Сто лет

Подготовка к отъезду

Фредрик неожиданно проникся оптимизмом. Заговорил об участке земли, который они собирались распахать к весне. Во всяком случае, к лету. Когда он вернется из больницы. Казалось, он верил, что там, на Юге, в Кристиании, владеют тайной древних заговоров и колдовства. Элида знала, что ее муж упрям. Но даже подумать не могла, что он, несмотря на паралич, будет так твердо стоять на своем. В то же время ей было стыдно, что она не до конца разделяет его надежды. Поэтому она ничего ему не сказала, хотя эта недоговоренность сжигала ее изнутри.

Однажды вечером она все-таки спросила у него, откуда они возьмут деньги на такую поездку. Может, она должна попросить взаймы у своей сестры Кьерсти? Ее муж хорошо зарабатывает на фрахте.

– Нет! Мы продадим корову! – просто ответил Фредрик.

– Корову! Это несерьезно! Как же мы будем жить без коровы, когда вернемся?

– Купим другую. Вопрос жизни и смерти не должен зависеть от какой-то коровы.

– Фредрик! Я не хочу продавать корову! – сердито прошептала она. Они уже легли, весь дом спал.

– Спи, Элида. Утро вечера мудренее.

Он уснул, а Элида лежала и пыталась найти выход. Такой уж у нее был характер. Она не могла спокойно ждать рассвета.

Висящий на стене телефон ничем не мог помочь Элиде. У него было слишком много ушей. Кроме того, Фредрик всегда был рядом. Поэтому ей пришлось написать письмо. Попросить сестру о деньгах. Через воскресенье Кьерсти позвонила ей. Трубку сняла Хельга – Элида переодевала Йордис на ночь. Она отдала Хельге полуодетую девочку и схватила трубку. Разговор был короткий. Сначала – о здоровье Фредрика. Элида ответила, что постепенно он поправляется.

Переход к самому важному был резок.

– К сожалению, мы ничем не можем тебе помочь. А ты обращалась к маме? – спросила Кьерсти.

У Элиды сдавило горло. Она слышала, что сверху уже в третий раз спускается Агда и говорит, что хочет пить. Босые ноги шлепали по лестнице, в тонком голоске звучала укоризна.

– Нет. Ты же знаешь, я не могу обращаться к маме, – как можно спокойнее ответила Элида.

– Может быть, пришло время заключить с ней перемирие? Ведь она уже старая…

После долгого молчания и шороха в трубке Кьерсти спросила, слушает ли ее Элида.

– Ты не должна так говорить, – прошептала Элида.

– Я тебя не понимаю. Забудь о своей гордости. С тех пор прошла целая жизнь…

– К нам кто-то дозванивается. Я тебе напишу, когда будет возможность. Передавай всем привет!

Элида повесила трубку. Всё. Как могла Кьерсти советовать ей просить деньги у матери?

В памяти всплыл давний разговор с матерью. Люди, хорошо знавшие Сару Сусанне, слышали, как спокойно, но безжалостно мог звучать ее голос в такие минуты. Старший брат Элиды Иаков присутствовал при том разговоре, но не поддержал сестру.

– Никто не посмеет сказать, что я к чему-то принуждаю своих детей, но я настойчиво прошу тебя, Элида, не спешить с замужеством, пока ты не поймешь, на что годится этот человек. Ведь он ни к чему не проявил никаких способностей! У него в голове только чтение и пустые мечты. В его семье все такие.

– Не надо мешать нашей свадьбе, мама! Мы можем обойтись и без твоего благословения!

– Не говори глупостей! – Мать пыталась сгладить свою резкость. Она говорила так, будто Элида была неразумным ребенком, которого надо наставить на путь истинный. И повторила то, что Элида слышала уже много раз. Она избалована, потому что была самой младшей в семье и ей было всего четырнадцать, когда умер отец. Но это ошибка ее, Сары Сусанне.

– Это не глупости! Я завтра же уезжаю к Фредрику. Там меня уже ждут.

Сара Сусанне приехала на скромную свадьбу, устроенную в Хаугене, но мать и дочь почти не разговаривали друг с другом. Она присутствовала и на крестинах трех старших детей. И все проходило тихо и мирно. Так держатся люди, которые не очень близко знакомы и хотят сохранить между собой дистанцию.

Фредрик не столь строго относился к ее матери.

– Она хотела тебе добра. Кто я? Всего лишь сын арендатора, просто у меня случайно оказалась хорошая голова.

Будь его воля, он бы уже давно помирился с ее матерью. Но ведь Элида никогда не рассказывала ему всего, что говорила о нем ее мать.

* * *

Корову продали соседу. Но договорились, что он заберет ее, когда они уже уедут, чтобы Элида не видела, как ее уводят.

Весь ноябрь, что они еще жили в Русенхауге, Элида строила планы и страшилась предстоящей поездки. Вспоминала все, что она читала и слышала о Кристиании. Опасный город. Там полно нищих, уличных хулиганов и воров. Забастовки и тяжелые времена. Рабочее движение отсюда казалось ей почти революцией. Страшно было даже подумать о таком городе. К тому же Элида знала, что сама дорога будет тяжелой. Она плохо представляла себе, каким образом они доставят Фредрика на борт парохода, а потом посадят в поезд. Как она сумеет уложить его отдохнуть так, чтобы потраченные им на это усилия не убили его, она тоже не знала. Фредрик еще много времени проводил в постели. Но, как всегда, он убедил ее в своей правоте.

Хильмар говорил о поездке так, словно перед ним открывались новые возможности, и ни словом не упоминал о том, что эта поездка необходима для здоровья отца.

– Я поеду вперед! – объявил он и поговорил по телефону с теткой, которая должна была найти ему в столице работу.

Рагнар тоже размечтался о поездке. Кристиания! Энтузиазм сыновей был заразителен. Если бы не корова, Элида бы тоже не видела будущее в столь мрачном свете. Наверное.

У Селине и Фриды была работа, и они хотели остаться дома. А что делать с остальными? Элида написала сестре Кьерсти и спросила, не возьмет ли она к себе Йордис на то время, пока их не будет. Кьерсти позвонила ей и сказала, что нашла также приемных родителей для Карстена и Хельги. Карстен будет жить у одних добрых людей в Крокбергете. К счастью, в это время в гостиной не было никого, кроме Элиды и Фредрика.

Хельгу возьмут на это время Юхан Якобсен и Юсефине Дрейер с Эльверхёя. Они люди обеспеченные, но своих детей у них нет. Маленькая Йордис будет жить у Кьерсти, а Агда поедет с ними в Кристианию. Эту девочку нельзя оставлять на чужих людей.

Фредрик сидел в качалке и слышал весь разговор. Когда Элида повесила трубку, он посмотрел на нее. Почти враждебно. Она попыталась объяснить. Оправдаться, словно эта поездка была ее затеей. Из-за этого она рассердилась на себя. Рассердилась на Фредрика. В своей непоколебимой вере в будущее он как будто не понимал, что такое количество детей не может, словно по мановению волшебной палочки, вдруг переехать в столицу.

Вечером, когда они легли, они немного поговорили об этом, Элида заплакала, и Фредрик сдался. Ей стало стыдно, и они замолчали.

До того как Фредрика должны были положить в больницу, оставалось четыре месяца. Им предстояло уехать в марте, еще до конца зимы. Это означало, что Элиде следует поторопиться с приготовлением к отъезду.

Овец следовало зарезать. Всех, кроме одной матки, которую сосед брал к себе до их возвращения. Кур Элида могла зарезать сама, постепенно, одну за другой. Она умела обращаться с топором. Так что свежее мясо для фрикасе им было обеспечено.

Одна семья, в которой было много детей, хотела снять у них дом на время их отсутствия. Они же брались обслуживать и телефонный пункт. Платить много за дом они не могли, но, так или иначе, это были твердые деньги.

Наконец Элида с Фредриком объявили обо всем детям. О том, кто поедет в столицу и кто останется на Севере. Все сидели за кухонным столом. Фредрик начал объяснять, но сбился. Элида продолжила, но тоже не смогла говорить. Дети не спускали с них глаз. Господи, какие глаза бывают у детей!

Хельга и Карстен не плакали. Но сдерживались с трудом.

– Это ненадолго, месяца на два, не больше, – пообещала Элида.

– А что будет с Педером? – шепотом спросил Карстен и сглотнул комок в горле.

– Постараемся найти место и ему, – ответил Фредрик, взглянув на Педера.

С худого лица Педера как будто стерли всякое выражение. Он быстро встал и вышел из кухни.

В окно они видели, как он идет к хлеву своей особой шаркающей походкой.

Теперь все всё знали. Все было решено. Хильмар, Рагнар, Анни, Эрда и Агда ехали с родителями. С каждым днем Педер худел все больше, одежда на нем болталась. Он почти не разговаривал. Они не видели, как он плачет, но, конечно, он плакал. В хлеву. В одиночестве. Его скуластое лицо словно припорошил снег. В конце концов Элида пошла к соседу и умолила его взять к себе Педера до их возвращения.

– Я уже и сам думал об этом. – Сосед покашлял, прочищая горло. – Если хотите, я могу взять к себе в хлев пяток ваших овец, пока вы не вернетесь. Тогда вам не придется их резать. А Педер хороший парень, его мы тоже приютим.

* * *

– И у нее хватит места для всех нас?

– У нее такой же большой дом, как у нас, – ответил Фредрик.

Они сидели в гостиной возле телефона, Элида только что поговорила с сестрой Фредрика. У нее оказался тонкий, почти детский голос, несмотря на почтенный возраст и плохую связь.

Сестра Фредрика жила в Брюне. Элида так и не поняла, где и как далеко от Кристиании находится это место. Поняла только, что в Кристианию оттуда можно доехать на поезде или на чем-то, что его сестра назвала трамваем.

– То, что тетя Хельга согласилась принять к себе такую большую семью, делает ее достойной рая, сколько бы ошибок в жизни она ни совершила, – усмехнулся Рагнар.

– Хельга не обычный человек, она занимает высокую должность в Армии спасения. Еще совсем девчонкой она уехала на Юг, чтобы служить Богу. К счастью, она любит писать письма, – сказал Фредрик.

Судя по письмам, Фредрик был ее любимцем. Элида подумала, что, обладай Хельга столь многочисленными достоинствами на самом деле, у Фредрика в жизни не было бы никаких печалей, не говоря уж о плохом сердце. Но она промолчала. Им следовало быть благодарными Хельге, она действительно оказывала им услугу, пригласив жить у себя. Детский голосок рассказал по телефону, как она молится за Фредрика и что Бог благословит их всех. Ибо Бог велик! Кроме того, она связана с одним мудрецом и целителем, Марчелло Хаугеном. В него она тоже верит. Было похоже, что там, на Юге, Хельга сделала все возможное для сердца Фредрика. Осталось только выбрать, на кого полагаться. На Риксгоспиталь, на Марчелло Хаугена или же на Господа Бога. Словно речь шла о какой-то сверхъестественной лотерее – чем больше у тебя будет лотерейных билетов, тем больше будет и возможность выигрыша.

Элида вспомнила, как в детстве верила, что, если она забудет сосчитать шаги, идя в темноте в уборную, непременно случится несчастье. И однажды забыла. Тогда случилось несчастье. Умер отец.

Тетя Хельга сумела устроить Хильмара и Рагнара работать на обувную фабрику «Стандард скуфабрик». Они выехали на Юг еще в январе. Элида не раз и не два благословляла висящий на стене телефон. Она могла, стоя дома в вязаной кофте и тапочках, убедиться, что с ее детьми, уехавшими в столицу, все в порядке. Это помогало жить. Над тем же, что в столице трудно добиться признания тому, кто говорит по-деревенски и никогда не видел трамвая или хотя бы чего-нибудь электрического, они только смеялись. Что дорога до фабрики длинна, они считали даже преимуществом. Рагнар пытался подбодрить мать тем, что обещал купить ей шляпку, когда она приедет в Кристианию. Все дамы в Кристиании носят шляпки.

Но у Элиды хватало дела укладывать вещи в картонки и коробки. И те, что должны были отправиться с Йордис, Хельгой и Карстеном в их новые дома, и те, что должны были ехать с ней и Фредриком в Кристианию.

* * *

– Нет, я не могу этого допустить, – раздался с кровати голос Фредрика. Утром в тот день он не мог встать и его мучила одышка. Но все сразу поняли, что он имеет в виду.

Элида держала на руках Йордис, Агда обнимала ее колени. В комнате было трудно дышать – слишком много тут было народа и слишком много еле сдерживаемых слез. Все было очень серьезно. Из всех трещин и углов на них глядело бессилие. С покрывала на кровати и тех книг и бумаг Фредрика, которые еще не были упакованы. От бессилия кололо ладони. Пересыхал рот, и текли слезы.

Приемные родители приехали, чтобы забрать детей. Карстен и Хельга стояли у буфета, держась за руки. На белом полотенце, висящем на медном крючке рядом с умывальником, остался след чьей-то ладони. Тонкие занавески были задернуты. Фредрик не выносил яркого весеннего света. Эйде из Крокбергета, которые должны были забрать Карстена, оба не отрывали глаз от пола. Юсефине Дрейер, приехавшая за Хельгой, не знала, что сказать, она вздохнула и вышла на кухню.

Никто этого не ожидал. Сестра Элиды, Кьерсти, решительно взяла у Элиды Йордис и кашлянула.

– Теперь уже поздно что-либо менять, Фредрик! Вы не можете взять с собой всех детей, – тихо, многозначительно сказала она. – Все уже решено. Это ненадолго. Главное, чтобы ты выздоровел.

– Только пока ты не поправишься, Фредрик! – шепотом сказал Эйде и перенес тяжесть с одной ноги на другую. Худощавый мужчина с продолговатым лицом и добрыми глазами.

– Простите меня! Нет-нет! Я не могу этого допустить. Все должны ехать с нами. Мы должны быть все вместе! – сказал Фредрик.

Элиду охватила какая-то вялость, ее усталость была так велика, что она не могла произнести ни слова.

– Элиде не справиться, неужели ты этого не понимаешь? – уже более резко спросила Кьерсти.

Неожиданно Элида увидела все как зритель, словно то, что происходило, не касалось ее лично, но все-таки она словно отвечала за то, чтобы ничего не вышло за рамки приличия. Она избавилась от мучительного чувства, будто она – остановившиеся часы, висящие на стене в комнате больного, и быстро вывела оттуда детей. Сначала Хельгу и Карстена, которые понимали, что их это касается в первую очередь. Их хотели принести в жертву, а теперь они, может быть, спасутся, вернувшись в объятия отца. Ведь получил же Авраам в последнюю минуту от Господа разрешение не приносить Исаака в жертву. Наверное, подобное разрешение услышал и Фредрик. С горечью думая об этом, Элида кивнула старшим детям, чтобы они вышли из комнаты. Из комнаты предательства и жертвоприношения. Агду пришлось унести силой – она хотела остаться с матерью.

Когда дверь закрылась, Фредрик умоляюще протянул руку.

– Ты не должен думать только о себе, Фредрик! – строго сказала Кьерсти. – И ты не можешь вдруг явиться к Хельге, имея с собой на трех детей больше, чем собирался.

Элида молчала.

– Нет! Все должны ехать вместе! – выдохнул Фредрик, схватившись за сердце обеими руками.

Это снова заставило Элиду действовать.

– Пожалуйста, уходите! И большое… большое вам спасибо, – прошептала она и кивнула каждому в отдельности.

И они ушли. А что им еще оставалось?

Элида чувствовала, что взяла вину на себя. Отцовская любовь была очевидна. Все ее видели. Она понимала, что должна поддержать его в присутствии всех. Во всяком случае, дети должны услышать, что и она тоже хочет, чтобы они поехали с ними.

Когда Элида и Фредрик остались одни, она остановилась посреди комнаты, не в силах подойти к кровати, хотя Фредрик тянул к ней здоровую руку.

– Я знаю, как тебе будет трудно. Ведь я знаю…

– Да! – жестко сказала она. – Но так же трудно и отдавать своих детей чужим людям, – проговорила она бесцветным, безутешным голосом.

– Ты простишь меня?

– То, как ты себя вел? Не знаю, Фредрик, – по-прежнему жестко ответила она. И вышла вслед за всеми, прикрыв за собой дверь. Связь между ними ослабла. И Элида не знала, станет ли эта связь опять такой же крепкой, как прежде.

Накануне вечером она наказала себе не плакать, когда приедут за детьми. И без того все было достаточно тяжело. Наверное, ей помогли молитвы, она долго не спала той ночью. Когда она убедилась, что Фредрик уже заснул, она встала, вышла во двор и спустилась на берег. Там, наедине с собой, она прижалась головой к покалеченной иве, на которой еще не было почек.

Потом столкнула ногой в воду камень. И тут же почувствовала запах моря. Запах ледяных гниющих водорослей и провонявшей в трещинах камней воды, как ни странно, помог ей. Она вдруг вспомнила, что именно этот запах, этот проклятый запах всегда пробуждал в ней желание уехать отсюда. И пока Элида стояла там, в холодном ночном свете, позволив ветру растрепать и распустить ей волосы, хотя этого никто не видел, пока она стояла там, вытирая глаза и нос и радуясь, что ее никто не видит, она твердо решила, что все обернется благословением Божьим. Фредрик поправится. А она увидит и узнает многое, кроме телефона на стене в Русенхауге. Все к лучшему.

Хорошо. Значит, ее молитвы как будто были услышаны. Этого она уже не забудет. А Хельга и Карстен теперь всегда будут помнить, кто из родителей их любит больше.

Так решил Фредрик.