Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
Случай с Марией Терезией
«Широко известно, что одна планета действует на другие планеты, а также что луна является причиной приливов и отливов водных масс… Я утверждаю, что космические тела оказывают также существенное влияние на живые организмы, преимущественно на их нервную систему, что достигается при помощи тонкого всепроникающего флюида. Это влияние космических тел выражается в изменении материи и органических тел». Такую декларацию опубликовал Месмер в 1776 году в Вене. В своих революционных взглядах он пошел дальше своего вдохновителя Парацельса. По мнению врача, существует два вида магнетической энергии – минеральная и животная, выделяемая живыми существами, в основном людьми. Неравномерное распределение животной энергии («магнетического флюида») в организме приводит к болезням. Но врач, воздействующий на пациента не столько природным магнитом, сколько собственным магнетизмом, способен восстановить гармоничный ток флюида и спасти таким образом больного.
Ортодоксальная наука дружно «похоронила» панацею XVIII века. Дилетант, проходимец и фантазер – такими научными титулами наградили Месмера убеленные сединами и умудренные опытом коллеги. Тем не менее публика, не читавшая толстенных медицинских монографий, к Францу Антону потянулась, привлеченная свежестью его мышления. В числе прочих на прием к доктору попала слепая красавица-аристократка Мария Терезия фон Парадис. Дальше произошла история, достойная трагического гения Шекспира (не случайно именно ее эксплуатировал режиссер Споттисвуд в своем блокбастере). Кажется, между популярным врачом-новатором и его юной пациенткой сверкнуло любовное чувство – короткое, как вспышка молнии. Удивительный факт: самой Марии Терезии стало казаться, что она прозревает и уже может различать очертания предметов. Но увы – длилось это недолго. Враги Месмера приписывали произошедшее самовнушению пациентки и прямо объявляли доктора проходимцем. Поскольку девушка была любимицей австрийской императрицы, в честь которой ее, к слову, и назвали, дело приняло неприятный для Франца Антона оборот.
