Империя хлопка. Всемирная история

Глава 5. Рабство встает к штурвалу

Военный капитализм в действии: союз рабства и промышленности в журнале American Cotton Planter (1853 год)

С началом бурного роста английского производства в 1780-е годы по всему миру резко выросли запросы к сельским землям, поставляющим необходимый хлопок. В середине этого десятилетия, зимой 1785 года, в гавань Ливерпуля вошел американский корабль. В этом не было ничего примечательного; тысячи кораблей, доверху груженных табаком, индиго, рисом, мехом, лесом и другими товарами и раньше доставляли к берегам Британии щедрые дары Северной Америки. Этот корабль, однако, отличался от них: в его трюме, среди прочих товаров, были мешки с хлопком. Такой груз выглядел подозрительным, и чиновники на таможне Ливерпуля немедленно конфисковали хлопок, утверждая, что это, должно быть, контрабандная продукция из Вест-Индии. Когда через несколько дней ливерпульские торговцы Peel, Yates & Cº, ввозившие этот хлопок, обратились в лондонское торговое управление с просьбой разрешить импорт, им ответили, что он «не может быть ввезен, поскольку не является продукцией Американских Штатов».

Действительно, для европейцев в 1780-е годы хлопок был продуктом Вест-Индии, Бразилии, Османской империи или Индии, но не Северной Америки. Для ливерпульских таможенников было совершенно невообразимо, что хлопок мог ввозиться из США. А то, что США когда-либо начнут производить существенные объемы хлопка, казалось еще более нелепым предположением. Хотя хлопок естественно произрастал в южных районах новой страны, а многие поселенцы в Южной Каролине и Джорджии выращивали некоторые его количества для использования в домашнем хозяйстве, его никогда не сажали в собственно коммерческих целях и в больших количествах не экспортировали. Как несомненно было известно таможенникам, американские плантаторы использовали свои обширные земли и многочисленных рабов для выращивания табака, риса, индиго и некоторого количества сахарного тростника, но не хлопка.

Это было, конечно же, огромное заблуждение. США превосходно подходили для производства хлопка. Климат и почва широкой полосы американского Юга удовлетворяла условиям для хорошего самочувствия хлопчатника: здесь в нужное время выпадало необходимое количество дождей и в течение подходящего количества дней не было заморозков. Проницательные наблюдатели заметили этот потенциал: в порыве оптимизма Джеймс Мэдисон уже в 1786 году, лишь через год после неожиданного прибытия американского хлопка в порт Ливерпуля, предсказал Соединенным Штатам будущее крупного производителя хлопка-сырца, а Джордж Вашингтон считал, что «рост производства этого материала (хлопка)… должен будет иметь почти безграничные последствия для процветания США». Тенч Кокс из Филадельфии, будучи крупным землевладельцем на Юге, более утонченно, но ничуть не менее убедительно высказался об имевшемся в Америке потенциале выращивания хлопка. В 1794 году, наблюдая за мощным развитием производителей в Великобритании и ростом цен на хлопок из Вест-Индии в результате бунта в Сан-Доминго, он настаивал на том, что «этот товар должен заслуживать внимания плантаторов Юга». В этом убеждении его укрепляли британские промышленники, такие как производитель хлопка из Стокпорта Джон Милн, который в конце 1780-х годов предпринял длительное путешествие через Атлантический океан с целью убедить американцев выращивать хлопок.

Революция рабовладения: европейская хлопковая индустриализация преобразует сельскую местность в Америке, 1780–1865 годы

Как и предсказывали эти руководствовавшиеся личным интересом наблюдатели, производство хлопка вскоре стало преобладающим на огромных территориях США. Эта культура стала настолько характерной для американского предпринимательства, что реалия, имевшая место ранее – когда хлопок поставлялся преимущественно из Османской империи, Вест-Индии и Бразилии, – в основном осталась в прошлом. Оказалось, что Peel, Yates & Cº стояли у истоков одной из самых значимых перемен XIX века.

Быстрое расширение хлопковой отрасли в США отчасти стало возможным потому, что плантаторы использовали опыт, который накопили их колониальные предшественники, выращивая «белое золото». Еще до 1607 года поселенцы в Джеймстауне выращивали хлопок; к концу XVII века путешественники завезли на американскую землю семена хлопчатника с Кипра и из Измира. На протяжении XVIII века фермеры продолжали собирать знания о культивации хлопка в Вест-Индии и Средиземноморье и сажали у себя семена из этих регионов, в основном для домашнего потребления. Во время восстаний в борьбе американцев за независимость плантаторы выращивали больше хлопка с целью заместить отсутствовавший импорт из Британии и обеспечить работой рабов, чьи обычные культуры (а именно табак и рис) внезапно оказались без рынка сбыта. Плантатор из Южной Каролины Ральф Изард, например, в 1775 году охотно отдавал приказы «о посадке значительного количества хлопка на одежду для моих негров».

Быстрое расширение упрощалось тем, что между процессами выращивания табака и хлопка имелось существенное сходство; знание, накопленное при возделывании первого, могло быть употреблено при выращивании второго. Более того, некоторая часть инфраструктуры, с помощью которой табак поставлялся на мировой рынок, могла быть переоснащена под хлопок. А во время вспышек революционных восстаний XVIII века плантаторы и рабы перемещались то в одном, то в другом направлении между Вест-Индией и Северной Америкой, и вместе с ними перемещалось новое знание о возделывании хлопка. В 1788 году, например, хозяева раба с острова Санта-Крус рекламировали его для продажи в США как «хорошо разбирающегося в культуре хлопка». Парадигма раб-хлопок, созданная в Вест-Индии, теперь распространилась и на североамериканском континенте.

В 1786 году американские плантаторы стали замечать, что цены на хлопок растут в результате резкого увеличения объемов механизированного производства хлопковой ткани в Великобритании. В тот год плантаторы впервые вырастили длинноволокнистый хлопок, который назвали «си-айленд» (Sea Island) по расположению своих плантаций на островах рядом с побережьем штата Джорджия, семена которого они привезли с Багамских островов. В отличие от местного хлопка, он обладал длинным, шелковистым волокном, необыкновенно хорошо подходившим для изготовления тонкой пряжи и ткани и пользовавшимся большим спросом среди производителей в Манчестере. Хотя данные и различаются, возможно, что Фрэнк Леветт первым сделал этот исключительно важный шаг. Леветт, родившийся в Измире, где располагался крупнейший рынок хлопка, перебрался из воюющих за независимость американских колоний на Багамы, но в конечном итоге вернулся в Джорджию, снова вступил во владение своей землей, а затем приступил к крупным преобразованиям в хлопководстве. Другие переняли его модель, и культивация хлопка «си-айленд» распространилась и на север, и на юг побережья Южной Каролины и Джорджии. Экспорт из Южной Каролины, например, взлетел менее чем с 10 000 фунтов в 1790 году до 6,4 млн фунтов в 1800 году.

Производство получило решительный толчок к развитию в 1791 году, когда в результате восстания был уничтожен соперник по производству хлопка – Сан-Доминго, важнейший источник хлопка для Европы, в результате чего цены выросли, а целый класс французских хлопковых плантаторов оказался рассредоточен: одни уехали на Кубу и другие острова, многие – в США. Жан Монтале, например, один из множества хлопковых плантаторов Сан-Доминго, отправился в поисках прибежища на континент и по прибытии приспособил плантацию риса под выращивание хлопка. Таким образом, революция одновременно дала Соединенным Штатам необходимый опыт культивации и повысила финансовые стимулы для американских плантаторов к выращиванию хлопка. Но восстание рабов на плантациях Сан-Доминго также породило среди производителей, плантаторов и государственных деятелей ощущение внутренней нестабильности, присущей той системе рабства и экспроприации земли, которую они намеревались расширять в Северной Америке.

Хотя производство хлопка «си-айленд» быстро выросло, вскоре оно достигло своего предела, так как этот сорт не мог расти в существенном отдалении от берега. Глубже на континенте хорошо себя чувствовала другая разновидность хлопка, так называемый хлопок «апленд», имевший более короткие и более прочно прикрепленные к семени волокна. С помощью существовавших тогда волокноотделительных приспособлений было трудно избавляться от семян, но в условиях растущих цен и спроса плантаторы заставляли своих рабов отделять семена с помощью длительного и утомительного процесса, в котором использовались валковые волокноотделители, сделанные по образцу индийского устройства под названием «чурка».

Но даже при наличии рабской рабочей силы результат не был удовлетворительным. Плантаторы жаждали обрести такое устройство, с помощью которого можно было бы быстро отделять семя от волокон. В 1793 году Эли Уитни, всего лишь через несколько месяцев после приезда в Саванну по окончании учебы в Йельском колледже, построил первую рабочую модель волокноотделительной машины нового типа, которая могла быстро удалять семена хлопка «апленд». В один миг его машина увеличила производительность волокноотделения в 50 раз. Новость о новой машине быстро распространилась. Фермеры повсюду создавали ее копии. Подобно «дженни» и ватермашине, машина Эли позволила преодолеть еще одно узкое место в производстве хлопковых тканей. В результате в разгаре того, что можно описать лишь как «хлопковую лихорадку», земля, на которой возделывался хлопок, после изобретения волокноотделительной машины выросла в цене предположительно втрое, а «годовой доход тех, кто выращивает его, удвоился по сравнению с доходом до начала возделывания хлопка».

Вооруженное этой новой технологией, хлопковое производство после 1793 года быстро распространилось вглубь Южной Каролины и Джорджии. В результате в 1795 году значительные объемы хлопка из США впервые прибыли в Ливерпуль. Насколько нам известно, никакая его часть не была конфискована на таможне. Когда поселенцы устремились в этот регион – многие из них были мигрантами с верхнего Юга, – сельская местность была перевернута вверх дном, превратившись из малонаселенного района аборигенов и фермеров, занимавшихся выращиванием своего пропитания и табака, в специализированную хлопководческую область.

Чтобы получить возможность такого расширения производства, плантаторы привозили с собой тысячи рабов. В 1790-е годы количество рабов в штате Джорджия почти удвоилось и составило 60 тысяч. В Южной Каролине число рабов в северо-западных районах (Upcountry), где культивировался хлопок, с 21 тысячи в 1790 году выросло через семь лет до 70 тысяч, включая 15 тысяч рабов, недавно привезенных из Африки. По мере распространения хлопковых плантаций доля рабов в четырех типичных северо-западных районах выросла с 18,4 % в 1790 году до 39,5 % в 1820 году и 61,1 % в 1860 году. До самой Гражданской войны хлопковое производство шло в ногу с рабством, а Великобритания и США стали двойным центром развивавшейся империи хлопка.

Движение на запад: производство хлопка отдельными штатами США, 1790–1860 годы

Единственной существенной проблемой была земля, так как один и тот же участок нельзя было использовать больше нескольких лет, не высаживая там бобы либо не удобряя его дорогостоящим гуано. Как сетовал один из плантаторов из округа Путнам в Джорджии, «похоже, у нас есть всего одно правило, а именно произвести как можно больше хлопка и истощить как можно больше земли… земля, которая когда-то производила тысячу фунтов хлопка с одного акра, теперь не принесет больше четырех сотен фунтов». Но даже истощение почв не замедлило продвижения хлопковых баронов все дальше на запад и на юг. Недавно опустошенные земли, мобильная рабская рабочая сила и новая технология отделения хлопковых волокон позволяли легко перемещать хлопок на новые территории. После 1815 года хлопковые плантаторы двинулись на запад, к богатым почвам северо-западных районов Южной Каролины и Джорджии. Их миграция в Алабаму и Луизиану, а в конечном итоге в Миссисипи, Арканзас и Техас, была скоординирована с динамикой цен на хлопок. Хотя цена на хлопок постепенно снижалась на протяжении первой половины XIX века, резкие ценовые взлеты (как, например, в первой половине 1810-х, с 1832 по 1837 год, а затем после середины 1840-х годов) приводили к вспышкам экспансии. В 1811 году одна шестнадцатая часть всего хлопка, выращиваемого в США, приходилась на штаты и территории к западу от Южной Каролины и Джорджии, к 1820 году эта доля достигла одной трети, а в 1860 году – трех четвертей. Новые хлопковые поля множились на богатой осадочными отложениями земле вдоль берегов Миссисипи, северной части Алабамы и Черных прерий Арканзаса. Это движение на запад происходило настолько быстро, что к концу 1830-х годов штат Миссисипи уже производил больше хлопка, чем любой другой южный штат.

США с такой энергией встроились в империю хлопка, что культивация хлопка в южных штатах быстро стала менять мировой хлопковый рынок. В 1790 году, за три года до изобретения Уитни, США произвели 1,5 млн фунтов хлопка, к 1800 году эта цифра выросла до 36,5 млн фунтов, а к 1820 году – до 167,5 млн фунтов. Объем экспорта в Великобританию увеличился за период с 1791 по 1800 год в 93 раза и еще в семь раз к 1820 году. К 1802 году США уже были крупнейшим поставщиком хлопка на рынок Британии, а к 1857 уже производили приблизительно столько же хлопка, сколько Китай. Американский хлопок «апленд», который так хорошо обрабатывался машиной Уитни, прекрасно соответствовал требованиям британских производителей: хотя волокноотделительная машина повреждала волокно, оно все еще годилось для производства более дешевой и грубой пряжи и тканей, пользовавшихся большим спросом среди низших сословий в Европе и других местах. Но из-за американских поставок хлопка, чуда массового производства пряжи и тканей, а также способности новых потребителей покупать эти дешевые товары прежние реалии традиционного хлопкового рынка устремились ко дну. Активно восхваляемая «революция потребления» в текстильной отрасли брала свое начало в резкой трансформации структуры плантационного рабства. Обретение США господства на мировом рынке хлопка стало радикальной сменой сюжета. Но почему это произошло? Как в 1817 году говорил Тенч Кокс, одни только климат и почва не объясняли потенциала США в отношении производства хлопка, поскольку, как он это сформулировал, «белое золото может выращиваться на колоссальных площадях в плодородных зонах планеты». США отличались практически от любого другого хлопкового района мира тем, что в распоряжении плантаторов находились практически неограниченные количества земли, труда и капитала, а также их беспрецедентная политическая власть. В Османской империи и в Индии, как мы знаем, могущественные местные правители контролировали землю, а глубоко укорененные социальные группы боролись за пользование ею. В Вест-Индии и Бразилии плантаторы сахарного тростника конкурировали за землю, рабочую силу и власть. В США и на их обширных землях такие осложнения отсутствовали.

С самого момента высадки первых европейских поселенцев со своих кораблей они устремились вглубь континента. Коренным жителям пришлось считаться с тем, что привезли с собой эти корабли: сначала это были микробы, затем сталь. В конце XVIII века американские аборигены все еще контролировали существенные территории на расстоянии всего нескольких сотен миль от береговых провинций, но они оказались неспособны остановить методичное наступление белых поселенцев. Эти поселенцы в конечном итоге выиграли продлившуюся века кровавую войну, преуспев в превращении земли коренных жителей в землю, которая стала «свободной» с юридической точки зрения. Это была земля, на которой социальные структуры были катастрофически ослаблены или уничтожены, земля, потерявшая бо́льшую часть своего народа и, следовательно, не имевшая исторических хитросплетений. В отношении свободной от обременений земли Юг не имел себе соперников в мире выращивания хлопка.

При поддержке южных политиков федеральное правительство агрессивно присоединяло новые территории, покупая их у иностранных держав и силой получая уступки со стороны коренных американцев. В 1803 году в результате покупки Луизианы территория США почти удвоилась, в 1819 году у Испании была куплена Флорида, а в 1845 году присоединен Техас. Во всех этих приобретениях фигурировали земли, превосходно подходившие для возделывания хлопка. Действительно, к 1850 году 67 % хлопка США росло на земле, которая полвека назад еще не принадлежала Соединенным Штатам. Набиравшее силу правительство США положило начало военно-хлопковому комплексу.

Производство хлопка в США, в млн фунтов, 1790–1859 годы

Эта территориальная экспансия, «великая земельная лихорадка», как назвал ее более обобщенно географ Джон Уивер, была тесно связана с территориальными амбициями плантационных, производственных и финансовых капиталистов. Хлопковые плантаторы постоянно продвигали границы в поисках свежей земли для выращивания хлопка, при этом часто опережая федеральное правительство. Созданное ими пограничное пространство характеризовалось почти полным отсутствием государственного надзора: государственная монополия на насилие все еще была далекой мечтой. Однако эти пограничные плантаторы на неосвоенных окраинах империи хлопка не были героями-одиночками, а пользовались поддержкой со стороны одного своего хорошо одетого и учтивого единомышленника. Британский банкир Томас Бэринг, крупнейший в мире торговец хлопком, сыграл решающую роль в экспансии империи хлопка, например, тогда, когда финансировал покупку земель Луизианы, договариваясь о продаже и продавая облигации, благодаря которым была закрыта сделка с французским правительством. При этом Бэринг просил британское правительство разрешить столь колоссальное расширение территории США через Генри Аддингтона, премьер-министра Великобритании. Эта встреча была настолько важна для Бэринга, что он мелкими буквами записал в своем блокноте:

Воскресенье, 19 июня: виделся с г-ном Аддингтоном в Ричмонд Парке, сообщил ему о подробностях сделки, + ответил на все вопросы. Я задал ему четкий вопрос, одобряет ли он договор + наш образ действий. Он ответил, что считает мудрым шагом со стороны его страны заплатить миллион стерлингов за переход Луизианы от Франции к Америке, + что он не видит в нашем образе действий ничего, что не заслуживало бы одобрения. Он рассматривает Луизиану в руках Америки как дополнительный способ для наших производителей и Кº выйти на рынок вместо Франции, кроме прочих мотивов непосредственно политического характера, которые мы не обсуждали.

Этот бросок на юг и запад представлял собой намного больше, чем просто поиск плантаторами свежей земли. Экспансия служила сразу многим интересам: быстро консолидировавшегося государства, надеявшихся на выход западных фермеров к морю, растущим потребностям мировых рынков, а также экономическим и политическим устремлениям Великобритании. По мере расширения промышленного капитализма зона действия военного капитализма продолжала разрастаться.

Однако одних только международных договоров было недостаточно. Чтобы земля могла служить плантаторам, эту недавно присоединенную территорию необходимо было освободить от контроля ее коренных жителей. Уже в начале 1800-х годов индейцы племени крик под принуждением отказались от своих притязаний на землю в Джорджии, которая была после этого употреблена под хлопковые плантации. Десять лет спустя крики потерпели новые поражения и были вынуждены подписать Договор форта Джексона, уступив 23 млн акров земли там, где теперь находятся штаты Алабама и Джорджия. После 1814 года федеральное правительство подписало новые договоры с криками, чикасо и чокто, получив контроль над миллионами акров земли на юге, в том числе договор Эндрю Джексона 1818 года с народом чикасо, открывший западный Теннесси для культивации хлопка, и договор 1819 года с народом чокто, по которому США получили 5 млн акров земли в дельте Язу-Миссисипи в обмен на неизмеримо худшую землю в Оклахоме и Арканзасе. Конгрессмен от штата Алабама Дэвид Хаббард в 1835 году пригласил New York and Mississippi Land Company купить земли, с которых были изгнаны чикасо и которые были затем обращены в хлопковые плантации: «Если по своем возвращении я получу от вас что-либо в форме явного предложения получить в собственность общественные земли народа чикасо, я буду готов действовать немедленно в соответствии с масштабом вашей схемы и разработаю план своих действий таким образом, чтобы полностью учесть перспективу ваших капиталистов в моей будущей работе». Компания купила приблизительно двадцать пять тысяч акров. В 1838 году федеральные войска начали изгонять народ чероки с земли их предков в Джорджии, которую предстояло превратить в хлопковые плантации. Еще дальше на юг, во Флориде, необычайно богатые хлопковые земли были отняты у семинолов в войне 1835–1842 годов, самой долгой в истории США до войны во Вьетнаме. Неудивительно, что плантаторы Миссисипи, как утверждает один историк, «были одержимы идеей четко организованной и обученной милиции, хорошего оружия и быстро реагирующей федеральной армии».

Коренные американцы понимали, какие факторы лежали в основе расширявшегося военно-хлопкового комплекса: после изгнания вождь чероки Джон Росс в письме в Конгресс в 1836 году следующим образом выразил свое осуждение: «Нас могут грабить не скрываясь от нас; к нам могут применять силу; нас даже могут лишить жизни, и нет никого, кто посчитался бы с нашими жалобами. У нас отняли национальность; мы лишены гражданских прав. Мы лишены места в человеческой семье!» Принуждение и насилие, которое требовалось для мобилизации рабской рабочей силы, по масштабу было сравнимо лишь с экспансионистской войной против коренного населения. Ни о чем подобном нельзя было и подумать в Анатолии или Гуджарате.

Хотя континентальная консолидация приносила новые земли для возделывания хлопка, она в то же время обеспечивала доступ к крупным рекам, необходимым для перевозки хлопка. Необыкновенная дешевизна перевозок в Америке не была предопределенной, а стала прямым результатом расширения ее государственной территории. Самой значимой рекой в этом смысле была Миссисипи, и порт Нового Орлеана в ее устье превратился в результате мощного роста объемов перевозки хлопка в главный американский хлопковый порт. Но и другие реки – Красная река в Луизиане, Томбигби и Мобил в Алабаме – также имели значение. Первые пароходы появились на Миссисипи в 1817 году, снизив транспортные издержки, а к 1830-м годам железные дороги соединили новые земли с реками и морскими портами. Таким образом благодаря самым современным технологиям стала возможна самая жестокая трудовая эксплуатация человека.

Ненасытный спрос хлопковых плантаторов преобладал в политике новой страны – не только потому, что государство, освободив землю, снабжало ею плантаторов, но и потому, что им нужно было использовать принудительный труд. Плантаторы в США как нигде больше имели доступ к большим количествам дешевых работников, которых журнал American Cotton Planter назвал «самой дешевой и доступной рабочей силой в мире». Хлопок, до появления в 1940-е годы механизированной уборки, был трудоемкой культурой. Дефицит рабочих на уборке хлопка был самым сильным фактором, ограничивающим его производство – еще более серьезным, чем рабочие часы, необходимые для прядения и ткачества. «Настоящим ограничением для производства хлопка, – утверждал южный журнал De Bow’s Review, – является рабочая сила». В рамках сложных сельскохозяйственных структур в Индии Великих Моголов или в Османской империи сельские жители, которые занимались выращиванием хлопка, сначала должны были обеспечить себя урожаем для собственного потребления, таким образом ограничивая урожай, предназначенный на продажу. Как мы видели, нехватка рабочей силы была одним из главных ограничений производства в Западной Анатолии. В Бразилии, где возможно было использование рабского труда, хлопок слабо конкурировал с еще более трудоемкой культивацией сахарного тростника на плантациях. А с отменой работорговли Британией в 1807 году плантаторам Вест-Индии стало трудно нанимать работников.

В США, однако, почти любой дефицит можно было восполнить, располагая нужным количеством денег. Рынки рабов в Новом Орлеане и других местах бурно росли вместе с хлопком. Столь же важно, что для выращивания хлопка стало возможно использовать сотни тысяч рабов, поскольку выращивание табака в штатах верхнего Юга стало менее прибыльным после Американской революции, побуждая рабовладельцев тех мест продавать свою живую собственность. Как проницательно заметил один британский наблюдатель в 1811 году, «культивация табака в Вирджинии и Мэриленде в последнее время стала пользоваться меньшим вниманием; а бригады негров, которые раньше были в ней заняты, отправляются в южные штаты, где американский хлопковый плантатор, усиленный таким образом, теперь может приступить к своей работе с бóльшей энергией». К 1830 году целый миллион человек (или каждый из тринадцати американцев) выращивал хлопок в США – большинство из них были рабами.

Расширение хлопкового производства, таким образом, придало новых сил рабству и привело к колоссальному перемещению рабочей силы с верхнего на нижний Юг. Только за тридцать лет после изобретения волокноотделительной машины (с 1790 по 1820 год) четверть миллиона рабов были насильно переселены, а с 1783 и до прекращения международной работорговли в 1808 году торговцы ввезли в США, по оценкам, 170 000 рабов – или треть всех рабов, ввезенных в Северную Америку после 1619 года. Всего в рамках внутренней торговли рабами на Глубокий Юг было насильно перемещено до миллиона рабов, в основном для выращивания хлопка.

Разумеется, не весь хлопок в США выращивался рабами на крупных плантациях. Мелкие фермеры на верхнем Юге тоже производили хлопок; они это делали потому, что он снабжал их наличными деньгами, а его культивация, в отличие от сахарного тростника или риса, не требовала существенных капитальных вложений. Однако, несмотря на свои усилия, все вместе они производили лишь небольшую долю от общего урожая. Как мы видели, по всему миру мелкие фермеры в первую очередь обеспечивали себя пропитанием, и только потом занимались товаром на продажу. 85 % всего хлопка, выращенного на Юге в 1860 году, было получено с участков земли крупнее сотни акров; владельцам этих ферм принадлежало 91,2 % всех рабов. Чем крупнее ферма, тем больше было возможностей у плантатора воспользоваться преимуществами масштаба, присущими культивации хлопка с помощью рабского труда. Крупные фермы могли позволить себе иметь волокноотделительные машины для удаления семян и прессы для упаковки пышных волокон в компактные тюки, тем самым снижая транспортные издержки и повышая эффективность выращивания хлопка; они могли заниматься сельскохозяйственными экспериментами с целью вырвать больше питательных веществ у расчищенной почвы; они могли покупать новых рабов во избежание дефицита рабочей силы. Хлопок требовал, вполне буквально, охоты на работников и вечной борьбы за контроль над ними. Торговцы рабами, бараки для их содержания, аукционы по их продаже, а также сопутствующее физическое и психологическое насилие, сопряженное с удержанием в неволе миллионов людей, играли центральную роль в расширении хлопкового производства в США и в промышленной революции в Великобритании.

Лучше, чем кто-либо другой, понимали насильственную природу успеха хлопковой отрасли рабы. Если им предоставлялась возможность, то они рассказывали во всех подробностях о ее зверствах. Джон Браун, беглый раб, вспоминал в 1854 году о том, как он «был высечен… плетью из воловьей шкуры», и как «надсмотрщики преследовали „сбежавших негров“». «Когда цены [на хлопок] на английском рынке росли, – вспоминает он, – бедные рабы сразу чувствовали это на себе, ведь их сильнее понукали, и кнут чаще летал в воздухе». Генри Бибб, еще один раб, вспомнил об ужасающем случае: «По сигналу рога надсмотрщика все рабы вышли и наблюдали мое наказание. С меня сорвали одежду и заставили меня лечь на землю, уткнувшись в землю лицом. Рядом были вбиты четыре кола, к которым меня привязали за руки и за ноги. Затем надсмотрщик встал надо мной с плетью».

Экспансия хлопкового производства в Великобритании находилась в зависимости от насилия, применявшегося на другом берегу Атлантического океана. Хлопок, опустошенные земли и рабство стали настолько тесно связаны друг с другом, что хлопковый торговец из Ливерпуля Уильям Рэтбоун VI, направляясь в США в 1849 году, сообщил своему отцу, что «негры и все остальное здесь движется в одном ритме с хлопком». Рабский труд играл настолько важную роль, что газета Liverpool Chronicle and European Times предупреждала о том, что если рабы когда-либо будут освобождены, то цены на хлопковое волокно могут вырасти на 100–200 %, а последствия для Британии будут разрушительными. В то время как жестокое принуждение кошмаром нависало над миллионами американских рабов, возможное окончание этого насилия было кошмаром для тех, кто собирал баснословные прибыли империи хлопка.

Рабы, собирающие хлопок в Джорджии

Чтобы снизить вероятность наступления этого кошмарного сценария, плантаторы в США также прибегали к третьему преимуществу, которое делало их ведущими хлопководами в мире – политической власти. Рабовладельцы южных штатов закрепили основу своей власти в Конституции, в пункте о трех пятых. Целый ряд президентов и судей Верховного суда, владевших рабами, а также сильное представительство в обеих палатах Конгресса, гарантировали, казалось, вечную политическую поддержку института рабства. Отсутствие соперничающих элит в самих рабовладельческих штатах и колоссальное влияние рабовладельцев на правительства штатов делало возможным существование такой власти на государственном уровне и дополняло ее. Эти правительства штатов в конечном итоге также позволили хлопковым плантаторам в Северной Америке преумножить эффект дарованных им судьбой судоходных рек рядом с их плантациями путем прокладки железных дорог все глубже и глубже во внутренние районы. Напротив, хлопковые фермеры в Бразилии, соперничая с интересами влиятельных плантаторов сахарного тростника, не могли по своему усмотрению проводить усовершенствование инфраструктуры, чтобы облегчать культивацию хлопка. Перевозка хлопка на дальние расстояния мулами или лошадьми по-прежнему была дорогой; например, перевозка из района реки Сан-Франсиску в порт Сальвадора почти удваивала цену хлопка. В Индии транспортная инфраструктура по-прежнему оставалась неразвитой (по имеющимся оценкам, транспортные издержки при доставке хлопка до порта в Индии увеличивали его стоимость примерно на 50 %, тогда как в США – всего на 3 %), поскольку у торговцев хлопком и фермеров в Индии не было того капитала и власти, которые позволили бы быстро ее улучшить. Политическое влияние рабовладельцев в Американской республике также имело решающее значение потому, что позволяло им распространять институт рабства на новые территории Юга и Юго-Запада, в то же время успешно обязывая федеральное правительство проводить политику экспроприации земли у коренных американцев.

Перевозчик хлопка, Бразилия, 1816 год

Косвенным образом независимость Америки обернулось благословением для европейской, в особенности британской хлопковой отрасли. Через сто лет агитации за отмену рабства Британия уступила и в 1834 году объявила рабство в пределах империи вне закона. Некоторые американские революционеры надеялись на подобное искоренение рабства по мере развития их собственного государства, однако стали свидетелями того, как этот институт превратился в локомотив роста важнейшего в мире региона выращивания хлопка. При этом независимость убрала ограничения на экспроприацию земли у коренных американцев, поскольку отныне отношения между белыми поселенцами и североамериканскими индейцами не были предметом сложных переговоров в европейской политике. Разграничение политической и экономической сфер в реальности оказалось решающим для наиболее динамично развивающейся в мире отрасли, поскольку выращивавшие хлопок рабовладельцы преобладали в региональных правительствах, оказывая существенное влияние на национальное правительство, и государственная политика могла до поразительной степени соответствовать их интересам; в пределах же Британской империи существование рабовладельцев было невозможно. Результат совместного действия этих факторов можно видеть на примере дельты Язу-Миссисипи. Здесь, на территории примерно семи тысяч квадратных миль, могучая Миссисипи тысячелетиями откладывала питательные слои почвы, которые стали рассадником для самой продуктивной хлопковой территории. В 1859 году шестьдесят тысяч рабов трудились в дельте Миссисипи, производя ошеломительные 66 млн фунтов хлопка – почти в десять раз больше, чем вывозилось из Сан-Доминго во Францию на пике его производительности в начале 1790-х годов.

Для того чтобы дельта Миссисипи стала главным производителем самого важного товара индустриального мира (подобно Саудовской Аравии начала XIX века), нужно было отобрать землю у ее изначальных обитателей, а также мобилизовать труд, капитал, знания и государственную власть. С 1820 по 1832 год по условиям ряда договоров, подкрепленных стычками и военным противостоянием, бóльшая часть земли перешла от чокто – коренного населения – к белым поселенцам. В фургонах, на плотах и в плоскодонных лодках полные надежд хлопковые плантаторы завозили рабов на Юг отовсюду для расчистки этой земли от «джунглеобразной» растительности, а затем для обработки мотыгами, посева, обрезки молодых растений и сбора урожая хлопка. Новость о том, что дельта Миссисипи была «самым верным местом для посадки хлопка во всем мире», облетела весь Юг; плантаторы, которым был доступен существенный капитал (по большей части в форме рабочей силы) и опыт, устремились туда. Устроенные ими плантации стали внушительным бизнесом: к 1840 году в округе Вашингтон, находившимся в самом сердце дельты Миссисипи, насчитывалось более десяти рабов на каждого белого жителя. К 1850 году каждая белая семья в этом округе держала в среднем более восьми рабов. Крупнейшему плантатору дельты, Стивену Дункану, принадлежало 1036 рабов, а его состояние к концу 1850-х годов оценивалось в 1,3 млн долларов. Хотя и не будучи типичными хлопковыми фермами, плантации дельты Миссисипи были бизнесом с очень высокой капитализацией, одними из самых крупных в Северной Америке, и необходимые инвестиции были бы за пределами возможностей почти любого северного промышленника. Богатство, если смотреть на него с парадных портиков роскошных и элегантно обставленных особняков дельты Миссисипи, шло прямо из земли, будучи результатом странной алхимии, сочетавшей опустошенные земли, рабский труд и, как мы увидим, нескончаемый поток европейского капитала.

Растущее преобладание плантаторов на мировых хлопковых рынках подпитывало само себя. По мере того как культивация хлопка распространялась в южных США, а британские и в конечном счете континентальные европейские покупатели становились все более и более зависимы от поставок хлопка, углублялись институциональные связи между Югом США и Европой. Европейские торговцы, занимавшиеся ввозом хлопка, отправляли своих агентов в Чарльстон, Мемфис и Новый Орлеан. Они регулярно переписывались с деловыми партнерами на другом берегу Атлантического океана. Эти торговцы выстроили плотную сеть морских перевозок и объединяли торговлю хлопком со своим бизнесом в других сферах. Люди, занятые в торговле хлопком, часто пересекали северную часть Атлантического океана, завязывая тесные деловые, дружеские и даже супружеские связи. Сети таких связей, в свою очередь, делали трансатлантическую торговлю более надежной и предсказуемой, тем самым снижая издержки и давая Соединенным Штатам еще одно решительное преимущество над их потенциальными конкурентами, такими как Индия или Бразилия.

В центре всех этих сетей были потоки хлопка, шедшего из США в Европу, и капитала, направленного в обратную сторону. Этот капитал чаще всего был обеспечен залогом рабов, давая владельцам закладных право на определенного раба в случае неплатежеспособности должника. Как показала историк Бонни Мартин, в Луизиане 88 % кредитов выдавались под залог рабов как (частичное) обеспечение; в Южной Каролине этот показатель составлял 82 %. Всего, по ее оценкам, сотни миллионов долларов капитала были обеспечены людьми, которые были чьей-то собственностью. Таким образом, рабство позволяло быстро распределять не только рабочую силу, но и капитал.

Получая огромные богатства от экспроприированной земли и рабочей силы, плантаторы инвестировали в сельскохозяйственные усовершенствования, что является еще одной иллюстрацией тому, как успех порождал новый успех. Они экспериментировали, например, с различными гибридами хлопка, полученными на основе семян из Индии, Османской империи, Центральной Америки, Вест-Индии и других мест, создавая волокна хлопка, устойчивые к определенному местному климату и почвам, и со временем вывели сотни и сотни различных сортов хлопчатника. Самый значимый эпизод произошел в 1806 году, когда плантатор из Натчез Уолтер Берлинг привез из Мексики семена хлопка с более крупными коробочками, которые было легче срывать, и который, по мнению экспертов, «обладал более качественным волокном, особенно в отношении длины, и был устойчив к „гнили“». Эту разновидность хлопка веками выращивали коренные жители возвышенности в центре Мексики, и, привезенная в США, она была присвоена американскими плантаторами, став «базовой зародышевой плазмой для всех, кто выводил последующие разновидности хлопка „апленд“ в США и во всем мире». Этот новый хлопок можно было собирать в три-четыре раза быстрее, чем распространенный в то время вид «джорджия грин сид». По жестокой иронии судьбы, способность американских индейцев получить хлопковое волокно, хорошо подходившее для американских условий, послужила сильным импульсом к экспроприации их земель и сделала рабский труд в этих землях значительно более производительным.

Подобные инновации в управлении рабочей силой и в сельском хозяйстве все больше институциализировались благодаря построению плотных, но четко региональных сетей, по которым передавались знания. Книги, сельскохозяйственные институты, такие журналы, как De Bow’s Review и American Cotton Planter, а также региональные сельскохозяйственные собрания распространяли информацию о том, как выбирать семена, организовывать рабочую силу, считывать сигналы рынка, как мотыжить и сажать, во что вкладывать деньги – словом, как совершенствоваться в «практической плантаторской экономике».

Европейская промышленная революция активно повлияла и на эволюцию рабства на американском Юге. Бригадный труд, который ни в коей мере не являлся новой формой труда, однако никогда не был столь распространен, как на хлопковых плантациях, служил примером нового ритма промышленного труда, или, как выразился один автор, «военного сельского хозяйства». Систематическая мобилизация женщин и детей среди рабов на хлопковых фермах еще больше повысила их производительность. В результате производство хлопка в США росло значительно быстрее, чем количество занятых на фермах рабов. Это увеличение отчасти было связано с использованием различных разновидностей хлопчатника, но имела место и систематическая интенсификация эксплуатации. Плантационное рабство в США XIX века позволяло организовывать труд так, как это было невозможно в самом сердце зарождавшейся мировой промышленности. Так как плантации по размерам часто превосходили фабрики и требовали более существенных капитальных вложений, а также потому, что, за исключением вспышки новаторства вокруг изобретения волокноотделительной машины Эли Уитни в 1790-е годы, технологический прогресс в выращивании хлопка был ограничен, повышение продуктивности плантаций могло достигаться только реорганизацией труда. Рабовладельцы обеспечивали рост продуктивности путем установления почти тотального контроля над рабочим процессом – прямой результат насильственного господства над работниками. Ничего подобного нельзя было реализовать на возникавших тогда в мире текстильных фабриках, где работники успешно поддерживали некоторое подобие ритма ферм, мелких мастерских и ремесленных цехов, из которых они пришли. Всесторонний контроль над работниками – ключевая характеристика капитализма – продемонстрировал свой первый большой успех на хлопковых плантациях американского Юга.

Поскольку господство плантаторов над их рабочей силой радикально отличалось от того, как были связаны английские торговцы с сельскими жителями, выращивавшими хлопок в Индии или османскими землевладельцами в Анатолии, они могли оказывать все более сильное давление на своих рабов, придумывая все более зверские методы воспитания своих работников. В самом деле, по мнению историка Эдварда Баптиста, пытки лежали в основе возможности американских плантаторов производить все больше хлопка. Новаторские способы трудового учета помогали плантаторам выжимать больше труда из своих работников. Как сказал теоретик менеджмента Билл Кук: «Сегодня нет никаких сомнений в том… что она [плантация] была местом первоначального развития промышленной дисциплины». А с ростом продуктивности хлопковых плантаций цены упали, что позволило британским производителям стать еще более конкурентоспособными на мировых рынках, а это, помимо множества других обстоятельств, в конечном итоге подорвало производство в Индии и во всех остальных местах и сильно облегчило последующую интеграцию ее сельской местности в глобальную империю хлопка.

Рационализация контроля труда посредством кнута: Томас Аффлек рекламирует свою конторскую книгу для хлопковых плантаций

Ритм промышленного производства проникал на плантации и другими путями. Поскольку расширение культивации хлопка зависело от предоставления кредита, иногда обеспеченного залогом рабов, бóльшая часть которого поступала с лондонского денежного рынка, модели этого расширения теперь следовали конкурентной логике рынка, а не прихотливым личным устремлениям и местным обстоятельствам – капитал приходил туда, где можно было производить хлопок в бóльшем количестве и с меньшими издержками. К великому сожалению южных плантаторов, фактор – торговец, продающий хлопок плантаторов, поставляющий им товары и предоставляющий кредит, а с ним и денежный рынок Лондона был определяющим источником их богатства и власти. Однако лондонский денежный рынок и ланкаширские производители в той же мере зависели от местных экспертов в области насильственной экспроприации земли и работников. Старый патернализм плантаторов восточного побережья, частично огражденный меркантилистской логикой взаимовыгодного и защищенного обмена между родиной и колониями британской имперской экономики, уступил более свободному, более конкурентному и гибкому социальному порядку, опосредованному торговым капиталом. Ненасытный аппетит к накоплению ускорил «социальный метаболизм» хлопкового производства. Логика военного капитализма теперь фактически исходила из его промышленного (опиравшегося на наемный труд) центра в Ланкашире. Тогда как в XVIII веке рабство позволило промышленности встать на ноги, теперь оно стало неотъемлемой частью ее непрерывной экспансии.

Плоды рабства: индексированные цены на хлопок «американский мидлинг» в Ливерпуле (1860 = 100)

Замысловатое сочетание экспроприированных земель, рабского труда и господства государства, которое предоставляло колоссальную свободу рабовладельцам в отношении их рабов, приносило баснословные прибыли тем, кто мог ей воспользоваться: уже в 1807 году доход на инвестиции в хлопковую плантацию на реке Миссисипи составлял, по оценкам, 22,5 %. Тысячи плантаторов двигались вместе с границей территории культивации хлопка, чтобы поучаствовать в этих прибылях. Прибыльность хлопка также отражена в резко выросших ценах на рабов: молодой раб мужского пола в Новом Орлеане в 1800 году стоил приблизительно 500 долл., а перед гражданской войной уже 1800 долл. Вот история молодого плантатора из Джорджии Джозефа Клэя. Он купил Ройял Вейл, рисовую плантацию в округе Чатэм, штат Джорджия, в 1782 году. До 1793 года он выращивал рис. В тот год он, услышав о волокноотделительной машине Уитни, взял кредит на 32 000 долл., купил на эти деньги новых рабов, велел им переделать часть своей земли под хлопковые поля и установил ряд волокноотделительных машин. Это предприятие оказалось столь прибыльным, что лишь семь лет спустя он смог выплатить свой долг, с роскошью обставить свой особняк и купить новых рабов и волокноотделительные машины. Когда в 1804 году Клэй умер, его состояние было оценено в 276 000 долл. Похожим образом плантатор индиго из Южной Каролины Питер Гайярд поправил свои дела благодаря хлопковому буму. К 1790 году бизнес Гайярда по производству индиго практически рухнул из-за исчезновения британского рынка, и на плантации он стал выращивать пропитание для своей семьи.

Как сообщал один из его друзей, «те зловещие десять лет перед появлением хлопка как рыночного товара ввергли его, как и других, в долги и нужду». В 1796 году, однако, он начал выращивать хлопок – «блестящие перспективы открылись теперь глазам отчаявшихся плантаторов» – культуру столь прибыльную, что уже через четыре года он расплатился со всеми долгами и в 1803 году отстроил новый особняк в своих владениях. Принудительный труд означал скорую прибыль; к 1824 году у него было пятьсот рабов. Уэйд Хэмптон I из Южной Каролины повторил этот опыт. По имеющимся данным, его первый урожай хлопка в 1799 году принес прибыль 75 000 долл., а к 1810 году он получал ежегодно по 150 000 долл. со своих хлопковых плантаций. Его сын впоследствии использовал часть этой прибыли при переезде в дельту реки Миссисипи в середине 1840-х годов. Будущий хлопковый плантатор Дэниел Джордан, исследуя возможности выращивания хлопка в Миссисипи, видел «поле для деятельности, где я могу делать деньги… в этом штате я могу за 5 лет сделать столько денег, сколько может понадобиться человеку».

Усиленные своим богатством, уверенные в своей способности с помощью рабов выжимать из земли все больше хлопка, американские хлопковые плантаторы в 1802 году достигли доминирующего положения на британском рынке. К 1830-м годам они захватили также возникающие рынки Европы и Северной Америки. В результате пострадали те, кто производил хлопок раньше, особенно в Вест-Индии: «Конкуренция, если предоставить ей полную свободу и ничем не ограничивать, не может долго поддерживаться колонистами [в Вест-Индии], так как та цена, которая приносит обильную прибыль американскому хлопководу, не может покрыть расходов колониста на культивацию», – заметил автор анонимного письма в 1812 году. Другие потенциальные конкуренты, как, например, фермеры в Индии, сажали хлопок приблизительно на той же площади, что и плантаторы Северной Америки уже в 1850 году, но их присутствие на мировых рынках оставалось очень незначительным.

В результате этого хлопкового бума, насильно преобразовавшего обширные сельские районы Северной Америки, США мгновенно начали играть в империи хлопка стержневую роль. В 1791 году объем капитала, инвестированного в производство хлопка в Бразилии, по оценкам Казначейства США все еще более чем в десять раз превышал объем капитала, инвестированного в США. К 1801 году, всего через десять лет, в хлопковую отрасль США было инвестировано уже на 60 % больше, чем в Бразилии. Хлопок, еще более чем на Карибских островах и в Бразилии, наделил беспрецедентной ценностью землю и рабов и сулил рабовладельцам блестящие возможности в отношении прибыли и власти. Уже к 1820 году хлопок составлял 32 % всего экспорта США – по сравнению с мизерными 2,2 % в 1796 году. Более половины американского экспорта с 1815 по 1860 год составлял хлопок. Хлопок настолько доминировал в экономике США, что статистика производства хлопка «становилась все более определяющим элементом в оценке американской экономики». Именно за счет хлопка, и, таким образом, на спинах рабов произошло возвышение экономики США в мире.

Настолько важную роль стал играть американский хлопок в западном мире, что один немецкий экономист заметил: «Исчезновение американского Севера или Запада было бы менее значимым для всего мира, чем устранение Юга». Южные плантаторы, убежденные в своей центральной роли для глобальной экономики, с ликованием объявили, что они держат в своих руках «рычаг, направляющий судьбу современной цивилизации». Как об этом написал American Cotton Planter в 1853 году: «Рабский труд США до сих пор дарил и все еще продолжает дарить человечеству неоценимое благо. Для того чтобы это благо продолжило поступать, рабский труд также с необходимостью должен быть продолжен, поскольку нет смысла говорить о производстве хлопка для мирового потребления с помощью свободной рабочей силы. Еще никогда не удавалось успешно выращивать его с помощью добровольного труда».

Американским фермерам удалось стать самыми крупными производителями самого важного товара индустриальной эпохи. Их «гигантские плантации», как заметил один британский торговец в индийском Телличерри, «теперь поставляют материал для одежды половины цивилизованного мира». А с появлением потока выращенного рабами в США хлопка стоимость готового продукта упала, что сделало одежду и простыни доступными все более широкому рынку. Как было сказано в Манчестерской торговой палате в 1825 году, «мы твердо убеждены в том, что причиной столь быстрого роста этого производства стали очень низкие цены на сырье». В 1845 году хлопковые плантаторы Южной Каролины считали: «почти половина населения Европы… не владеет такой удобной вещью, как хлопковая рубашка», представляя собой «нетронутый рынок… открывая все больше возможностей для наших предприятий». Мир хлопка, который до 1780 года состоял в основном из рассеянных региональных и местных сетей, теперь все в большей степени становился одной глобальной матрицей с единым центром. И рабство в США было его основой.

Военный капитализм перекраивает мировую хлопковую отрасль: мировой урожай хлопка, 1791–1831 гг. (приблизительная оценка)

Несмотря на этот безусловный успех, зависимость европейских производителей хлопка от одной страны и одной своеобразной системы труда не давала покоя некоторым потребителям хлопка-сырца. Еще в 1810-х годах британские производители, в частности, начали волноваться о том, что сделались слишком зависимы от единого поставщика их ценного сырья. В 1838 году торгово-промышленная палата Глазго пронзительно предостерегала о «тревожном факте почти полной зависимости Британии от иностранных поставок этого товара, который теперь едва ли менее необходим, чем хлеб». Шесть лет спустя A Cotton Spinner с «большой тревогой» смотрел на зависимость Соединенного Королевства от поставок хлопка из США. Эта зависимость стала важна в тот момент, когда колонии в Северной Америке начали свой медленный и болезненный процесс отделения от империи, показывая, что связи, установленные через Атлантические океан, могли быть разорваны политическими и военными действиями. Производители хлопка понимали, что их процветание полностью зависело от рабского труда, и «боялись суровости перемен, неизбежно грядущих рано или поздно». К 1850 году один британский наблюдатель подсчитал, что 3,5 млн человек в Великобритании были заняты в хлопковой отрасли страны – и все они зависели от прихотей американских плантаторов и их слабого политического влияния в своей стране.

Импорт хлопка в Великобританию, годовые средние значения, в процентах, по странам происхождения

Беспокойство производителей хлопка по поводу зависимости от сырья из США сосредотачивалось на трех темах. Во-первых, они опасались, что США будут отправлять все больше своего хлопка на собственные фабрики, что уже начало происходить в довольно существенных масштабах в 1810-х годах, уменьшив количество хлопка, доступного европейским потребителям. Во-вторых, британских производителей особенно волновало то, что континентальные производители станут покупать все бóльшую долю мирового объема хлопка, конкурируя за поставки из Америки. В-третьих, самый главный предмет опасений заключался во «все большей неопределенности по поводу дальнейшего существования рабовладельческой системы». «Использование запятнанного кровью продукта» составляло «самоубийственную зависимость» от «преступления американского рабства».

В 1835 году Томас Бэринг внимательно наблюдал за Соединенными Штатами, ожидая, что «дальнейшее обсуждение вопроса о рабах может существенно изменить результат, разумеется, благотворно сказываясь на ценах». Ведь как в промышленно развивавшейся Америке собственность на рабов могла быть надежной при возрастающих симпатиях в пользу их освобождения? Произойдет ли столкновение политической экономии южных плантаторов с политической экономией северных экономических элит? И могут ли все более возраставшие экспансионистские планы богатых и могущественных рабовладельцев на американском Юге и их протонационалистический проект находиться внутри промышленно развивающихся США? Южные плантаторы, «лорды бича», осмелевшие от своего богатства, начали сетовать на свою подчиненную роль в мировой экономике; их зревшие планы по революционному изменению собственной позиции в ней представляли еще одну угрозу системе в целом. С точки зрения «лордов ткацкого станка», производители сырья должны были быть политически подчинены воле и указаниям промышленного капитала.

К самим же плантациям подкрадывалась другая угроза. Посещение «черного пояса» создавало у многих впечатление, что рабовладение было нестабильным из-за того, что в любой момент могла вспыхнуть война между рабами и их хозяевами. Журнал A Cotton Spinner в 1844 году предупреждал, что «безопасность этой страны зависит от увеличения поставок хлопка к нам из Британской Индии», так как в Америке «при первой возможности… эти шайки рабов, естественно, разбегутся, недальновидные негры перестанут выращивать хлопок, и никакой белый человек не займет их место; культивация хлопка в Америке прекратится». Он опасался «уничтожающей войны рас – перспективы слишком ужасной, чтобы рассуждать о ней». Его беспокоило, что освобождение может потрясти «нашу страну… до самых [ее] оснований». Разговоры о беглых рабах, об отказах от работы и даже о настоящих бунтовщиках держали в тонусе плантаторов и европейских производителей хлопка. Торговец Френсис Карнак Браун в 1848 году опасался «расы недовольных рабов, управляемых тиранами и повседневно угрожающей разрушительным взрывом, который, как известно, рано или поздно должен произойти». Американцы старались объяснить своим европейским клиентам, что рабство в США, в отличие от Сан-Доминго, было безопасным – не в последнюю очередь, как заявил Тенч Кокс, из-за присутствия сильной белой милиции и потому, что у рабов нет ни артиллерии, ни оружия. Хотя они многочисленны, они надежно разделены реками, каналами и пространствами, густо заполненными белыми людьми». Однако напряжение сохранялось.

В это беспокойное время европейские производители хлопка надеялись увеличить его поставки из других регионов мира, таких как Африка и Индия. Французские власти в 1810-х и 1820-х годах рассматривали Сенегал как потенциальный альтернативный источник хлопка, но несмотря на их совместные усилия, во Францию его приходило мало. В Британии надежды на неамериканский хлопок без колебаний сосредотачивались на Индии, которая благодаря своей долгой истории экспорта хлопка представлялась превосходным вариантом для снабжения британских фабрик, не в последнюю очередь потому, что производителям эта страна виделась «переполненной запасами хлопка различных сортов». И в Индии можно было найти путь строительства хлопковой промышленности, независимой от присущей рабству и экспроприации нестабильности и специфических требований. Возможности, связанные с индийским хлопком, перечислялись и анализировались буквально в десятках книг, некоторые из которых имели такие фантастически амбициозные названия, как «Синд и Пенджаб: жемчужины Индии в отношении их прошлого и бесподобных возможностей замены рабовладельческих штатов Америки на хлопковых рынках мира». Некоторые из этих книг не были простыми памфлетами;

например, Джон Чепмен, бывший производитель сырья для текстильной промышленности и организатор строительства железных дорог в западной Индии, опубликовал в 1851 году книгу «Хлопок и коммерция в Индии, рассматриваемые с точки зрения интересов Великобритании», содержавшую более четырехсот страниц детальных описаний почв, сельскохозяйственных методов, схем землевладения, транспортной инфраструктуры и торговой информации о различных частях Индии, подкрепленных обширным набором статистических данных. Как и он, большинство авторов заключали, что «почва и климат» Индии были «благоприятны для выращивания хлопка».

К 1830-м годам эти отдельные голоса получили коллективное выражение. В 1836 году Манчестерская торговая палата впервые в своем годовом отчете упомянула индийский хлопок. Четыре года спустя она провела специальное собрание с целью оказать воздействие на Ост-Индскую компанию, чтобы та сделала что-либо для производства хлопка в Индии, а в 1847 году с той же целью отправила петицию в палату общин. В 1845 году Манчестерская коммерческая ассоциация – соперничающая организация манчестерских капиталистов, даже послала депутацию к директорам Ост-Индской компании, чтобы убедить их поддержать выращивание хлопка в Индии, что является предметом «наивысшей важности для интересов этой области».

Некоторые предусмотрительные производители начали понимать, что могли существовать более глубокие и в долгосрочной перспективе доходные связи между Индией в качестве рынка для их товаров и Индией в качестве производителя сырья. Они представляли себе мир, в котором индийские крестьяне будут экспортировать свой хлопок и взамен приобретать манчестерский штучный товар: «Не может быть ничего естественней того, чтобы жители, лишенные рынка для своих тканей, получили стимул для выращивания сырья».

Ажиотаж вокруг индийского хлопка достиг своей высшей точки в течение 1850-х годов, когда цены на хлопок из США снова выросли. При этом манчестерские инвесторы по-прежнему разделялись в оценке государственного вмешательства с целью получения индийского хлопка, так как некоторые считали, что дело следует оставить на усмотрение рынка. Но в 1857 году «обеспечение достаточных поставок хлопка для поддержания промышленности этого района» стало основной темой дискуссий на ежегодных собраниях торговой палаты.

Председатель палаты, производитель хлопка и член парламента Томас Безли считал, что «поставки… хлопка совершенно недостаточны» и что необходимо еще многое сделать для того, чтобы наладить поставки хлопка из Индии, Африки, Австралии и других мест, «именно потому, что британское правительство владеет этими землями». Призывая прядильщиков организовать расширение производства на территориях колоний, он был главным инициатором создания Манчестерской ассоциации поставок хлопка в ратуше Манчестера в 1857 году «с целью получения более обильных и универсальных поставок». Ассоциация, обеспокоенная растущей непредсказуемостью американской политики вследствие появления Акта Канзаса-Небраски и дела Дреда Скотта, буквально проникала во все уголки земли, рассылая волокноотделительные машины, консультируя, распространяя семена и приспособления среди фермеров, одновременно собирая информацию о различных видах хлопка и способах их выращивания. Деятельность ассоциации была микрокосмом великого проекта хлопковых капиталистов по преобразованию сельской местности по всему миру в комплекс культивации хлопка.

Индия манила производителей хлопка тем, что оставалась одним из самых крупных производителей «белого золота» в мире. Они считали, что в Индии выращивалось больше хлопка, чем в США. По общеизвестно неточным оценкам внутреннее годовое потребление хлопка в Индии доходило до 750 млн фунтов при годовом экспорте в 150 или более миллионов фунтов. Эти цифры указывали на более высокий объем производства, чем 756 млн фунтов совокупного объема хлопка, выращенного в США в 1839 году. Традиционно бóльшая часть этого количества использовалась для отечественного производства, и даже тот хлопок, который использовался для дальней торговли, обычно оставался в Индии. Хлопок из центральной Индии поставлялся в Мадрас на юге или в Бенгалию на востоке, но с упадком индийского производства тканей на экспорт он во все больших количествах продавался в Бомбей и оттуда экспортировался в Китай и, в ограниченном объеме, в Британию.

Британская Ост-Индская компания вполсилы поддерживала усилия по увеличению такого экспорта до 1788 года, но соответствующие объемы были невелики, не в последнюю очередь из-за высоких транспортных расходов. До 1830-х годов в Китай экспортировалось намного больше хлопка, чем в Европу (компания расплачивалась им за закупки чая), и увеличение экспорта в Европу обычно сопутствовало уменьшению экспорта в Китай. Таким образом, индийское хлопковое сельское хозяйство не стало заметно активнее ориентироваться на экспорт.

Но манчестерские производители хотели большего. Они оказывали давление на Британскую Ост-Индскую компанию, британское правительство и, позднее, на британскую колониальную администрацию, чтобы развить разнообразную деятельность по поощрению выращивания и экспорта индийского хлопка. Частной инициативы было недостаточно для того, чтобы изменить индийскую хлопководческую сельскую местность, так как «частные компании не справлялись», и требовалось государственное вмешательство. По их мнению, инфраструктурные усовершенствования были первейшей и важнейшей задачей: «мост [необходимо было] построить, железную дорогу провести, канал вырыть, хлопок вырастить, машины установить». В 1810 году компания выслала американские семена хлопка для посадки в Индии. В 1816 году совет директоров отправил волокноотделительные машины Уитни в Бомбей. В 1818 году были запущены четыре экспериментальных хлопковых фермы. В 1929 году было основано еще несколько экспериментальных ферм, и европейцам была выделена земля «для выращивания одобренного вида хлопка». В 1831 году бомбейское правительство создало агентство по покупке хлопка-сырца в округе Южная Маратта. В 1839 году в Ост-Индской компании началось обсуждение вопросов инвестиций в инфраструктуру, экспериментальных ферм и перевода капитала из производства опиума в выращивание хлопка. Продвижению к этим целям способствовали законодательные изменения: начиная с 1829 года бомбейское правительство стало наказывать заключением в тюрьме на срок до семи лет тех, кто нелегально паковал и продавал хлопок. В 1851 году с похожими целями в действие был введен еще один «Акт о более основательном подавлении мошенничества». Многочисленные инициативы предпринимались для увеличения и развития экспорта хлопка из Индии. И когда в 1853 году британцы получили столицу Берара, территорию примерно в 300 милях к северо-востоку от Бомбея, генерал-губернатор Индии лорд Далхаузи хвастался тем, что это «обеспечило лучшие из известных на всем индийском континенте хлопковые территории; и таким образом… открыло огромный дополнительный канал поставок, с помощью которого можно исправить ощущавшийся недостаток сырья для одной из важнейших отраслей промышленного производства».

Столь же важны были способы сбора, усвоения и распространения знаний. Множились мероприятия по изучению состояния индийского хлопководческого сельского хозяйства. В 1830 году администрация поручила составить детальные отчеты о разведении хлопка в Индии. В 1848 году индийское правительство обследовало практически весь субконтинент, оценив потенциал всех областей для повышения производства хлопка на экспорт. Как и повсюду, получение статистической и прочей информации о территории обычно происходило до включения в мировую экономику, а в середине века знания европейцев о климате, почвах, болезнях сельскохозяйственных культур, обеспечении рабочей силой и социальной структуре по-прежнему были приблизительными. В то же время в Индию ввозились экзотические семена, особенно из США, доставлялись новые волокноотделительные машины, а также основывались новые экспериментальные фермы в Гуджарате, Коимбатуре и других местах.

Наиболее значительное из этих мероприятий произошло в 1840-х годах, когда Ост-Индская компания в качестве шага к замещению выращенного в США хлопка индийским поддержала создание экспериментальных ферм, которыми руководили американские хлопковые плантаторы. Были американцы, которые предлагали свои услуги и были готовы «отправиться в Индустан». Некий У. У. Вуд, который был «рожден и воспитан на хлопковых плантациях», писал из Нью-Орлеана в июне 1842 года, что он был «некоторое время увлечен идеей отправиться в Индию выращивать хлопок за собственный счет, но безусловно предпочел бы иметь покровительство и поддержку» со стороны Ост-Индской компании. Он получил эту поддержку и отправился вместе с девятью другими плантаторами в Бомбей с волокноотделительными машинами и приспособлениями, привезенными из США. Эти плантаторы направились в различные части Индии, где их снабдили землей, домами и хлопковыми прессами с тем, чтобы они выращивали экзотические разновидности хлопка, в основном из американских семян. Они нанимали работников и заключали договоры о выращивании хлопка с крестьянами, работавшими самостоятельно. Поначалу все шло хорошо, и Asiatic Journal сообщал об «усердии и прилежании» американских плантаторов.

Однако несмотря на все старания фермы быстро прогорели. Сезонные схемы дождей мешали планам использования американских методов культивации. Ограничения инфраструктуры затрудняли транспортировку. Росло понимание того, что американские методы были слишком капиталоемкими для тех условий, в которых находились индийские хлопководы. Индийцы также возражали против использования так называемых пустошей для экспериментальных ферм, потому что традиционно «они могли на этих пустошах бесплатно пасти свой скот». Более того, фермы банкротились потому, что крестьяне уделяли полям, на которых они работали по найму, меньше внимания, чем собственным. Кроме того, имелось открытое противостояние. «Через несколько недель бунгало мистера Мерсера [одного из американских фермеров] было сожжено, а его дом и оборудование уничтожены вместе со всей собственностью, за исключением одежды, которая была на нем». В такие моменты было определенно некстати то обстоятельство, что американцы являлись «совершенными чужаками в отношении обычаев и языка страны». В результате Мерсер в 1845 году сообщил, что «экспериментальные фермы были лишь бесполезной тратой правительственных средств; что американская система выращивания не была адаптирована для Индии, что туземные жители Индии благодаря своему знанию климата и возможностей почвы были способны к лучшей и более экономной культивации, чем любой европеец, и требовал упразднения ферм…»

Индийские крестьяне, по сути, сопротивлялись потере так называемых пустошей, и их было нелегко убедить работать за плату на фермах, что делало маловероятной «плантационную революцию» в том виде, в котором она произошла в Америке. Они активно сопротивлялись наложению на них новых обязанностей колониальными чиновниками. Американские хлопковые фермеры в Индии жаловались на то, что были «вынуждены уступать предрассудкам [своих работников]». Они сетовали на «лень» индийских сборщиков хлопка, на кражи хлопка с их ферм, на забастовки работников, вынуждавших повышать им плату, на отсутствие оборотных средств, низкое качество почв, а также на то, что «им не удавалось получить рабочую силу». В результате они решили, что применение наемного труда здесь не работает, и один плантатор сказал, что «культивация с помощью наемного труда ни при каких обстоятельствах не может быть с выгодой применена к хлопку в этой части страны».

Опыт Индии, кажется, подтверждал зависимость культивации хлопка от принуждения. Но производители начинали понимать, что нельзя полностью доверять рабству. А поскольку капитала производителей и их собственных институтов было недостаточно для создания альтернативной системы, они обратились к государству. Для того чтобы обезопасить инвестиции в хлопок, они потребовали новых законов в отношении землевладения. Они потребовали еще большего объема инвестиций в экспериментальные фермы и накопление сельскохозяйственных знаний, в инфраструктуру, а также введения таких налогов для хлопководов, которые не препятствовали бы их инвестициям и повышению количества и качества их урожаев. Хлопковые капиталисты в Британии и Индии понимали, что в сельскую местность было необходимо направить поток капитала, но находили существующие условия слишком рискованными. Как заявила Бомбейская торговая палата, «расширение производства настолько огромное, чтобы оно достигло многих миллионов фунтов ежегодно, и улучшение в процессах настолько радикальное, чтобы оно вызвало изменение в обычаях и привычках всего народа, не может быть достигнуто путем отдельных частных мер, но можно надеяться на него только как на результат действия соображений и принципов соразмерной широты и силы».

Британская Ост-Индская компания энергично защищалась от обвинений хлопковых производителей и торговцев, считавших, что она недостаточно поддерживала разведение хлопка в Индии. К 1836 году Ост-Индская компания уже опубликовала книгу в свою защиту, «Отчеты и документы, связанные с действиями Ост-Индской компании в отношении выращивания и производства хлопкового волокна, шелка-сырца и индиго в Индии», в которой она перечислила во всех деталях мириады предпринятых ею действий. Компания, напротив, обвиняла самих торговцев, требуя от них большей бдительности при получении хлопка из Индии и стремления приобретать только чистый, тщательно отделенный от семян хлопок. После этого европейские торговцы хлопком и колониальные чиновники провели пятнадцать лет во взаимных обвинениях в низком качестве и недостаточном количестве экспортируемого из Индии хлопка.

Но несмотря на все препирательства и приложенные усилия, индийский хлопок продолжал играть лишь весьма незначительную роль на мировых рынках и совсем не представлял угрозы превосходству выращенного в Америке хлопка. Конечно, в Британию стало поступать больше индийского хлопка, не в последнюю очередь потому, что прошлый экспорт в Китай был перенаправлен в Европу. В 1820-е годы около 20 млн фунтов ежегодно отправлялось с субконтинента в Ливерпуль и Лондон, в 1830-е годы это количество удвоилось и составило около 40 млн фунтов, 76 млн фунтов было экспортировано в 1840-е годы и 153 млн фунтов – в 1850-е. Однако, несмотря на перенаправление экспорта индийского хлопка, его рыночная доля оставалась низкой и изменялась от 7,2 % в 1830-е годы до 9,9 % в 1850-е. «Успехи, достигнутые в выращивании этой культуры, были не столь велики, как хотелось бы», – признал налоговый департамент в 1839 году. Согласно более категоричному мнению Бомбейской торговой палаты, усилия по улучшению и расширению экспорта хлопка «привели к явному провалу».

Как показала неудача с экспериментальными фермами, одной из существенных причин были проблемы с транспортной инфраструктурой. Хлопок обычно везли на рынок волами и телегами – исключительно медленным и дорогим способом транспортировки сырья. Даже в 1854 году в Индии было всего тридцать четыре мили железнодорожных путей. Один эксперт утверждал, что американский хлопок имел конкурентные преимущества по сравнению с индийским из-за неизмеримо лучшей системы железных дорог и, следует добавить, неизмеримо лучшей системы рек. Имелось несоответствие между промышленным ритмом Ланкашира и ритмом экономической жизни хлопководческой сельской местности в Индии. Военному капитализму удалось посредством физического принуждения ликвидировать этот разрыв повсюду, но не в Индии.

Пожалуй, еще важнее, чем отсутствие соответствующей инфраструктуры, была недостаточно приспособленная для нужд экспорта модель производства, которой придерживались индийские хлопководы. Индийские крестьяне по-прежнему были глубоко встроены в хлопковую экономику, не связанную с быстро развивавшейся хлопковой промышленностью Европы. Они производили хлопок для отечественного потребления и чаще всего сами делали себе одежду. То, что британцы рассматривали как «неудачу», гораздо полезней рассматривать как свидетельство глубоких различий в возможностях и приоритетах производства хлопка. Монокультурное производство хлопка, столь общепринятое на американском Юге, здесь было неизвестно. Индийские крестьяне отдавали предпочтение выращиванию продуктов для пропитания, так как опасались, что будут голодать, если не преуспеют в культивации товарных культур: наблюдатель описывал «крестьян, выращивавших хлопок и зерно на своих полях вместе и без разбора, следуя своей склонности или интересам». Местные крестьяне выращивали хлопок только «как вторичную культуру», сокрушался британский коллектор.

Более того, индийцы отказывались применять новые методы культивации и новые способы подготовки хлопка для рынка. Они противились использованию экзотических семян. Они продолжали очищать свой хлопок ножным валковым волокноотделителем, или «чуркой». Это сопротивление иным способам выращивания и обработки хлопка, сводившее с ума британских колонизаторов, было совершенно рационально с точки зрения индийских крестьян. Ведь используемые ими технологии, как и местные семена, были хорошо приспособлены к местным социальным и природным условиям. Более того, самыми крупными клиентами крестьян были местные прядильщики, так что они выращивали тот хлопок, который, как они точно знали, будет привлекателен для местного рынка. В условиях крайней нехватки капитала имело смысл сосредотачиваться на выращивании культур для собственного пропитания, на проверенных технологиях и установившихся рынках. И поскольку появления капитала не ожидалось ни из каких источников – ни от европейских торговцев, ни от индийских купцов, то революционное преобразование производства было делом трудным или невозможным. Создание сельского пролетариата, которое потенциально могло являться еще одной стратегией контроля над производством, также оказалось невозможным без четко определенной частной собственности на землю, которая может сформироваться только с помощью грандиозных экспроприаций и мощного присутствия государства.

Так же, как крестьяне сохраняли контроль над землей, своим трудом и методами выращивания хлопка, так и местные торговцы сохраняли влияние в схемах обмена, эффективно ограничивая вторжение Запада, а вместе с ним и революционные преобразования в сельской местности. До 1860-х годов в торговле хлопком господствовали индийские агенты, брокеры, посредники, торговцы и даже экспортеры. Несмотря на «энергичные усилия по адаптации рынка хлопка к нуждам экспортной экономики… со стороны британских деловых кругов», они в основном потерпели неудачу. В 1842 году Бомбейская торговая палата подняла извечный вопрос: «Почему британский капитал, столь влиятельный во всех прочих местах и от которого так много ожидалось в Индии, оказался здесь совершенно недееспособным?» Было перечислено множество минусов для европейских капиталистов: они были малочисленны, всего сорок европейских торговцев в Бомбее занимались хлопком. Им приходилось приспосабливаться к «ранее существовавшему состоянию торговли». Они сетовали на «противодействие и нечестные действия, с которыми неизбежно приходится сталкиваться». И они должны были конкурировать с местными прядильщиками.

Даже когда западные торговцы действовали в районах культивации хлопка, они встречали противодействие на каждом шагу: «Крестьян учили не доверять им по причине того, что они европейцы, просить за свой хлопок цену намного выше той, на которую они соглашались с местными перекупщиками. Таких правил старались придерживаться в отношении всего – платы за труд, проката телег, аренды складов и расценок работников, очищавших хлопок с помощью чурок». В результате идея «содержания предприятий во внутренних областях» для европейских купцов была невообразимой, и английские торговцы «ограничивались приобретением хлопка, когда его привозили сюда [в Бомбей] на рынок». Хотя они осознавали необходимость создания «торгового агентства во внутренних областях страны» в качестве предпосылки для реорганизации хлопкового производства, они бы едва ли «рискнули разместить так далеко от своего контроля большие объемы капитала для возведения зданий и выдачи денег крестьянам, что было бы необходимо для постоянного содержания агентства в Гузерате». В Бераре еще в 1848 году «хлопок обычно приобретается в небольших количествах странствующими перекупщиками в деревнях, где он производится», в то время как существенные объемы хлопка пряли сами крестьяне, и «при отсутствии в стране капиталистов, которые могли бы сделать вложения в сколько-нибудь значительных объемах, о которых стоило бы упоминать». В отличие от капиталистов в США, они еще не были способны на то, что британский парламентский комитет в 1847–1 848 годах считал необходимым: «европейским капиталистам войти в непосредственное взаимодействие с теми, кто возделывает землю».

Одним словом, европейцы очень неглубоко проникли в процесс выращивания хлопка в Индии. Западные торговцы совершенно не имели влияния на то, каким образом в индийской сельской местности выращивался хлопок. Столь же мало влияния они имели на способы, которыми хлопок перемещался от производителей к купцам в прибрежных районах. Усилия британцев по выращиванию хлопка на больших фермах с наемными работниками с треском провалились, не в последнюю очередь потому, что не удалось мобилизовать трудовые ресурсы. Управляющий одной из таких хлопковых ферм писал, что «все эти люди отказываются приходить на ферму, когда жителям деревни нужна их помощь, и некоторые из тех, кому правительство платило помесячно, уходили, говоря утром, что больны и не могут работать, а вечером я находил их работающими для жителей деревни».

С учетом таких проблем принудительный труд казался привлекательной возможностью. Пример великой рабовладельческой системы выращивания хлопка в Америке заставил одного коммерческого представителя спросить в 1831 году, не будет ли лучше, если компания применит «немного мягкого принуждения». Один писатель таким же образом предположил, что европейцы могли бы нанять «подмастерьев из сиротских школ», другие склонялись к использованию труда осужденных и заключенных. Все это не дало никакого результата – как и управляемые европейцами плантации. Напротив, Ост-Индская компания должна была постоянно иметь дело с местными правителями, местными властными структурами, местными моделями собственности и местным подходом к делам. Трудности британцев в Индии проясняют решающие различия с США. Хотя конфликты поселенцев с коренными американцами приводили к значительным потерям, как в человеческих жизнях, так и в материальном состоянии, в результате поселенцы получили полный контроль над землей и ресурсами. Туземного подхода к делам более не существовало. Местные жители просто были уничтожены.

Индийские крестьяне, как и крестьяне в Анатолии, Северной Африке и других местах, создали мир, в котором они могли сопротивляться натиску европейского торгового капитала. Так как европейцы были неспособны перенести физическое принуждение и всеобъемлющую экспроприацию земли в эти регионы мира, и так как им, к их великому сожалению, не хватило власти, чтобы внедрить альтернативные системы производства сырья, их зависимость от США углублялась.

Как в 1848 году заключил уполномоченный в Дакке г-н Данбар, «в такой древней и густонаселенной стране с ценной землей и высокими арендными ставками, где сельскохозяйственное управление практически неизвестно, а недостаток умения, энергии и предприимчивости сельского населения вошли в поговорку, где объем производства столь низок, а транспортные издержки столь высоки, конкуренция с Америкой представляется безнадежной задачей».

В отличие от Индии, в Египте были возможности для принуждения, экспроприации и даже рабства. Хлопок в качестве главной экспортной культуры пришел в Египет давно, во время правления Мухаммеда Али в 1820-е годы. Среди прочих усилий Али, направленных на создание оживленной отечественной хлопковой отрасли, в конце 1810-х годов он пригласил Луи Алексиса Жюмеля, французского текстильного инженера, уже давно уехавшего в Нью-Йорк. В одном каирском саду Жюмель увидел куст хлопчатника с необыкновенно длинными и прочными волокнами. При поддержке Али он развил свойства этого сорта, и к 1821 году уже собирал крупные урожаи хлопка, который стали называть хлопком Жюмеля и который был охотно принят на рынках Европы.

Али сознавал потенциал этой новой экспортной культуры и приказал разводить ее по всей стране. Принуждение с самого начала было неотъемлемой частью его проекта. Крестьян заставляли разводить хлопок на принадлежавших государству землях в качестве ежегодной corvée (барщина), налога в виде трудовой повинности. Их также заставляли определенным образом выращивать хлопок на своей собственной земле, продавая урожай государству и работая бесплатно. Правительство устанавливало цены на хлопок и контролировало все аспекты его транспортировки и продажи в Александрии иностранным купцам, которым было прямо запрещено непосредственно покупать хлопок у египетских крестьян. Работников также заставляли рыть каналы для орошения полей и строить дороги, пересекавшие Нижний Египет, для перевозки урожая на рынок. Как в Нью-Йорке в 1843 году отмечал Merchants’ Magazine and Commercial Review, «хлопок выращивается феллахами не добровольно, и, пожалуй, вряд ли производился бы без деспотического вмешательства паши». В Египте, в отличие от США, где насилие применялось частными лицами, жестокое принуждение в отношении сельского населения сохранялось с давних времен.

Египетское государство также господствовало в самой хлопковой торговле. До 1850-х годов египетским правителям, в отличие от втянутых в долги американских плантаторов, удавалось ограничить влияние иностранных купцов на внутреннюю торговлю хлопком, несмотря на их центральную роль в организации экспорта в средиземноморском порту города Александрии. Правительство приобретало хлопок по фиксированным ценам, собирало его на центральных складах и затем доставляло в Александрию, где Али был единственным продавцом сырья для иностранных торговцев. По мнению историка Роджера Оуэна, в 1820-е и 1830-е годы от 10 до 25 % ежегодных доходов египетского государства поступало от таких продаж хлопка.

Экспорт хлопка из Египта в миллионах фунтов, 1821–1859 годы

Египетский хлопок начал играть существенную роль в снабжении им европейских производителей. Уже в 1825 году британские владельцы фабрик заметили, что такой экспорт «существенно сдерживал рост цен на все остальные виды хлопка, начавший происходить в последнее время». Но главной ценностью египетского хлопка, по их мнению, была его способность заменить американский длинноволокнистый хлопок «сиайленд», что, как они полагали, было важно «в случае какого-нибудь политического события, которое полностью лишит нас американского хлопка».

Такого катастрофического события не произошло. Пока. Напротив, хлопок поступал с американского Юга по еще более низким ценам. За счет сочетания рабства и экспроприации земель коренных жителей, питаемого европейским капиталом, сырье непрерывно поступало в основную промышленную отрасль Европы. Массовое вливание европейского капитала преобразовало американскую сельскую местность; земля стала богатством и соединила находившихся на далеких расстояниях рабов и наемных рабочих, плантаторов и промышленников, плантации и фабрики. На заре промышленной революции рабство стало центральным элементом новой государственной экономики Запада. Но этот капитализм, основанный на территориальной экспансии и насильственном господстве над трудом, был также внутренне нестабилен: как отмечалось в 1853 году в Bremer Handelsblatt, «материальное процветание Европы висит на хлопковой нити. Если рабовладение будет отменено, объем производства хлопка в один момент упадет на_⁵/₆, и вся хлопковая отрасль рухнет».

Парадоксально, но облегчение для жаждущих хлопка производителей пришло с неожиданной стороны и по неожиданным причинам: из-за медленного, но верного упадка конкурирующих систем производства хлопка в Азии. На протяжении первой половины XIX века местная сеть хлопкового ремесленного производства сохраняла мощное присутствие в мире. В Африке, Латинской Америке и по всей Азии выращивание хлопка для использования в домашнем хозяйстве или на местных рынках по-прежнему играло важную роль; безусловно, вполне возможно, что еще в середине века в таком ограниченном обороте находилось больше хлопка, чем поступало для промышленного производства. В обширных частях Африки, как уже в 1886 году заметил Томас Эллисон, «местный хлопок с незапамятных времен и выращивается, и обрабатывается, а туземцы по большей части одеты в ткани собственного производства».

Также и в Китае прядильщики и ткачи, используя традиционные методы производства, работали в основном в собственных домах и рассчитывали на помощь своих родственников, продолжая обслуживать свой очень большой внутренний рынок. Значительная часть потреблявшегося ими хлопка поступала с их собственных или соседских полей, другие же приобретали хлопок у крупных торговцев в Шанхае или в других местах. «Прекрасным ранним осенним утром, – писал один британский путешественник в 1845 году, – дороги, ведущие в Шанхе, заполнены группами кули с хлопковых ферм», указывая на существование мира хлопка, удаленного от европейских схем его выращивания, производства и потребления. В Японии также существовала активная внутренняя торговля местным хлопком, а в домах и мастерских в больших объемах производились хлопковые товары. Также и Бенгалия, несмотря на начинавшийся упадок ее экспортной производственной отрасли, в первые годы XIX века по-прежнему импортировала гигантские количества хлопка-сырца: в 1802 году, по имеющимся оценкам, Бенгалия вырастила немногим более 7 млн фунтов хлопка, но импортировала более 43 млн фунтов, в основном из западной Индии, конкурируя с Китаем и Ланкаширом за сырье своей основной отрасли. Несмотря на противоположные планы британцев, Индия продолжала оставаться самым выдающимся примером этого альтернативного оборота хлопка.

Однако, хотя местные и региональные сети все еще сохранялись, процветание им больше не было суждено. Эти небольшие сети, управлявшиеся обычаем, удобством и выгодой, были нарушены все более расширявшимися каналами европейского капитала и государственной власти. Конечно же, дешевизна хлопка, ставшая возможной благодаря использованию рабского труда в США, должна была способствовать повсеместному подрыву местного производства. Многократно в империи хлопка происходило то, что историк Керен Виген называла «становлением периферии». Тенч Кокс осознал этот процесс еще в 1818 году: экспорт штучного товара в Индию, как он проницательно отметил, заставит индийцев «обратиться к выращиванию хлопка вместо изготовления штучного товара, который они не смогут продать». На протяжении XIX века европейцы снова и снова делали ставку на эффективность военного капитализма; каждый раз, когда им удавалось засеять новые поля, заковать новых рабов или найти дополнительный капитал, они производили больше хлопковых тканей по более низким ценам, выталкивая своих соперников на периферию. Разрушение каждой из этих альтернативных сетей производства и продажи хлопка в свою очередь изменяло баланс сил во многих сельских районах по всему миру, в результате чего все больше территории и больше рабочей силы становилось уязвимой для проникновения глобальной экономики. Великий парадокс этого захватнического цикла военного капитализма, как мы увидим, состоял в том, что его успех лежал в основе его собственного падения.

Но до признаков падения еще было далеко. В первой половине XIX века военный капитализм казался огромной и непробиваемой машиной, болезненно эффективным механизмом получения прибыли и власти.

По мере нарастания британской мощи капиталисты в других регионах мира видели, какие возможности заключались в союзе новых технологий и принуждения. Конечно, многие наблюдатели беспокоились по поводу военной экспроприации у коренных народов, насилия на плантациях и социальных волнениях в английских промышленных городах. Но богатство и власть манили тех, кто был способен принять новый мир. И во Франции, и в землях Германии, и в Швейцарии, США, Ломбардии – повсюду капиталисты старались следовать по пути, проложенному Манчестером.

Petition, To the Right Honorable the Lords of His Majesty’s Privy Council for Trade and Foreign Plantations, December 8, 1785, in Board of Trade, Public Record Office, London. Другие источники говорят о похожем случае в 1784 г. См., например: Morris R. Chew, History of the Kingdom of Cotton and Cotton Statistics of the World (New Orleans: W. B. Stansbury & Cº, 1884), 37.

См., например, Ernst von Halle, Baumwollproduktion und Pflanzungswirtschaft in den Nordamerikanischen Sudstaaten, part 1, Die Sklavenzeit (Leipzig: Verlag von Duncker & Humblot, 1897), 16–17; Jay Treaty, Article XII; Thomas Ellison, The Cotton Trade of Great Britain (London: Effingham Wilson, Royal Exchange, 1886), 85; Chew, History of the Kingdom of Cotton, 45.

Gavin Wright, The Political Economy of the Cotton South: Households, Markets, and Wealth in the Nineteenth Century (New York: Norton, 1978), 14; Chew, History of the Kingdom of Cotton, 39; George Washington to Thomas Jefferson, February 13, 1789, reproduced in Jared Sparks, The Writings of George Washington vol. 9 (Boston: Russell, Odiorne, and Metcalf & Hilliard, Gray, and Co., 1835), 470; Tench Coxe, A Memoir of February 1817, Upon the Subject of the Cotton Wool Cultivation, the Cotton Trade, and the Cotton Manufactories of the United States of America (Philadelphia: Philadelphia Society for the Promotion of American Manufactures, 1817), 2; о Коксе в общем см.: James A. B. Scherer, Cotton as a World Power: A Study in the Economic Interpretation ofHistory (New York: F. A. Stokes Co., 1916), 122–23; Tench Coxe, View of the United States ofAmerica (Philadelphia: William Hall, 1794), 20; Michael M. Edwards, The Growth of the British Cotton Trade, 1780–1815 (Manchester: Manchester University Press, 1967), 87; Tench Coxe to Robert Livingston, June 10, 1802, in Papers of Tench Coxe, Correspondence and General Papers, June 1802, Film A 201, reel 74, Historical Society of Pennsylvania.

“Cotton. Cultivation, manufacture, and foreign trade of. Letter from the Secretary of the Treasury,” March 4, 1836 (Washington, DC: Blair & Rives, 1836), 8, http://catalog.hathitrust.org/Record/011 159 609.

Joyce Chaplin, “Creating a Cotton South in Georgia and South Carolina, 1760–1815,” Journal ofSouthern History 57 (May 1991): 178; Lewis Cecil Gray, History ofAgriculture in the Southern United States to 1860, vol. 2 (Washington, DC: Carnegie Institution of Washington, 1933), 673; Chew, History of the Kingdom of Cotton, 36, 41; о производстве хлопка и хлопковой ткани в домохозяйствах см. также: Scherer, Cotton as a World Power, 124–25; Ralph Izard to Henry Laurens, Bath, December 20, 1775, как reproduced in Correspondence ofMr. Ralph Izard ofSouth Carolina, From the Year 1774 to 1804; With a Short Memoir (New York: Charles S. Francis & Cº, 1844), 174, см. также: 16, 82, 246, 296, 300, 370, 386, 390.

John Hebron Moore, The Emergence of the Cotton Kingdom in the Old Southwest: Mississippi, 1770–1860 (Baton Rouge: Louisiana State University Press, 1988), 77; Chaplin, “Creating a Cotton South,” 177, 188, 193.

Edwards, The Growth of the British Cotton Trade, 80, 85; Chew, History of the Kingdom of Cotton, 40. Однако имелось и продолжает существовать значительное несогласие по поводу того, кто первым начал выращивать хлопок. См.: Nichol Turnbull, “The Beginning of Cotton Cultivation in Georgia,” Georgia Historical Quarterly 2, no. 1 (March 1917): 39–45; Gray, History of Agriculture, 675–79; S. G. Stephen, “The Origins of Sea Island Cotton,” Agricultural History 50 (1976): 391–99; Trapman, Schmidt & Cº to McConnel & Kennedy, Charleston, January 3, 1824, record group MCK, Box 2/1/30, Letters Received by McConnel & Kennedy, Papers of McConnel & Kennedy, John Rylands Library, Manchester.

“La Rapida Transformacion del Paisaje Viorgen de Guantanamo por lose immigran-tes Franceses (1802–1809),” in Levi Marrero, Cuba: Economia y sociedad, vol. 11, Azucar, ilustracion y conciencia, 1763–1868 (Madrid: Editorial Playor, 1983), 148; Moore, The Emergence of the Cotton Kingdom, 4; Edwards, The Growth of the British Cotton Trade, 92; Brian Schoen, The Fragile Fabric of Union: Cotton, Federal Politics, and the Global Origins of the Civil War (Baltimore: Johns Hopkins University Press, 2009), 12.

Wright, The Political Economy of the Cotton South, 13; Gray, History ofAgriculture, 735.

Wright, The Political Economy of the Cotton South, 13; on Whitney see Scherer, Cotton as a World Power, 155–67; Stuart W. Bruchey, Cotton and the Growth of the American Economy, 1790–1860: Sources and Readings (New York: Harcourt, Brace & World, 1967), 45; Angela Lakwete, Inventing the Cotton Gin: Machine and Myth in Antebellum America (Baltimore: Johns Hopkins University Press, 2003), как мне кажется, возражает этому мнению неубедительно; David Ramsay, Ramsay’s History ofSouth Carolina, From its First Settlement in 1670 to the Year 1808, vol. 2 (Newberry, SC: W. J. Duffie, 1858), 214.

Stanley Dumbell, “Early Liverpool Cotton Imports and the Organisation of the Cotton Market in the Eighteenth Century,” Economic Journal 33 (September 1923): 370; Joyce Chaplin, “Creating a Cotton South,”: 187; здесь она кратко излагает одну такую историю; Gray, History of Agriculture, 685; Lacy K. Ford, “Self- Sufficiency, Cotton, and Economic Development in the South Carolina Upcountry, 1800–1860,” Journal ofEconomic History 45 (June 1985): 261–67.

Цифры из Adam Rothman, “The Expansion of Slavery in the Deep South, 1790–1820” (PhD dissertation, Columbia University, 2000), 20; Allan Kulikoff, “Uprooted People: Black Migrants in the Age of the American Revolution, 1790–1820,” in Ira Berlin and Ronald Hoffman, eds., Slavery and Freedom in the Age of the American Revolution (Charlottesville: University Press of Virginia, 1983), 149; Peter A. Coclanis and Lacy K. Ford, “The South Carolina Economy Reconstructed and Reconsidered: Structure, Output, and Performance, 1670–1985,” in Winfred B. Moore Jr. et al., Developing Dixie: Modernization in a Traditional Society (New York: Greenwood Press, 1988), 97; Allan Kulikoff, “Uprooted People,” 149; Gray, History ofAgriculture, 685.

Farmer’s Register, vol. 1, 490, цит. по: William Chandler Bagley, Soil Exhaustion and the Civil War (Washington, DC: American Council on Public Affairs, 1942), 18–19; Bruchey, Cotton and the Growth of the American Economy, 80–1.

United States, Department of Commerce and Bureau of the Census, Historical Statistics of the United States, Colonial Times to 1970, Part 1 (Washington, DC: Government Printing Office, 1975), 518; Edward Baines, History of the Cotton Manufacture in Great Britain (London: H. Fisher, R. Fisher, and P. Jackson, 1835), 302; Edwards, The Growth of the British Cotton Trade, 89, 95; Ramsay, Ramsay’s History of South Carolina, 121.

Tench Coxe, A Memoir of February 1817, 3.

Интереснейшее рассуждение о пограничных территориях см.: John C. Weaver, The Great Land Rush and the Making of the Modern World, 1650–1900 (Montreal: McGill— Queen’s University Press, 2003), 72–76.

Note by Thomas Baring, Sunday, June 19, in NP 1. A. 4. 13, Northbrook Papers, Baring Brothers, ING Baring Archive, London.

Gray, History ofAgriculture, 686, 901; эта история изложена в Rothman, “The Expansion of Slavery in the Deep South,” 155–69; см. также: Daniel H. Usner Jr., American Indians in the Lower Mississippi Valley: Social and Economic Histories (Lincoln: University of Nebraska Press, 1998), 83–89; James C. Cobb, The Most Southern Place on Earth: The Mississippi Delta and the Roots of Regional Identity (New York: Oxford University Press, 1992), 7; Lawrence G. Gundersen Jr., “West Tennessee and the Cotton Frontier, 1818–1840,” West Tennessee Historical Society Papers 52 (1998): 25–43; David Hubbard to J. D. Beers, March 7, 1835, in New York and Mississippi Land Company Records, 1835–1889, State Historical Society of Wisconsin, Madison. Выражаю благодарность Ричарду Рабиновичу за то, что он обратил мое внимание на этот источник.

Dewi Ioan Ball and Joy Porter, eds., Competing Voicesfrom Native America (Santa Barbara, CA: Greenwood Press, 2009), 85–87.

Интересные подробности этой истории упомянуты в Rothman, “The Expansion of Slavery in the Deep South,” 20ff.; Gray, History ofAgriculture, 709; Moore, The Emergence of the Cotton Kingdom, 6; John F. Stover, The Routledge Historical Atlas of the American Railroads (New York: Routledge, 1999), 15.

American Cotton Planter 1 (1853): 152; De Bow’s Review 11 (September 1851): 308; см. также: James Mann, The Cotton Trade of Great Britain (London: Simpkin, Marshall & Cº, 1860), 53; Elena Frangakis-Syrett, The Commerce of Smyrna in the Eighteenth Century (1700–1820) (Athens: Centre for Asia Minor Studies, 1992), 237.

Charles Mackenzie, Facts, Relative to the Present State of the British Cotton Colonies and to the Connection of their Interests (Edinburgh: James Clarke, 1811), 35; “Cotton. Cultivation, manufacture, and foreign trade of. Letter from the Secretary of the Treasury,” March 4, 1836 (Washington: Blair & Rives, 1836), 16, http://catalog.hathitrust.org/Record/011 159 609.

Allan Kulikoff, “Uprooted People,” 143–52; James McMillan, “The Final Victims: The Demography, Atlantic Origins, Merchants, and Nature of the Post-Revolutionary Foreign Slave Trade to North America, 1783–1810” (PhD dissertation, Duke University, 1999), 40–98; Walter Johnson, “Introduction,” in Johnson, ed., The Chattel Principle: Internal Slave Trades in the Americas (New Haven, CT: Yale University Press, 2004), 6; Walter Johnson, Soul by Soul: Life Inside the Antebellum Slave Market (Cambridge, MA: Harvard University Press, 2001); Rothman, “The Expansion of Slavery in the Deep South,” 59, 84, 314; Scherer, Cotton as a World Power, 151; Michael Tadman, Speculators and Slaves: Masters, Traders, and Slaves in the Old South (Madison: The University of Wisconsin Press, 1989), 12.

См.: John H. Moore, “Two Cotton Kingdoms,” Agricultural History 60, no. 4 (Fall 1986): 1–16; цифры из Wright, The Political Economy of the Cotton South, 27–28; Ronald Bailey, “The Other Side of Slavery: Black Labor, Cotton, and Textile Industrialization in Great Britain and the United States,” Agricultural History 68 (Spring 1994): 38.

John Brown, Slave Life in Georgia: A Narrative of the Life, Sufferings, and Escape of John Brown, a Fugitive Slave, Now in England: Electronic Edition, ed. Louis Alexis Chamerovzow (University of North Carolina at Chapel Hill, 2001), 11, 27, 171–72 http://docsouth.unc.edu/neh/jbrown/jbrown.html, исходная публикация 1854 г.; Henry Bibb, Narrative of the Life and Adventures of Henry Bibb, an American Slave, Written by Himsefl: Electronic Edition (University of North Carolina at Chapel Hill, 2000), 132, http://docsouth.unc.edu/neh/bibb/bibb.html.

William Rathbone VI to Rathbone Brothers, 2 February 1849, RP/ XXIV.2.4, File of Correspondence, Letters from William Rathbone VI while in America, Rathbone Papers, Special Collections and Archives, University of Liverpool, Liverpool; The Liverpool Chronicle цит. по: Bremer Handelsblatt 93 (1853): 6.

Эта тема целиком излагается в John Casper Branner, Cotton in the Empire of Brazil: The Antiquity, Methods and Extent of Its Cultivation, Together with Statistics of Exportation and Home Consumption (Washington, DC: Goverment Printing Office, 1885), 25–27 и особенно Luiz Cordelio Barbosa, “Cotton in 19th Century Brazil: Dependency and Development” (PhD dissertation, University of Washington, 1989), 7, 9, 65; Eugene W. Ridings Jr., “The Merchant Elite and the Development of Brazil: The Case of Bahia during the Empire,” Journal ofInteramerican Studies and World Affairs 15, no. 3 (August 1973): 343; Gray, History ofAgriculture, 694; это важное соображение тщательно исследовано в Rothman, “The Expansion of Slavery in the Deep South,” 55; см. также: Chaplin, “Creating a Cotton South,” 193.

По 400 фунтов в тюке. Цифры взяты из Moore, The Emergence of the Cotton Kingdom, 129.

Cobb, The Most Southern Place on Earth, 7–10.

Bonnie Martin, “Slavery’s Invisible Engine: Mortgaging Human Property,” Journal of Southern History 76, no. 4 (November 2010), 840–41.

C. Wayne Smith and J. Tom Cothren, eds., Cotton: Origin, History, Technology, and Production (New York: John Wiley & Sons, 1999), 103, 122; О различном происхождении американского хлопка см. также: Whitemarsh B. Seabrook, A Memoir of the Origin, Cultivation and Uses of Cotton (Charleston, SC: Miller & Browne, 1844), 15; John H. Moore, “Cotton Breeding in the Old South,” Agricultural History 30 (1956): 97; Moore, The Emergence of the Cotton Kingdom, 35; Gray, History ofAgriculture, 691.

American Cotton Planter 2 (May 1854): 160.

W. E. B. DuBois, The Suppression of the African Slave-Trade to the United States ofAmeri-ca (New York: General Books LLC, 2009), 140; Edgar T. Thompson, Plantation Societies, Race Relations, and the South: The Regimentation of Population: Selected Papers of Edgar T. Thompson (Durham, NC: Duke University Press, 1975), 217; Alan L. Olmstead and Paul W. Rhode, “Slave Productivity on Cotton Production by Gender, Age, Season, and Scale”; www.iga.ucdavis.edu/Research/ all-uc/conferences/spring-2010, доступ 11 июня 2012 г.; Bailey, “The Other Side of Slavery,” 36.

Caitlin C. Rosenthal, “Slavery’s Scientific Management: Accounting for Mastery,” in Sven Beckert and Seth Rockman, eds., Slavery’s Capitalism: A New History ofAmerican Economic Development, (Philadelphia: University of Pennsylvania Press, forthcoming, 2015); Frederick Law Olmstead, A Journey in the Back Country (Williamstown, MA: Corner House, 1972), 153–54, исходная публикация 1860 г.; Bill Cooke, “The Denial of Slavery in Management Studies,” Journal of Management Studies 40 (December 2003): 1913. Совсем недавно важность «биологических инноваций» была отражена в Alan L. Olmstead and Paul W. Rhode, “Biological Innovation and Productivity Growth in the Antebellum Cotton Economy,” National Bureau of Economic Research Working Paper No. 14 142, June 2008; Alan L. Olmstead and Paul W. Rhode, Biological Innovation and American Agricultural Development (New York: Cambridge University Press, 2008). Убедительный критический разбор также можно найти в Edward Baptist, “The Whipping-Machine” (unpublished paper, Conference on Slavery and Capitalism, Brown and Harvard Universities, March 10, 2011, находится у автора). О важности снижения цен для завоевания господства на рынках см.: Stephen Broadberry and Bishnupriya Gupta, “Cotton Textiles and the Great Divergence: Lancashire, India and Shifting Competitive Advantage, 1600–1850,” Center for Economic Policy Research (April 12, 2005), http://www.cepr.org/meets/wkcn/1/1626/papers/Broadberry.pdf.

См.: по этой теме Philip McMichael, “Slavery in Capitalism: The Rise and Demise of the U.S. Ante-Bellum Cotton Culture,” Theory and Society 20 (June 1991): 335; о концепции социального метаболизма см., например: Juan Martinez Alier and Inge Ropke, eds., Recent Developments in Ecological Economics (Northampton, MA: Edward Elgar Publishing, 2008); Dale W. Tomich, Through the Prism of Slavery (Lanham, MD: Rowman & Littlefield, 2004), 61.

Gray, History of Agriculture, 688; Eugene Genovese, “Cotton, Slavery and Soil Exhaustion in the Old South,” Cotton History Review 2 (1961): 3–17; о ценах на рабов см.: Adam Rothman, “The Domestic Slave Trade in America: The Lifeblood of the Southern Slave System,” in Johnson, ed., The Chattel Principle, 95; о Клэе см.: Savannah Unit Georgia Writers’ Project, Work Projects Administration in Georgia, “The Plantation of the Royal Vale,” Georgia Historical Quarterly 27 (March 1943): 97–99. Анализ прибыльности рабства см.: Robert Fogel and Stanley Engerman, Time on the Cross. The Economics ofAmerican Negro Slavery (Boston: Little Brown & Cº, 1974).

Samuel Dubose and Frederick A. Porcher, A Contribution to the History of the Huguenots ofSouth Carolina (New York: Knickerbocker Press, 1887), 19, 21; Edwards, The Growth of the British Cotton Trade, 91; Coclanis and Ford, “The South Carolina Economy Reconstructed and Reconsidered,” 97; Cobb, The Most Southern Place on Earth, 10; Daniel W.Jordan to Emily Jordan, Plymouth, August 3, 1833, in Daniel W.Jordan Papers, Special Collections Department, Perkins Library, Duke University.

Philo-Colonus, A Letter to S. Perceval on the Expediency of Imposing a Duty on Cotton Wool of Foreign Growth, Imported into Great Britain (London: J. Cawthorn, 1812), 9; Lowell Joseph Ragatz, Statistics for the Study of British Caribbean Economic History, 1763–1833 (London: Bryan Edwards Press, 1927), 16; Planters’ and Merchants’ Resolution Concerning Import of Cotton Wool from the United States, 1813, in Official Papers of First Earl of Liverpool, Add. Mss. 38 252, f. 78, Manuscript Collections, Liverpool Papers, British Library; John Gladstone, Letters Addressed to the Right Honourable The Earl of Clancarty, President of the Board of Trade, on the Inexpediency of Permitting the Importation of Cotton Woolfrom the United States During the Present War (London: J. M. Richardson, 1813), 7. В одной западной Индии в 1850 г. хлопок выращивался на 4 млн акров, и в других частях Индии хлопком было занято значительно больше земли. В США в 1850 г. под хлопком находилось около 7 млн акров. Amalendu Guha, “Raw Cotton of Western India: 1750–1850,” Indian Economic and Social History Review 9 (January 1972): 25.

U.S. Treasury Department Report, 1836, p. 16, цит. по: Barbosa, “Cotton in 19th Century Brazil,” 150; см. также: Rothman, “The Expansion of Slavery in the Deep South,” 15. О важности промышленной революции для развития рабовладения в США см. также: Barbara Jeanne Fields, “The Advent of Capitalist Agriculture: The New South in a Bourgeois World,” in Thavolia Glymph, ed., Essays on the Postbellum Southern Economy (Arlington: Texas A&M University Press, 1985), 77; Wright, The Political Economy of the Cotton South, 13; Scherer, Cotton as a World Power, 150; The Proceedings of the Agricultural Convention of the State Agricultural Society ofSouth Carolina: From 1839 to 1845— Inclusive (Columbia, SC: Summer & Carroll, 1846), 322; Rohit T. Aggarwala, “Domestic Networks as a Basis for New York City’s Rise to Pre-eminence, 1780–1812” (unpublished paper, представленная на Business History Conference, Le Creusot, France, June 19, 2004), 21; Michael Hovland, “The Cotton Ginnings Reports Program at the Bureau of the Census,” Agricultural History 68 (Spring 1994): 147; Bruchey, Cotton and the Growth of the American Economy, 2.

Halle, Baumwollproduktion und Pflanzungswirtschaft, viii; Organization of the Cotton Power: Communication of the President (Macon, GA: Lewis B. Andrews Book and Job Printer, 1858), 7; American Cotton Planter 1 (January 1853): 11.

Экономическая важность местоположения южных плантаций часто опускается историками американского Юга. См.: Immanuel Wallerstein, “American Slavery and the Capitalist World-Economy,” American Journal of Sociology 81 (March 1976): 1208; Francis Carnac Brown, Free Trade and the Cotton Question with Reference to India (London: Effingham Wilson, 1848), 43; Копия Memorial Respecting the Levant Trade to the Right Honourable the Board of Privy Council for Trade and Foreign Plantations, воспроизведенная в Proceedings of the Manchester Chamber of Commerce, meeting of February 9, 1825, in M8/2/1, Proceedings of the Manchester Chamber of Commerce, 1821–27, Archives of the Manchester Chamber of Commerce, Manchester Archives and Local Studies, Manchester; The Proceedings of the Agricultural Convention of the State Agricultural Society of South Carolina, 323.

Letter by [illegible] to “My Dear Sir” (a former president of the Board of Trade), Liverpool, June 16, 1828, in Document f255, Huskisson Papers, Manuscript Collections, British Library, London; “Memorial of the Directors of the Chamber of Commerce and Manufactures Established by Royal Charter in the City of Glasgow, 15 December 1838,” in Official Papers Connected with the Improved Cultivation of Cotton (Calcutta: G. H. Huttmann, 1839), 6, 8; A Cotton Spinner, India Our Hope; Or, Remarks Upon our Supply of Cotton (Manchester: J. Clarke, 1844), 13; Mann, The Cotton Trade of Great Britain, 56; Mac Culloch, Цит. по: Bremer Handelsblatt 1 (1851): 5.

A Cotton Spinner, India Our Hope, 5; J. G. Collins, An Essay in Favour of the Colonialization of the North and North-West Provinces of India, with Regard to the Question of Increased Cotton Supply and its Bearing on the Slave Trade (London: W. H. Allen & Cº, n. d., c. 1859), 35; John Gunn Collins, Scinde & The Punjab: The Gems ofIndia in Respect to Their Past and Unparalleled Capabilities ofSupplanting the Slave States of America in the Cotton Markets of the World, or, An Appeal to the English Nation on Behafl ofIts Great Cotton Interest, Threatened with Inadequate Supplies of the Raw Material (Manchester: A. Ireland, 1858), 10; эти рассуждения обобщены в Bremer Handelsblatt, August 8, 1857, 281.

Baring Brothers Liverpool to Baring Brothers London, Liverpool, October 22, 1835, in HC3.35,2, House Correspondence, ING Baring Archive, London; по этому поводу также см.: Schoen, The Fragile Fabric of Union, 1–10.

A Cotton Spinner, The Safety of Britain and the Suppression of Slavery: A Letter to the Right Hon. Sir Robert Peel on the Importance of an Improved Supply of Cotton from India (London: Simpkin, Marshall, 1845), 3, 4; A Cotton Spinner, India Our Hope, 6; Brown, Free Trade and the Cotton Question, 44; Collins, Scinde & The Punjab, 5; Anonymous, The Cotton Trade of India: Quaere: Can India Not Supply England with Cotton? (London: Spottiswoode, 1839); Committee of Commerce and Agriculture of the Royal Asiatic Society, On the Cultivation of Cotton in India (London: Harrison & Cº, 1840); John Forbes Royle, Essay on the Productive Resources ofIndia (London: Wm. H. Allen, 1840); Tench Coxe to Robert Livingston, June 10, 1802, in Papers of Tench Coxe, Correspondence and General Papers, June 1802, Film A 201, reel 74, Historical Society of Pennsylvania.

См., например, Ministere de la Marine et des Colonies to the Secretaire d’Etat de l’Interieur, Paris, January 27, 1819; Societe d’Encouragement pour l’Industrie Nationale to Secretaire d’Etat de l’Interieur, Paris, October 17, 1821, in F12–2196, “Machine a egrainer le coton,” Archives Nationales, Paris; A Cotton Spinner, India Our Hope, 15; An Indian Civil Servant, Usurers and Ryots, Being an Answer to the Question “Why Does Not India Produce More Cotton?” (London: Smith, Elder & Cº, 1856); Collins, Scinde & The Punjab, 5; Anonymous, The Cotton Trade ofIndia; Committee of Commerce and Agriculture of the Royal Asiatic Society, On the Cultivation of Cotton in India; Royle, Essay on the Productive Resources of India, 314; J. Chapman, The Cotton and Commerce of India (London: John Chapman, 1851).

См., например, Report from the Select Committee on the Growth of Cotton in India, House of Commons, Parliamentary Papers, 1847–48, vol. IX; The Sixteenth Annual Report of the Board of Directors of the Chamber of Commerce and Manufactures at Manchester for the Year 1836 (Manchester: Henry Smith, 1837), 13; The Thirty-Sixth Annual Report of the Board of Directors of the Chamber of Commerce and Manufactures at Manchester for the Year 1856 (Manchester: James Collins, 1857), 34; см. также: The Seventeenth Annual Report of the Board ofDirectors of the Chamber of Commerce and Manufactures at Manchesterfor the Year 1836 (Manchester: Henry Smith, 1838), 17; Резолюция принята на заседании совета директоров Manchester Commercial Association 13 ноября 1845 г., M8, 7/1, Manchester Commercial Association Papers, Manchester Archives and Local Studies, Manchester. О дальнейшем давлении см.: копию письма John Peel, Manchester Commercial Association, to the Chairman of the Court of Directors of the Honourable East India Company, Manchester, March 1, 1848, in Home Department, Revenue Branch, October 28, 1849, Nos. 3/4, in National Archives of India, New Delhi; Thomas Bazley to Thomas Baring, Manchester, September 9, 1857, in House Correspondence, NP 6.3.1., Thomas Bazley, ING Baring Archive, London.

Arthur W. Silver, Manchester Man and Indian Cotton, 1847–1872 (Manchester: Manchester University Press, 1966), 58; “Memorial of the Manchester Chamber of Commerce, dated December 1838,” and “Memorial of the Directors of the Chamber of Commerce and Manufactures Established by Royal Charter in the City of Glasgow, 15 December 1838,” in Official Papers Connected with the Improved Cultivation of Cotton, 6, 8, 10; Mann, The Cotton Trade of Great Britain, 62; Karl Marx, Karl Marx on Colonialism and Modernization (Garden City, NJ: Doubleday, 1968), 100–101.

Silver, Manchester Man and Indian Cotton, 61.

The Thirty-Sixth Annual Report of the Board ofDirectors, 13, 31–45; см.: The Thirty-Eighth Annual Report of the Board of Directors of the Chamber of Commerce and Manufactures at Manchesterfor the Year 1858 (Manchester: James Collins, 1859), 14–43; The Thirty-Seventh Annual Report of the Board of Directors of the Chamber of Commerce and Manufactures at Manchester for the Year 1857 (Manchester: James Collins, 1858), 11–12. О Manchester Cotton Supply Association см.: Cotton Supply Association, Report of an Important Meeting Held at Manchester May 21, 1857 (Manchester: Galt, Kerruish, & Kirby, 1857), 2.

См., например, Report from the Select Committee on the Growth of Cotton in India, House of Commons, iii; Asiatic Journal and Monthly Register, New Series, 30 (September – December 1839): 304; Mann, The Cotton Trade of Great Britain, 65; Committee of Commerce and Agriculture of the Royal Asiatic Society, On the Cultivation of Cotton in India, 17; Guha, “Raw Cotton of Western India,” 2.

Silver, Manchester Man and Indian Cotton, 31, 34; Guha, “Raw Cotton of Western India,” 5, 33; Frederic Wakeman Jr., “The Canton Trade and the Opium War,” in John K. Fairbank, ed., The Cambridge History of China, vol. 10, part 1 (Cambridge: Cambridge University Press, 1978), 171. В середине 1840-х гг. экспорт из Бомбея в Китай составлял около 40 млн фунтов; De Bow’s Review 1 (April 1846), pp. 295–96. См. также: Sucheta Mazumdar, Sugar and Society in China: Peasants, Technology and the World Market (Cambridge, MA: Harvard University Press, 1998), 105–6.

См.: оценку Calcutta Review: “Bombay Cottons and Indian Railways,” Calcutta Review 26 (June 1850): 331; M. L. Dantwala, A Hundred Years of Indian Cotton (Bombay: East India Cotton Association, 1947), 45–46; См. также: K. L. Tuteja, “Agricultural Technology in Gujarat: A Study of Exotic Seed and Saw Gins, 1800–50,” Indian Historical Review 17, nos. 1–3 (1990–91): 136–51; J. G. Medicott, Cotton Hand-Bookfor Bengal (Calcutta: Savielle & Cranenburgh, 1862), 296; “Cotton in Southern Mahratta Country, Agency for the Purchase of Cotton Established,” Compilation Volume 27/355, 1831, Compilation No. 395, Revenue Department, Maharashtra State Archive, Mumbai; Minute by the Vice President, Metcalfe, March 3, 1831, in Revenue Department, Revenue Branch, “A,” July 1831, No. 69/74, Part B, in National Archives of India, New Delhi; Home Department, Revenue Branch, G.G. August 1839, No. 1/4, in National Archives of India, New Delhi; цит. по: Silver, Manchester Man and Indian Cotton, 74; о различных прочих мерах, предпринятых компанией для улучшения и повышения экспорта индийского хлопка, см.: Royle, On the Culture and Commerce of Cotton, 86–90.

См., например: Territorial Department, Revenue— Cotton to Thomas Williamson, Secretary to Government, June 21, 1830, in 43/324/1830, Compilations, Revenue Department, Maharashtra State Archive, Mumbai; “Abstract of the Replies of Local Authorities to the Board’s Circular of 21st February 1848 Calling for Certain Information Relative to the Cultivation of Cotton in India and Required by the Honourable Court of Directors,” in Home Department, Revenue Branch, December 2, 1848, Nos. 10–18, in National Archives of India, New Delhi; см. также: “Prospects of Cotton Cultivation in the Saugor and Narbadda Territories in the Nizam’s Dominions,” August 12, 1848, No. 3–11, National Archives of India, New Delhi; “Capabilities of the Bombay Presidency for Supplying Cotton in the Event of an Increased Demand from Europe,” March 1, 1850, Revenue Branch, Home Department, National Archives of India, New Delhi; Revenue Department, Compilation Volume 6/413, 1832, Compilation No. 62, Cotton Experimental Farm., Guzerat, Maharashtra State Archive; см.: Revenue Department, Compilation Volume 10/478, 1833, Compilation No. 5, Cotton Experimental Farm., Guzerat, Maharashtra State Archive, Mumbai; Asiatic Journal and Monthly Register New Series, 21 (September – December 1836): 220; 22 (January— April 1837): 234; and 38 (1842): 371; Tuteja, “Agricultural Technology in Gujarat”: 137; Committee of Commerce and Agriculture of the Royal Asiatic Society, On the Cultivation of Cotton in India, 15.

См., например, “Cotton Cultivation Under the Superintendence of the American Cotton Planters in N.W. Provinces, Bombay and Madras,” January 17, 1842, No. 13–17, Revenue Department, Home Department, National Archives of India, W. W. Wood to East India Company, New Orleans, June 10, 1842, New Delhi; John MacFarquhar to East India Company, New Orleans, January 13, 1842, MSS EUR C157. Два письма, датированных 13 января и 10 июня директорам Ост-Индской компании, в: Oriental and India Office Collection, British Library, London; Home Department, Revenue Branch, G. G. August 1839, No. 1/4, in National Archives of India, New Delhi; см. также: Resolution dated September 21, 1841 by the Revenue Branch of the Government of India, Revenue Department, Revenue Branch, 21st September 1840, No. 1/3, National Archives of India; Letter by? to T. H. Maddok, Territorial Department Revenue, Bombay, 10 February 1842, in Revenue and Agriculture Department, Revenue Branch, February 28, 1842, Nos. 2–5, National Archives of India, New Delhi; Medicott, Cotton Hand-Book for Bengal, 305; Asiatic Journal and Monthly Register 36 (New Series) (September – December 1841): 343.

Silver, Manchester Man and Indian Cotton, 37–39; Asiatic Journal and Monthly Register, New Series, 35 (May – August 1841): 502; Copy of letter from C. W. Martin, Superintendent Cotton Farm in Gujerat, Broach, November 1830 to William Stubbs, Esq., Principal Collector, Surat, in Maharashtra State Archives, Revenue Department, Compilations Vol. 22/350, 1831; Gibbs, Broach, October 5, 1831, to Thomas Williamson, Esq., Secreatry of Government, in Maharashtra State Archives, Revenue Department, Compilations Vol. 22/350, 1831; Asiatic Journal and Monthly Register, New Series, 39 (1842): 106; letter by? to T. H. Maddok, Territorial Department Revenue, Bombay, 10 February 1842, in Revenue and Agriculture Department, Revenue Branch, February 28, 1842, Nos. 2–5, National Archives of India, New Delhi; Report of the Bombay Chamber of Commercefor the Year 1846–47 (Bombay: American Mission Press, 1847), 5.

Medicott, Cotton Hand-Bookfor Bengal, 320, 322, 323, 331, 340, 352, 366.

Annual Report of the Transactions of the Bombay Chamber of Commerce for the Official Year 1840–41 (Bombay: Bombay Times and Journal of Commerce Press, 1841), 112–19; Copy of a letter of John Peel, Manchester Commercial Association, to the Chairman of the Court of Directors of the Honourable East India Company, London, March 1, 1848, in Manchester Commercial Association, October 18, 1848, No. 3–4, Revenue Branch, Home Department, National Archives of India, New Delhi; Committee of Commerce and Agriculture of the Royal Asiatic Society, On the Cultivation of Cotton in India, 4.

East-India Company, Reports and Documents Connected with the Proceedings of the East-India Company in Regard to the Culture and Manufacture of Cotton-Wool, Raw Silk, and Indigo in India (London: East-India Company, 1836); Reprinted letter of W. W. Bell, Collector’s Office, Dharwar, 10 January 1850 to H. E. Golds-mid, Secretary of Government, Bombay, reproduced in Report of the Bombay Chamber of Commerce for the Year 1849–50 (Bombay: American Mission Press, 1850), 26; Bombay Chamber of Commerce, Annual Report of the Bombay Chamber of Commercefor the Official Year 1840–41, 104.

Ellison, The Cotton Trade, 99; Revenue Department No. 4 of 1839, reproduced in Official Papers Connected with the Improved Cultivation of Cotton, 1, уточнено в Asiatic Society of Bombay Library, Mumbai; Annual Report of the Bombay Chamber of Commercefor the Year 1859/60 (Bombay: Bombay Gazette Press, 1860), xxviii.

Mann, The Cotton Trade of Great Britain, 70; C. W. Grant, Bombay Cotton and Indian Railways (London: Longman, Brown, Green and Longman, 1850), 9.

Tuteja, “Agricultural Technology in Gujarat,”: “Replies to the Queries Proposed by the Government of India, given by Viccajee, Regarding the Cotton Trade in the Nizam’s Country,” Home Department, Revenue Branch, August 12, 1848, No. 3–11, p. 167, in National Archives of India, New Delhi; Report from Kaira Collector to Revenue Department, Neriad, March 22, 1823, Revenue Department, Compilations Vol. 8/60, 1823, in Maharashtra State Archives, Mumbai.

Tuteja, “Agricultural Technology in Gujarat,” 147, 150; Letter of Chartles Lurh (?), in charge of experimental cotton farm in Dharwar, February 21, 1831, to Thomas Williamson, Esq., Secretary to Government, Bombay, Revenue Department, Compilations Vol. 22/350, 1831, in Maharashtra State Archives; См., например, Reportfrom the Select Committee on the Growth of Cotton in India, House of Commons, 5; Tuteja, “Agricultural Technology in Gujarat,” См. также: Letter by J. P. Simson, Secretary to Government, The Warehousekeeper and Commercial Account, Bombay Castle, 18 May 1820, Commercial Department, Compilations Vol. 4, 1821, in Maharashtra State Archives, Mumbai.

Подробный рассказ о том, как туземные торговцы доставляли хлопок от хлопководов на рынок, см.: Cotton Trade in Bombay, 1811, in Despatches to Bombay, E4/1027, pp. 135–47, Oriental and India Office Collection, British Library, London. См. также: Marika Vicziany, “Bombay Merchants and Structural Changes in the Export Community, 1850 to 1880,” in Economy and Society: Essays in Indian Economic and Social History (Delhi: Oxford University Press, 1979), 63–196; Marika Vicziany, The Cotton Trade and the Commercial Development of Bombay, 1855–75 (London: University of London Press, 1975), especially 170–71; Dantwala, A Hundred Years of Indian Cotton, 37; Bombay Chamber of Commerce, Annual Report of the Bombay Chamber of Commerce for the Official Year 1840–41, 111; Letter from [illegible], Commercial Resident Office, Broach, January 6, 1825, to Gilbert More, Acting Secretary of Government Bombay, in Commercial Department, Compilations Vol. 26, 1825, “Consultation Cotton Investment,” in Maharashtra State Archives, Mumbai; Report from Kaira Collector to Revenue Department, Neriad, March 22, 1823, in Revenue Department, Compilations Vol. 8/60, 1823, Maharashtra State Archives, Mumbai.

Annual Report of the Bombay Chamber of Commerce for the Year 1846–47 (Bombay: American Mission Press, 1847), 7; Committee of Commerce and Agriculture of the Royal Asiatic Society, On the Cultivation of Cotton in India, 4; Annual Report of the Bombay Chamber of Commercefor the Year 1849–50 (Bombay: American Mission Press, 1850), 7; Bombay Chamber of Commerce, Annual Report of the Bombay Chamber of Commerce for the Official Year 1840–41, 110–11; Captain M. Taylor to Colonel Low, Reports on District of Sharapoor, Sharapoor, June 23, 1848, in “Prospects of Cotton Cultivation in the Saugor and Narbadda Territories in the Nizam’s Dominions,” August 12, 1848, No. 3–11, Revenue Branch, Home Department, National Archives of India, New Delhi; Report from the Select Committee on the Growth of Cotton in India, House of Commons, v.

Bombay Chamber of Commerce, Annual Report of the Bombay Chamber of Commerce for the Official Year 1840–41, 104, 107; Copy of letter from C. W. Martin, Superintendent Cotton Farm in Gujerat, Broach, November 1830 to William Stubbs, Esq., Principal Collector, Surat, Revenue Department, Compilations Vol. 22/350, 1831, in Maharahstra State Archives, Mumbai. См. также: Martin to Stubbs, 1st October 1831, Revenue Department, Compilations Vol. 22/350, 1831, in Maharashtra State Archives, Mumbai.

Peely, Acting Commercial Resident, Northern Factories, 21 July 1831, to Charles Norris, Esq., Civil Secretary to Government, Bombay, Revenue Department, Compilations Vol. 22/350, 1831, in Maharashtra State Archives; Committee of Commerce and Agriculture of the Royal Asiatic Society, On the Cultivation of Cotton in India, 13; Letter by H. A. Harrison, 1st Assistant Collector, Ootacmund, October 14, 1832 to L. R. Reid, Esq., Secretary to Government, Bombay, Compilations Vol. 7/412, 1832, in Maharashtra State Archives; “Cotton Farms, Proceedings respecting the formation of _____ in the Vicinity of Jails,” Compilation No. 118, in Maharashtra State Archives, Mumbai; Copy of letter of T. H. Balier (?), Collector, Dharwar, 19th August 1825 to William Chaplin, Esq., Commissioner, Poona, in Commercial Department, Compilations Volume 26, 1835, “Consultation Cotton Investment,” in Maharashtra State Archives, Mumbai; длинное рассуждение о рабстве в Индии см.: в: Asiatic Journal and Monthly Register, New Series, 15 (September – December 1834): 81–90; Factory Records, Dacca, G 15, 21 (1779), Oriental and India Office Collections, British Library, London.

Coy of letter from J. Dunbar, Commissioner? of Dacca, to Sudder, Board of Revenue, September 27, 1848, in Home Department, Revenue Branch, December 2, 1848, Nos. 10–18, in National Archives of India, New Delhi.

E. R.J. Owen, Cotton and the Egyptian Economy, 1820–1914: A Study in Trade and Development (Oxford: Clarendon Press, 1969), 12. George R. Gliddon, A Memoir on the Cotton of Egypt (London: James Madden & Cº, 1841), 11.

Owen, Cotton and the Egyptian Economy, 28–29, 32, 47; Gliddon, A Memoir on the Cotton ofEgypt; “Commerce of Egypt,” in Hunt’s Merchants’ Magazine and Commercial Review 8 (January 1843): 22; John Bowring, “Report on Egypt and Candia,” in Great Britain, Parliamentary Papers, 1840, vol. XXI, 19; Christos Hadziiossifm, “La Colonie Grecque en Egypte, 1833–1836” (PhD dissertation, Sorbonne, 1980), 111; John Bowring, “Report on Egypt and Candia (1840),” цит. по: Owen, Cotton and the Egyptian Economy, 318.

Owen, Cotton and the Egyptian Economy, 36–37, 40.

“Commerce of Egypt,” 22; Owen, Cotton and the Egyptian Economy, 34; Table 1, “Volume, Value, and Price of Egyptian Cotton Exports, 1821–1837,” 45; Table 5, “Volume, Value, and Price of Egyptian Cotton Exports, 1838–1859,” 73.

Примерно с 1823 до 1840 г. Robert Levy, Histoire economique de l’industrie coton-niere en Alsace: Etude de sociologie descriptive (Paris: F. Alcan, 1912), 58; Copy of a Memorial Respecting the Levant Trade to the Right Honourable the Board of Privy Council for Trade and Foreign Plantations, as copied in Proceedings of the Manchester Chamber of Commerce, meeting of February 9, 1825, in M8/2/1, Proceedings of the Manchester Chamber of Commerce, 1821–27, Archives of the Manchester Chamber of Commerce, Manchester Archives and Local Studies, Manchester; The Proceedings of the Agricultural Convention of the State Agricultural Society of South Carolina, 323.

Bremer Handelsblatt (1853), цит. по: Ludwig Beutin, Von 3 Ballen zum Weltmarkt: Kleine Bremer Baumwollchronik, 1788–1872 (Bremen: Verlag Franz Leuwer, 1934), 25; Philip McMichael, “Slavery in Capitalism,” 327.

Thomas Ellison, A Hand-Book of the Cotton Trade, or, A Glance at the Past History, Present Condition, and the Future Prospects of the Cotton Commerce of the World (London: Longman, Brown, Green, Longmans, and Roberts, 1858), 96.

Albert Feuerwerker, “Handicraft and Manufactured Cotton Textiles in China, 1871–1910,” Journal ofEconomic History 30 (June 1970): 340; Kang Chao, The Development of Cotton Textile Production in China (Cambridge, MA: Harvard University Press, 1977), 4–13; Robert Fortune, Three Years’ Wanderings in the Northern Provinces of China, Including a Visit to the Tea, Silk, and Cotton Countries, With an Account ofthe Agriculture and Horticulture ofthe Chinese, New Plants, etc. (London: John Murray, 1847), 275; Koh Sung Jae, Stages of Industrial Development in Asia: A Comparative History ofthe Cotton Industry in Japan, India, China and Korea (Philadelphia: University of Pennsylvania Press, 1966), 28, 38, 45; William B. Hauser, Economic Institutional Change in Tokugawa Japan: Osaka and the Kinai Cotton Trade (Cambridge: Cambridge University Press, 1974), 59, 117–20; Hameeda Hossain, The Company of Weavers ofBengal: The East India Company and the Organization of Textile Production in Bengal, 1750–1813 (Delhi: Oxford University Press, 1988), 28.

Karen Wigen, The Making of a Japanese Periphery, 1750–1920 (Berkeley: University of California Press, 1995); Tench Coxe, An Addition, of December 1818, to the Memoir, of February and August 1817, on the Subject of the Cotton Culture, the Cotton Commerce, and the Cotton Manufacture of the United States, etc. (Philadelphia: n. p., 1818), 3; Dunbar, officiating commissioner of revenue in the Dacca Division in 1844. См.: “Extracts and Abstract of a letter from W. Dunbar, Officiating Commissioner of Revenue in the Dacca Division, to Lord B. of? dated Dacca, May 2, 1844,” in MSS EUR F 78, 44, Wood Papers, Oriental and India Office Collection, British Library, London.