ОглавлениеНазадВпередНастройки
Добавить цитату

* * *

Этот Город не отпускал меня. Он не боялся, что я возненавижу его. Или прокляну. Или просто навсегда забуду его имя. Город М. равнодушно и холодно, сквозь адскую жару и инфернальный дым, испытывал меня на прочность.

Я решила пойти в обход: полететь в Ямусукро через какую-нибудь третью страну, где не требуется виза. А уже на месте, на таможне, прикинуться дурочкой, рассказать про клинику – там ее все знают. План, конечно, не очень, но другого мне в голову пока не приходило.

Сориентировавшись по ценам на авиабилеты, я поняла, что денег у меня на карте столько нет. Просить у дедушки – но он считает меня паникёршей, а значит, будет отговаривать лететь к родителям, настаивая на том, чтобы я подождала. Занять у Феликса – вариант еще хуже, так как он паникёр еще побольше моего.

Я порылась на полках: небольшой сервиз – мамино фамильное серебро – его, конечно, жаль, но это как раз то, что мне поможет попасть к маме и папе. Однако за последние месяцы серебро настолько почернело, что мне понадобилось часа два на то, чтобы при помощи зубного порошка, как всегда делала мама, реанимировать цвет сахарницы и молочника и заставить поднос сиять до блеска. Зато потом, смотрясь в него, как в зеркало, я подправила макияж и уже через пятнадцать минут была в Большом Афанасьевском.

Отдышавшись после быстрой ходьбы при таком задымлении, я нашла знакомый уже ломбард. Недавно, когда у дедушки была полукруглая дата, у меня было совсем плохо с финансами. Пришлось побродить по староарбатским ломбардам – сдать одну золотую вещь и заиметь денег ровно столько, чтобы хватило на достойный подарок деду. Стыдно признаться, но этой вещью была золотая челюсть из пяти зубов, которая принадлежала как раз дедушке (до того, как он сделал себе нормальные зубы). И вроде в этом нет ничего криминального – не украла же я это золото! – челюсть мне отдала мама, что-то вроде семейной реликвии, на память. А тут получается, что я мало того, что семейную память разбазариваю, да еще и деду вроде как его же челюсть и возвращаю, только в трансформированном виде.

Но я решила на эту тему особо не загоняться, а оправдаться тем, что купить ему дорогущий коньяк «Курвуазье XO» (35-летней выдержки), с таким пожеланием, что, мол, вот тебе, деда, напиток, который сделает тебя ровно в два раза моложе. Так я и сделала, тем самым доведя уже до полной буквализации круговорот вещей в природе: то, что у него изо рта ушло, в его рот теперь и вернулось. Точнее, коньяк дед пока приберег, оставив его в моей квартире.

Сейчас мне опять удалось раздобыть в ломбарде ровно ту сумму, которой недоставало на билеты. Это меня немного воодушевило.

Вернувшись домой, я нашла в интернете как минимум три недорогих варианта «на перекладных». Но как только я стала вбивать свои паспортные данные, система дала мне отказ. Ёвропа-Азия! Глазам своим не могу поверить: срок моего загранника истекает завтра! Полный провал! Почувствовав, что я задыхаюсь – и вовсе не от дыма, – я засунула голову под фонтанчик в моей комнате, чтобы хоть как-то опомниться. Почему тетенька-робот мне об этом не сказала?

Я не могла полететь к ним сейчас. Город М. всё туже сжимал вокруг меня кольцо своих объятий. Не отпускал именно тогда, когда мне это было особенно нужно. Когда было необходимо улететь отсюда, чтобы найти их. Или, не найдя их, – сбежать куда подальше.

#

Уже больше восьми дней я не могла дозвониться до них. До своих нерадивых родителей. Мы созванивались несколько раз в неделю. В основном звонила я. А сейчас… Ну, хорошо. Допустим, труба села, уоки-токи сломалась (это у них радио-рация такая – по клинике бегать), а городской у них – только на ресепшн, и офис-манагер решила срочно выйти замуж и свалить из страны. Но. Вы ж видите, что ребенок ваш не звонит уже три дня – позвоните ему сами!

У нормальных людей всё наоборот. Предки беспокоятся, трезвонят без конца, а детишки ведут себя безалаберно. За моими же – нужен глаз да глаз. Они ж к жизни не приспособлены абсолютно! Всё, что было у них тут в России, продали, организовали медицинский благотворительный фонд «MCF-A» (Medical Charitable Foundation for Help in Asia and Africa). Фонд это совсем небольшой, но какими-то титаническими усилиями мои родители открыли уже две с половиной клиники (две в Африке и одну вот-вот в Индонезии – ждут поступления грантов).

Их гардероб ограничивается тремя парами белых халатов (а куда им ходить!), двумя сотнями пар бахил и неисчисляемым количеством резиновых перчаток, которые они меняют, как пикаперы девушек. Их автомобиль не блещет новизной, но зато с сиреной и мигалкой (в московских пробках такое бы любому пригодилось!). Они могут не есть по двое суток, когда во время эпидемий или стихийных бедствий необходимо делать одну операцию за другой. И кто, по-вашему, при таком спартанском раскладе должен за ними следить?! Да я с тринадцати лет звоню и напоминаю им о том, что нужно не забыть поесть, уволить загулявшую секретутку или сходить в парикмахерскую в конце месяца.

Еще весной я не была уверена, помнят ли они, где и на каком курсе я училась в тот момент (по крайней мере, когда я училась в школе, классы они путали). Такие у меня родители – что теперь…

– Хватить усыновлять собственных родителей! – не раз говорил мне дедушка. – Тебе надо отпустить их. У них своя жизнь.

Что значит отпустить? Я что, липучка? Я вообще никому о них не рассказываю. И даже более. Рассказываю совсем о других родителях. Но об этом потом. Всю эту нудную историю о реальных маме и папе я сейчас пересказываю только к тому, чтобы объяснить своё состояние – почему меня трясло. Да потому! Когда мы не могли связаться друг с другом больше недели (чего раньше вообще никогда не было), – вдруг передали о взрыве в Ямусукро… Две африканские клиники, которые курируют мои мама и папа, – как раз в Ямусукро и Аддис-Абебе. В момент взрыва родители могли находиться где угодно…

Поэтому, когда мне отказали в посольстве, я хотела просто задушить эту тетеньку-робота. Отказать в визе даже после моей клоунской попытки встать на голову! Тводжу мат… Дредатый меня вовремя оттащил от окошка. А то не знаю, что было бы…