Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
2
Даже сегодня среди противников внедрения машин, экономящих рабочую силу, встречаются экономически грамотные люди. Совсем недавно, в 1970 году, вышла в свет книга автора, настолько уважаемого, что ему была вручена Нобелевская премия в области экономики. В указанной книге он выступал против внедрения трудосберегающих технологий в слаборазвитых странах по причине того, что они «снижают спрос на рабочую силу»! Из сказанного следует, что для максимального увеличения занятости нужно сделать труд, по возможности, малоэффективным и малопроизводительным. Значит, английские луддиты, ломая чулочные рамки, паровые ткацкие станки и стригальные машины, делали доброе дело, не так ли?
Можно собрать горы статистики, чтобы доказать, как сильно ошибались технофобы в прошлом. Но это ничего не даст, пока мы четко не уясним, почему они были не правы. Ведь в экономике статистика и история бесполезны, если они не подкрепляются базовым дедуктивным пониманием фактов, в данном случае пониманием того, почему ранние последствия внедрения машинного оборудования и других трудосберегающих технологий должны были быть такими и только такими. Иначе технофобы продолжат утверждать (что они, впрочем, и делают, когда им указывают на то, что предсказания их предшественников не сбылись), что «в прошлом, может быть, это и было во благо, но сегодня эконом и ческа я ситуация совершенно иная, и сей час мы просто не можем позволить себе разрабатывать трудосберегающее оборудование». 19 сентября 1945 года госпожа Элеонора Рузвельт в газетной колонке писала: «Сейчас мы достигли такого момента в истории, когда трудосберегающие машины хороши только до тех пор, пока они не лишают людей работы».
Но если внедрение трудосберегающего оборудования действительно является причиной постоянно растущей безработицы и нищеты, то вытекающие из этого утверждения выводы могут стать революционными не только для будущего технологий, но и для всего нашего понимания цивилизации. Мы должны не только рассматривать будущее развитие технологий как катастрофу, но и относиться с аналогичным ужасом ко всему техническому прогрессу прошлого. Ежедневно каждый из нас принимает то или иное участие в снижении трудовых затрат с целью достижения желаемого результата. Каждый старается сберечь силы и сэкономить средства. Каждый работодатель, хоть малый, хоть крупный, постоянно ищет пути достижения максимальной экономичности и эффективности, и, следовательно, минимальной трудоемкости производства. Каждый смышленый рабочий старается уменьшить затраты своих сил для выполнения того или иного задания. Самые честолюбивые из нас неутомимо экспериментируют над повышением производительности труда. Если бы технофобы обладали способностью логически мыслить, они бы признали технический прогресс и изобретательство не только непригодными, но и губительными явлениями. Зачем перевозить груз из Чикаго в Нью-Йорк по железной дороге, если можно нанять огромную толпу народа и перенести его на спинах?
Подобные лжеучения не выдерживают никакой критики, что, правда, не мешает им наносить огромный ущерб экономике уже одним только фактом своего существования. Давайте попробуем разобраться, что происходит при внедрении новых трудосберегающих изобретений. В зависимости от конкретной ситуации в отрасли детали этого процесса будут разными, поэтому мы возьмем такой пример, который позволит нам рассмотреть его основные принципы.
Представим, что производитель одежды узнает о станках, с помощью которых он сможет выпускать мужские и женские пальто, расходуя при этом вдвое меньше рабочей силы, чем прежде. Он устанавливает эти станки и увольняет половину рабочих.
На первый взгляд, то, что произошло, воспринимается как чистый рост безработицы. Но ведь для производства станков тоже нужна рабочая сила. В качестве компенсации появляются новые рабочие места на станкостроительных заводах. Но и сам предприниматель устанавливает оборудование только в том случае, если оно позволяет производить либо более качественные костюмы при условии двукратного снижения затрат на рабочую силу, либо такие же костюмы при условии уменьшения производственных затрат. Принимая за основу второе, мы не можем предположить, что в переводе на зарплату количество труда, затраченного на производство станка, равноценно той рабочей силе, которую в перспективе надеется сэкономить производитель, покупая этот станок. Иначе не было бы никакой экономии, и станок был бы ему не нужен.
Итак, мы все еще несем чистые потери в занятости. Однако нам следует помнить о том, что первым следствием применения трудосберегающего станка вполне может стать рост занятости, потому что производитель одежды наверняка рассчитывает на экономию денег в перспективе: может пройти несколько лет, прежде чем станок себя «окупит».
После того как станок самоокупится, прибыль предпринимателя станет больше, чем прежде. (Предположим, что он продает пальто по цене конкурентов и не предпринимает попыток ее сбить.) На данном этапе может показаться, что рабочие несут чистые потери в занятости, тогда как производитель-капиталист получает чистую прибыль. Но ведь именно на этих добавочных прибылях и зиждется благосостояние общества. Существует три способа расходования сверхприбыли, и производитель будет использовать, по крайней мере, один из них. Вот они: 1) расширение производства путем приобретения дополнительных станков; 2) инвестирование в другую отрасль; 3) увеличение собственного потребления. Каким бы ни был его выбор, он приведет к росту занятости.
Другими словами, в результате экономии производитель получает прибыль, которой он не мог похвастаться раньше. Каждый доллар, который он экономит на прямых выплатах заработной платы своим прежним рабочим, он опосредованно расходует на оплату труда рабочих в станкостроительной или любой другой капиталоемкой отрасли, на покупку нового дома, автомобиля, ювелирных изделий или шубы из натурального меха для своей жены. В любом случае (за исключением бессмысленного накопления) он косвенно обеспечивает то же количество рабочих мест, которое прямо сокращает.
Но на этом останавливаться не стоит. Если этот инициативный предприниматель будет получать большую выгоду по сравнению с конкурентами, то он либо начнет расширять свое производство за их счет, либо они тоже начнут покупать станки. Станкостроители получат новые заказы. Кроме того, в результате конкуренции и увеличения производства стоимость пальто неизбежно начнет падать. Те производители, которые будут использовать станки, больше не смогут получать сверхприбылей. Норма прибыли производителей, применяющих новые станки, начнет падать. Те же, кто вовремя не побеспокоился о переоснащении, вообще перестанут зарабатывать. Другими словами, сбережения начнут плавно перемещаться в кошельки покупателей пальто – потребителей.
Поскольку пальто станут дешевле, их сможет купить больше потребителей. А это значит, что, несмотря на уменьшение числа рабочих, необходимых для производства одинакового количества пальто, эти самые пальто начнут выпускать в больших количествах. Если спрос на пальто, как говорят экономисты, «эластичен», т. е. если падение его стоимости приводит к сравнительному увеличению общей суммы денег, потраченных на его приобретение, тогда на его производстве будет занято больше рабочих, чем до внедрения трудосберегающих станков. Мы уже знаем, как это было в чулочной и других отраслях текстильной промышленности.
Нужно заметить, что появление новых рабочих мест не зависит от эластичности спроса на конкретную продукцию. Предположим, что, несмотря на уменьшение стоимости пальто с прежних 150 долл. до 100 долл., товарооборот пальто останется тем же, что и раньше. Даже если потребители будут покупать столько же пальто, как и прежде, у каждого из них теперь будут оставаться дополнительные 50 долл. И они смогут потратить их на любой другой товар, содействуя тем самым увеличению занятости в других отраслях.
В конечном итоге внедрение машинного оборудования, технических изобретений, автоматизации, сберегающих и повышающих производительность технологий не только не вызывает роста безработицы, но и способствует ее сокращению.
