Три Юзефа
Полное имя его было Кароль Юзеф Войтыла. Каролем его, вероятно, назвали в честь отца, поручика австро-венгерской армии, а Юзефом, скорее всего, – в честь отцовского свояка Юзефа Кучмерчика, который был крестным младшего Войтылы. А может быть, он получил свое первое имя в знак уважения к Карлу Габсбургу, последнему кайзеру дунайской монархии, которую очень почитал старший Войтыла, передав уважение к ней и сыну. Тот хоть и не застал имперских времен, но Львов обыкновенно называл на немецкий лад – Лембергом. Спустя много лет, встретившись со вдовой Карла Габсбурга Цитой Бурбон-Пармской, Иоанн Павел II скажет: «Мне приятно видеть императрицу моего отца». Позднее Карл Габсбург окажется в череде праведников, причисленных Иоанном Павлом II к лику блаженных – за стремление завершить Первую мировую войну.
Имя Юзеф тоже, возможно, имеет отношение к Австро-Венгрии: предпоследнего ее императора звали Франц Иосиф, или, в польском звучании, Франтишек Юзеф. Имя Юзеф, впрочем, носил и польский национальный герой, восстановивший независимость страны после 123 лет неволи, – Юзеф Пилсудский. 1920 год, когда родился будущий первосвященник, – это время триумфа Пилсудского как начальника возрожденного государства (такую должность он занимал в тот период). Как раз 18 мая, в день рождения Кароля Юзефа, Пилсудский торжественно вернулся в Варшаву из только что взятого Киева. Правда, удача скоро отвернулась от него, и спустя два месяца большевики уже стояли в предместьях польской столицы, где, по счастью для Польши, произошло знаменитое «чудо на Висле», в результате которого Красную армию отбросили обратно за Неман. Тогдашнего нунция в Варшаве, архиепископа Акилле Ратти, так впечатлила эта победа, что спустя два года, будучи избран понтификом, он велел изобразить ее на стене часовни в Кастель-Гандольфо – летней резиденции римских пап. Там же по его желанию была написана и фреска в честь обороны Ясногурского монастыря от шведов в 1655 году – другой славной страницы польской истории. Как видим, польский мотив проник в апартаменты первосвященников много раньше, чем туда ступил первый папа-славянин.
Был и еще один Юзеф, которого могли чтить Войтылы. В Вадовицах, где стоял полк поручика Войтылы, по сей день существует кармелитский монастырь, основанный в конце XIX века Юзефом Калиновским, бывшим офицером российской армии, сосланным за участие в польском восстании 1863 года на каторгу в Иркутскую губернию. Там он обратился к Богу и по возвращении на родину принял схиму под именем Рафаила святого Иосифа из Назарета (то есть с посвящением себя святому Иосифу). Калиновскому принадлежит заслуга возрождения ордена кармелитов на польских землях, запрещенного в свое время российскими властями. Этот монастырь стал для юного Кароля Юзефа первой духовной школой. Хотя Войтылы жили через дорогу от городского собора, Кароль ходил приобщаться святых тайн в монастырский костел святого Иосифа, находившийся в отдалении, на довольно крутом холме («на горке», как выражались местные). Уже став епископом, он вспоминал об этом на встрече с выпускниками кармелитской семинарии в Вадовицах: «Да-да, я жил рядом с приходским собором, но взрослел в костеле святого Иосифа». В 1983 году папа Иоанн Павел II беатифицировал Рафаила-Юзефа Калиновского, а затем и канонизировал.
Тягу к кармелитам Войтыла пронес через всю жизнь. Его секретарь Станислав Дзивиш даже назвал Иоанна Павла II «кармелитским папой». Начав с регулярных посещений монастыря «на горке», Войтыла постигал католическую мистику по трудам испанского кармелита XVI века Иоанна Креста (Хуана де ла Круса) – знаменитого поэта и писателя, чьи видения, в частности, вдохновили Сальвадора Дали на создание одной из самых известных его картин – «Христа Святого Иоанна Креста». Кармелиткой была и Эдит Штайн, провозглашенная Иоанном Павлом II одной из небесных покровительниц Европы.
Разумеется, старший Войтыла, давая имя отпрыску, не мог предугадать такой его увлеченности кармелитами. Скорее, тут сказалась схожесть настроений двух Каролей – отца и сына. Поручик тоже отличался набожностью, начинал и заканчивал день молитвой, держал пост, регулярно читал Священное Писание, что, как ни странно, было редкостью в католических семьях Польши того времени. Иоанн Павел II вспоминал в середине 1990‐х: «Не раз мне случалось просыпаться среди ночи и замечать своего отца коленопреклоненным. В костеле он тоже всегда стоял на коленях».
В квартире можно было увидеть иконы и четки, у дверей стояла святая вода. Позднее, в начале 1930‐х, когда младший Кароль пойдет в гимназию, частым гостем в доме станет его гимназический учитель Закона Божьего Казимир Фиглевич.
«Бог, честь, отчизна» – такой девиз польские офицеры гравировали на своих саблях. В эпоху разделов и восстаний эти слова стали лозунгом всех патриотов, сражавшихся за независимость. Однако уважение к памяти героев борьбы за свободу – Костюшко, Траугутта, Домбровского и прочих – отнюдь не мотивировало старшего Войтылу последовать их примеру. Он жил в австрийской Галиции, где поляки чувствовали себя куда вольготней, чем в русской или германской частях поделенной страны, а государством управлял католический монарх. Нет никаких свидетельств «подрывных» настроений поручика Войтылы, мечтаний о независимости, стремления поучаствовать в деле восстановления польской свободы (даром что Пилсудский в начале Первой мировой набирал добровольцев в свой полк как раз в Кракове, недалеко от Вадовиц). При этом отец не старался забыть о своем происхождении. Наоборот, он приобщал Кароля и его друга Ежи Клюгера к истории Польши, читал им стихотворения польских поэтов. Наряду с этим он обучал отпрыска и немецкому языку, видимо по привычке считая его обязательным для карьеры. Иоанн Павел II так и будет говорить по-немецки с австрийским акцентом. В общем, из того, что нам известно об отце будущего римского папы, вырастает образ богобоязненного и исполнительного офицера, вполне лояльного дряхлеющей империи и стоящего далеко от политических бурь той поры.
И если насчет имен Кароля Юзефа мы можем строить хоть какие-то предположения, то, в честь кого он нарек двух старших детей – Эдмунда Антония и Ольгу Марию, – остается только гадать. Известно о них очень мало: первый скончался в возрасте двадцати шести лет, а вторая – едва появившись на свет. Зато третий и последний ребенок, носивший по совпадению имена правителей Австро-Венгрии и польских героев борьбы за свободу, вознесся до немыслимых высот, заставив биографов искать знаки судьбы, пророчившие такой взлет. А знаков не было. Были только порыв, глубокая вера и… удачно сложившиеся обстоятельства.