Добавить цитату

Пролог

Чёрный дым клубился над черепичными крышами замка, охватывая плотными кольцами деревянные башни, полз вверх, устремляясь в багровые, предзакатные небеса. В главном дворе воздух пропитался запахом жареного мяса и горящего дерева. Иногда слышался свист стали, следом восторженные возгласы, явно мужские. На другой стороне главного двора , в противоположной от веселящихся мужей, раздавался женский плачь, визг и причитания. Здесь было не весело. Женщины, из последних сил отбивались от настойчивых воинов в доспехах пытаясь найти укромный уголок, чтобы спрятаться до тех пор, пока этот ужас не кончиться. Один из слуг, уже не молодой мужчина, который, видимо, не представлял интерес для мародёров, поднял свою поседевшую голову, взирая тревожным взглядом на главную башню. Его сердце чуть не выпрыгнуло из груди, когда последнее знамя бывшего хозяина, безжалостно срубили и бросили в костёр. Белое полотно с кандзи «ками» – «господин», заключённым в кольцо, мгновенно вспыхнуло ярким пламенем. Туда же, в этот костёр, отправлялись тела бывших защитников замка, тех немногих, оставшихся прикрывать отступление своего господина. Остальные же, сдались на милость победителя ещё до начала штурма, и им была дарована жизнь и место на службе у нового хозяина. Седой слуга видел всё это. Он не был, не воином, не оруженосцем. Он просто подметал главный двор замка изо дня в день, уже несколько лет. Но даже он не мог и подумать о том, что будет мести землю, по которой будет ступать нога нового хозяина. Верный своим принципам, слуга приблизился к огромному костру почти в плотную, так, что языки пламени слизывали кожу с его обнажённого по пояс тела. Он не желал мучиться, но и умирать как самураи, вспоров себе живот, было ему не по статусу. Слуга извлёк из-за оби небольшой нож, он стащил его на кухне, перед самым штурмом, и, спрятав свой страх глубоко внутри, перерезал себе горло.

– Неужели, этот Мураками был таким хорошим хозяином, что даже обычные слуги не могут вынести его позора и умирают за него?! – произнёс человек, стоявший на балконе тэнсю, наблюдающий как седовласый слуга, безжизненно рухнул в костёр. Его маленькие, глубоко посаженные глаза бегло оглядели весь двор с высоты главной башни. Он был доволен увиденным результатом и его толстые, мясистые губы расплылись в широкой улыбке, а округлые щёки образовали глубокую ямочку вокруг большого носа. Широкую, массивную челюсть обрамляла аккуратно подстриженная бородка, а над верхней губой красовались тонкие усы.

– Видимо, не достаточно хорошим. По крайней мере, большинство его вассалов сдались без боя. – ответил второй человек, находившийся рядом. В отличии от первого, плечистого и коренастого, этот был высок, немного худощав и не так доволен. Скуластое и чуть удлинённое лицо, выдавало в нём уроженца Синано, местного до мозга костей. А высокий лоб с залысиной, говорил о большом уме. Голос его звучал ровно и сдержано.

– Это всё твоя заслуга Юкитака! – первый, коренастый человек, по приятельски хлопнул своей широкой ладонью по плечу скуластого, названного Юкитакой. – Если бы не твои уловки, нам бы пришлось ещё долго возиться с Мураками!

– О, Господин! – низко поклонился Юкитака. – Я не заслуживаю такой похвалы, я просто выполнял свой долг!

– Прекрати! – коренастый господин не сводил с лица довольной улыбки. – Я же знаю, что ты давно хотел отомстить Мураками за то, что он изгнал тебя из твоих же земель! Вот ты и отомстил! – голос господина был громкий и басистый, а в каждом слове звучали задорные нотки. – Теперь этот замок твой! Располагай здесь свой клан и сделай так, чтобы не один враг не прошёл мимо тебя!

– Харунобу-сама! Я у вас в вечном долгу! – Юкитака упал на колени и прикоснулся своим морщинистым лбом к половым доскам балкона. Он был вне себя от радости. После стольких лет вдали от дома, он наконец-то вернулся в родные горные края.

– Встань Юкитака! – приказал Харунобу. – Лучше подкрепи свои слова делом! Я намереваюсь захватить всё Синано, а твой талант и этот замок, прекрасный способ продвинуться дальше! – господин ткнул пальцем на север, где солнечный диск почти уже скрылся за пики высочайших гор Хиномото. – Вон туда мы пойдём, – до тех гор! А потом и за них! Кансукэ, ты знаешь, что там? – обратился он к третьему человеку.

Этот другой, был полной противоположностью Харунобу и Юкитаки. Весь в чёрном, от доспехом до куртки – дзинбаори. Ростом не превышал господина, да к тому же хромал на левую ногу, от чего постоянно опирался на трость. Лицо его было ужасным, создавалось впечатление, что по нему, всеми своими когтями, несколько раз ударил медведь. А отсутствие правого глаза, ещё больше подчёркивало мрачность этого человека. Кансукэ говорил мало, но всегда чётко и по делу. Его единственный глаз, жадно смотрел на горы, на которые указывал господин. Его взгляд был настолько тяжёл, что казалось, будто он готов в одно мгновение сравнять эти горы с землёй и всё, что за ними лежит, дабы его господин беспрепятственно прошёлся по ним своей тяжёлой поступью.

– Кансукэ! – снова окликну его Харунобу.

– Разумеется, знаю господин. – монотонно отозвался Кансукэ. – Там Этиго, а за ней море.

– Значит, мы скоро увидим море? – весело заключил Харунобу. – Почему ты такой мрачный? – господин подошёл к калеке и тоже хлопнул его по плечу. – Тебя, что-то тревожит?

– Мураками. – коротко отозвался Кансукэ.

– Но он повержен!

– Но не убит.

– Кансукэ прав господин. – поддержал Юкитака. – Его предали вассалы, но есть ещё родственники на севере.

– Кто они? – спросил Харунобу с пренебрежением.

– Таканаши из Ииямы. – ответил Кансукэ, переведя свой взгляд на господина. – А у Таканаши, есть родство с Нагао, которые сейчас управляют в Этиго. Так, что я не думаю, что Мураками успокоиться и вот так просто сдастся.

– И что? Эти Нагао так сильны? – насмешливо возмутился Харунобу.

– Пока я ведаю только слухами. – Кансукэ опустил единственный глаз, не смея взглянуть на господина. Обычно, он знал все ответы на любые вопросы.

– И что говорит молва? – Харунобу не расстроился неточному ответу своего вассала, он вообще редко находился в унынии.

– А говорит она вот, что, – приготовился пояснить Кансукэ. – глава клана Нагао Кагетора, к семнадцати годам возглавил свой клан, а к девятнадцати уже объединил всю провинцию. Помимо этого, бывшие сюго Уэсуги сложили с себя все полномочия управленцев и передали власть в руки Кагеторе, не имея с ним не каких родственных связей. К тому же я слышал, будто этот Кагетора блестящий полководец, воин, да ещё и является посланником самого Бисямон-тэна. – Кансукэ взглянул на господина, ожидая его реакции. – Пока, – это всё.

– Вот как, Бисямон-тэна значит? – Харунобу задумчиво прищурил правый глаз и разгладил усы. – Что ж, раз в Этиго есть посланник бога войны, то у нас есть само порождение Дзигоку! Правда ведь, Кансукэ? – расхохотался Харунобу, снова хлопнув калеку по плечу. Тот, сею шутку на свой счёт, оценил лишь недовольной ухмылкой. Но, Харунобу вдруг посерьёзнел. – В любом случае, узнайте всё: куда направился Мураками, поможет ли ему Таканаши, и, кто на самом деле этот Нагао Кагетора!

Господин развернулся, чтобы уйти с балкона но осёкся, увидев как на тэнсю воздвигают его личное знамя, – на красном поле чёрный ромб поделённый на четыре части. Подул сильный северный ветер и знамя накренилось на южную сторону.

– Что это значит Кансукэ? – явление Харунобу явно не понравилось. Калека недобро прищурился.

– Мы скоро это узнаем господин…

Глава 1. Недовольный

1-й день месяца хадзуки 20-го года Тэнмон(1 августа 1551 г.) Замок Сакато, Этиго.


Алые сполохи горящей ягура ярко отразились на гладкой, зеркальной стали, тонкого, изогнутого клинка. В тот же миг меч рванулся вперёд, описав дугу, он жадно впился в живую, человеческую плоть, насыщаясь свежей, горячей кровью. В этом бою он был не один, за ним всюду следовал его близнец, точно такой же, жадный до убийств. Оба клинка покоились в руках их извечного хозяина и являлись их продолжением. Воин, владеющий двумя длинными мечами с золочёными, квадратными цуба, был достаточно решителен. Вырвавшись вперёд и устранив троих недоброжелателей, он с силой толкнул ногой не до конца распахнувшиеся деревянные ворота, выбитые до этого тараном. Оказавшись внутри крепости, он тут же оценил ситуацию. Враги не стали на него нападать. Вместо того, чтобы вытолкнуть мечника за ворота и завалить проход, они толпой сгруппировались в один цельный строй в самом центре главного двора. Один, правда, захотел по геройствовать. Спрятавшись за распахнутой воротиной, он дождался, когда обоерукий воин окажется к нему спиной и напал. Мечник словно почувствовал опасность. Резко повернувшись, он легко сбил занесённый для удара клинок врага к земле, одним из своих мечей, а вторым рубанул по отрывшейся шее. И вновь кровь обагрила землю, нетронутую войной уже не один десяток лет.

Воины, что стояли в центре двора, в ужасе смотрели на мечника, только что безжалостно прикончившего их соратника у ворот. Они выжидали, когда он подойдёт, чтобы скопом напасть на него, ведь поодиночке его было точно не взять. Ростом он был чуть выше среднего, в харамаки с коричневой шнуровкой, на голове шлем с золотым драконом, сидящем между кувагата, на верхней части тульи. Из-под устрашающей маски-мэмпо, закрывающей нижнюю часть лица, смотрели холодные глаза убийцы. Даже густые седые брови и морщины у глаз не выдавали в нём старика, двигался он лучше любого молодого воина, присутствующего здесь. Защитники замка боялись его. Их даже пробрала дрожь, когда он двинулся им на встречу уверенным шагом победителя.

– Фуджи-сама! – в воротах появился высокий худощавый воин, полностью облачённый в доспехи цвета золота и тоже с двумя мечами, только с длинным и коротким. – Вы решили в одиночку захватить замок? Дайте дорогу молодым!

Фуджисукэ не обернулся. Он знал, кто его окликнул. Этот голос он слышал с самого рождения его обладателя. Ясуда Нагахидэ, так звали воина в золотых доспехах, и он являлся учеником и воспитанником Фуджисукэ, а также сыном его гикёдай-названного брата. Но даже ему старик Фуджи никогда не давал поблажек, впрочем, как и всем остальным. Накадзё Фуджисукэ, для соратников Байхисай, был самым старым воином в армии Нагао, и если молодые не могли угнаться за семидесятидвухлетним стариком, значит грош им цена.

Накадзё не ответил ученику, вместо этого он издал боевой клич и ринулся на толпу воинов Сакато. Ясуда, видя, как старик начинает терять самообладание, кинулся к нему на помощь. За Нагахидэ последовали остальные воины, ворвавшиеся в замок.

Когда эти двое, Фуджисукэ и Нагахидэ, сражались рука об руку, им не было равных. Оба владели одновременно двумя мечами и оба слыли искусными воинами. Враги ничего не могли противопоставить этим двум, кружащимся стальным вихрям. Их мечи разили быстро и точно. Особенно клинки Ясуды, имеющие заострённые расширения чуть выше цубы, от чего раны, нанесённые ими, становились особо серьёзными.

Их кровавая пляска почти закончилась, когда в главном дворе появилась ещё один отряд воинов во главе с круглолицым самураем в высоком чёрном шлеме, напоминающим шапочку эбоши.

– Северяне сильно увлеклись! – насмешливо произнёс он, увидев резню, учинённую Накадзё и Ясудой. Приказав своим воинам ждать, он с ожидающим видом сложил руки на груди и стал наблюдать за бойней.

– Остановитесь! Довольно! – послышался громкий голос со стороны врагов.

Бой утих. Нагахидэ кое-как сумел отволочь старика Фуджи от, терпящего сокрушительное поражение, противника. Два противоборствующих отряда встали друг напротив друга, – целёхонькие воины Накадзё и Ясуды и практически истреблённые защитники Сакато.

Пройдя сквозь строй, вперёд вышел хозяин замка и, собственно зачинщик всего этого беспорядка. Ему и принадлежал голос, остановивший битву.

– Хватит крови! – произнёс Уэда Масакаге. – Я сложу оружие и понесу наказание, каким бы оно ни было!

– Трус! – взъерепенился самурай в высоком шлеме. – Ты поднял это восстание, всполошил всю провинцию, а теперь намерен сдаться! И после этого ты называешь себя человеком чести? Умри достойно!

– Не вам говорить мне о чести господин Кагенобу. – вежливо ответил Масакаге, несмотря на яростные порывы своего противника. – Ваш клан не одно поколение приспосабливался к победителям, ровно, как и вы. Мы же, Уэда-Нагао, следуем законам вассальной преданности и не изменим им никогда! Пусть даже будем противостоять всем провинциям одновременно!

– Высокие слова, но в них нет мудрости. – Фуджисукэ, очнувшись от захлестнувшего его боевого пыла, обрёл дар речи. – Они больше подходят упрямому и глупому храбрецу-одиночке, а не главе целого клана.

Масакаге бросил неоднозначный взгляд на Накадзё. Старик говорил верно и Уэда, даже был с ним согласен. Но, клятва, данная его отцом, ложилась тёмной печатью на душу Масакаге. Уэда-Нагао, много лет назад поклялись в верности Уэсуги, а значит, будут служить им и только им. Молодой хозяин Сакато чтил этот обет, и не при каких обстоятельствах не мог его нарушить. Пусть даже весь его клан погибнет, но зато погибнет с честью.

– Я сдаюсь! – снова повторил Масакаге, обратившись к Кагенобу, назначенным командующим штурмом замка Сакато. – Заберите меня, а моих людей отпустите.

– Хватит болтать! – рявкнул Кошин Кагенобу, разозлённый его словами. Он подошёл ближе к Масакаге. – Ты умрёшь здесь и прямо сейчас, вместе со своими людьми! Я вырежу этот мерзкий нарост на теле клана Нагао! Вы все окончите своё существование сегодня и будете погребены под обломками своего же замка! – Кагенобу выхватил из ножен меч и направил его на Уэда.

– Не делайте этого Кагенобу-сан! – воскликнул Накадзё. Ему было противно смотреть как Кошин, в порыве своего невежества, пытается решить проблемы давней вражды их кланов. К тому же, Фуджисукэ так же сдерживал себя, от того, чтобы мгновенно не снести голову этому надутому самураю. Ему приходилось обращаться к нему с уважением, от части, из-за того, что он двоюродный брат Кагеторы, а от части, из-за его должности командующего.

– Это почему же? – глаз Кагенобу нервно подёргивался озадачено глядя на старого воина. – Он изменник и подстрекатель! Пусть умрёт на глазах у всех, дабы послужить уроком для тех, кто вздумает бунтовать! – Кагенобу замахнулся. Его клинок со звоном опустился на что-то металлическое. Кошин расширил глаза от недоумения вперемешку с возмущением. Перед ним стоял Ясуда, защитив Масакаге своим наручем. – Как ты смеешь северянин! – взорвался командующий. – Ты поднял руку на брата сюго!

– К вашему сведенью Кегенобу-сама, – Нагахидэ состроил такое лицо, будто рассказывает какую-то буддийскую притчу. – Масакаге-сан тоже является братом нашего даймё. А ко всему прочему, ещё и женат на его родной сестре. И, я считаю, он не одобрит поступок, который вы собираетесь совершить.

Кагенобу хищно оскалился, заскрежетав зубами, но клинок опустил, нервно бросив его в ножны. Вскоре, за воротами началась, какая-то возня и послышались возгласы воинов, что находились за стенами замка.

– Сюго! Господин Кагетора! Он едет сюда!

Накадзё лукаво улыбнулся, глядя сияющим взглядом на Кагенобу. Тот отвернулся поёжившись. По его мнению, радостный взгляд старика Фуджи более походил на ликования счастливого демона Дзигоку, у которого вот-вот свариться очередная человеческая жертва в его огромном котле. Кошин гордо поднял голову и пошёл к воротам, более, не обращая внимание не на кого из присутствующих.

Кагетора ехал в сопровождении четырёх сотен воинов. Он хотел поспеть до начала штурма, но дорогу ему перекрыл внезапно обвалившийся мост. Местные жители вылезали из своих укрытий, чтобы хоть одним глазком увидеть их нового повелителя и того, кто объединил провинцию несколько лет назад. Никто ещё из южной Этиго не видел главу клана Нагао, поэтому каждый, от босоногих детишек до согбенных стариков, проявляли неподдельный интерес.

Кагетора был молод, высок и широкоплеч. Минувшей зимой ему исполнилось двадцать два года. Лицо его было гладко выбрито. Голову он держал ровно, не опуская, и не вздёргивая, как это было присуще многим его самураям. Прямой, не широкий нос, густые брови и твёрдый, невозмутимый взгляд, предавали ему вид зрелого мужа. Длинные чёрные волосы, не покрытые ни чем, развивались на ветру при неполной рыси его коня. Облачённый в коричневые доспехи-могами* с красной шнуровкой, он не глядя по сторонам, пронёсся по дороге к замку Сакато.

– Это сюго! Сам господин Кагетора! А он красивый! Какой строгий… – подобные слова слышались отовсюду. Хотя, совсем недавно, соглядатаи Усами Садамицу докладывали князю Нагао совсем иные слова, происходившие с юга Этиго. Именно отсюда. Люди сетовали, что Нагао снова захватили власть в провинции. Мол, раньше они хотя бы пользовались марионетками из Уэсуги и числились лишь помощниками, а теперь, вконец обнаглев, вообще изгнали своих господ и сами стали править без всяких там подсадных сюго. Кагетора теперь, в глазах южан выглядел ещё хуже своего узурпатора отца и тирана брата. А начался это беспорядок полтора года назад, зимой, после новогодних праздников, когда престарелый сюго Уэсуги Сададзанэ скончался в своей постели не оставив после себя наследников. Тогда, ещё до смерти сюго, состоялась церемония, на которой, ныне покойный публично признал Нагао Кагетору своим приемником. Назначение, заранее было заверено в столице сёгуном и лично Императором. Недовольных была масса, но не большинство. Особенно протестовали; клан Уэда-Нагао и Ямаёши Масахиса, главный советник бывшего сюго. Вскоре, Уэсуги Сададзанэ отправился в круг перерождений и волнения усилились. Кагетору называли кем угодно – узурпатором, тираном, захватчиком, но только не освободителем и героем. В итоге, в нынешнем году, Уэда восстали и подняли под свои знамёна всю южную часть Этиго. Собрав армию, они напали на Точио и закрыли все проходы к южным соседям, что весьма усугубляло положение торговцев и паломников. Хондзё Ёшихидэ, хозяин Точио, смог легко организовать оборону, хотя и потерял часть призамкового города. Его соседи, Кошин Кагенобу, люто ненавидящий Уэда и Сайто Томонобу, вовремя привели свои отряды на подмогу. Вскоре подоспел и сам Кагетора, а после подтянулись и северные войска под началом Накадзё и Ясуды. Уэда не осталось другого выбора, как отступить и попрятаться по своим норам.

Дальше, Кагетора отправился бить союзников Уэда а главную их вотчину, замок Сакато, поручил заботам своего двоюродного брата Кошин Кагенобу, строго наказав ему, – сначала вывести Айю, сестру князя, а потом штурмовать замок, но так, чтобы его хозяин остался жив. Так и поступили. Уэда Масакаге, не надеясь удержать замок, выдал свою жену и четырёхлетнего сына армии противника и приготовился умирать. Кошин тут же, отправив Айю в Касугаяму, пошёл в атаку. Первое сражение состоялось на реке Уоно. Защитники Сакато, упрямо сопротивлялись, не давая преодолеть противнику водную преграду. Но потом, когда за их спинами полыхнула смотровая башня-ягура, они отступили за ворота замка. Оказалось, пока Кошин пытался с боем перейти реку, старик Накадзё в одиночку зашёл в тыл и запалил башню, что дало его армии вплотную подойти к стенам Сакато. А дальше было всё просто, перестрелка, штурм, пробивание ворот тараном и, наконец, замок был взят.

Кагетора второпях спрыгнул с коня во дворе замка. Узрев, что его армия находиться в приподнятом настроении, а защитники Сакато пленены, он подозвал к себе Кагенобу. Тот, быстро добежав до своего князя, упал перед ним на колени.

– Приветствую вас господин! – надрывая глотку, выкрикнул Кошин как можно громче. – Всё исполнено, как вы и велели!

– Где Айя? – Кагетора даже не посмотрел на своего брата, а лишь озирался по сторонам, ища свою сестру.

– Её вывели до начала штурма! – торжественно заявил Кагенобу, поднимая голову. – Амакасу-сан сейчас везёт её в Касугаяму! Он оказался единственным, с кем она захотела поехать.

– Как она вела себя? – Кагетора был озабочен, хотя виду и не показывал. Все-таки, он сражался против её мужа.

– Достойно! Без плача и криков! – эти слова Кошин произнёс с большой выразительностью. – За всю жизнь я не встречал столь невозмутимых женщин!

Кагетора одобрительно кивнул. Кагенобу пригласил его пройти в главную башню, чтобы, наконец, занять место хозяина и свершить судьбу рода Уэда-Нагао. Но князь Нагао отказался. Он не желал восседать на чужом помосте, не в своём замке, как это часто делали победители-захватчики. Кагетора приказал подать ему походный стул, на котором он и устроился у главных ворот.

– Докладывай, как прошёл штурм? – приказал даймё.

– Мы обошлись без потерь! – аккуратно начал отчёт Кагенобу, поведение князя его настораживало.-Лишь несколько раненых. Мы подошли к стенам, убив несколько защитников, и пробили ворота тараном.

– Как вы перебрались через реку без потерь? – уточнил Кагетора. – Или Масакаге сразу спрятался за стены, не попытавшись остановить вас?

– Нет, он пытался сопротивляться. Но, пока мы сражались на переправе, – Кагенобу бросил недовольный косой взгляд на старика Фуджи. – Накадзё пробрался в тыл и поджёг смотровую башню. Масакаге подумал, что мы уже пробрались в замок и бросился его защищать. Так же, Накадзё был первым, кто ворвался в Сакато, перебив несколько защитников. А потом, Масакаге не пожелал сражаться и сдался. – похвалив Фуджисукэ прилюдно, Кошин надеялся, что инцидент с его порывом убить хозяина Сакато не всплывёт на ружу. Он постоянно поглядывал на старика, но тот, сняв шлем, лишь отвечал Кагенобу насмешливым взглядом.

– Молодец Накадзё! – громко похвалил старика Кагетора и обратился ко всем своим воинам. – Стыдитесь! Этому человеку перевалило за семьдесят, а он сражается лучше вас, которым в большинстве и тридцати нет!

По войску, заполонившему двор замка, прокатились негодующие возгласы.

Потом Кагетора приказал подвести ему Масакаге. Ясуда Нагахидэ, принявший ответственность за пленника на себя, подвёл его к своему даймё и посадил на колени. Уэда держался достойно. В его глазах не было сожаления, но и для ненависти к его покорителю, места тоже не было. Кагетора смерил его своим непоколебимым, тяжёлым взглядом, но Масакаге выдержал, хоть и с большим усилием.

– Зачем ты поднял это восстание? – коротко задал вопрос князь Нагао.

– Ты узурпировал пост сюго, взял всю власть на себя и погубил дочь Сададзанэ-самы, единственную, кто могла бы родить внука-наследника! – бесцеремонно выпалил Масакаге. – Ты клялся, что не повторишь жалких попыток своего отца захватить власть, клялся, что восстановишь клан Уэсуги, которому мы, Нагао, должны верно служить! Все твои слова были ложью! Ты такой же, как и твой отец, – предатель своего господина и жаждущий власти лицемер!

Масакаге хотели ударить все, но Ятаро, находящийся всё это время за спиной своего даймё, с кошачьей ловкостью опередил их. Одним ударом своей громадной ноги он отправил Уэда в толпу, стоявших за ним воинов. Ясуда едва успел отскочить, а гигант уже схватил одной рукой пленника за шею, поднял над собой и хотел приложить его головой об землю, чтобы размозжить череп, но Кагетора резко окликнул:

– Ятаро стой!

Голос господина действовал на великана словно магия. Ятаро не стал делать то, что задумал мгновение назад, но всё равно гневно бросил Масакаге обратно к ногам господина.

– Я не собираюсь перед тобой оправдываться. – спокойно произнёс Кагетора, глядя на Уэда, лежащего перед ним в пыли. Никто не мог сейчас сказать, разозлили ли его слова хозяина Сакато или позабавили. Князь Этиго, как свойственно ему одному, находился в полной бесстрастности, что многих зачастую пугало. – Но, всё, что ты сейчас сказал, – неправда. Я действительно стал сюго вопреки всему, о чём говорил раньше. Я не желал этого, но люди Этиго попросили меня о том. Я объединил провинцию, чтобы все жили в согласии друг с другом; выращивали рис, отмечали праздники, пили сакэ и сообща сражались против тех, кто этот мир нарушит. Ты стал нарушителем и снова вверг Этиго в междоусобицу.

Масакаге вздернул голову, взглянув на Кагетору. Теперь он не мог выдержать его взгляд, слёзы сами собой блеснули в уголках его глаз. Уэда с самого начала был против этого восстания, но старейшины клана распорядились иначе. Посетовав на то, что молодой и неопытный Масакаге должен чтить заветы своего отца, они вынудили его взяться за оружие. Пусть даже это шло вразрез с его личным мнением. И сейчас, сидя перед новым сюго, он мог оправдаться и снять с себя хотя бы часть вины, но не таков был Уэда Масакаге. Пусть он умрёт, но не когда он не начнёт молить о пощаде, растаптывая свою честь в пыли собственного замка.

– Я не отказываюсь от своих слов. – продолжал Кагетора, наблюдая, как Масакаге ведёт внутреннюю борьбу со своим упрямством. – Если найдётся хоть один достойный человек из клана Уэсуги, я сложу с себя полномочия сюго и отдам ему власть. Но, пока такого человека нет, я буду защищать Этиго, эту северную землю, мой дом, ценой своей жизни от всякого, кто вознамериться осквернить её. – князь Нагао встал со стула. Вид его был мрачен. Не кто не мог выдавить и слова, даже Масакаге, который недавно вовсю распалялся в оскорблениях.

– Кто пленил этого человека? – спросил Кагетора, указывая на Уэда. Кошин хотел было открыть рот, но Ясуда опередил его.

– Я господин! – Нагахидэ вышел вперёд и поклонился.

– Прекрасно. Ты поведёшь его в Касугаяму и посадишь под арест на месяц. Ограничь его от всяких посещений. Приставь к нему только одного слугу, который будет приносить ему лишь пищу и сменную одежду. Никто без моего разрешения не должен навещать его или передавать устные и письменные послания. Ровно через месяц, я вынесу ему приговор.

Ничуть не переменившись в настроении, Кагетора вскочил на лошадь.

– Господин! – заикаясь окликнул князя Кагенобу. – Что делать с Сакато?

– Ни кого не убивать и не грабить! Взять под наблюдение! Пусть живут, как жили, но в течении месяца, чтобы не один не покидал пределы замка! – Кагетора развернул коня и выбивая из под копыт пыль, поскакал прочь, оставив всех в напряжении.

* * *

3-й день месяца хадзуки 20-го года Тэнмон( 3 августа 1551г.)

Касугаяма, Этиго.


Кагетора вернулся в замок утром второго дня, а остальная армия на день позже. Раздав распоряжения по подготовке к пиру и награждению, отличившихся в битвах воинов, даймё отправился в святилище Бисямона, дабы вознести ему молитвы о дарованной победе над мятежниками. За всё это время, Наоэ Кагецуна, главный управленец Кагеторы, пытался не допустить Айю к князю. Та, в свою очередь, неустанно искала встречи со своим младшим братом, что даже прождала его в приёмной замка целых шесть часов. В конце концов, Наоэ уговорил её отправиться в своё поместье и отдохнуть, заверив, что она встретиться с Кагеторой на праздновании в честь победы.

Пир состоялся вечером третьего дня, когда все вассалы собрались в главной зале тэнсю Касугаямы. Перед началом празднования, князь Нагао подвёл итоги минувших месяцев боевых действий и раздал награды. Самые щедрые вознаграждения получили; Кошин Кагенобу – за хорошую организацию войск и захват Сакато, Хондзё Ёшихидэ – за удачную оборону Точио и Накадзё Фуджисукэ – за бесстрашие и проявленный героизм во время штурма замка клана Уэда. Все были довольны. Только лишь Кошин оставался мрачен и в последующем веселье участия не принимал, опрокидывая одну за одной чарку сакэ. Кагетора тоже оставался безучастным. Вместо этого, он молча наблюдал за своими вассалами и к сакэ, практически не притрагивался. Хотя он и был добр к своим слугам, устраивая для них пышные пиры и раздавая щедрые награды, сам такие роскошества избегал, полагая, что они портят человека, делая его зависимым от суетного мира. Он рассмотрел каждого, кто присутствовал на пиру.

Какидзаки Кагеие, рвал глотку своим хриплым, но громким голосом, похваляясь очередными победами. Несомненно, он был одним из храбрейших воинов Этиго. Прекрасный наездник, копейщик и весельчак, но был слишком жаден до битв, что иногда это граничило с чрезмерной жестокостью, к тому же, он слишком много пил. Порой, его приходилось утихомиривать целому отряду стражников и силой выносить с пирушки. Окума Томохидэ, тоже отменный воин, но, слишком скрытен. Иногда, Кагеторе казалось, что настанет день, когда Окума создаст ему кучу проблем и князь Нагао пожалеет, что не прогнал его тогда, когда он с помощью его брата Кагеясу, пытался захватить Касугаяму и прийти к власти, но проиграл и побитый, пришёл к Кагеторе. Ещё одним выдающимся воином был Китадзё Такахиро, в поединке на мечах которому, практически не было равных. Но, его любовь к золоту и роскошным одеждам отталкивала князя. Ведь если кто-то другой предложит ему больше богатства, чем даёт ему его господин, он может и переметнуться. Ко всему прочему, Китадзё был слишком кровожаден.

Кагетора перевёл свой взгляд на другую сторону залы. Здесь никто не хвастался своими достижениями, зато смеялись хором, едва ли не громче, чем кричал Какидзаки. Наоэ Кагецуна, первый весельчак и сквернослов, рассказывал о своих похождениях в весёлые кварталы и ночные вылазки к чужим жёнам. Несомненно, князь считал Наоэ одним из лучших своих вассалов. Кагецуна разбирался во всём; в строительстве, в налогообложении, в торговле, в отношениях с соседними провинциями и ещё во многом. Но, ко всему этому, был абсолютно не серьёзен, что Кагетора начал подумывать о том, как бы поудачней женить Наоэ, ведь ему уже стукнуло сорок три года, а наследников у него до сих пор нет. Рядом сидели два друга детства князя. Хотя второй, в юные годы, больше был соперником, чем товарищем. То были Амакасу Кагемочи и Сайто Томонобу. Они не слушали россказни Наоэ, зато постоянно о чём-то спорили. Мир их не брал ещё со времён похода на Садо, когда они поссорились из-за одной необычной особы. Теперь эти двое всюду пытались обойти друг друга. Амакасу пытался вовсю подрожать Кагеторе, что даже начал тренироваться как он, и в каждом сражении выкладывался в полную силу, чтобы показать свои безупречные ( как он считал) навыки боя. Сайто же, считал его глупцом и наглядно показывал, что он превосходит Кагемочи во всём; в уме, в навыках и даже в управлении кланом.

Не далеко от них, расположились Накадзё Фуджисукэ и его ученик, Ясуда Нагахидэ. Кагетора восхищался их умением сражаться сразу двумя мечами и отвагой, с которой они шли в бой. Но, даже у них были свои недостатки. Старик Фуджи, несмотря на свой возраст, всюду пытался доказать, что он, в свои года, во всём превосходит всех молодых воинов, которые есть в Этиго. Это, конечно, вызывало восторг, но в тоже время порождало зависть и ненависть, что рано или поздно, могло привести к дурным последствиям. Ясуда же, когда не находился на поле боя, становился совсем другим. Такого напыщенного, самолюбивого и надменного человека ещё не встречалось среди вассалов Нагао. Нагахидэ на всех смотрел свысока, считал себя едва ли не самым умным и культурным, причём тыкал этим в глаза другим, а то и вовсе не считал нужным снизойти до внимания к остальным . Такое его поведение, вызывало немало перешёптываний за его спиной.

Кагетора опустил голову, задумавшись. Несомненно, у всех этих достойных людей немало достоинств и недостатков, собственных целей, противоречий, все они кого-то любят и ненавидят, ведь поэтому они и являются людьми. Даже у него самого, Кагеторы, с его набожностью, стремлением к миру и обострённым чувством справедливости, наберётся немало тёмных пятен в душе. Возможно, даже больше, чем у всех их, вместе взятых. Даже сейчас, когда встал вопрос о судьбе Уэда Масакаге. Князь Нагао даже представить не мог, какой приговор он вынесет мятежнику через месяц. Если он прикажет его казнить или изгнать, это непременно испортит его отношения с любимой сестрой. А если помилует, это вызовет недовольство среди вассалов. Кагетора тут же бросил пронзительный взгляд на Кагенобу.

Кошин по-прежнему хлестал сакэ, не обращая внимания на царившее вокруг веселье. Князь Нагао знал, почему так недоволен его двоюродный брат. Всё из-за давней вражды Уэда-Нагао и Кошин-Нагао. Уэда считали себя истинными вассалами Уэсуги, которые должны были править Этиго. Кошин же, принимали сторону Тамэкаге, отца Кагеторы, которых Уэда считали предателями, узурпировавшими власть. Не нужно гадать, что Кагенобу желал смерти Масакаге и отсрочка казни в корне его расстроила.

« Был бы здесь Усами! – подумал Кагетора. – Он бы дал дельный совет.» Впервые, князь Нагао посчитал себя беспомощным без наставлений своего советника и стратега. Усами Садамицу сейчас отсутствовал в Этиго, улаживая конфликт с северным кланом Ашина из провинции Ивасиро, которые пытались поддержать восстание Масакаге но, вовремя отступили, узнав о его поражении.

Объявив всем, что он притомился, Кагетора покинул пиршественный зал и отправился в святилище. Несмотря на праздник, стража Касугаямы была вдвое бдительней обычного. Под началом грозного воина Ятаро, они не то, что не пытались увильнуть от службы, но даже перестали спать на ночных дежурствах. Страх перед гигантом-начальником, даже заставлял их видеть в темноте и бесшумно передвигаться по коридорам замка.

Выйдя из тэнсю, Кагетора пошёл в западную часть главного двора. Там и находился вход в его новое святилище Бисямон-тэна, которое обустроил для него Наоэ. Для всех жителей замка, оно выглядело как обычный, личный храм господина, посвящённый его кумиру, но для Кагеторы и Наоэ, это была самая настоящая сокровищница.

Дело в том, что пару лет назад, в Этиго произошло землетрясение, от чего, небольшой ручеёк, протекавший на западном склоне горы Касуга, превратился в самый настоящий водопад, под которым, образовалась достаточно просторная пещера. Рабочие Наоэ Кагецуны, нашли эту пещеру и доложили своему хозяину, а тот, в свою очередь, сообщил даймё. Кагетора тут же предложил своему управляющему сделать из пещеры уединённое святилище ками войны. Наоэ задачу понял, но пошёл дальше. Обставив всё для религиозных воздаяний своего господина, он разработал тайную комнату куда, впоследствии, стали свозить часть золота с добытых рудников Этиго и Садо и некоторые ценные вещи, в том числе, редкие доспехи и оружие, которые изволил коллекционировать князь Нагао.

Кагетора почти дошёл до входа в храм, как его окликнули. Князь даже не стал оборачиваться. Его, не совсем хорошее, настроение испортилось ещё больше, когда он узнал голос, позвавший его. Он остановился и стал ждать, когда обладатель знакомого до боли голоса подойдёт поближе.

– Конбанва братец! – подойдя, поприветствовала Айя.

– Добрый вечер сестра! – ответил Кагетора. Он обернулся и поклонился. – Почему ты ходишь одна в столь позднее время?

– Только не говори, что с возрастом ты утратил прозорливость? – парировала женщина. Голос её был спокоен, но в нём без утайки, присутствовали нотки укора. – Ты знаешь, зачем я здесь. А если нет, то Наоэ наверняка просветил тебя.

– Ты права. – согласился Кагетора. Он смотрел в сторону, не глядя в глаза сестре. – И, тем не менее, я не понимаю, что ты хочешь от меня услышать?

– Что ты намерен сделать с моим мужем? – прямо задала вопрос Айя.

– Он мятежник и будет наказан. Я оглашу приговор через месяц, в первый день месяца нагацуки**.

– Это не меняет моего вопроса. – настойчиво сказала женщина. – Я не осуждаю тебя за действия против Уэда, но пойми, мой муж хороший человек. Да, он упрям, но он свято верит в воинские добродетели; верность господину, сыновнюю почтительность, мужество, честь! Он чтит клятву, данную его отцом клану Уэсуги! Разве это не заслуживает уважения?

– Я всё это знаю. – ответил Кагетора. – Но, всё что он чтит, противоречит порядку установленному мной.

– Так значит, ты действительно считаешь себя полноправным властителем Этиго? – поразилась Айя, услышав слова брата.

– Сестра, ты цепляешься к словам. – Кагетора бросил на неё недовольный взгляд. Впервые в жизни он почувствовал, что разозлился на свою старшую сестру. Ту, которую любил, наверное, больше всех на свете. – Я не собираюсь оправдываться не перед тобой, не пред твоим мужем, или ещё кем либо, кто назовёт меня узурпатором! Если ты помнишь, то я никогда не стремился ни к этой власти, ни к войне, но я пошёл на это ради вас, людей Этиго! И вы же, теперь осуждаете меня за это! Загляните себе в душу и решите, что вам действительно нужно! Я сказал Масакаге то, что хотел! Теперь, пусть посидит и подумает, чего он на самом деле хочет! Его судьба, теперь, зависит только от него самого! А до этого, не одна душа не посетит его, будь то его жена или сам предок его рода.

Айя смотрела на брата в недоумении. Она ещё никогда не видела его таким разгорячённым. Кагетора же, проклинал себя за то, что говорил с ней на повышенных тонах. Но, он не собирался извиняться, пусть она теперь знает, что он уже не её послушный братец, а взрослый мужчина, на котором весит тяжкое бремя власти. Сейчас, как бы он этого не хотел, он не сможет по первому её слову помиловать Масакаге. И не потому, что этого не одобрят вассалы, а потому, что так надо, он так решил.

– Я поняла тебя брат. – Айя поклонилась Кагеторе. – Я ошиблась, думая, что власть тебя настолько изменила. Всему виной глупые россказни и слухи, распускаемые завистниками. Теперь я вижу, что ты не сделаешь ничего такого, что могло бы идти вразрез с твоими убеждениями. Я буду терпеливо ждать твоего решения, каким бы оно не было. – ещё раз поклонившись, женщина оставила своего брата наедине с собой.

Кагетора стоял как вкопанный. Волнение закралось в его сердце. Он понял, что стал более эмоционален, чем был раньше. Мысли о том, что люди не пытаются его понять, начали одолевать его большим напором. Решение пришло само собой. Он быстро спустился в своё святилище, разделся до набедренной повязки-фундоси и устремился к выходу из пещеры. Тому самому, который закрывал бурный поток, низвергающегося с горы водопада. Мгновение и его обнажённое мускулистое тело обдало холодным, неистовым потоком воды, охлаждая его разбушевавшийся разум. Кагетора стоял прямо, будто мощное давление падающей с высоты воды, и вовсе его не касалось. Постепенно его сознание успокаивалось, а душа, словно отделилась от тела, воспарив высоко над Касугаямой.


Примечание.

*Могами или могами-до – ламинарный аналог до-мару или харамаки, в ранних вариантах состоящий из обильно-перфорированных полос, через которые проходила обильная шнуровка, старательно имитирующая настоящие мелкие пластинки, для более убедительной имитации пластины имели зубцы и рельеф, имитирующие наложенные друг на друга мелкие пластинки. Несмотря на большую жёсткость конструкции по сравнению с ламеллярами, доспехи могами-до тем не менее рассматривались современниками лишь как дешёвая подделка.


**Нагацуки – старое название сентября ( яп.)