Последний год Сталина

Так бывало…

На вопрос «был ли национализм и антисемитизм» в СССР, можно ответить вопросом: а где этого не было? Проявления на бытовом уровне – одно, как государственная политика – другое.

Меня возмущает цинизм тех евреев, которые ставят знак равенства между нацизмом Гитлера и национальной политикой Сталина. Первый старался искоренить их нацию (хотя некоторых из них использовал даже в вермахте). Второй – спас более миллиона евреев от уничтожения.

Бытовой национализм и антисемитизм в СССР был, хотя для русских он не характерен. Соответствующей статистики нет; сошлюсь на свой опыт. Как геолог я с 1954 года четверть века работал во многих регионах страны вместе с представителями разных народов. Забайкалье, Узбекистан, Чукотка, Казахстан, Северный Кавказ, Сванетия, Белоруссия, Украина… Позже побывал с лекциями и как журналист в Прибалтийских республиках. Нигде не чувствовал себя чужаком или оккупантом; с людьми разных национальности ладил и в труде, и на отдыхе. Тогда у нас была одна на всех единая и могучая держава.

Представьте себе, кто такие в наше время, скажем, эстонцы, литовцы или латыши? Малые народности, живущие на крохотном пространстве при заднем дворе Западной Европы. Им определена роль лилипутов среди таких великанов, как Германия, Франция, Великобритания… А в Советском Союзе им принадлежала вся страна, раскинувшаяся от Балтики до Чёрного моря и Тихого океана. Они были полноправными гражданами этой державы, а вовсе не какими-то угнетёнными инородцами.

В сталинское время разжигание межнациональной розни каралось как политическое преступление (8 лет лагерей). Когда я мальчишкой побывал в Карабахе, вражды между армянами и азербайджанцами не замечал. Полагаю, в скрытых формах она существовала, но внешне не проявлялась, ибо это не было в интересах ни тех ни других.

В «перестроечной» Эстонии (там я прочёл в местной академии наук лекцию о В.И. Вернадском) один из наиболее крупных учёных республики астрофизик академик Густав Иоганнович Наан, как мне довелось убедиться, подвергался нападкам националистов за то, что выступал против разрыва отношений с Россией и выхода из СССР. Ему за это поджигали входную дверь, а при мне в троллейбусе какая-то тётка без причин злобно обругала его (на эстонском языке).

Тут-то и вспомнишь о том, как яростно клеймил Ленин великорусский шовинизм, плохо оценивая опасность местечкового национализма, распространённого у малых народов отчасти из инстинкта самосохранения. Его нетрудно превратить в орудие межнациональной вражды, когда в этом заинтересованы богатые державы и местные деятели.

В СССР малые народы имели некоторые привилегии. Это позволило им выжить, сохранив национальную культуру. Ничего подобного не произошло, скажем, в Западной Европе, где «имперские» народы порабощали и уничтожали более слабых.

Можно возразить: а как же расценивать всеобщее распространение русского языка и русской культуры? Разве это не экспансия со стороны имперского народа?

Да, можно это называть экспансией. Однако она объективна и естественна для единого государства. Должен быть язык межнационального общения, объединяющий всех. Русская культура имеет мировое значение, и приобщение к ней лишь поднимает выше уровень духовного развития других народов. В СССР никто не мешал украинцам или грузинам говорить и писать на родных языках, развивать свою национальную культуру. Русские люди имели возможность приобщаться к культурам братских народов.

Например, по всесоюзному радио передавали не только русские песни и произведения русских писателей, поэтов, драматургов… У меня сохранились десятки программ радиопередач того времени, которые бесспорно свидетельствуют об этом. Кто честен и жил в те времена, тому это хорошо известно. А подлецов и глупцов никакими доводами не убедишь.

Чего мне не довелось наблюдать, работая в разных регионах СССР, так это русского великодержавного шовинизма. Нигде и ни в каком виде его не было. Зато он возник и порой появляется в криминальных формах в нынешней «демократической» РФ. Странно? Нет, закономерно. Ведь страна теперь антисоветская и антисталинская!

Конечно, в бытовом плане всякое бывало.

Когда мне было лет 9–10, меня остановил на улице подвыпивший мужчина и удивил просьбой: «Мальчик, скажи “рыба”». Я сказал. «Скажи “курица”». Я сказал. «Скажи “кукуруза”». Я сказал. Он погладил меня по голове и сделал вывод: «Хороший мальчик».

Несколько лет я с недоумением вспоминал этот случай. Только потом понял: это была проверка на картавость. Если бы я её не прошёл, вряд ли этот мужчина назвал меня хорошим мальчиком.

Иной случай был примерно в 1952 году. В поселке Монино зимой у своего подъезда я надевал лыжи. На мне был чёрный китель; на погонах блестел бронзовый вензель «МГРИ» (Московский геологоразведочный институт). Рядом со мной стоял мальчик лет десяти с ясно выраженными еврейскими чертами. Он жил в соседнем подъезде.

Когда я собирался отправиться на прогулку, он спросил, картавя:

– Дяденька, ты моряк?

– Нет, мальчик, не моряк.

– Значит, еврей.

Видно, он особо выделял из всех прочих – моряков и евреев. Моряки ему нравились сами по себе, а евреи – благодаря воспитанию.

Ранней весной 1955 года я сопровождал груз отряда по зимнику на север от Читы. На одной из ночёвок рано утром, пока шофёр разогревал нашу машину, невдалеке один мужик стал монтировкой бить другого, разбив ему голову в кровь. Я ухватил бьющего сзади, избитого отвели в дом.

Не успокаиваясь, он стал угрожать мне: «Я тебя, жидовская морда… Сидел из-за такого…» и т. д. Пытался меня ударить толстой корягой. Пришлось взять в руки монтировку. Он отступил. Как говорится, я не посрамил честь еврейской нации, к которой не принадлежал.

На военных сборах ранней осенью наша группа ехала в крытом кузове автомашины. Шёл дождь. Машина буксовала на просёлочной дороге. Мы спрыгнули в грязь и стали толкать машину. Мне показалось, что нас маловато. Заглянул в кузов: там сидели, беседуя, три наших студента еврейской национальности. Я наорал на них: мол, позорите свою нацию! Они даже вроде бы не смутились: «И без нас обойтись можно». Но, конечно, пришлось им покинуть тёпленькое местечко.

Нашей Солигорской экспедиции потребовалась дополнительная буровая установка. Я обратился к соответствующему специалисту, моему однокурснику по институту. Он сказал, что должен передать её в другую экспедицию. Я стал доказывать, что нам она нужней. Он смутился и тихо сказал: «Прости, еврейская солидарность». Он, начальник нашего отдела, и начальник той экспедиции были евреями.

Это признание меня не удивило и не возмутило. У каждого народа есть те, кому выгоден национализм. Есть и те, кому от этого только хуже. Они верят, что страдают во имя своего рода-племени, и винят в этом не тех, кто от этого выгадывает, а кого-нибудь извне.