Дом для нас

В тот тёплый майский вечер люди стекались на улицы в поисках развлечений, а я шёл по одной из них на работу. Мне было жарко в лоснящемся сером костюме без галстука, на плече болтался футляр с саксофоном. В Москве уже зажглись фонари, из каждой открытой двери доносилась музыка, смех и звон кружек, внутрь манил то яркий, то приглушённый свет, и где угодно мог встретиться кто-то на одну ночь или на всю жизнь; длинная улица походила на старательно созданную диораму, и прохожие легко поддавались соблазну заглянуть под очередную вывеску. Я же пошёл дальше, проскользнув мимо общего веселья. Только оно прицепилось ко мне, как мотив песни, и в голову полезли далёкие от работы мысли.

Вид улицы вроде бы давно стал привычен, но в тот вечер её атмосфера заразила меня своей страстью, захотелось бросить всё и присоединиться к толпе – я сдержался. Свернул в проулок и остановился перед служебным входом в клуб. Охранник открыл дверь на мой стук и пропустил.

Скоро я играл с музыкантами на сцене. Подхваченное снаружи возбуждение растворилось в нотах тягучего джаза и дымном от сигарет воздухе. Обстановка вокруг такая, какой её принято показывать в фильмах, ведь именно это нравится людям.

Во время перерыва чувство собранности окончательно вернулось ко мне за барной стойкой. Оглядывая тёмный зал, я увидел за одним из столиков женщину. Мне достался кокетливый взгляд. Я ответил ей поднятым бокалом с разбавленным джином и отвернулся. Женщина была слишком хороша, чтобы прийти сюда одна, а раз её кавалер из тех, кого пускают в подобные заведения, то лучше с ним не встречаться. Есть такая профессия – публичная персона, и этот клуб для них. Без объяснений понятно, какие напитки здесь подают и какие правила игнорируются ради тех, кто ценит доверительную обстановку.

Я вернулся с саксофоном на сцену, напарники заняли контрабас и фортепиано. Мы готовились по заведённому порядку скоротать вечер и ждали новую певицу. Всё это меня немного утомило. Я прикрыл глаза: остался только тихий гул голосов, мягкий звон бокалов, щелчки зажигалок, возня вилок и ложек по тарелкам. Хаотичный ритм шагов официантов, спешащих доставить заказ и принять новый. В своих мыслях я уже возвращался домой.

Один из напарников дважды щёлкнул пальцами, давая знак остальным приготовиться. С появлением певицы свет в зале чуть приглушили. Я открыл глаза и увидел её.

Время остановилось, пока она поднималась на сцену. Все мои мысли разом оборвались. И когда она пропела первое слово, когда фиолетовые лучи софитов развернулись к ней, и её платье и кожа вспыхнули звёздным светом, я понял, что не смог сбежать от уличного соблазна и праздника, а влетел в одну из тех манящих дверей с яркими вывесками.

Впервые за долгое время мне хотелось слушать, а не играть. Девушка была высокая, длинные тёмные волосы спускались до талии. Говоря о том, что она вспыхнула, я не преувеличиваю. Чёрное платье переливалось, ловило и отражало падающий свет, а руки аккуратно и в меру украшали блёстки, усиливающие сияние. Я стоял позади и видел её обнажённую спину. Своим томным голосом она будто тушила пламя, которое сама и разожгла. Я подыгрывал ей. Она пела не так, как все. Она пела плавными движениями рук, пела своим взглядом, который я едва ухватил, пела покачивающимися бёдрами, и все голоса шли из сердца.

В один момент остановились слова и музыка, раздались аплодисменты, и в зале зажёгся свет. Выступление продолжилось, как фон для выпивки и бесед. Я успевал наблюдать. Манеры девушки, её шаги по сцене отличались непринуждённостью, голос с лёгкостью играл нотами. Ей не нужно было придумывать образ, она захватывала меня всё больше с каждой новой песней.

Как только наша игра кончилась, девушка упорхнула со сцены. Многие мужчины с досадой выпили. Я отыграл ещё одну партию, норовя от нетерпения ускорить мелодию, затем отпросился у напарников на перерыв и вместо бара заспешил в служебные помещения.

Мне повезло, девушка как раз выходила на улицу. Толкнув дверь вслед за ней, я увидел, как она достаёт из портсигара сигарету. Блестящий наряд сменился простым чёрным платьем. Мои слова сопроводил щелчок зажигалки.

– Чудесно выступили.

Она улыбнулась, будто ждала чего-то подобного, и наклонилась к огню. После протянула мне другую сигарету.

– Отлично сыграл. – Я отметил её быстрый переход на «ты». Мы закурили, и я закашлялся, точно втянул лёгкими смесь специй.

– Боже, что это?

– Из Индии. – Девушка не просто смотрела на меня, а разглядывала светло-серыми глазами. Невелика разница, но когда тебя так изучают, ощущаешь себя зверьком в клетке. На её губах застыла улыбка. А потом всю таинственность развеяли самые простые слова: – Я Зоя.

– Влад. – Я пожал протянутую руку. – Надеюсь, теперь ты будешь часто здесь петь?

– В основном, – ответила она. – Мне нравится такая музыка. Хотя в больших количествах она приедается.

– Поэтому ты изменила текст одной из песен? Те же ноты, но слова я не узнал, про дом на холме. Кто это написал?

Она провела перед собой рукой, как делают во время поклона.

– Я немного сочиняю, – сказала она, – это наследственное. Иногда развлекаюсь так на сцене. Люблю встряхнуть себя и скучающих музыкантов.

– И откуда такая любовь к холмам?

– Ты ещё спрашиваешь? Ведь они прекрасны. Они покрыты травой и мягкие, словно подушки. Вокруг них пусто и тихо, а ещё они гостеприимны, в отличие от гор. А сколько легенд начиналось с холмов…

Наш разговор растянулся на три сигареты, и я понял, что Зоя вела себя в жизни так же непринуждённо, как на сцене. Закончилось всё тем, что я продиктовал ей свой номер. Вместо того чтобы сохранить его в телефон, она достала из сумочки записную книжку в кожаной обложке и записала цифры туда. У меня не осталось времени на удивление, потому что я едва не опоздал на сцену и продолжил играть, пока не разошлось большинство гостей. Оставшимся было не до музыки.

Я не верил в любовь с первого взгляда. И тем более в то, что подобное могло произойти со мной. За 26 лет жизни я узнал достаточно девушек. Многие из них днями и ночами не выходили у меня из головы. Обычно хватало нехитрых правил поведения, располагающего характера и приятной внешности, чтобы всё пошло само собой, будь только желание. К Зое же я испытывал не просто желание, а нечто неописуемое, чего первое время не понимал. Я едва её знал. Она была красива, но на свете много красивых девушек. Как вышло, что только её пение и короткий разговор смогли так взбудоражить меня и оставить в таком смятении?

Я узнал, когда она выступает, и сделал так, чтобы в тот вечер с ней играл я. Дни ожидания я провёл на студии звукозаписи. Отец учил меня, что всё в жизни нужно заставлять работать на собственные цели, поэтому эмоции, что накопились во мне, я превратил в музыку. Платил звукорежиссёру за время и оборудование, сам исполнял все партии на инструментах и готовил собственный альбом. Как говорила мама: начни творить идеал с себя. Время прошло быстро.

Вторая встреча оказалась ещё мимолётней первой. Как затем третья и четвёртая. Зоя всегда появлялась в клубе в последний момент и после выступления мгновенно, как фокусник, исчезала. В такой спешке трудно сблизиться, и я запоминал каждую минуту наших обрывочных разговоров. Она была мила и игрива, подмигивала мне, когда выходила на сцену, делала знаки перед тем, как собиралась спеть одну из своих песен. Скоро я выучил их все наизусть. Я много улыбался и старался ловить её взгляды. Ещё были сигареты, выкуренные в проулке за клубом, напитки, выпитые за барной стойкой, неспешные прогулки до метро. Наша история складывалась из деталей, часто совсем незначительных.

И в то же время каждый раз я будто встречался с ней впервые. Я ничего о ней не узнавал. Её приветливость выходила наружу, только если удавалось заполучить её внимание. В остальном она будто существовала отдельно от всех и двигалась по заранее составленному маршруту, уворачиваясь от людей, лишь бы ни с кем не пересечься.

Всё же это не остановило меня спустя месяц предложить Зое увидеться вне работы. Кроме личной встречи, с ней не было других способов поговорить. Ни профиля в социальных сетях, ни электронной почты, только телефон, да и тот всегда недоступен. В наше время, когда считается неприличным скрывать от мира свою личную жизнь, подобная отчуждённость казалась дикостью.

Не то что бы я удивился, когда Зоя согласилась на свидание – это почти как признать, что я сомневался в себе, – но, скажем так, и полной уверенности у меня не было.

– Ты не против, если место выберу я? – спросила она. – Я собиралась пообедать кое-где на днях. Если пойдём туда вместе, будет замечательно.

– Конечно. Куда?

– В кафе по интересам.

– Каким интересам?

Я бы не смог описать её улыбку иначе, как лукавую.

– Таким, о которых не жалеют. Тебе понравится, обещаю.

Я был счастлив, что тут сказать. Никогда не испытывал такого прилива вдохновения и весь следующий день играл на студии. Мне и сейчас нравятся те записи. За какие-то часы я проделал работу, требующую дней, и у меня появилась куча свободного времени. Захотелось немного отдохнуть; можно было навестить родителей, или сестру, или кого-нибудь из друзей, но я боялся, что они заметят во мне перемены, начнут расспрашивать, и придётся выложить им свои чувства, которые я не хотел доверять нескладным словам. Поэтому я провёл время со старыми фильмами. В них была размеренность, остудившая мой пыл.

День свидания вышел знойным, но я всё равно надел брюки и пиджак. Я выглядел солидно и оттого нелепее себя почувствовал, когда появилась Зоя. Её было не узнать. Мешковатые джинсы, майка, на лице значительно меньше макияжа, чем она носила в клубе и разве что волосы как обычно распущены. Под левым глазом теперь виднелся маленький вертикальный шрам.

Едва мы встретились, Зоя подхватила меня за локоть и увела вглубь Китай-города. Сказала, что мы опаздываем. Я решил, что она заказала столик. По дороге мы болтали: я рассказал о фильмах, которые посмотрел, а она об уединённых местах за городом, где побывала. К тому времени я перестал удивляться тяге Зои к затворничеству.

– Чувствуешь? Мы почти пришли.

Я не понял, о чём она, но тут же уловил запах джина, будто недавно на тротуаре разбили целую бутылку. Зоя подошла к двери, у которой запах стоял особо крепкий, и открыла. На вывеске я успел прочитать название – «Табльдот».

Меня накрыл шум голосов и музыки, аромат жареного мяса мгновенно пробудил аппетит. Местами летал табачный дым. Было душно, и моя рука сама потянулась расстегнуть одну пуговицу на рубашке.

Весь зал занимал единственный длиннющий стол, заваленный едой и выпивкой. Здесь шёл настоящий пир. Я оторопел, не понимая, куда попал. Зоя вручила подбежавшей официантке несколько купюр и подтолкнула меня. Мы пошли вдоль стола искать свободное место. Многие здоровались с Зоей, она всем отвечала улыбкой. Поднялся человек с мушкетёрскими усами и бородкой:

– Зоя! Садись к нам!

Пара мужчин с нашей стороны стола подвинулись и образовали два места на общей громадной скамье, мы сели.

– Влад, знакомься, мой друг с очень изысканным именем – Гленн-Готье.

– Можно просто Глеб, – мы пожали руки, – Франция стала моим вторым домом, но я здесь, а значит, и от имени нечего отрекаться.