потеряли, а теперь сами живут, как птицы в падении.

– Это как?

– Да просто: мозг в отключке, головокружение и фрагменты видений. Ещё и сладкое запретили. Правда, этот факт для них – новость каждые пять минут. Теперь бегаю к ним, чтобы хоть как-то режим поддерживать.

– Получается?

– Где там, – вздохнул носастый. – Мать и здесь умудряется сделать по-своему. «Кашу будешь?» – «Нет», – отвечаю. Она: «А отец?». Я: «Мы уже едим, себе грей». Минута проходит – опять всё заново. Это при том, что отец уже три раза до этого отказался.

– Бывает, – вставил кто-то.

– Да ты подожди, я не рассказал ещё, – возмутился носатый. – Мать опять: «Я не хочу одна. Кофе принести?» Я: «Нет, нам не надо кофе». Думаю сам: «Сейчас она ему в кофе сахару наложит». Иду на кухню, готовлю, перехватываю ложку с сахаром над отцовской капсулой. Всё забираю, приношу в едальню. Мать привожу. Сидим едим. Контроль на каждом пункте. На кухне дзинькает подогревалка. «Это что? – спрашиваю у матери. – Каша?» «Не помню», – отвечает. Иду проверять. Точно каша. Приношу, ставлю перед ней. «Ешь сама. Мы не будем». «Мне много, – говорит. – А вы не хотите?» «Нет. Мы уже поели», – отвечаю за себя и за отца. Ворчит, ест по крошке, регулярно гоняет капсулу по столу то в мою, то в отцову сторону. Отец забывает, что не хотел, берёт. Доедает почти всю и возвращает с остатками. Мать: «Ты чего не доел-то?» «Не хочу, – говорит, – больше». Она берёт, пробует, как будто и не ела. «Ну и зря, – словно ребёнка уговаривает. – Вкусная, сладенькая». Я выхватываю, пробую – сахара на треть.

– Им же нельзя было?! – рассмеялся кто-то.

– Ты что, не слушал?!

На смехе тема разговора сменилась, стало шумно. Миха краем глаза заметил движение у двери, обернулся. Увидел входящую в комнату Дейю. Та с порога сделала стойку, пустила взгляд над головами и несколько раз громко хлопнула в ладоши.

– Мальчики, мальчики, разошлись! Затянулось! Не туда ушли!

– Прогорг, – обратился к ней чернявый. – Можно мне на ночь драга взять? Сёма за тёщу переживает.

– Что за чушь? – не поняла подвоха Дейя. – У вас у всех безлимитный доступ к полётам. В чём вопрос-то?

– Всё, вопросов нет.

– Меня что, плохо слышно? – повысила начальница голос, увидев, что собравшиеся и не собираются расходиться. – Или закон зачитать? «Группа гражданских от семи человек и выше считается боевым взводом и подлежит отправке на фронт в день выявления», – на память процитировала она статью из Гражданских Принципов OzSTREAMS.

– «В день, следующий после выявления…» – тихо поправил её старичок с военной выправкой.

Дейя метнула в него взгляд, но не ответила. Повернулась к Михе.

– Пойдёмте со мной, – позвала.

В бирюзовой зоне своего пространства Дейя ограничила прозрачность стен, посадила нового сотрудника в кресло, а сама встала сбоку и чуть за спиной.

– Миха – это полное имя, правильно? – спросила она и продолжила, не ожидая подтверждения: – По проекту вопросы есть?

– Я не очень понял, – ответил Миха и попробовал пересесть так, чтобы видеть начальницу. Едва он устроился, как она перешла, снова встав сбоку и за спиной. – Не успеваю я за вами, – проворчал великан и вернулся к удобной позе. – Так что предстоит делать? Это всё-таки игра или боевая программа? Massquit – правильно я назвал?

– Да, программа называется Massquit. Игровая программа, «стрелялка», симулятор удалённого пилота. Нужно летать, врагов стрелять. Баллы начисляются кислородными лимитами по количеству поражённых целей противника. За уничтожение технических объектов лимиты не начисляются – только торговые бонусы. Ваша роль – разработка полётных характеристик. Целевая аудитория от пяти до сорока лет. Вы как думаете, такое стоит рассматривать как боевое?

– От пяти – всё-таки игра, наверное.

– Выводы можете оставить себе, – произнесла Дейя и начала ходить по комнате, оставаясь за спиной. – Что касается вас, на период освоения демоверсии давайте будем считать так: удовольствие – игровое, ответственность – как к боевому приложению. Речь идёт про вашу ответственность, само собой. Семья может играть как хочет.

– Семья? – удивился Миха.

– Без этого не обойтись. Нам нужно всё ваше время, Миха, – веско пояснила прогорг. – Massquit – платформенное решение, которое требует значительных системных ресурсов. Поэтому все сервера, на которых вы так или иначе работаете, включая домашний, будут в качестве операционки использовать Massquit. Демоверсия стоит по умолчанию. И нет! – она подняла палец, предупреждая вопрос. – Отключить её нельзя. Игра будет доступна и детям, и супругам.

– Почему?

– Мы – воюющая локация, если вы ещё не поняли.

– Так, а есть другие?

– Миха, вы хотите здесь работать? – с нажимом спросила Дейя. Она перевесилась через плечо и заглянула в глаза слишком близко.

– Хорошо, вопросов не будет, – Миха отодвинулся, набычился, уложил сложенные ладони между колен.

– Ну и хорошо, – Дейя провела пальцами по плечу Михи, скользнула по шее, поправляя воротник. – У Корпариума и на вас, и на программу большие планы. Даже в демоверсии дети должны так чувствовать интерфейс, чтобы потом, при общении с боевыми системами, швов не возникло. И это как раз ваша работа. Поэтому участие семьи будет совсем не лишним. Сын играть любит? Так?