Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
Глава 3
Мы подхватили рюкзаки и оружие и довольно долго, минут пятнадцать, шли через измочаленный бомбами лесок и взлетное поле с засыпанными воронками, куда-то на самый дальний конец аэродрома. Здесь под изрядно побитой временем и налетами супостатов маскировочной сетью стоял «У-2», он же в будущем «По-2», – легендарный самолет, «летающая парта», курьер и легкий ночной бомбардировщик.
Увидев нас, из открытой кабины вылез молодой парень в пилотском шлеме и вразвалочку подошел к нашему баску.
– Принимай, «долгий парень»! – сказал он громко, явно вспоминая неизвестную мне хохму. – Заправлен аппарат, проверен, так что…
– Спасибо, Аркаша! – кивнул Хосеб. – Шапку давай!
Названный Аркадием летчик с улыбкой стянул свой шлем и передал его Алькорте.
Оглянувшись на Альбикова, я удивленно спросил:
– И это все? Нас же четверо!
– Четверо, – подтвердил Хуршед.
На его губах проявилась улыбочка, имевшая прямое отношение к азиатскому коварству.
– Так не хватит же мест! «У-2» поднимет одного, максимум двух, кроме пилота!
– Вот наш пилот. – Альбиков хлопнул по плечу Хосеба.
Но я все еще «тормозил».
– Так, если мы все спрыгнем, самолет гробанется!
– А мы не будем прыгать, – изрек Валуев. – Хосеб мягко, мяга-а-анько посадит самолетик прямо в пункте назначения. Посадишь?
– Си! – хмыкнул радист.
– А-а… – изобразил я понимание, обращаясь к Валуеву. – Так ты не летишь, что ли?
– Это еще почему? – не понял Петр.
– Так «У-2» не рассчитан на медведей!
– Иди ты!
На правах командира, и весьма крупногабаритного, он с трудом устроился на сиденье позади пилота. А нам с Альбиковым досталась «плацкарта» – место на нижнем крыле. Алькорта старательно привязал нас брезентовыми ремнями, надел нам на головы очки-консервы и матерчатые шлемы десантного образца, тщательно проверил, не упирается ли в тело оружие или снаряжение.
– Ты, Игорь, руки под грудью сложи, иначе от набегающего потока ладони замерзнут, хоть и лето сейчас! – по-отечески заботливо посоветовал пилот. – И голову наклони, чтобы воздух макушкой резать, а не лбом!
– Ну, долго ты еще будешь возиться? – проворчал Валуев. – Время уходит!
– А я уже закончил! – сообщил Алькорта, быстро запрыгивая в пилотскую кабину. – От винта!
Мотор прочихался и затарахтел. Неужто взлетит? «Ужто», блин!
«У-2» прокатился, разбежался и легко оторвался от земли. Набрал высоту и потянул к западу.
Летим, тарахтим… Скорость даже ниже, чем я привык гонять на своем «субарике». Поэтому особых проблем от полета на крыле нет – ничего не мерзнет, ничего не давит, ничего не болит. Лежи себе и наслаждайся видом проносящейся внизу земли.
Земля была недалеко. Всего-то метрах в двухстах пониже. Постепенно ее залила чернильно-черная мгла, изредка разрываемая непривычно тусклыми лучами автомобильных фар. Линия фронта дала о себе знать загодя – за несколько километров я увидел взлетающие в небо осветительные ракеты и ярко-желтые плети трассирующих пулеметных пуль. Артиллерия сейчас молчала. Алькорта слегка накренил самолет, и мы скользнули в сторону какого-то черного пятна. То ли болота, то ли рощи – с высоты было не различить. Но там никто не стрелял и не пускал ракет – мы проскочили незамеченными.
Немецкий тыл не спал – по дорогам мотались автомобили, ползали танки. Далеко за линией окопов горели небольшие костерки. Наверняка возле них сидели Гансы, Фрицы, Эрики и Дитрихи, варили супец из кубиков «Магги» и смолили эрзац-сигаретки. К сожалению, ни одного фугаса, чтобы зафигачить по «наглым рыжим мордам», на борту не было.
Я впал в какое-то оцепенение. Спать на крыле самолета не тянуло, да и близкое соседство с мотором не способствовало отдохновению. Сколько тянулась эта полудрема, не скажу, а вывел меня из нее голос Валуева, крикнувший Хосебу:
– Огни! Вон, видишь?
Для наглядности Петя показал рукой на три неярких светляка посреди большого темного массива (леса или болота?), расположенных ровным треугольником.
– Си! Вижу! – ответил пилот, и самолет заскользил вниз.
Это я сразу почувствовал – ноги поднялись выше головы. Потом «У-2», подрабатывая мотором, стал мягко опускаться, пока не коснулся колесами травы, – и сразу стало понятно, что приземлились мы где-то в голом поле – столько здесь обнаружилось бугров и ямок. Подскакивая и качая крыльями, самолет прокатился, гася невысокую скорость, и тарахтенье сразу стихло. После шума, бившего в уши всю дорогу, я будто оглох.
– Хватит валяться, – бодро посоветовал нам Петр, с кряхтеньем выбираясь из своей тесной кабинки. – Давай помогу освободиться!
Для скорости сержант просто разрезал ножом привязные ремни и тут же канул куда-то в темноту, прорезаемую слабым светом догорающих костров. Оранжевые сполохи причудливо плясали на стене какого-то бревенчатого сооружения – здоровенного сарая или амбара, стоящего у кромки леса.
Я присел возле крыла и, постанывая от натуги, сделал несколько разминочных движений, разгоняя застоявшуюся кровь.
Альбиков тоже кряхтел и негромко стонал, но при этом первым делом достал из чехла винтовку Мосина с оптическим прицелом и стал заряжать ее, быстрыми и точными движениями загоняя патроны в магазин. Рефлексы осназовца явно работали быстрее осознанных действий. Я, глянув на него, последовал примеру – отвязал свое оружие и рюкзак, проверил «АВС».
– Вокруг все тихо! – сказал Валуев, появляясь из темноты. – Оттаскиваем самолет.
Мы, все четверо, ухватились за хвост «У-2» и покатили аппарат задом наперед. Целиком самолет в сарае не поместился, крылья мешали, и носовую часть мы укрыли рваной, прелой рыбацкой сетью, сверху накидав сена.
– А где же наш встречающий? – спросил Алькорта, прислушиваясь к какому-то подозрительному звуку.
– От лесника требовалось только разжечь костры в оговоренное время, – сдержанно ответил Хуршед. – Ждать нас с цветами он не обязан.
– Уходим, – сказал Валуев, тоже навострив уши. – Сюда, кажись, кто-то едет!
Я повесил на спину рюкзак, ремень «АВС» перекинул через плечо, и в этот самый момент тоже услышал шум – нарастающий рев моторов. Не успели мы отбежать от сарая и на полсотни метров, как из леса выехало несколько грузовиков. К нам протянулся свет автомобильных фар – он показался мне ослепительным.
– Хальт! – прозвучал хлесткий окрик. – Рус, сдавайс!
Винтовка мгновенно оказалась в моих руках. Упав на землю, я двумя очередями погасил половину фар, но в ответ заработало несколько пулеметов. Одного пулеметчика я завалил сразу, взяв чуть выше огненного цветка, «распускавшегося» из дула «MG-34». Еще два пулемета «погасил» Альбиков – его трехлинейка хлопала рядом с равными промежутками между выстрелами – сержант работал спокойно и размеренно, словно на стрельбище.
Тут ко мне подкатилась здоровенная туша Валуева.
– Идем на прорыв! – выдохнул Петр. – Мы с Хуршедом впереди, вы с Хосебом сзади!
– Есть!
Валуев прав – бежать в любом ином направлении смерти подобно. Насколько я мог видеть, верней, догадываться, кругом простирался обширный луг, вытянутый с востока на запад. Ну, или наоборот. Пока его перебежишь, тебя десять раз пристрелят. А вот когда жертва бросается на охотников – это по-русски!
Ставя меня и Алькорту во второй ряд и буквально прикрывая нас собой, сержант отнюдь не лез в герои, а вполне логично рассчитал, что он и Альбиков – простые боевики, а от меня зависит успех всего задания, ну а Хосеб обеспечивает связь.
Альбиков выстрелил еще три раза, и погасли все уцелевшие фары. Немецкие пули так и зудели над головой, но, похоже, нас просто «прижимали» огнем, явно собираясь взять живьем, как тех демонов.
– За мной! – рявкнул Валуев, вскакивая на ноги – словно медведь на дыбы встал.
Выставив перед собой «ППД», он понесся вперед, на немцев. Рядом с ним мчался Хуршед, сменивший винтовку на «ТТ», следом пристроились мы с Алькортой. Как говорил один советский генерал: «Немцы не любят ночного боя – наша задача навязать им его!»
Это был сумасшедший забег! Но именно безумство сохранило нам жизнь. Валуев пер по прямой, как разъяренный зверь, долбя короткими очередями в каждое шевеление. Альбиков страховал – его «тэтэшник» хлопнул всего раза два. Немцы орали и палили на расплав стволов «куда-то в ночь», пули так и свистели вокруг нас. Я тоже стрелял по каждой вспышке, по каждому мелькнувшему в темноте силуэту. Пару раз какие-то ошалелые фрицы выскакивали мне чуть ли не под ноги. Одного я приголубил ударом приклада в переносицу, ориентируясь по белому пятну под чернотой каски, второго пристрелил короткой очередью Алькорта. Мелькали слабые лучики фонариков, слышались отрывистые команды, и тогда я сам начал орать во всё горло:
– Клаус, линкс ум! Фойер! Зих хинлеген! Нихт шиссен! Энтладен! Стопфен, фолле декунг! Раш форвертс!
Я кричал, лишь бы запутать дисциплинированных «дойче зольдатен», и у меня, по-моему, получалось – пожар в борделе во время наводнения набрал высокие обороты – фашисты носились по разным траекториям, периодически сталкиваясь лбами, а их стрельба и вовсе стала бестолковой.
В какой-то момент я упустил из виду широченную спину Валуева, и тут откуда-то сбоку выскочили два ошалевших немецких офицера в фуражках и с фонариками в руках. Они орали что-то малоразличимое в общем шуме, явно пытаясь навести порядок. Лучи света мазанули по нам с Хосебом, я нажал на спусковой крючок, но верная «АВС» ответила молчанием – в суматохе забыл поменять магазин. Повезло – диск хосебовского автомата был еще полон – баск дал длинную, патронов на двадцать, очередь и завалил «сладкую парочку». Я едва успел перепрыгнуть через оседающие на землю трупы и тут же влетел в кусты, к моему несказанному счастью, без колючек. Упругие ветки хлестнули по лицу, как плети. За кустами меня схватил своей железной лапищей Валуев и направил на путь истинный, а сам побежал рядом, шарахаясь от деревьев. Видит во мгле, как кошка!
Я на бегу сменил магазин и снова вскинул приклад к плечу, но стрелять оказалось не в кого – мы проскочили. Шум позади сделался смутным и плохо различимым. Вот прекратились одиночные винтовочные выстрелы, вот долбанул и затих пулемет… Фух-х, пронесло!
– За мной! – рявкнул сержант. – Не отставай, пионер! Хосеб, ты где?!
– Я тут! – пропыхтел наш пилот-радист.
– Хуршед?
– Живой! Джаляб, кютвераляр…
Я несся в ногу с Валуевым и, кажется, тоже начинал видеть в темноте. По крайней мере, я ни разу не треснулся об дерево…
Неожиданно чаща кончилась, и мы выскочили на дорогу. Это была не широкая «панцер-штрассе», как немцы говаривают, а узкая, извилистая дорожка с едва набитой колеей. По ней мы и двинулись.
