Телефонист

Глава третья

7. Уязвимость жёстких конструкций

Сухов пристально разглядывал пробковую панель в собственном кабинете, в центре которой была пришпилена открытка с репродукцией Мунка. Вчера здесь добавилось ещё две картинки: фотография этой безумной инсталляции с резиновой женщиной и копия оставленной ему записки про две свечи. Сама записка ушла к экспертам в качестве вещдока, как и всё остальное, и следственная машинка закрутилась: отпечатки, следы ДНК, допрос этого бухарика, хозяина квартиры, пробивка по базам всех его возможных контактов… Сухов знал, что, скорее всего, там ничего не будет. Рутинный набор действий, который всегда даёт результат, в этот раз не сработает. Потому что это…

– Игра в имитацию, – чуть хрипло прошептал Сухов, слушая вполуха отчёты о проделанной работе. Всем собравшимся в его кабинете казалось, что он мысленно отсутствует.

Имитация – это главное. Он знает, как мы работаем, и ему нужно, чтобы мы занимались этой, на его взгляд, белибердой, он уводит всё в сторону и потешается сейчас над нами. Не совсем, конечно… Не найдут никаких следов, всё останется стерильным, здесь главное – информация, это он и пытается сообщить. Его игра в этом. Но чего он хочет? Чего он хочет на самом деле? Опять не совсем так: что нужно его больному уму?! О чём, может, даже не догадывается рациональная, логичная и очень дееспособная часть его рассудка? Если и будет прокол, то он здесь. В этом диссонансе. В коротких тёмных трещинках, разломах, между его мотивами, рациональной частью его желаний, ведущей безупречную игру, и той, другой. Иррациональной. Но если у нас и есть зацепочки, то они здесь. Именно она одна, иррациональная часть, и может наследить. Вот о чём твердила Ванга: общие лекала здесь не годятся. Тропарёвский в них вписывался по всем эпизодам, но осталось что-то, лежащее за рамками…

Ещё вчера вечером, когда Ксюха уснула, Сухов сел на кухне и напился в одиночестве. Он смотрел на ночь за окном и думал о Ванге. Она вот могла мыслить как преступник. Даже больше: могла погружаться в эти крохотные разломы, трещинки, где в липкой темноте плескались чудовища чужих болезней. Так это было в книгах у этого долбаного Форели? Наливая себе очередную рюмку, Сухов усмехнулся: его слова.

– Писака, – процедил он после того, как залпом опрокинул рюмку. Вот бы Ксюха оказалась удивлена, узнав, что он не просто прочитал – проштудировал все его книги. Именно потому, что подозревал. Хотя с Тропарёвским делом книжки и помогли, но Сухов искал в них этот тёмный разлом, надеясь, что в тексте он – писака (как раз потому что и вправду был неплохим писателем) – и выдаст себя. Хотя Ванга сразу заявила, что это не Форель. И взбесила всех.

– Ты ошибаешься, Сухов, – сказала она, бесцеремонно забирая книгу у него из-под носа. – Не то ты там ищешь.

– Книжку-то верни, – попросил Сухов.

– Это не он, там что-то другое. Форель мог бы им быть, но ему повезло – он стал писателем.

– О чём ты? – бросил Сухов и мысленно добавил: «О чём ты, мать твою?! И хватит умничать».

– Говорю же, там что-то другое. Совсем. И уж точно у Телефониста нет подсознательного желания быть остановленным, пойманным. Это ты всё оставь для хрестоматий. Он активен, контактирует, пусть и в одностороннем порядке, и всегда пользуется мобильниками своих жертв. Но… мы ему нужны не для того, чтобы его раскрыть. Всё другое! А вот что? Ведь мы нужны… Возможно, вопрос «для чего» – один из главных, а? – она насмешливо посмотрела на Сухова и подмигнула ему, затем указала на книгу Форели:

– Но там ты ничего не найдёшь. Или мы имеем дело с таким чудовищем, что даже я ничего не понимаю.

Даже… вот эти её вечные «даже» всех и достали. В том числе и Сухова.

Сейчас, закинувшись парой таблеток аспирина и разглядывая пробковую панель в собственном кабинете, Сухов думал, что Ванга имеет право на все эти «даже». Вздорная глупая Ванга, только лучше её нет. И она необходима ему. Как это всё связать, чтобы она не взорвала снова его слаженный коллектив? Похмелье делает нас уязвимыми, голова гудела, раскрывая в рассудке Сухова свои потайные трещинки. И сейчас он впервые подумал, что… его раздраженность Вангой могла носить и личный характер? Сухов сразу же забаррикадировался от опасной мысли. Так или иначе, вздорная и невыносимая, с мозгами то ли маньяка, то ли преступника («пограничная», как выразился о подобных людях пресловутый Форель), Ванга была ему необходима.

– Мне нужна моя следственная группа, – заявил он сегодня после утреннего доклада шефу. – Оба моих криминалиста, эксперты, мой патологоанатом, эта… Людмила не годится…

– Так-так-так… Не годится ему, – недовольно буркнул Егорыч.

– И мне нужна Ванга, – выпалил Сухов. И испуганно замолчал.

Егорыч закашлял. И повисла тишина. «Сейчас начнётся», – подумал Сухов.

– Ты в себе? – шеф снял очки, протёр их, водрузил на место. Посмотрел на бумаги в папке, уныло отвёл от папки взгляд. – Дело закрыто! Ты… под нож меня решил подставить?

Сухов стоял перед ним, вытянувшись по струночке. Вполне возможно, с видом побитой собаки.

– Ты хоть понимаешь? – Егорыч оборвал сам себя. Его глаза под очками завращались, словно собрались выпрыгнуть из орбит.

Сухов угрюмо кивнул. Шеф снова взял папку, начал перелистывать бумаги и снова уронил её на стол.

– А если это не связано?

– Ещё один подражатель?! Н-е-ет…

– Ты хоть понимаешь, какое у нас место в мыле будет?

– Это он, товарищ полковник.

– Ты мне… – шеф поднял кулак и угрожающе потряс указательным пальцем. – Когда дело закрывал…

– Готов взять всю ответственность на себя, – мрачно объявил Сухов.

– Да молчи ты, герой хренов! – казалось, Егорыч чуть не задохнулся от возмущения. – Конечно, возьмёшь… А хозяйственное мыльце я тебе сам куплю.

Шеф отвернулся и молча уставился в окно. Пауза угрожающе растянулась. Облажался следак Сухов, все они облажались. По полной. Неподходящее время для таких проколов. Всегда, а сейчас особенно. Неподходящее политически. Все как на иголках – на носу формирование нового правительства. Перетряска на всех уровнях. Много чего поговаривали. Мудрый Егорыч играл в молчанку. Хороший мужик. Хотя с виду простак и душа на распашку. Вполне возможно, шефа ждёт резкий карьерный взлёт. Сухов пытался сейчас об этом не думать. То, что цейтнот жесточайший, очевидно всем. Наконец Егорыч решил перестать интересоваться происходящим за окном. Покачал головой, посмотрел в упор на Сухова.

– Двадцать первым пальцем думал, да? – осуждающе бросил он.

– Понимаю…

– Чего ты понимаешь?

– Дело не шуточное.

– Какие уж тут шутки, когда хрен в желудке? – Егорыч фыркнул. Снова посмотрел на папку с бумагами, тоскливо вздохнул и отвалился на спинку кресла. – Рассказывай!

И Сухов понял, что самого страшного не случилось. Будет ему его следственная группа. Дальше дело за техническими вопросами. Пару раз шеф перебивал его своими привычными репликами, матерными, солёными и беззлобными, скорее, ворчанием, но всё прошло гладко.

– А Вангу можно было бы прикомандировать на правах консультанта, – заключил Сухов.

– Не-е, вот это уж, мил человек, ты сам разбирайся.

– Ну, формальные основания…

– Это не твой вопрос! Это я решу. А вот с придурошной этой…

– Она оказалась права, товарищ полковник. А её никто не слушал. Я её не слушал.

– С бабой чем меряться решил, а? – и он, покачав седой головой, опять отвернулся к окну. Сухов чуть подался вперёд: к побитой собаке добавилась заискивающая собака. Обычно это срабатывало.

– Вы могли бы… своим приказом, – осторожно начал он, – чтобы не от меня исходило…

– Нет! – отрезал шеф. – Думаешь, не вижу, чего юлишь?! Жар чужими руками выгребать… На меня не рассчитывай. Если такая ценность, сам найди к ней подход.

Сухов тяжело вздохнул.

– Не просто это теперь.

– А ты чего хотел – на наждак сесть, и жопы не порезать? – язвительно заметил Егорыч. – Конечно, не просто. Теперь, – он помолчал, затем хитровато улыбнулся: – Так и скажи ей: был не прав, ты права. И низко в ноженьки поклонись. И не вздумайте мне тут своё кольцо всевластия опять разводить! Так вот.

– Кольцо? А… Ясно, – Сухов кивнул. Он и так лояльности получил от шефа по максимуму. Наверное, требовать большего, было бы перебором.

– Ну я пойду? – сказал он.

– Ступай, ступай, дорогой.

И уже перед самой дверью Егорыч его окликнул:

– Сухов, хочешь хороший совет?

– Хороший всегда не помешает, – улыбнулся.

– Хотя она мне вот тут, – шеф провёл ребром ладони себе по горлу. – Она подранок, твоя Ванга. Образно говоря.

– В смысле? – Сухов удивился. Хотя переход шефа к таким вот сравнениям – хороший признак: Егорыч сменил гнев на милость.

– В прямом. Невзирая на твою характеристику.

Теперь Сухов мысленно усмехнулся: «Жесткая, закрытая и абсолютно довольна собой», – как-то отозвался он о Ванге. – «Да, и очень умная». Дело было давнее, на каком-то корпоративе, и они с Егорычем пребывали в приятном подпитии. Интересно, шеф хоть что-то забывает?

– Да… вроде бы всё у неё в порядке, – Сухов пожал плечами. – Даже более чем.

– Ага. С виду. В этом и проблема.

– Ну и?

– Баранки гну. Поэтически выражаясь… – Егорыч постучал себя пальцем по лбу. – Кумполок бы включил.

– Что мне-то до её внутренних проблем? – быстро сказал Сухов.

– Ты ваньку-то перестань валять.

Сухов сделал недоумённое лицо.

– Я таких жёстких и циничных за свой век столько перевидал, – пояснил Егорыч. – А копни чуть поглубже… образно говоря.

– Здесь другой случай, – убеждённо заявил Сухов.

– Эээ, мил человек, просто копнуть поглубже придётся. И нечего тут выдумывать. Баба – она вся одинаковая. Там.

– Где?

Сухов чуть поморгал. Ему с трудом удалось не выглядеть несколько ошеломлённым. «Хорошо хоть сиськи руками не показал, – подумал он. – Так, округленько. Или ещё чего похлеще… Может мне ему показать, где там?» Смешок удалось подавить с трудом, нехорошо бы вышло.

– Вот ты дурак, или родом так?! – усмехнулся Егорыч и сам указал руками на округлость груди. – Ну не здесь же! Здесь-то как раз все разные.

– Это верно, – согласился Сухов.

– Вопрос лишь в глубине штыка, когда копать будешь, – подытожил шеф и залихватски изобразил работу штыковой лопатой. – Образно выражаясь.

– Поэтически говоря, – не удержался Сухов.

– Вот, смекать начал, – Егорыч хитровато прищурился. – И нечего меня тут подкалывать!

– Никак нет, товарищ полковник.

– Думаешь, я не вижу?! Ты, Сухов, пацан ещё, да и слепой, как крот, – сообщил шеф. – Смекать начал, а сам того ещё не понял.

– Вероятно, – согласился Сухов.

– Эээ, слышь, – весело закончил Егорыч. – На всякую хитрую жопу есть болт с резьбой. Но я не в обиде. А вот ты покумекай, почему у мостов не бывает жёстких конструкций.

– Почему? М-м-м… Рухнут?

– Именно. Так и с придурошной твоей… Я даю тебе ключик. Подумай об этом, когда пойдёшь к ней. Такое моё напутствие.

Сухов кивнул. И всё равно вся эта нехитрая житейская психология сработала бы с кем угодно. Но не с этой, как выразился сам Егорыч, «придурошной». Так что то ещё напутствие.

Закрывая за собой дверь, Сухов снова вспомнил, как неуклюже шеф обозначил руками округлости сисек. И чуть не рассмеялся в голос. Ему вспомнилось другое напутствие: «Идёшь к женщине? Прихвати с собой кнут».

Чёрт… всё не так! Всё растянуто по полюсам. Это Телефонист так сделал или похмелье? И непонятно, плакать или смеяться. Сухов всё же прыснул, и ему это не понравилось. Встретившись взглядом с секретаршей Егорыча, тут же засмеялся громче.

– Чё, Лёх, с утра хорошее настроение? – бодро поинтересовалась та.

– Да что ты – полные кранты! – признался он и расхохотался. И подумал, что Ванга бы его сейчас поняла.

…Ровно пятнадцать минут спустя в собственном кабинете Сухов подумал, что Егорыч, только что выставив себя простачком, мастерски его переиграл. Сто раз такое было, и сто раз они на это покупались. Всё же не зря они восхищались шефом. Так же и с мостами. Так же, наверное, и с Вангой. Так же и…

– Буддист херов… А ведь он мне и вправду дал какой-то ключик, – пробубнил Сухов, не очень понимая, что именно он имеет в виду.

А потом тренькнул звонок его мобильного. Ему пришло видео. С неизвестного номера. Сухов сглотнул.

«Ксюха зовёт эти ролики видосами», – отстранённо подумал он. И открыл видео. Оно было со звуком. Сухов почувствовал, как на лбу начала выступать испарина.