Штурмуя цитадель науки. Женщины-ученые Российской империи

Глава 5. Женщины – посетительницы публичных научных мероприятий в ученых и учебных учреждениях Российской империи в первой половине XIX века

Почтеннейшие любители и любительницы наук, кому только благоугодно будет, сим приглашаются к удостоению оных лекций своим присутствием.

Начертание о новоучреждаемом при Императорском Московском университете преподавании нужнейших и полезнейших наук для почтенной Московской публики. 1803 г.

Уже в первой половине XIX века не все россиянки, интересовавшиеся наукой, довольствовались «молчаливым» научным коллекционированием и частной перепиской с коллегами-учеными. Те из них, кто жил в университетских городах, в С.‐Петербурге, являвшемся штаб-квартирой Императорской академии наук, имели возможность принимать участие в академической жизни, хотя, конечно, в четко очерченных границах. В первой главе мы упоминали о чтении академиками научно-популярных лекций в Петербурге, организованном по инициативе княгини Е. Р. Дашковой. Мы также отметили, что не сохранилось данных о посещении этих лекций женщинами за исключением самой княгини. Но вот автор статьи, опубликованной в номере 23–24 «Вестника Европы» за 1803 год, рассказывая о публичных лекциях 1803–1804 годов, проходивших в Московском университете, заметил и записал следующее: «Счастливое избрание предметов для сих публичных лекций доказывается числом слушателей, которые в назначенные дни собираются в Университетской зале. Любитель просвещения с душевным удовольствием видит там знатных московских дам, благородных молодых людей, духовных, купцов, студентов Заиконоспасской академии и людей всякого звания, которые в глубокой тишине и со вниманием устремляют глаза на Профессорскую кафедру». Предметы лекций были очень разнообразны: опытная физика, натуральная история, экономика, средневековая история Европы. Следует заметить, что организаторы лекций специально приглашали на них женщин: «Почтеннейшие любители и любительницы наук, кому только благоугодно будет, сим приглашаются к удостоению оных лекций своим присутствием», – писали они в объявлении о новом начинании университета. И, как мы знаем со слов анонимного автора «Вестника Европы», «знатные московские дамы» – любительницы наук воспользовались приглашением и охотно посещали лекции. Как отмечал автор «Вестника Европы», «можно было предвидеть, что лекции Опытной Физики привлекут более слушателей, нежели другие. Не мое дело сравнивать таланты достойных господ профессоров, но феномены силы электрической, гальванизма, опыты аэростатические и проч., сами по себе столь любопытны, и господин Страхов изъясняет их столь хорошо, столь вразумительно, что публика находит отменное удовольствие в слушании его лекций», – и продолжал, видимо, чтобы не обидеть других профессоров: Таким образом и в Париже… Опытная Физика сделалась модною Наукою. Любезнейшие светские женщины и лучшие молодые люди составляют там многочисленную аудиторию профессора Шарля». Из чего следует, что, уж если что-то стало модным в Париже, нет ничего удивительного и тем более зазорного в том, что оно же пользуется успехом в Москве.

Е. О. Лихачева упоминает о посещении женщинами публичных лекций в Московском университете в своей знаменитой монографии по истории женского образования в России: «На отдельные лекции, например профессора Страхова по опытной физике, а также читавшиеся в 1807 году лекции профессора Буле по истории, археологии и изящным искусствам, дамы ходили, так же как и на лекции профессора Мерзлякова о русской словесности, читанные в 1812–1816 годах. В 1823 году было даже десять дам, из общаго числа 30-ти слушателей, на лекциях академика Шерера, который читал на немецком языке курсы “физико-химический и минералогический”, а “физико-химический с технологическим применением” – на русском. Эти лекции были платными – по 100 рублей за полный курс», – отмечает она. Итак, в 1803 году Московский университет, учреждая публичные лекции, в том числе и по естественно-научным дисциплинам, приглашал посещать их не только любителей, но и любительниц наук. Во множественном числе. И, по отзывам современников, посещали их «московские дамы», а не одна какая-то особенная дама. Тоже во множественном числе. Здесь надо заметить, что, приглашая светских дам посещать свои аудитории, Московский университет мог руководствоваться некоторыми вполне практическими соображениями. Например, лично познакомившись с университетом, его профессорами и служителями, влиятельные дамы могли бы выбрать именно данное учебное учреждение для образования своих сыновей, что, безусловно, пошло бы на пользу университету. О том, что российские аристократки не только имели право голоса при решении будущего своих детей, в том числе и сыновей, и внуков, но что зачастую этот голос был решающим, свидетельствуют воспоминания. Например, известный историк литературы, автор классических учебников по истории русской литературы Алексей Дмитриевич Галахов (1807–1892) вспоминал: «По выходе из гимназии я не составил себе определенного понятия о выборе карьеры и положился на решение родителей. Отец, как помнится, думал повести меня по той же дороге, по которой шел немалое время, то есть записать меня в одно из присутственных мест Рязани, чтобы я там, служа и выслуживая чины, занял наконец какую-нибудь должность. Но мать решительно воспротивилась такому предположению. Она видела мою охоту к наукам и чтению, и ей больно было думать, что сын ее, кончивший гимназический курс первым учеником, остановится на полдороге своего образования. Конечно, – добавляет А. Д. Галахов, – при этом она не имела в виду сделать из меня учителя или профессора: такое намерение не согласовалось с общим мнением тогдашних дворян, относившихся неуважительно к ученому сословию; но, по крайней мере, она понимала, что университет дает известные права, с которыми и в службе, военной или гражданской, молодой человек идет более успешными шагами. И потому после долгих разговоров и многих совещаний, решено было отвезти меня в Московский университет». Наверно, А. Д. Галахов не был бы представителем своего времени, если бы не заметил далее: «Настояв на таком решении, мать моя едва ли постигала цену услуги, оказанной сыну; но сын и до сих пор свято чтит ее память, как память своей кровной благодетельницы». Другой пример. В краткой биографической заметке, посвященной доктору медицины, ботанику-любителю и известному коллекционеру и собирателю флоры Александру Егоровичу Ризенкампфу (1821–1895), Владимир Ипполитович Липский (1863–1937) писал: «Получил домашнее воспитание у своей бабушки, женщины замечательной по уму и образованности, Анны Ризенкампф (рожд. фон-Гине). Ей он обязан превосходным знанием языков французского, немецкого, английского, а также необычайной виртуозностью в музыке. По латыни он писал и говорил свободно. Пройдя последний старший класс в Ревельской классической гимназии, он поступил в С.‐Петербургскую Военно-Медицинскую (ныне) Академию». Сведения эти В. И. Липский почерпнул из рассказов Антонины Карловны Жмакиной (1845–?), знавший Александра Егоровича настолько «близко», что он завещал ей свои ботанические коллекции.

Тем не менее на лекциях в Московском университете безусловно присутствовали женщины, не только подбиравшие учебное заведение для своих отпрысков, но и искренне интересовавшиеся науками или, возможно, следовавшие моде. Именно этими двумя причинами можно объяснить посещение женщинами публичных лекций, организованных Императорской академией наук в 40-е годы XIX века. А они их, судя по свидетельствам современников, посещали. Вот, например, отзыв журналиста о слушателях публичных лекций по астрономии, читанных Василием Яковлевичем Струве (1793–1864) осенью–зимой 1842 года: «Обращаемся к чтениям нынешней зимы. Это третья или четвертая зима, что Академия Наук отделяет одного из членов своих для ученой беседы с публикою, – разумеется, с частию публики, достаточно образованною для уразумения лекций на Французском или Немецком языках, на которых читают господа академики. Ныне вызвался читать г. Струве, один из знаменитейших наших ученых, об одной из поучительнейших наук. В среду, 25 ноября, происходило вступительное чтение великого астронома. Великолепно освещенная университетская зала наполнилась тысячью слушателей. В числе их изволил быть Его Императорское Высочество Генерал-Адмирал Константин Николаевич, со свитою; многие адмиралы, генералитет, академики, ученые, литераторы и дамы стеклись поучаться истинам астрономии из уст того, кому эта наука обязана многими приращениями». Через несколько лет, в 1850 году, историк живописи, беллетрист, цензор Давид Иванович Мацкевич (1819–1859) в одной из своих статей, посвященных образованию женщин, отозвался о посещении дамами публичных лекций В. Я. Струве следующим образом: «Что астрономия принадлежит к наукам, к которым женщины питают много сочувствия, может служить ясным доказательством успех публичных курсов об астрономии, читанных несколько лет тому знаменитым нашим астрономом Струве и профессором Зеленым – курсов, наиболее посещавшихся женщинами; многие из них сидели с карандашом, следили внимательно за лекциями и записывали слышанное».

Сохранились свидетельства того, что женщины посещали не только публичные лекции, но и другие публичные мероприятия в университетах и в Императорской академии наук, в частности магистерские и докторские диспуты. Например, 3 марта 1847 года московская жительница Елисавета Ивановна Попова (?–1876) записала в своем дневнике: «Защищать свое рассуждение о Ломоносове Аксаков будет в четверг. <…> Я непременно поеду на прение. О, если бы не было при университете графа Строганова, противника Аксакова, я вышла бы для прения и заметила бы сочинителю, что он мало развернул весь вред, произведенный у нас иностранцами…» По сведениям князя Н. В. Голицына, публикатора дневника, Е. И. Попова была дочерью книгопродавца и издателя Ивана Васильевича Попова, родилась предположительно в конце XVIII века, выросла в среде, близкой к литературным кругам Москвы. Константин Сергеевич Аксаков (1817–1860) представил к защите в Московском университете свою магистерскую диссертацию «Ломоносов в истории русской литературы и русского языка» 6 марта 1847 года. В этот день Е. И. Попова писала в дневнике: «Я поспешила одеться и поскакала в университет, где была уже в три четверти 11-го. Войдя в залу, я увидела на правой стороне, во 2-м ряду кресел, Катерину Александровну и подле нее молодую девушку. Несравненная Катерина манила меня к себе, и я села позади ее, в третьем ряду, и увидела, что с нею сидела Машенька, сестра Аксакова. Мать его и сестра Вера не могли приехать сюда от сильной сердечной тревоги и поехали к обедне. Машенька, молоденькая девочка, напротив очень желала быть на диспуте, думая, что все заключается в том, чтобы брату ее прочесть что-нибудь из своей книги».

Традиция, существовавшая среди московской «публики», в том числе женщин, посещать университетские мероприятия сохранялась и во второй половине XIX века. Например, Петр Дмитриевич Боборыкин (1836–1921) писал в одном из своих «Писем о Москве»: «Связь города с университетом чувствуется также и на каждом университетском торжестве, на каждом диспуте. Здесь это более интересный пункт сбора чем в Петербурге… Правда, публика, посещающая диспуты, всегда одна и та же. Она представляет собою небольшую кучку сравнительно с массой, не знающей ни о каких диспутах; но состав ее разнообразнее. Даже в сословном дворянском обществе вы найдете несколько семейств, мужчин, замужних женщин, девиц, которых вы всегда увидите на университетских актах и диспутах, между тем как в Петербурге так называемое “общество” очень редко посещает и то и другое».

Таким образом, уже в начале XIX века и на протяжении его первой половины высшие учебные и научные учреждения Российской империи (в лице Императорской академии наук) приветствовали появление в своих стенах женщин – любительниц наук. Посещение женщинами, принадлежавшими к образованным сословиям населения, публичных лекций, праздничных и других мероприятий даже приветствовалось их организаторами. Частично подобное поведение было данью европейской моде, частично было полезно самим учебным учреждениям и их профессорам, искавшим покровительства аристократии, в том числе аристократок. В то же время в весьма скупых описаниях, сохранившихся в репортажах журналистов, можно увидеть искренний интерес к науке, проявлявшийся самими женщинами, искреннее желание учиться, а не только украшать своим присутствием научное мероприятие, придавая ему таким образом светский оттенок.